Крик

Часть 1. Утро

Я проснулся рано. Сквозь мутное окно пробивался яркий, желтоватый свет, оставляя пятна на дощатом, грязном полу. Было тревожно. Что-то в этом утре было не так. Захотелось пить. Я подошёл к корыту, зачмокал и втянул в себя тёплую, чуть солоноватую воду. Прислушался. Тишина. Вроде всё, как обычно.

Муха села на ухо - большая, зелёная. Я махнул им, и она нехотя, с жужжанием улетела. Где-то крикнул петух. Скоро принесут еду. Обычно двуногий появляется с вёдром и выливает содержимое в кормушку. Если кто-то толкается или кусается - он бьёт палкой. Его ноги - странные, тонкие, укрыты чёрными блестящими накидками, которые не мараются. Он ходит в них, когда убирает или кормит нас.

Лето - хорошая пора. Иногда приносят не только обычную кормёжку, но и траву, жёлуди, яблоки. Бывает и груша, и сливы. Сливы особенно хороши - прохладные, сладкие, с твёрдой косточкой.

Зимой холодно. Мы спим, прижавшись друг к другу. Лучше быть в центре - там теплее.
Когда долго нет еды - мы кричим. Тогда прибегает двуногий. Иногда с палкой. Иногда просто ругается и приносит корм. Я дружу с Мохнатым. Он добрый. Если что-то найдёт - зовёт меня, а я зову его. Ещё есть Машка. Двуногие всех самок зовут Машками. Она злая. Мы с ней не связываемся и обходим стороной.

Иногда кого-то уводят. Они не возвращаются. Может, живут в другом загоне. Мне это не важно. Вот сейчас зачесался мой бок - и это сильно беспокоит.

Я трусь об стенку. Так лучше. Двуногому, наверное, проще - у него есть рука.

Нас иногда выпускают во двор. Там солнце, земля и трава. Там пахнет по-другому. Запах там иной, здесь он спёртый. Я бы никогда не жил в таком, но наш загон закрыт, и я не могу выйти на улицу сам. Я пробовал подпирать эту штуку, которая должна открывать проход, я тыкался в неё носом, но она не открылась. Как-то раз, когда я подпирал её, чтобы выйти, это увидел двуногий и стукнул меня по боку - я отбежал. Бок сильно болел.

За забор рыть нельзя. Там деревяшки и палки, на которых что-то висит. Если тронешь - бьют. Наверное, они не хотят, чтобы мы гуляли или убежали. Не знаю, кому от этого было бы хуже. После нескольких ударов запоминаешь, где рыть нельзя.
________________________________________

Часть 2. Мужики

Пацанёнок стоял в стороне. Ему хотелось уйти. Не видеть, не слышать. Но надо было быть рядом - подать нож, тазик, сделать, что попросят. Он уже знал, что будет. Видел это не раз.
Мужиков было двое. Один - краснолицый, как после бани. Глаза маленькие, блестящие, словно масляные. У второго были бледные, выцветшие глаза и загрубелые руки. Оба были с двухдневной щетиной и пахли самогоном, хоть было ещё утро.

Краснолицый взглянул на мальчишку и подмигнул. Тогда мальчик отвёл глаза и начал заниматься своим делом. Принёс пару пустых вёдер, одно ведро с водой и два тазика.
Отец затачивал ножи. Он любил рассказывать про каждый. У него их было много. Точило - старое, с выщерблинами, но «ещё на сто лет хватит», как он поговаривал. Шик, вжик, шик… Лезвие скреблось по камню, рассекая тишину.

Так могло продолжаться долго. Затем отец пробовал лезвие большим пальцем и, видимо, недостаточно довольный результатом, прищёлкнув языком, продолжал заточку снова.
Мать хмурилась: «Да сколько можно?» Отец усмехался и точил дальше. Он говорил: «Подготовка - половина дела».

То был целый ритуал. Нож должен был быть наточен особо остро - других отец и не держал. Но в этот день он старался особенно.

Кошка прибежала, обнюхала вёдра, уселась наблюдать. Мужики травили байки. Пили самогон, закусывали. Мальчику было не по себе. Он гонял камешки по двору, старался не смотреть. Боялся, что отец поранится ножом. «Слишком острый - он жаждет крови», - думал он.

Собаку закрыли. Она рычала в будке, злая, иногда подвывая от бессильной ярости. Она не любила чужих и могла лаять на них очень долго. Собака разгонялась и бросалась вперёд, но, сдерживаемая цепью, становилась на задние лапы, возвращалась и пыталась снова броситься. Это раздражало всех, поэтому собаку закрывали.

________________________________________

Часть 3. Ритуал

Отец закончил заточку, убрал нож в ножны. Пора. Всё было готово.
Резать поросёнка было целой наукой. Мало было нанести правильный удар - важно было нанести его в нужную точку и на правильную глубину. Если удар наносился верно, времени тратилось меньше. Было несколько подходов, которые практиковали в деревушке, но отец обычно использовал свой.

Также по деревням ездили закупщики. Они закупали поросят и резали их, бывало, по нескольку штук сразу. Работники настолько наловчились, что могли в одиночку заколоть нескольких свиней в одном загоне молниеносно. Животные даже не успевали испугать друг друга. После этого туши взвешивали, отдавали селянам деньги, грузили и увозили.

- Выгоняй поросёнка, - сказал он.

Мальчик пошёл в сарай. Поросёнок неохотно вышел. Резко поднял морду и, хрюкнув, осмотрелся. Его большие, лопоухие уши дёрнулись. Что-то чувствовал. Остановился. Попытался вернуться. Дверь захлопнулась.

Он метнулся вдоль стены. Хотел убежать. Но его схватили - краснолицый за заднюю лапу, другой за переднюю. Крутанули. Он упал. Отец нанёс удар. Острый. Резкий. Копыта отпустили.

________________________________________

Часть 4. Голос

Я не хотел выходить. Было рано. Странно.
Двуногий загнал меня во двор. Там стояли другие. Хотел вернуться - дверь закрылась. Бежать? К забору?

Рывок. Схватили. Боль. Что-то острое вонзилось. Вырвали. Больно! Кричу! Бегу! Ноги скользят. Кровь. Падаю. Снова бегу. Вздох тяжёлый. Что-то внутри уходит.

Я кричу. Сил нет. Падаю. Поднимаюсь. Шатаюсь. Меня режет воздух, режет боль. Меня отпустили - но лучше не стало. Стало только хуже.

Глаза пеленает. Мне уже не встать. Я не понимаю. Почему?

________________________________________

Часть 5. Мальчик

Поросёнок кричал. Дико. Пронзительно. До дрожи. До костей.

Как же громко. Пацанёнку хотелось зажать уши. Но нельзя, что скажет отец, что скажут другие. Ведь он мальчик, будущий мужчина. Казалось барабанные перепонки сейчас просто лопнут. Мальчик зажал уши. Всё равно слышал. Сышал всё.

Краснолицый гоготнул и крикнул животному, которое пыталось убежать: - Ты куда собрался?

Второй скучал. Ждал, когда дело будет сделано. Ему нужен был самогон и деньги. Всё остальное - шум. И дальше покатится его беспросветная деревенская жизнь. Такая долгая и такая короткая, что хочется прямо сейчас налить целый гранёный стакан мутного самогона и выпить его. Приравить сонный, замерший в мгновении мир. Освежить притуплённые, покрытые копотью лет чувства.

Крик становился тише. Жалобнее. Будто не звал, а умолял. Мальчику стало страшно. Он хотел, чтобы всё закончилось. Хотел в дом. Или в огород. Сбежать.

Поросёнок пытался встать. Кровь булькая шипела из раны. Он скользил, цеплялся, хрипел. Глаза мутнели. Но он всё равно вставал. Хотел уйти. Не умирать. Просто уйти.

- Чего стоишь? Смывай, мухи налетят! - скомандовал отец.

Мальчишка, подхватив ведро воды, выплеснул на самую большую лужицу, спугнув кошку, которая уже лакала красную жижу. Красная жижа стекала в огород.

Поросёнка потащили.
Смолили тушу, горелка работала шумно, и витал запах жжёного волоса.

С разрешения отца, краснолицый отрезал кусок уха от поросячьей головы и, махнув в стакан с самогоном, отправил себе в рот, похрустывая и причмокивая. Пацанёнок с отвращением отвернулся, давя приступ подступившей тошноты.

Действовали по-хозяйски, уверенно и быстро, каждый знал своё дело.

Вскоре туша поросёнка перестала существовать. Остались лишь части: кишки в тазу, отдельно - вырезка, печень, сердце, лёгкие и прочее. Тушу предварительно разделили на четыре части, которые впоследствии разделят ещё на несколько. Копыта заранее отрезали на холодец. Похоже на какую-то разобранную машину. Ещё совсем недавно она хрюкала, ходила и жила. Возможно, что-то чувствовала. Пацанёнок не был уверен. Он не знал.

Но главное, он знал наверняка - всё закончилось. И звенящий, пронизывающий крик убиваемого животного он теперь услышит только через несколько месяцев, а это ой как не скоро. Потом можно побежать к другу и сходить вместе поиграть в футбол на полузаросшем сорной травой поле.

Пацанёнок подошёл к свиной голове, лежащей на пеньке. Глаза на осмолённой морде были зажмурены, рот приоткрыт. Сквозь неровно торчащие, тёмные, кривые зубы был виден язык. Он смотрел на морду, которая ещё недавно дёргалась от боли. Молчал.

- А зубы-то не чистил, - пробормотал он почти машинально, будто пытаясь пошутить. Но его никто не услышал.

Он испугался своих собственных слов. Что-то внутри оборвалось. Захотелось вымыть руки, умыться ледяной ключевой водой.

Он отвернулся и пошёл помогать родителям дальше.