Глава 26. Дядя Битсон

Увлекаемый красноглазыми, огнедышащими демонами днём и ночью через всю Европу, Филип Эйкман ни на миг не терял из виду свою цель, но всё ещё не знал, как достичь её.
Долгие часы провел он в неподвижности в душном вагоне, неотступно размышляя, пока, наконец, луч света не блеснул средь клубящегося хаоса его мыслей.
Вначале он чувствовал лишь облегчение, узнав, что тут не замешан «другой». Ревность исчезла, но сомнения никуда не делись. Пусть не было другого мужчины, но соперник всё-таки оставался, этим соперником был он сам, «приличный мужчина, годный для брака», как было написано в том письме, он сам, чьи прекрасные виды на наследство впервые привлекли к нему внимание Клары. Как же ужасно, если вдуматься, что для неё в тот момент его личные качества как человека не значили ничего, по сравнению с его перспективой обрести богатство!
Если фройляйн Поль права, то сейчас всё изменилось для Клары. Он хотел верить, что она права. Только женщина могла вполне понять женщину, так он надеялся, но всё же червь сомнения точил его… .
Уже было такое в его жизни, когда все его блестящие качества, как мужчины и человека, не могли перевесить притягательности денег в глазах женщины. И ведь это случилось в расцвете его молодости, что же говорить теперь, когда юность осталась далеко позади… .
И ведь он сам никогда особо и не задумывался об этом наследстве. Деньги в его глазах были ценны лишь постольку, поскольку они давали возможность путешествовать, наслаждаться красотой мира. И даже путешествий он не мог себе позволить, пока его мать жива, а что будет после, он не имел мужества представить. Но для женщины – женщины, которая хочет выйти замуж – всё конечно выглядит по-другому.
«Не важно, не важно, - повторял он себе мысленно. – Я всё равно женюсь на ней!»
В его намерении была мрачная непреклонная решимость. Эту позднюю любовь он вскормил в своём сердце со всем жаром страсти, оставшейся нерастраченной. Все невостребованные в своё время силы его души сейчас рвались выразить себя. Добровольное затворничество на долгие годы сохранило в этом человеке средних лет ту свежесть чувств, что была свойственна ему когда-то в Париже, когда он жил веселой жизнью студента в Латинском Квартале. 
Нет, он не упустит своего счастья во второй раз. Он решил быть счастливым и будет! Но насколько полнее будет это счастье, если он сможет оправдать её … нет, не в своих глазах, но в её собственных.
Но как это сделать?
Тщетно вопрошал он проносящиеся мимо поля, пригороды, изменчивый ландшафт центральной Германии.
Предположение, высказанное фройляйн Поль – о том, чтобы ему лишиться наследства – не могло рассматриваться всерьёз, даже влюбленным художником. Должен же быть более разумный способ?
Любопытно отметить, однако, как под влиянием страсти и вынужденного бездействия мужской ум приобретает почти женскую гибкость. Эйкман долго в отчаянии вопрошал горизонт, прислушивался к стуку колёс, словно надеясь услышать ответ, пока, наконец, очень медленно и неясно не забрезжило в его уме решение, настолько простое, но гениальное, что его можно было бы приписать женскому уму.
Его осенило где-то недалеко от Кельна. Он приветливо улыбнулся из окна крестьянину, ожидавшему у путей, и с умиротворённым видом устроился на своём месте в купе, наконец, успокоившись.
…
Ратбеджи, между тем, переживал один из своих редких beaux jours.  Море и небо соперничали в голубизне. На ослепительном фоне ещё сильнее выделялись остроконечные красные крыши домов и зелёные площадки для гольфа. Поля тоже показались Эйкману неправдоподобно яркими, особенно после немецких лугов, там и здесь они были позолочены первоцветами, по ним весело скакали стада длинноногих оживлённых ягнят. Даже свежевспаханная земля, над которой вились чайки, сопровождая плуг так смиренно, словно они были голуби, поражала взор художника богатством румяных оттенков.
Но Эйкман не мешкал. Он оставил свой багаж на станции и теперь шёл домой пешком. Замок боковой двери щёлкнул под его ключом. По непонятной причине он, вместо того чтобы, по своей привычке, направиться прямиком в комнату матери, вошёл в маленький кабинет на первом этаже, расположенный сразу же за столовой. Этот кабинет одновременно служил и библиотекой. Здесь, не отвлекаясь даже на то, чтоб расстегнуть пальто, он начал что-то искать среди кип газет, наваленных на столы и полки. Примерно через пять минут он обнаружил то, что искал, и за это время ни одна душа не заподозрила, что он уже дома.
Да, вот оно! Это был экземпляр газеты «Скотсмэн» трёхмесячной давности.  Он внимательно её просмотрел, удовлетворённо кивнул, сложил, сунул в карман, вышел и стал подниматься по лестнице. В другом кармане у него была резная деревянная птичка тирольского производства, которую он на станции вынул из чемодана.
«Десять против одного, что она не обратит внимания на дату», - думал он, быстро поднимаясь.   
Клара, спиной к двери, сидела на полу. Вокруг неё были рассыпаны первоцветы, они же вываливались из корзинки, стоящей подле. Она плела венок, но, судя по её вялым движениям, процесс не очень увлекал её, чего не скажешь о больной, которая зачарованно следила за золотистой гирляндой, заполнившей комнату свежим персиковым ароматом.
- Это вы, Джейн? – спросила Клара голосом таким же вялым, как и её движения.
Не получив ответа и заметив расширившиеся глаза миссис Эйкман, она обернулась и испуганно вскочила, уронив венок и опрокинув корзину.
- Ах! – радостно воскликнула она, вспыхнув румянцем. Но тут же овладела собой, вспомнив, что означал его приезд – не встречу, но расставанье. Она снова побледнела, а её взгляд обратился мимо Эйкмана, словно она ожидала увидеть кого-то ещё. 
Эйкман, ни слова не говоря, приблизился к креслу матери. Глядя ей в лицо и целуя её руку, он вытащил птичку из кармана и протянул ей с печальной улыбкой. Он убедился, что мать полностью поглощена новой игрушкой и лишь тогда обернулся к Кларе. Она стояла, машинально стряхивая лепестки с платья дрожащими пальцами, взгляд её, против воли, то и дело обращался на дверь.
- Кого вы ждёте? Там никого нет, – сказал Эйкман.
- Никого? Вы не нашли никого за столько времени! – она выпалила эти слова, задыхаясь и, могло показаться, с надеждой.
- Напротив, нашёл то, что искал.
- Значит, я могу уходить? – сказала она, всё ещё задыхаясь, но теперь со слезами.
- Конечно, если хотите.
- Но…разве я не должна подождать, пока другая…пока кто-то ещё не придёт?
- Не беспокойтесь об этом. Она скоро будет здесь. Вы собрали вещи?
- Нн..нет ещё.
- Тогда вам лучше заняться этим. Я вас не задерживаю.
Она пошла на выход, почти не видя ничего перед собой, разочарованная и озадаченная, но озадаченная в большей степени, чем разочарованная холодностью его тона.
Он с напряжённым вниманием смотрел ей вслед. Когда она коснулась двери, он вдруг беззаботно, с большей небрежностью, чем сам намеревался, сказал:
- Кстати, мисс Вуд!
Она остановилась.
- Вы же знаете моего дядюшку Битсона?
- Того, который в Доллингтоне?
- Да.
- Знаю, он жил по соседству с Грантами.
- Точно. Тогда вот это может заинтересовать вас.
Он вытащил газету из кармана и протянул ей, не глядя на неё.
В недоумении она медленно подошла ближе, механически взяла газету и прочла:
«Объявлено о скором бракосочетании мистера Джона Битсона, фирма Битсон и Ко., с мисс Эллен Каррингсфорд, старшей дочерью Чарльза Каррингсфорда, эсквайра, Дреуетт Холл, Мидлотиан».
Мгновенно она поняла значение прочитанного. Но для Эйкмана, пока он ждал, когда она поднимет глаза от строчек, это мгновение растянулось до бесконечности. У него уже не было сил ждать, что она скажет. Поэтому он заговорил первым, и с таким деланным безразличием, что она ничего не заподозрила.
- Что за причуда, в самом деле, жениться в таком возрасте!
- Но ведь это значит, что вы…
- Не увижу наследства. Вполне естественно, оно теперь будет оставлено прямым наследникам.   
Клара, задрожав, снова опустила глаза, словно пряча их, на объявление. Её чувства отказывались ей подчиняться, и ей вдруг показалось, что цветы пахнут необыкновенно резко.
- Как же это жестоко по отношению ко мне! – продолжал Эйкман тем же искусственно-бодрым тоном. - До чего ж обидно иметь твёрдую надежду на блестящее наследство и вдруг лишиться её из-за какого-то каприза! Вы согласитесь со мной, не так ли, мисс Вуд?
- Я…я…но почему вы не сказали мне об этом раньше? – воскликнула Клара, утратив всю свою сдержанность и поднимая на него блестящие от слёз глаза, в которых можно было прочесть что угодно, но только не согласие. 
- Как! Вы даже не выразите мне своего сожаления!
- Нет! Потому что я не сожалею! На самом деле, я…очень…рада! – и она позволила слезам свободно литься.
Не успела она вытащить свой носовой платок, как обнаружила, что нос её прижат к жёсткой поверхности его пальто, а его рука обнимает её за талию. Она узнала это прикосновение, оно было таким же, как тогда на пирсе, но теперь она не противилась, а бессознательно отдалась ему. Всё, что она могла сейчас понять, было то, что долгому времени разлуки и мучительных сомнений пришёл конец, и что он, всё-таки, был не так безжалостно холоден, как казался всего несколько минут назад.   
Вскоре её слуха достиг шёпот, восхитительно нежный шёпот:
- Так барьером были деньги?
- Нн…не совсем. Это была я сама. Я не была уверена в себе.
- А теперь уверены?
- О да! – пробормотала она и подняла на него сияющий взор. В его ответном взоре она прочла не совсем то, что ожидала, его взгляд смеялся, нежно, но насмешливо.
- Вот и хорошо, что не совсем. Потому что, видите ли, деньги как были, так и остались.
Она попыталась высвободиться из его объятий, но он ожидал этого и не позволил ей.
- Я не понимаю…но эта газета…
- Сообщает правду.
- Но ваш дядюшка… он женится или нет?
- Несомненно, но это не тот дядюшка, что собирается оставить мне наследство. Так что я не нуждаюсь ни в каких сожалениях. Конечно, вы не могли знать, что у меня два дяди по фамилии Битсон. Они – партнёры по фирме, двоюродные братья и, да, их обоих зовут Джон.
Она задумалась, затем сделала быстрое движение, чтобы высвободиться. 
- Зачем вы разыграли меня? Не понимаю…
- А вы не играли со мной, Клара?
Она потупилась, и её лицо снова затуманилось.
- Но если вы по-прежнему наследник, значит, ничего не изменилось для меня. Ах, вы не знаете…
- Не знаю? А для чего, по-вашему, я ездил в Вену?
- Вену! Не может быть! Вы же были в Эдинбурге!
- А если я расскажу вам, как выглядит кабинет фройляйн Поль, и как часто она теряла своё пенсне во время разговора со мной, вы мне поверите?
- Но она же не сказала вам…
- Не сказала, но дала мне прочесть некое письмо. Так что я знаю, что это за барьер, Клара, и я преодолел его.
- Но…
- Ни слова больше об этом! – Его тон стал почти строгим. – Даже если вы хотите испортить свою жизнь, предаваясь бессмысленным угрызениям совести, то я не позволю вам испортить мою. Вы провинились, но почему страдать должен я? Спросите себя! В мою жизнь счастье пришло поздно, так неужели я упущу его из-за такой малости? Ах, мисс Вуд, мисс Вуд, вы не знаете, какого тигра вы раздразнили, когда начали свою маленькую игру!
И он, смеясь, снова привлёк её к себе.
Позади них послышался шум. Миссис Эйкман уронила птичку и, склоняясь к полу, делала безуспешные попытки поднять её.
В мгновение ока Клара оказалась подле неё и, опустившись на колени посреди цветов, покрыла блуждающую в воздухе руку бесчисленными жаркими поцелуями. Когда она снова подняла глаза, она встретила взгляд сына, никто из них не сказал ни слова, да в них и не было нужды. Больная переводила взгляд своих больших голубых глаз с одного взволнованного лица на другое и, казалось, что-то понимала.
Мистер Лэйнг отворил дверь, взглянул на поглощённую собой группу, и тихо вновь её притворил.
- Передний план хорош, - бормотал он сам с собой в коридоре. – Весьма хорош. Для первоцветов подойдёт неаполитанский жёлтый. Но вот свет на их лицах, как его передать?   

Конец