Если не мы, то... кот?

  "Тропой войны идёт Бойцовый Кот, и он в любой беде не пропадёт!"
               
  “Бойцовый Кот есть боевая единица сама в себе, способная справиться с любой мыслимой и немыслимой неожиданностью!”
   ( “Парень из преисподней” (Миры братьев Стругацких).


                Initio.

 …Просто физически ощущая державную тяжесть новенького партбилета, Оксана, словно по облакам, не чуя под собой ног, задыхаясь от счастья и волнения, пересекала красную ковровую дорожку ко входу в зал пленарных заседаний; ободряющий, лучистый взгляд Председателя не просто указывал  путь, он, отрывая от бренного, силами неземных эфирных эманаций, возносил её в вечное…


 …Трактор содрогнулся, и, с отчаянием паралитика, выпустив в небо клубы сизого смрада, заглох, но теперь уже, скорее всего, окончательно. Хряков смачно выругался. Сквозь сизые облака, нехотя, как будто испуганно прорезая утренний туман, проглянуло замутнённое, нездоровое светило. Маринка, едва различимая в мареве пыльной дороги, вываливала утреннее ведро помоев под калитку соседей. Где-то заголосили петухи, а нетрезвые голоса на второй половине дома, наоборот, потихонечку умолкали. Хряков полез в карман за куревом и пинком отворил дверь сарая…

  …- И что мы с ним теперь делать будем; слушаю ваши предложения?! - дежурный офицер, отвалив спиной дверь в караулку, вносил на руках маленький свёрток с торчащими  рыжими ушками; виновник ночного переполоха, активизировавшего охрану внешнего периметра, любопытственно выглядывал из обрывков старого ватника, начиная оценивать эту новую, непривычную обстановку.
 - Предлагаю поставить на довольствие, присвоить звание и использовать в оперативных целях, - подыгрывая офицеру и пряча в ящик стола кроссворды, ответствовал ефрейтор, с ходу придумав, как ему казалось, довольно удачный оперативный псевдоним,-давай назовём его, как водится, Васькой, а для простоты и конспирации, пусть будет СМЕРШ…Смерш…Смершик…Смерш Эдмундович Штирлиц…звучит, а?
 - Звучит, - невесело согласился вестовой, с грустью наблюдая за расплывающейся по полу лужей…

  …Цепляясь скользким от крови “Пентагоном” за край бруствера и задыхаясь, он кое-как перекинулся наружу, стараясь не обращать внимания на боль порезов и не смотреть на то, что осталось от прежнего обитателя клинка. “Интересно, где он его взял”, - как-то глупо и неуместно промелькнуло в затуманенной голове. Совесть его не мучала. В конце концов, он не приглашал бармалея к себе в окоп на чашку кофе. Впрочем, и его самого сюда никто не звал. В предрассветном мареве начали проступать очертания минаретов. Перевязаться бы и дотянуть до смены. И поискать работёнку поспокойнее…



                Unitas Fortis.

  - Сбавляем ход, останавливаемся,  плавсредство - к осмотру,  документы - на проверку, - полудохлый мотор “Казанки” чихнул пару раз и радостно, словно будучи уже не в силах состязаться с дизелями патруля, смолк, наслаждаясь неожиданным привалом. Белоснежный катер инспекции подошёл вплотную; метнулись швартовые концы, раскалённое июльское небо металлическим голосом огласило результат погони, - ещё раз увижу на фарватере, и без жилетов!”…
  - Ещё скажи что водку жрать на фарватере нельзя, - пузатый дедок в драной камуфляжной куртке неспешно протирал алюминиевую кружку, удерживая коленями запотевший пузырь; рулевой, вскочив по-обезьяньи на транец, визгливо истерил, сложив ладони рупором: - Житья от вас на реке не стало, хрена ж ты вырядился, колхозан македонский, фраерок ушастый…, и уже потише, без мегафона, обращаясь к неспешно спускавшемуся с борта катера в лодку щеголеватому инспектору, -  Доложить обстановку, майор; да не отдавай честь, вон, у каждого второго не причале - бинокли да телефоны…

 - Да что обстановка, нормальная тут обстановка, подкрышные заносят, с остальными проводим оперативные мероприятия, партизаны, вроде бы, далеко, всё идёт по плану…все поставленные задачи решаются, - инспектор деловито перебирал замусоленные документы в грязной обложке, испуганно отмахиваясь от предложенной ему алюминиевой кружки, так что всё нормально, товарищ…
 - Игнатыч!!!- сурово поправил его рулевой.
 - Прошу прощения, това…Игнатыч.
 - А что с Хряковым?
 - С Хряковым полная засада, - внезапно поскучнел майор,- стучит, зараза, своим хозяевам, шлёт шифровки чуть ли не каждый день; и вдруг, схватив кружку, заспешил-занервничал, запричитал, вознегодовав, насколько позволяла субординация, обречённо вливая в себя мутную жижу, - да мы бы давно его слотошили, у нас на него компромата выше крыши; одни трактора, из колхоза уведённые, лет на пять как минимум, тянут, так Управа же не разрешает, да вы же сами, това…
 - Игнатыч!!!
 - Игнатыч, да я же всегда готов, но вы же мне сами руки вяжете!
 - Ладно, расслабься, не суетись, - оставляя в сторону пузырь и пододвигая инспектору газетку с крупно нарезанными огурцами и колбасой, отечески прорезался дедок в камуфляже, - да верим мы тебе,  верим, и и в задор твой верим, и готовность, но, понимаешь, мы же сами в решениях не вольны, и над нами начальство есть, - он, словно бы отгоняя мошку, ткнул куда-то в небо сизой старческой лапой.  Понимаешь, возьми мы сейчас Хряка, они там,- лапа отгоняла мошку уже в том направлении, где Солнце клонилось к закату, - они же там тоже не дураки, они сразу всё  поймут, начнут проверять источники…выйдут на Него…облачко вдруг приглушило июльскую жару, гладь реки испуганно пошла рябью, и, даже, показалось,  примолк непрестанный гомон стрижей под необъятным куполом неба…сидящие в лодке, не сговариваясь, затряхнув в кружки скудные капли, залили пожар недосказанного.
 - И что, мы теперь сделать ничего не моги?
 - Ух ты, какой красавец тут у тебя! - дедок, внезапно сменив тему, с неожиданным проворством схватил за холку здоровенного рыжего кота, неосторожно, скорее всего, на запах свеженарезанной колбаски, показавшегося из рубки патрульного катера, - а ну-ка я тебе валерьянки налью…докладывай - в каком звании, должность, оперативный псевдоним, поставленные задачи? 
 - СМЕРШ; для простоты - Смершик. Смершик Эдмундович, представление на звание готовим, а вот поставленные задачи…лицо майора, то ли от выпитого, то ли от внезапно появившейся идеи слегка порозовело, а вот задачи…поставленные…а не использовать ли нам его, ну, хотя бы, для начала, по Хрякову, а дальше…товарищ…
 - Игнатыч!!!
 Тот, кого называли Игнатычем, не отрываясь, смотрел на деда, взявшегося вдруг снова протирать алюминиевую кружку…солнышко вновь проглянуло, разгладилась испуганная рябь реки; молчаливая договорённость, казалось, окутала эфирным облачком “Казанку”, отваливающую от борта ГИМСовского катера.
 - Счастливого пути, не нарушайте больше; помните - правила написаны кровью! - важно произнёс металлический голос с небес. 
 - Ну, сучонок, попадёшься ты мне как-нибудь на берегу!- рулевой на корме остервенело дёргал заводной тросик полудохлого “Вихря”.




                Intro.

  Воздушная прослойка с тщательностью, достойной усердного сержанта - шифровальщика, глухо, плотно и надёжно изолировала зеркала стен комнаты переговоров от кирпичной кладки внешнего зала консульства.
 “Пытошная” висела, раскорячившись в воздухе  на ферменных  конструкциях,  её стёкла,  удерживая  в себе мрачную духоту дознавательств, свободно предоставляли  заинтересованным наблюдателям возможность  лицезреть и фиксировать всё, происходящее внутри.
 Прослойка между стенами исключала возможность акустического прослушивания, прослушка электронная надёжно подавлялась широкополосными “глушилками”, а вот утечка агентурная…
 …Джон Ланкастер  (Бек) криво ухмыльнулся, притворяя за собой зеркальную дверь, - утечки агентурные,вот это они и есть, главные источники беспокойств, основных проблем и постоянной головной боли. Непременная составляющая самой тяжёлой части  работы.
  Независимая, изолированная от основной, локальная система кондиционирования позволяла  Ланкастеру, уютно укрывшись внутри стеклянных стен, время от времени, сославшись на занятость, безбоязненно “взорвать косячок” или “насыпать горку”, не привлекая ничьего ненужного внимания. Он часто, при любой возможности забредал  сюда - просто посидеть, поразмышлять, поработать  в одиночестве.  Идиллию омрачал лишь слабый служебный интернет, подавленный и заглушенный протокольными файерволами и антивирусниками; неизбежное зло, надо с этим как-то с этим смириться.
  Экран моргнул и открыл первое донесение. К сожалению - звуковое. Джон тихо выругался, он был уверен, что для любителей звуковых сообщений в аду приготовлен отдельный котёл, как и для любителей “вертикальной” телефонной съемки, но убедить в этом агента “Хряка” было миссией невыполнимой. Впрочем, этого и не требовалось - грамота Хряка значительно уступала логике, и разбирать его каракули было бы, наверное, ещё мучительнее, чем слушать кряхтение и незамысловатые матерки,  перемежаемые театральными паузами на фоне блеяния овец, мычания коров  и залпов  далёких автоматных очередей.

   (Агент Хряков, оперативный псевдоним,(примитивно) - “Хряк”, лесник, хозяин лесопилки, местный “авторитет”.
  Владелец небольшого хозяйства, состоящего из огорода и нескольких разбитых тракторов, приватизированных ( читай - уворованных ) им в постколхозное время. Ленив, малограмотен,  исполнителен, используется “втёмную”, считает, что “стучит” местному прокурору).

 ( Межрайонный прокурор  (оперативный псевдоним: “Игнатыч”) - принципиален, дотошен, въедлив, трудновербуем. Баллотировался в местные органы власти, но, решив сэкономить  на взятках, проиграл выборы. В отставке; образ жизни моральный, примерный семьянин, без вредных привычек:  не пьёт, не курит, свободно выполняет нормативы “Подразделения “Альфа”. Широкий кругозор, высокий уровень технических и жизненных умений и навыков; активно  изыскивает  пути возвращения к активной службе).   

  Умственные и когнитивные способности Хрякова ограничены, степень доверия - высокая. Работает параллельно, но независимо, со своим соседом -  местным священником (оперативный псевдоним “Горец”: род занятий невнятен, приход и конфессия не идентифицированы; попечитель своего собственного дома призрения и стада крупного рогатого скота).

  Электронный плейер наконец-то включился; на заднем фоне были слышны крики и выстрелы, но, в принципе, разобрать было можно - Хряков докладывал, что деревня захвачена партизанами, жители на месте, но, к сожалению, несмотря на его старания, одна всё-таки успела сесть в рейсовый автобус под предлогом необходимости срочного лечения кошки.

  Прикреплённая  фотография открывала изображение  жалкого полудохлого существа, небрежно завёрнутого в хозяйственную сумку; узнав знакомые французские вензеля на коричневом кожаном боку,  Джон озадаченно присвистнул. 
 
     Едва переводя дыхание,   беспрестанно извиняясь, Хряк продолжал, что не смог препятствовать исходу; он старался, он ведь даже предложил подвезти хозяйку кота ( отсюда и далее, просто “Хозяйку”)  до остановки на своём тракторе, в намерении, впоследствии, под предлогом поломки, не допустить беглянку на автобус, но она, “зараза городская” как чуяла, “ломанула” кратчайшей дорогой,“через водокачку”.
  Удерживать же её силой было не только глупо, но и рискованно - Хозяйка, безумно любившая своего питомца, ради его спасения ни перед чем бы не остановилась; нрав имела крутой, а руку - тяжёлую.

   Следующее сообщение, хвала Всевышнему, представляло собой формализованный отчёт с приложенным файлом - историей болезни. Врачи, пусть даже и ветеринары, и даже в этих краях, писать, в отличие от деревенских трактористов, давно уже научились, и современными техническими средствами стукачества пользовались активно и с удовольствием.

   Интернет работал просто ужасно, до открытия файла оставалось две минуты, до окончания контракта - два месяца…






                Exodus.

  Хотя почти все, и уже давно, прекрасно осознавали и отдавали себе отчёт в том, куда катится этот шарабан, и чем всё должно завершиться, финальный сигнал на эвакуацию прозвучал пугающе и внезапно; до самого конца все старательно гнали от себя даже мысли о возможном печальном исходе. 
  Зарешеченные автобусы во дворе, гаснущий свет в коридорах. зуммеры, Лифты уже не работали, по красной ковровой дорожке,  спотыкаясь и не переводя дыхания, что есть мочи, расталкивая коллег локтями - вниз. К спасению.
 
  Оксана облегчённо вздохнула, услышав за собой лязг задвигающихся металлических дверей, украшенных кривыми табличками “Последний на Вильнюс”, “Удачи на дорогах” и, (почему-то): “Саня!”.  Проталкиваясь на своё место, стараясь не потерять из виду брезента могучих плеч сопровождающего, она гадала о личности малопонятного “Сани”, удивляясь одновременно наивности и неуместности своих реминисценций. Её место было занято. 
 “Вали отсюда, потаскуха жирная,- изысканная вежливость и обаяние никогда, даже в такой непростой момент жизни не оставили Председателя, он мило улыбнулся, и, нежно прижавшись к могучим чреслам своего спутника, просиял лучистым взглядом на окружающих, привычно ожидая одобрения, - правильно я говорю, дорогой?”

   Маститый, известный своей набожностью, актёр,  ничего вокруг не замечая, задумчиво созерцал унылый пейзаж через железо решётки окна.  Он истово молился,  погружаясь всё глубже и глубже в приличествующие моменту размышления о лукавствии мира сего…

  Беспилотник партизан снизился и сузил круги…





 



                Vita Views.


   Хозяйка иногда обзывала Ваську Подебилом, сама уже и не помня, почему. То ли  потому, что не никогда не испытывала лишних иллюзий по поводу умственных способностей приблудного рыжего кошака, горделиво носящего наследие лесных предков -  кисточки на ушах, то ли из-за необъяснимого Васькиного скепсиса и отрицания всего  и всея.

   Жизненные  воззрения Подебила являли собой полную противоположность  Хозяйкиным, что, удивительно, нисколько не омрачало их совместного счастья и жизненного согласия. Вечерами, как только Хозяйка включала телевизор, как она говорила - для политинформации, так сразу же, невесть откуда появлявшийся Василий, повернувшись к экрану задом, начинал водить по губам обозревателей хвостом и мохнатыми рыжими штанишками, провоцируя свою даму сердца на более-менее точное метание тапков, сопровождаемое  воплями “Пшёл отсюда, Дебил-Подебил!”; коту,  похоже, это даже доставляло какое-то малопонятное удовольствие. А может -  так он просто хотел развлечь свою Хозяйку.

     Она стала уже потихоньку забывать откуда и когда он вообще взялся в её доме; а события  именно той знаменательной недели вообще почти стёрлись из её памяти, то ли из-за сумбурности, то ли из-за многообразия впечатлений, а то ли просто из-за их обилия.
 
   А всё началось с того, что утром, выйдя по какой-то надобности в сенцы, она к своему вящему удивлению, Василия там не обнаружила. То есть вроде как и обнаружила, но всё, что сталось от её любимчика, поразило её до самой глубины души - вместо грозного охранителя дома, рысеобразного чудища, обычно в это время скромно дожидающегося у миски своей порции молочка, Хозяйка увидела лишь его бренные останки, то есть тряпичного вида рыжую шкурку, покрытую грязью и непонятными ошмётками. “Ахти, Господи, да что же это творится-то!”, - запричитала она, поразившись внезапной кончине своего ненаглядного; шкурка зашевелилась и издала невнятный звук, а дальше история понеслась вскачь с резвостью лошади беспутного соседа Хрякова. Хозяйка потом сама удивлялась, сколько дел она сумела сделать до отправления автобуса - найти старую хозяйственную сумку, засунуть туда  “бедного котика”, проверить расписание работы ближайшей ветеринарки, вырубить свет в бане,  перекрыть воду,  договориться с соседкой Маринкой о поливе рассады и, в конце концов, отбояриться от назойливых предложений того же Хряка подвезти её до остановки на тракторе, резонно полагая, что если трактор, как обычно, сломается по дороге, то она уже точно опоздает на автобус, и поэтому “ломанула”до остановки напрямую, через водокачку; она лишь недоумевала, зачем соседу потребовалось фотографировать её любимца, упавшего в бездыханном состоянии, на дно сумки.

  Путь в райцентр на стареньком, разбитом автобусике показался ей вечностью, до неё, как через густой  туман  доносился гул колёс и  монотонное бурчание попутчика, Маринкиного сына,  Жорки…вот в банк собрался вчера в одном кредит не дали в другой пойду переработки постоянные зарплата маленькая наручники и дубинку надо вот за свои деньги купить кредит возьми а казённые дубинки ломаются быстро а китайская с боковым захватом дорогая да и телефон нужен новый как же я буду на посту стоять со старым телефоном и некрасивой дубинкой на меня и девчонки не посмотрят я тут присмотрел одну хорошая а кредит теперь отдавать с процентами я парень молодой мне жениться надо вчера на суде один  гад сломал японскую ручку и острым обломком вскрыл вены зачем сам не знал мне попало теперь вот премии лишат я бы уволился да куда пойдёшь кредит опять же работы в райцентре нет только такая…  Она сама не знала - то ли смеяться ей над бестолковым Жоркой, то ли жалеть его, парень он был,в общем-то, неплохой, а в округе всё равно работы не было; Жора хоть и закончил механизаторское училище, но “на права” так и не “сдал”, (денег на взятку не было), а без прав ты кто? - существо бесправное. Она не понимала, правда, зачем было брать кредит на покупку дубинки, наручников и нового телефона, но потом смирилась - Жора парень молодой и красивый, в его годы каждому хотелось бы пофорсить с новой дубинкой и наручниками!…

  …Знакомая с детства остановка со странным названием “Первый участок” всегда, почему-то застающая  врасплох; неизбывный запах формалина и хлорки в покосившейся избе  “ветеринарки”…


               

                Cogitus.


  Всего лишь два месяца оставались до окончания контракта, два месяца…  И два чемодана ждали своей очереди отправки на родину. Два великолепных немецких чемодана, содержимое которых вполне соответствовало упаковке. И тяжелому вопросу - как же с ним поступить? Хоть и непросто будет отправить их на родину, но на излишнюю бдительность и принципиальность Береговой Охраны  всегда найдётся достойный ответ; старые друзья из ВВС помогут, а вот вам вопрос - что дальше-то с  этим делать? После хорошей “прачечной” остатка хватит на сарайчик на краю Филадельфии и на хороший “Кадиллак”, и это - всё? И подбирать потасканных шмар на  Кенсингтон Авеню? Пенсия минус алименты - невесёлый остаток. Мэри ещё что нибудь оттяпает по брачному контракту.  Может, Джимми поможет, хотя вряд ли…

  Он ухмыльнулся, вспомнив Джимми, поразившись, как за каких-то пятнадцать лет, прошедших с их последней встречи, вертлявый, лживый коротышка с хорошо поставленным голосом, скромный, не хватавший звёзд с неба выпускник местного “комьюнити каледж”, умудрился залезть в уютное кресло на Капитолийском Холме. Конечно, как спец, Джим был весьма неплох,  и Ланкастер, в своё время, немало у него перенял, но в памяти, почему-то отложилась не совместная, зачастую очень даже продуктивная работа, а постоянное, дикое, и, какое-то,  просто патологическое враньё. Без всякой цели и выгоды у Джимми появлялись то родственники-миллионеры, то дешёвые “Феррари” на продажу, то горнолыжные курорты с частными вертолётами, на которые они вот-вот, завтра, или на следующей неделе, но обязательно поедут… И ещё запомнился старенький “Форд”  Джима с гнездом муравьёв в багажнике…нет, к старому другу лучше не обращаться. Наврёт с три короба, а потом  и сам в полицию сдаст. Никто не удивится,  если  тот ещё и президентом станет. С такими-то способностями, ему самое место - в Овальном кабинете… 

   Джон полез в карман за новым “косяком”. Идея альтернативного использования драгоценного содержимого  ящиков уже давным-давно свербила под темечком, хотя он даже сам себе боялся в это признаться. Она пришла не сразу, она исподволь выкристаллизовывалась в его сознании, прорастая таинственным цветком, семена которого упали благоухающей свежестью запретных трав Азии и были вдосталь политы соком любви Оксаны; он вспомнил её нежное лепетание и белизну сокровенного через тёмную вуаль…его бросило в жар, ну почему я должен тянуть беспросветное существование парии, ожидая каждую ночь налоговиков,  если вот тут, найдя хорошие связи и легализовавшись, можно получить от жизни всё, всё недополученное за беспросветные годы в сапогах, и за другие, не менее бестолковые годы - в лаковых туфлях; ещё неизвестно, что тяжелее. 

    Весь вопрос - как тут легализоваться, а в идеале - прикрыться, как они тут говорят “погонами”, “ксивой”, “мандатом”…все говорят о каких-то “авторитетах”, “решающих вопросы”…это был бы хороший выбор, но как на них выйти?

   Шкала калькулятора, скромно выведенная в угол планшета, деловито отображала непрерывно растущий уровень заполненности его сокровищ - двух гофрированных чемоданов, уютно устроившихся под диваном в шифровальной. Содержимое первого определялось потоком виз, выписанных Джоном местному населению, содержимое второго -  количеством и весом переданных тому же  населению  металлических изделий, предназначенных, по общему мнению, исправлять ошибку Господа Бога, создавшего одних людей сильными, других - слабыми.

  Метизы Бека уравнивали физические возможности людей, требуя  взамен совсем немного.  Следуя какому-то давнему капризу, Ланкастер никогда не смешивал источники дохода, тщательно рассортировывая аккуратные зелёные пачки по разным чемоданам, удивляясь лишь тупости аборигенов, упорно не желавших знать, что визы эти приводят их счастливых обладателей, в самом лучшем случае, к столу трансплантолога, а красивые железные игрушки годны лишь для выставки или  самоликвидации…

… файл открылся…

  Имя пациента - Василий Хозяйкин (“Подебил”), возраст…пол…окрас…вес…рост в холке…длина от морды до кончика  хвоста…анамнез…анализы…Джон удивлённо крякнул и полез в карман за припасённым “косячком”…пусто…графа “анализы” пуста…отказ от госпитализации…анамнез…здоров, как собака ( такой вот каламбур). Инспектор не верил своим глазам. Кто-то сделал фотографию абсолютно здорового кота; невозможно было поверить, что рыжая тряпка, чьё изображение прислал Хряк и зверюга, горделиво восседающая на хозяйкиной сумке - одно и то же существо, эти снимки разделило всего несколько часов. Но не только. Именно в эти несколько часов и произошёл захват деревни отрядом партизан.

   Джон похлопал себя по другому карману. Из Азии давно уже ничего не слали, местная ковыль не могла сравнится с благоуханием урожая Чуйской долины. Как там говорят:  -Эананьски…
 - Джяляб, - выругался Ланкастер, сплёвывая тягучую слюну о открывая третье донесение. Его собственное.

  Он  давно уже его подготовил, но не спешил докладывать начальству, хотя даже и сам не совсем понимал - почему; всё это не укладывалось в голове, тут пахло какой-то потусторонщиной.  Как все “спецы” Бек не верил в случайности. “Случайность - это всего лишь неосознанная нами закономерность” - вещал высоколобый профессор на краткосрочных курсах психологии в Ленгли.  Его-то и вспомнил Джон, когда, через неделю после поступления первых двух донесений,   сладкая парочка оказалась перед воротами консульства.



                Nullum malum sine aliquo bono.


  Она не знала, то ли ей радоваться внезапно выздоровевшему коту, бодро спрыгнувшим  с хирургического стола, то ли ужасаться, глядя на то, что осталось от её деревни, которую она только что покинула.
  Партизаны, захватившие посёлок не более часу назад, с ходу запустили трансляцию и на экране больничного телевизора, сменяя друг друга, уже мелькали знакомые до боли виды: спущенный  пруд, палатка - импровизированный призывной пункт под руинами взорванной водокачки, первые добровольцы,  с разухабистой готовностью встающие под зелёные знамёна. Она признала бомжей из местного приюта, хозяина которого кто-то уже уже волочил к траншее, на ходу зачитывая приговор. Азиатской вязью субтитров внизу экрана проплывали слова “дефекация”…”каллаборанты”…она спохватилась, что до сих пор так и не уяснила значения этих слов, несмотря на их постоянное мелькание в газетах. То ли нам надо сделать дефекацию, то ли нам сделают, - до неё так и не доходило;  так же не понимала она,  впрочем как и другие обитатели деревни, кто же такие, эти загадочные каллаборанты.

  Ей было жалко всех, она не верила расхожим деревенским сплетням,  что “бомжиков в приюте”  откармливают “на органы”. Судя по сокрушённым сентенциям разбитной соседки Маринки, “органы у бомжиков”  были совсем никудышные.  Марина, жалуясь, не уточняла, что именно она имела в виду, но, судя по её печальному, и, одновременно, скабрезному виду, органы эти были, как ни на есть, самые жизненно необходимые.

   Телеэкран выхватил бревенчатый, под новой крышей, дом Маринки. Из ворот выходил здоровенный партизан, волоча одной рукой обезглавленного гуся, а второй - какое-то барахло, в котором Хозяйка, присмотревшись, опознала Жоркины  новые приобретения, коими он так так гордился, и на который потратил весь свой первый кредит - крепкую китайскую дубинку с боковым захватом и, новенькие, отливающие воронёной сталью, сияющие наручники.




                Perficiendis Operibus.
               

     Душа Василия рвалась на части и мысли двоились. Через подвальную решётку он  видел ноги Хозяйки, то приближающиеся совсем близко, то удаляющиеся за угол, он слышал её призывное “кис-кис”, обонял неотразимый аромат селёдки, которой она пыталась его выманить. Он понимал, что мир снова воцарится и они опять будут счастливы вместе, стоит ему поддаться на её уговоры; он изо всех сил боролся сам с собой, ведь там, дальше, в подвале, лежит её спасение, надо только её как-то туда увлечь, но как?...

 
 ...Те сумки с непонятными шуршачими и несъедобными бумагами, из-за которых поубивали друг друга лежащие рядом дохлые двуногие, эти чемоданы ведь должны представлять и для Неё величайшую ценность, ведь Она тоже принадлежит к их породе. В одном ящике - зелёные бумажки с изображением какой-то их противной самки, а в другом - красные книжечки с многочисленными нашлёпками, вот только странно, что без портретов. Он знал точно, что там должны быть фотографии; он  видел точно такие же в шкафу у соседа Хрякова, куда, однажды ночью, его подвезли те добрые люди из лодки, постоянно говорившие про какую-то "компроментацию" (Что это такое - Василий не знал, но предполагал, что так называется колбаса в сарае).

  Тогда, поняв, что от него хотят, и,  дождавшись, когда Хряк уйдёт на рыбалку и уведёт с собой своего чёрного, он прокрался к ним в сарай и уничтожил недельный запас этой самой компроментации. Вот было веселье, после этого - подрать эти книжечки с портретом хозяина, и ещё кучу других бумаг, а потом, вечером, сидя на заборе, притворившись равнодушным, с удовольствием наблюдать, как Хряков мутызит чёрного, а тот пытается объяснить что он тут совсем ни при чём…потом ещё двуногие приезжали, Хряк был им очень рад, они в догонялки играли…катали соседа по траве; Василий ненавидел и презирал всех двуногих, делая исключение только для Хозяйки и ещё для своих былых Хозяев, помнится, носивших одуряюще пахнувшие колбасой, сапоги.  Лицезреть веселье других  было выше его сил, кот тогда запрятался за баню и с чувством выполненного долга принялся размышлять о равновесии Мироздания…

  ...Из открытой двери проехавшего мимо, омерзительно чадившего  автобуса, вдруг вывалилась и смачно шлёпнулась об асфальт жирная тушка двуногого. “Самка, должно быть, - равнодушно подумал Васька, учуяв гадкий запах, - это они любят лить на себя эту мерзость.  Существо поднялось на задние лапы, и, шатаясь, медленно побрело вдоль тёмной улицы;  автобус скрылся за углом.  Василий вздохнул и полез дальше, вглубь подвала к сокровенным чемоданам. Нужно было спасать Хозяйку.





                Dubia.


    Ланкастер с удовольствием припечатал бы ему тапком между ушей, но Ленгли категорически запретил применение специальных средств дознания; в принципе правильно, ещё пока непонятно, в каком эта падла звании, а то ведь потом и греха не оберёшься.
   Всё, что он мог сделать - это отодвинуть селёдочную голову вне пределов досягаемости и вновь и вновь повторять один и тот же вопрос, меняя лишь языки и интонации: ”На кого ты, гад, работаешь? Кто тебе платит? Русские? МОСАД? Сюртэ Женераль?…Китайские Триады? Сигуранца?  Колись, сволочь, тебе ГУЛАГ светит!”,- “гулаг” он не выговаривал правильно, получалось “кюллак”, что звучало, тоже весьма грозно и убедительно…, - на псарню отправим!”(он блефовал, орки подъели всех собак в радиусе ближайший сотни миль, не пощадив даже Клинтона, любимого корги консула)

 …а ракеты врага ложились всё кучнее и кучнее на передовой, и Пентагон давно уже не требовал, а просто умолял - найти утечку…Бек ещё сомневался, но все сомнения пропали, стоило ему обнаружить в комнате оперативной связи клочья рыжей шерсти и поцарапанный диван… 
  Он всё прекрасно помнил, и, хотя их появление у двери Консульства  тогда, неделю назад,  не застало Джона врасплох, но, всё-таки, он слегка “поплыл”. Он помнил, как на много раз, стоя у колючей проволоки, тщательно  пролистывал новенький, но, почему-то уже как будто поцарапанный и измуслявенный паспорт, пытаясь выявить подлог, но все визы были на месте и графы заполнены правильно. В какой-то момент он обратил внимание, что фотография была приклеена, как будто, кривовато, и, вроде, он краем глаза увидел торчащую из сумки у дамы бутылочку клея, но чего только не привидится в конце дежурства, когда через каждые полчаса приходилось пускать репеллент, отгоняя от ворот омерзительных тварей; он с видимой неохотой и дежурной улыбкой: “уэлком ту фридом, сэйфти энд демакраси!” откатил вторую решетчатую дверь…

…а вот теперь - Бек “расколол” бы мерзавца “на раз”, если бы не категорический запрет Ленгли  на использование спецсредств, превративший  грозные веник и тапок в не более, чем пустое устрашение, явно не впечатлявшие подследственного.

  Ну и скажите - в чём смысл такого запрета? Гуманность? Да  бросьте, какая уж тут гуманность, после Гуантаномо-то?
  Соблюдение Международных договоров по цивилизованнномуу обращению с животными? Тепло…тепло…но вряд ли… Как советовал тот же яйцеголовый психолог  - если задача не решается, попробуй загрузить подсознание, подумай о чём-либо другом, отключи рациональность, ответ придёт как будто сам собой; о чём я думал…работай, Джонни, работай!!!

…Работать, Джонни, - как тогда, под Кандагаром, сказал он сам себе, когда ему прямо на голову в окоп свалился здоровенный “Бармалей” с обоюдоострым  “Пентагоном” за голенищем сапога…

 - Ду ю спик Инглиш, падла? Шпрехен Зи дойч? А, может, вообще, мать твоя... француженка…,- нет, это я что-то не то “загнул”, это песенка их старая, глупая, разучивали, помню, в качестве расширения лингвистических способностей; там ещё про какого-то Джугашвили было, кто это такой, вспомнить бы ещё…
 - На чью мельницу воду льёшь, троцкист - уклонист - вредитель, Родину не любишь?…

  Рыжая бестия даже не повела ушными кисточками ( интересно, откуда они у неё, небось папа по лесам скакал? )

…что-то я опять не в ту степь полез, опять планшет не на том сценарии допроса открыл…


 …о чём я думал…ах да,  Оксана…ни один нормальный человек, познакомившись поближе (он ухмыльнулся) с местным населением (и кухней заодно) не будет, будучи в здравом уме, рваться обратно, в страну гамбургеров и “Кока-Колы”…так, стоп, а те ребята, из штаб-квартиры, которые сейчас (он буквально чувствовал их дыхание) расхаживают  по узким мосткам за зеркальными стенами, фиксируя каждое его движение и каждый звук, они ведь…нормальные. Они ведь такие же, как и Ланкастер, они, может быть,  чуть поменьше побегали в сапогах, а побольше в ботинках, неужели они тоже…так-так-так, работай, Бек, работай…а, может, они тоже ищут выхода на “авторитетов”…вторя шёпоту Джона, кот выгнул спину и ударил хвостом…”
 - ”Братва…авторитеты”, - Джон повторил погромче, он знал, что каждое его слово записывается, но он  чувствовал приближение Большой Игры и ему было уже всё равно, он был почти уверен, что те, за зеркальной стенкой его прикроют…Васька подошёл поближе и стал тереться о ноги…

  …“Уведите подозреваемого!”, - серый прямоугольничек в левом нижнем углу экрана, означающий окончание допроса…



                Donum.

     Куб комнаты переговоров немногим отличался от банки с мёдом, облепленной мухами. Не видя наблюдателей, Бек, тем не менее, прекрасно их чувствовал; иногда ему казалось, что зеркальные стены дрожат и колышатся; он ощущал голоса и вздохи. Он знал, что  каждый его шаг и вздох записываются, знал, что никуда не укрыться от взоров камер…кроме “мёртвого” пятна у левой задней ножки стула, которая, по какому-то странному недогляду (а, может быть, и специально)  была скрыта от наблюдения.
  И, пока  правая рука летала по экранам и клавиатурам, открывая и закрывая методики допросов, психологические портреты и сценарии, другим словом, изо всех сил отвлекая внимание, рука левая, незаметно проникнув в карман пиджака, потихоньку тянула оттуда кусок “Докторской”.

 - Интересно, почему эту мерзость называют колбасой, тем более  “Докторской”? - пытался юморить сам с собой Ланкастер, хотя ему было совсем не смешно, а попросту страшно; за такие “финты” можно нарваться на Дисциплинарную Комиссию, а то и вообще, получить досрочное завершение контракта, прощай тогда и пенсия и Пенсильвания ( опять каламбур), - из докторов её, что ли делают? Он знал немало врачей, из которых сам, с удовольствием, сделал бы пусть не колбасу, но отбивную - точно…он вспомнил жирную харю албанца-трансплантолога, и его передёрнуло…вот кого бы на колбасу пустить, а он с ним играет в теннис по пятницам, а как иначе, надо же как-то наполнять потаённые чемоданы…левая рука аккуратно положила батон колбасы как раз в центр “тёмного пятна”, недоступного ни вооружённому, ни невооружённому взгляду заинтересованных наблюдателей…

  …он проклинал себя за забывчивость; наверное, надо всё-таки налегать на “травку” поменьше, а  вот на водку, как советовал один из героев Юлиана Семёнова (Джон не зря гордился своей начитанностью) - побольше, алкоголь, как известно - электролит, способствующий мыслительным процессам; как только он мог забыть взвешать колбасу;  непростительный “прокол”, ведь этот эксперимент они ставили ещё в калледже, там, по правилам, надо было взять четыреста грамм колбасы (еще, помнится, с пересчётом граммов в фунты мучились) и булочку. Как правило, кошка съедала колбасу, и не прикасаясь к булочке, доказывала тем самым, что коты - разумные существа, понимающие что переедать вредно…”Докторская” мягко опустилась на пол, подследственный даже ухом не повёл, как же так, он же не жрал целых два часа…или это - какой-то знак для меня, ответный сигнал?… 

  …детский взгляд из-за чуть тонированных стёкол очков, искусственный загар, накрахмаленная рубашка, с трудом скрывающая офицерскую выправку, лёгкий запах кофе из-за внезапно приоткрывшейся двери…второй вице-консул…

  Хай, Джонни, я совсем забыл, тебе от Мэри посылка, вчера ребята из Центра доставили, зайди как-нибудь…это нехорошо, это очень нехорошо, в кабинет консула - это совсем нехорошо, особенно тогда, когда всё, что ожидаешь от бывшей - это исполнительный лист и счёт от венеролога…стандартный федекс ящик на столе …просто,  мягко, мило и по-домашнему, но как-то немножко чересчур напористо, давай, Ланкастер, открывай, открывай  прямо тут, и эта консульская прищурка, вроде по-детски беспомощно из-за дальнозорких линз, но, в то же самое время - как через оптику прицела…что-то тут, в самом деле не так…сигары…они прекрасно знают, что я не курю и никогда не курил,  табак, он  же вреден для лёгких и сосудов…пачки  каких-то глупых открыток, детских рисунков и проспектов  недвижимости… милый, давай помечтаем о новом домике…Джон перевернул слой бумаги, и в глазах у него потемнело…






                Exterminatus.


  - “Проверка, проверка, выходи по одному на проверку”, - внезапно утратив уставную сдержанность и субординацию заорал сопровождающий, бесцеремонно пиная железные сиденья; охрана весело покуривала на свежем воздухе, автобус стоял на обочине, притулившись почти вплотную к фуре-рефрижератору.  Из зарешеченных окошек была видна армейская палатка с застиранными красными крестами и какими-то надписями.  Несколько человек в белых халатах расставляли вокруг походные столики.

 - Какая ещё проверка, до границы ещё ночь ехать? - вдруг вскинулся, оторвавшись от плеч любимого, председатель, к которому неосторожно вернулась былая вальяжность и барственность.
 - Медицинская, козёл, - отвесил ему звонкую оплеуху проходящий мимо санитар, и вдруг заорал, обращаясь, видимо, к водиле,- Санька, экономист-эколог хренов, хорош соляру жалеть, чтоб “тридцатка” в рефе была, не теплее; хочешь опять на “бабос налипнуть”, в прошлый раз  те, двое у дверей протухли!?

  С улицы  заржали:
 
  - Все тут мужики, бабы есть?
  - Была одна, голубки по дороге выкинули за ненадобностью.
  - Повезло дуре; эй, элита-золотом-покрыта, выходи строится по одному! Хоть какая-то польза от вас теперь будет!
  - Мне бы в туалет,- сразу утратив начальственность, едва пролепетал председатель, внезапно побледневший от схваток в животе.
  - Да вали прямо в штаны, теперь-то какая тебе разница, - ответил сопровождающий, гостеприимно распахивая дверь рефрижератора с албанскими номерами. Термометр услужливо показывал ровно “минус тридцать”.





                Momento veritas.


    Стеклянный куб комнаты переговоров висел на металлических растяжках посредине центрального зала консульства,  что исключало возможность прослушивания акустическими методами. Они сидели вдвоём, напротив вдруг друга, за столом, заставленным коробками с “Вискасом”, теми самыми, проштампованными инвентарными печатями “джи-ай”; всю ночь сверяли с консулом номера, бюрократия, она такая бюрократия. Медленно догорал “косяк”, кот, без устали переводил взгляд с коробок на Ланкастера и обратно.

 - В каком Вы звании, товарищ? - только и смог выдавить из себя Бек; последнее слово он произнёс почти без акцента. Василий открыл пасть и начал что-то отвечать, но Джон не расслышал -  в кармане запищал телефон. Абонент, в дикой панике и волнении, постоянно сбивался на албанский, но Бек понял всё сразу. Груз где-то пропал по дороге, троих полицейские  выловили в  психушке, ещё пятерых приютили в местной церкви;  из предварительного сообщения ксёндза ( оперативный псевдоним “Ксёндз”)  вообще ничего  невозможно было вычленить; сплошной религиозный бред.

 - Зачем Вы это сделали, товарищ? - снова промямлил Джон, - зачем? Какой в этом был смысл или выгода? Кот, вскарабкавшись на стол, начал, явно в целях конспирации,  деловито сцарапывать инвентарные номера. “Вот это подготовка!” мелькнуло в голове у Джона за мгновение до того, как он, словно пронзённый молнией, понял  всё сразу. В голове всё сразу встало в ряд  и выкристаллизовалось в единую конструкцию: Хряков, пару лет назад "просохативший" документы на резидентуру (тогда, ещё, помнится, пришлось устроить ему воспитательную акцию), дурында, просящая убежища с "бедным котиком" на руках у ворот консульства; да как же он не догадался, Центр её просто использовал "втёмную", как транспорт, чтобы она занесла этого мерзавца!
  А сейчас вот, вычислив его истинные намерения, они его просто "ставят на место"! Так страшно он ещё ни разу не проигрывал. В происшедшем не было ни выгоды, ни резона, ни какого-то там глупого милосердия. Василий ненавидел и презирал всех двуногих, кроме, естественно, Хозяйки и людей Центра;  ему , впрочем как и любому “спецу” на его месте, была глубоко безразлична судьба живого груза в рефрижераторе, брошенном на окраинах Тираны; это                была всего лишь демонстрация. Демонстрация силы, призванная показать  кто тут хозяин  и по чьим правилам теперь пойдёт игра. И кто в ком нуждается больше.




                Reconciliationis.

  Сначала она не поверила своим ушам, посчитав   приближающийся шум и топот в коридорах за наваждение, вызванное долгим и безнадёжным ожиданием - её дорогого спасителя-Васички, в своё время так удачно и неизвестно откуда приволокшего в зубах чистый бланк загранспаспорта и увесистую пачку долларов, уже неделю как не было, она вдоль и поперёк исходила все коридоры убежища, постоянно натыкаясь лишь на злобные взгляды второй секретарши Иванны Жемчужной, ненавидевшей, по собственному её утверждению, коммунистов, и, особенно, всяких котов.

  Шум в коридоре приблизился, сменился вежливым стуком в дверь, и на пороге возникла ни кто иная, как сама Иванна, в невероятно пышном пеньюаре и меховой шапке с красной звездой на макушке. “Нашёлся наш маленький, нашёлся наш миленький, - расплывалась мёдом Жемчужная, очевидно, забывшая про свою аллергию, нежно прижимая к себе Ваську, - вот, посмотрите, что я нашла для него на “барахолке”, вот совершенно случайно, только гляньте, какое милое!”; она извлекла из глубин пеньюара две пары крохотных сафьяновых сапожек, - зима на носу, у нас тут холодно, смотрите, как бы он простудился, бедный, а вот это ему “от нас”. Она не уточнила, кто это “мы”, водружая на шею кота здоровенный золотой ошейник, украшенный той же Красной Звездой, и, портретом …почему-то…Троцкого; сердце Иванны на миг остановилось, “кикс” вышел просто ужасный,  заявку-то подавали на Джугашвили, опять в техотделе напутали, но, к счастью, Хозяйка не обратила внимания…

  Она не верила своему счастью, её любимец, свет её очей снова был рядом. Он тёрся об её ноги, стараясь примерить новые сапожки. Иванна , удаляясь по коридору, почему-то нервно дёргала головой и неопрятно ковырялась в ушах. Надо будет сообщить в техподдержку, чтобы уменьшили чувствительность микрофонов ошейника. Оглохнуть можно от этого мурлыкания. Начиналась Большая Игра.





                Post scriptum.

  - Ну и куда же ты теперь?-в конце концов я-таки осмелился вывести его из тяжёлых раздумий, открывая багажник и извлекая оттуда многочисленные чемоданы. Остановка у станции была запрещена, проехавшее  мимо такси озарило нас светом фар; брызги из-под колёс обдали веером тротуар, где мы стояли.

    Ему трудно было управляться с багажом; хотя после демобилизации прошло уже немало лет, но полностью восстановить подвижность рук так и не вышло;  сухожилия  плохо заживают. Афганский климат, как часто он шутил, не слишком благоприятен к опорно-двигательному аппарату человека, слишком много там в горах встречается острых металлических предметов, пусть и не в совсем умелых руках.

   Я не задавал ненужных вопросов, хорошо помня истории о носе любопытной Варвары и о несчастном афганце, что с молитвой на устах и обоюдоострым “Пентагоном” за голенищем сапога так и остался в окопе под Кандагаром; меня не интересовало  содержание сумок моего спутника, и его явное стремление избегать аэропортовских проверок; до столицы он решил двинуться на поезде, хотя самолётом было бы проще и дешевле.

 - Не знаю,-грустный кивок в ответ,-утренний рейс до Щереметьво, отдохну-отосплюсь, поброжу по любимым местам - Химки…Долгопрудный…Зеленоград…если там ничего не выйдет -  друзья всегда найдут мне неплохое место тут, неподалёку…”

  Я затащил его громадные чемоданы в вагон; дождь хлестал по стёклам поезда, в витрине киоска черствели вчерашние бутерброды; правительства обычно  хорошо оплачивает излишний багаж бывшим служивым.

    Я никогда его больше не встречал. Впрочем, как никогда и не жил в деревне по соседству с Маринкой и её беспутным сынком, вертухаем Жоркой, и никогда не ездил на многочисленных, стареньких, постоянно ломающихся тракторах Хрякова. И он не пригонял мне для сельхозработ несчастных бомжиков из приюта местного священника; и, естественно,  деревню нашу никогда не захватывали никакие партизаны. Я надеюсь,  что теперь уже никогда и не захватят, судя по тому что непонятное слово “дефекация” я слышу всё реже и реже.

   Среди моих знакомых нет,  никогда не было и не могло быть ни сенаторов, ни межрайонных прокуроров, ни, естественно “каллаборантов”.

     Единственным реальным персонажем всего вышеописаного, является Василий, впрочем, и он не рыжий с кисточками на ушах, а банально серый. Жена хотела отвезти его к ветеринару, дабы выполнить известную операцию, но, поддавшись на мой шантаж “только вместе со мной”, нашла ему в соседней деревне невесту, куда Васька и переехал строить семейное гнёздышко. Не сомневаюсь, что он вырастил немало котят которые, повзрослев, займутся спасением  человечества.

   Раз  уж у нас это плохо  получается.