Память

      Память штука нужная, но не всем. Иванычу она была ни к чему. Конечно, память у него была, но не развитая. Так уж получилось, человек рос, мужал, руки росли, ноги и ещё разные части тела, а вот память, как спала в детской кроватке, заткнутая соской пустышкой, так и спит до сих пор. Если ей не пользуются, вот она и спит. Конечно, повседневное Иваныч помнил. Помнил, что утром, хоть с похмелья, но надо вставать, одеваться и идти на работу. Помнил, что надо поесть, помнил номер трамвая, на котором уже много лет ездил на завод. Больше и не надо, на заводе есть бригадир, который, хоть и матом, но подскажет, что делать, дома опять же жена все уши прожужжит, ну а когда надо будет выпить с получки, ребята из бригады напомнят. Так и жил Иваныч, он отдельно, память отдельно, и голова не болит. Нет, с похмелья, когда пил всё и много, голова утром раскалывалась, как будто по ней стучали молотком, а в остальное время голова была лёгкая, не заполненная всякими, умными и неумными, мыслями, и применялась Иванычем для того, чтобы шапку носить, ну и по мелочи, глазами моргать и пиво кружками глотать.
        Иваныч работал в цехе формовки плотником, Зарплата каждый месяц была одинаковая, но была ещё премия, а сумма её была разной, и от её величины зависел размер заначки, припрятываемой от жены. В день зарплаты всем выдавали расчётные листки, мужики обычно их рвали и выкидывали, чтобы жёны не смогли посчитать, сколько пропито, сколько заначено. Иваныч не рвал листок, он его сохранял. Он в расчётке ничего не понимал, знал только последнюю цифру, цифра была большая, много нолей, точек, запятых, но сама зарплата была небольшая, но хорошая, и не зная, что такое большая зарплата, все были довольны. Величину зарплаты высчитывали умные люди, на хлеб, сахар и выпивку хватает, картошка растёт в своём огороде, телевизор КВН стоит недорого, а больше ничего и не надо, вернее, ничего в магазинах не было. Иваныч долго разглядывал листок, но не цифры, а отпечатанные крупным шрифтом свою фамилию и инициалы, и это придавало ему, какую-то собственную значимость. Он прятал листок на работе в верстак, но на следующий день опять любовался на свою фамилию, совал листок в карман и забывал, а потом удивлялся, как точно жена знает все его расходы до копейки.
       В день зарплаты вся бригада после работы шла в городской парк в Шайбу, большую стоячую пивную, где, если повезёт можно отхватить неразбавленного пива, влить в кружку из чекушки водки, и после второй кружки память отключалась. Это у тех, у кого она была. Иваныч, как всегда, забывал спрятать заначенную трёшку, и на утро проклинал свою память и простоту. А жена, поворчав о пропитых деньгах, быстро успокаивалась, трёшку-то она находила всегда. Он жаловался товарищам, на жену, на память, вернее её отсутствие, и немного стыдясь, опохмелялся за их счёт. Ребята из бригады тоже делали заначки, и их тоже иногда находили жены, но это были редкие случаи, которые вызывали, чаще всего смех. Над Иванычем уже не смеялись, даже жалеть перестали. Однажды в день получки он порезал большой палец правой руки, В санчасти девочка в белом халате, намазала палец йодом, и не жалея бинта туго забинтовала. В Шайбе, как обычно, пиво было разбавлено водой, а потом уже водкой из чекушек посетителей. Повязка на пальце разлохматилась, И Иваныч хотел бинт снять и выкинуть. Бригадир, со смехом сказал:
        - Забинтуй заначку в повязку, и твоя баба не найдёт, только сам не выброси утром.
Мужики со смехом размотали бинт, засунули в повязку трёшку, предназначенную для заначки, и туго перебинтовали. Дальше всё прошло прекрасно. Утром Иваныч, по виду жены понял, что она забрала все деньги, но была недовольна, значит заначку не нашла. Жена проводила его до трамвайной остановки, думая, что он спрятал заначку, где ни будь на улице, А в цехе, в торжественной обстановке, бригадир снял с Иваныча повязку, и вся бригада долго щупала мятую трёшку и смеялись, как ловко они провели его жену. Вечером трёшка была благополучно пропита. В следующую получку бригадир со смехом спросил:
        - Ну что, будешь палец резать, или так трояк забинтуешь.
Иванычу перебинтовали другой палец, куда засунули заначку, и как ни странно, утром с похмелья, он всё вспомнил, самодовольно поглядывая на ворчавшую жену и любовно гладил забинтованный палец. Так и повелось, каждый месяц, в день зарплаты, он приходил с очередным забинтованным пальцем, а на следующий день пропивал законную трёшку. Но пальцев было всего десять, их стало не хватать, и ещё природа создала женщин, не умнее мужчин, а хитрее, и однажды, проснувшись с похмелья, Иваныч не обнаружил в повязке вожделенного трояка, бинт был плотно намотан на здоровый палец, а трояка нет. В следующий раз всё повторилось. Жена не устраивала скандалов, а просто снимала заначку с бесчувственного тела, и опять туго наматывала бинт. Как ни обидно, но тактику надо было менять.
       Как-то перед праздником с зарплатой дали хорошую премию, и все мужики увеличили свои заначки в два-три раза. Егорыч тоже решил заначить десять рублей, это была огромная сумма, в Шайбе можно было гулять, да что гулять, кутить можно, и уже не водкой пиво разбавлять, а Столичную пивом запивать. Приятные мечты будоражили сознание, но куда спрятать заначку. Всю смену Иваныч работал автоматически, перебирая в уме разные варианты тайников, но фантазии хватало только на, закопать, где ни будь или
засунуть в дрова. Закопать, надёжно, но есть риск перекопать с похмелья весь огород и ничего не найти, в дрова надёжнее, их всего семь кубов, но риск тоже есть. На большее фантазии не хватало. Вечером в Шайбе был праздник, к пиву и водочке взяли бутерброды с колбасой, а не с ржавой килькой, как обычно, гулять так гулять. Иваныч напился, как обычно, но переборщил. Как домой добраться, он не думал, Серёга и Николай жили рядом, в том же рабочем посёлке и всегда помогали ему дойти, вталкивали его в ворота, и быстренько смывались, чтобы не получить нагоняй от чужой жены, свои ждут для этого. В шайбе Иваныч, уже пьяный, вдруг сильно затосковал, на вопросы друзей отвечал, что сегодня гуляет, а завтра опохмелиться будет не на что, так-как жена всё равно найдёт заначку. Коля очень трезвый мужик, даже если очень пьяный, предложил ему:
         - Давай сюда свою заначку, у меня тайничёк, ни моя, ни твоя не найдёт, завтра придёшь и возьмёшь сколько надо, я понимаю, что значит, не на что опохмелиться.
Иваныч проснулся и понял, что пиво, разбавленное водкой не так страшно, как водка запитая пивом, да ещё в больших количествах. Он ничего не помнил, в голове никаких мыслей, кроме одной, заначка в дровах, на работе он весь день думал только об этом. Он, стараясь не шуметь, вышел из дома и стал осматривать дрова, прикидывая, куда мог сунуть деньги. Дров было семь кубов, они распиленные и разрубленные навалены стеночкой у забора, и ждали, когда их сложат в поленницу у сарая. Иваныч прикинул, что был очень пьяный и деньги мог спрятать прямо у ворот. Он начал перебирать полешки, и тут вышла жена:
       - Слава богу, наконец-то дошли руки до дров, а то весь двор завален, а под сараем пусто. Что пропился в дрызг, опохмелиться не чем, вот и выбивай хмель дровами.
Иваныч молчал, он знал, что сейчас найдёт заначку и тут же смоется в пивную. Чтобы жена отстала, чтобы усыпить её бдительность, он стал таскать поленья под сарай и складывать в поленницу. В новой поленнице было уже не меньше куба, когда тревожные мысли стали посещать его больную голову. Но так как весь предыдущий день он думал только о тайнике  в дровах, то никакие другие мысли в голове не появлялись, да и голова не пыталась о чём либо думать. Иваныч тупо таскал поленья и складывал их у сарая, в голове был полный раздрай. Да ещё баба торчала рядом и старалась побольнее его оскорбить, она не знала, сколько он пропил, сколько получил премии, сколько заначил, и эта неизвестность её очень злила. Мимо по улице прошёл Коля с маленьким сыном, он остановился у ворот, но увидев злую бабу постеснялся зайти. Он лишь сказал:
        - Иваныч заходи ко мне, я тебе, что-то покажу, надо посоветоваться.
Он подмигивал, что-то показывал руками, но жена Иваныча бдительно следила за ними. Коля ничего не мог сказать, а Иваныч ничего не понял и продолжал таскать поленья. Три дня был праздник и три дня Иваныч таскал поленья и складывал их в поленницу. Он уже ничего не искал, он ничего не помнил, он страдал с похмелья, но больше он страдал от этой безысходности. Дрова были все перенесены и сложены под сарай, двор тщательно подметён, а Иваныч хотел, побыстрее, выйти на работу, и забыться под визг ленточной пилы и стук молотков. В понедельник, с потерянным видом он пришёл на своё рабочее место. Мужики делились впечатлениями, кто как провёл праздники, кто сколько выпил и только Иваныч ни на кого не смотрел, молча взял у мастера задание и молча стал работать. Мужики недоумевали, что с Иванычем случилось, как-то стеснялись его спросить. Когда в конце смены, они бригадой вышли из проходной, Коля идя рядом, проникновенно сказал:
       -Иваныч, не знаю, что у тебя случилось, думаю, что-то серьёзное, но ты знай, мы с тобой. Ты лучше возьми у меня свой червонец и выпей, легче станет.
Иваныч долго и внимательно смотрел на Колю, на мужиков из бригады, потом сел на уличную скамейку и заплакал. Мужики обступили его, гладили по плечам, успокаивали. Потом все вместе проводили его до трамвайной остановки, а сами пошли в Шайбу. Иваныч сел в трамвай и поехал домой, в кармане пиджака он крепко сжимал десятку, свою заначку и впервые не испытывал от неё радости.

Декабрь 2019.