Петр I и токарь Нартов

Рассказ №6 из сборника "Царские слуги"

***

ВВЕДЕНИЕ

Петр I Алексеевич (годы правления: 1682–1725)

Пётр был глубоко несчастным человеком. «Едва ли кто из государей, — говорил он своему сподвижнику Петру Андреевичу Толстому, — сносил столько бед и напастей, как я. От сестры был гоним до зела: она была хитра и зла. Монахине (первой жене Евдокии) несносен: она была глупа. Сын меня ненавидит: он упрям. Страдаю, — жаловался этот сильный человек, — а все за отечество». Пережитая в детстве психологическая травма - восстание стрельцов - наложила отпечаток на всю жизнь Петра и повлияла на каждое его решение. Отсюда - и шокирующая жестокость царя, и его хаотичная личная жизнь. Отдохновение Петр находил лишь в физическом труде: у него даже была личная дворцовая «токарня», - а его лучшими друзьями были простые мастера, которых он уважал гораздо больше, чем любого самого знатного дворянина.

***

РАССКАЗ

Андрей не спал вторую ночь. Сорок с лишним часов на ногах. А точнее - сорок пять часов и тридцать две минуты. Нартов во всем уважал точность, даже в таких ерундовых бытовых деталях. В этом они были похожи с Петром Алексеевичем - их объединяла страсть к цифрам. И любовь к токарному ремеслу.

А по характеру, возрасту и положению они были, конечно, совсем разными.

Андрею Нартову, сыну мелкого торговца, недавно исполнилось восемнадцать. Он только окончил московскую Школу математических и навигационных наук. Из всех занятий - астрономии, математики, механики - Андрею больше всего нравилась практика в токарной мастерской при Школе. Там-то Нартов и познакомился с венценосным основателем Школы - царем Петром Алексеевичем.

Сначала Андрей даже не понял, что этот высокий человек с всколоченными волосами, вытирающий грязные руки о рабочий фартук - сам государь. И даже вступил с ним в небольшой спор по поводу формы солонки, которую Петр Алексеевич вытачивал из дорогого красного дерева. Царь, старше Андрея на двадцать лет и тяжелее на два пуда, нахмурился пуще тучи, засверкал темными глазами и громовым голосом подозвал главного мастера - Иоганна Блеера. Тот неспешно подошел, поправляя на толстом носу очки в изящной железной оправе, и присудил правоту Андрею. Другие ученики ахнули, а Нартов инстинктивно сжался, ожидая ураганного царского гнева - во всей России знали про чудовищные приступы ярости государя - но Петр Алексеевич внезапно совершенно успокоился, протянул юноше свободную руку, припылённую красной стружкой, и одобрительно сказал: «Добро! Царя не побоялся ради дела. Вот такие сподвижники мне и нужны! Вот для таких птенцов я Школу эту строил!»

С тех пор Петр Алексеевич сильно сдружился с Андреем и по-доброму с ним соперничал в токарном искусстве. А сейчас даже позвал Нартова в Петербург, помочь с одним заковыристым изделием.

Изделием этим было роскошное паникадило: четырехярусное, на двадцать семь свечей. И все бы ничего, но Петр Алексеевич задумал выточить люстру непременно из цельного куска слоновой кости. Уже два гигантских бивня извели за этот месяц, а толку никакого не добились! Кость была слишком хрупкой, кололась в руках от напряжения. Слишком многого хотел от нее Петр Алексеевич! Желания царя-реформатора, как всегда, сильно превышали возможности реформируемого объекта.

А время шло неумолимо - гранд-паникадилу уже совсем скоро предстояло сыграть грандиозную роль в жизни Петра Алексеевича. Государь постепенно впадал в отчаяние. Перед тем, как уехать по делам на пару дней, он грустно сказал Андрею: «Столько побед одержал, стольких целей достиг! Неужто споткнусь на каком-то паникадиле?»
Итак, сорок пять часов и тридцать две минуты назад Андрей твердо решил, что не ляжет спать, пока не нарисует новый чертеж гранд-люстры. Но сколько бы он ни пересчитывал нагрузку на изгибы, цифры не слушались. Четырехярусное паникадило никак не выходило. «Паникадило - не выходило… Стишки мне впору сочинять, а не серьезными делами заниматься», - рассердился сам на себя Андрей и в четыреста семьдесят седьмой раз уставился воспаленными глазами на чертеж.

Февральские сквозняки гуляли по Летнему дворцу. Неверные тени метались по царской мастерской. Тусклые свечи выхватывали из темноты детали обстановки: аккуратно развешанные по стенам инструменты, притихшие английские станки и голландские книги по корабельному делу. В углу притулился недостроенный ботик, над которым Петр Алексеевич работал в перерывах между совещаниями с министрами, а порой он вызывал министров прямо сюда, в мастерскую.

Ветер засвистел в щели под дверью - очередная черная тень пробежала по рисунку люстры и тут же исчезла… И вдруг Андрея осенило.

«Эврика!» - вскричал он на радостях, невольно повторив любимое выражение мастера Блеера. Схватился за перо - и пошел ставить пометки на чертеже тут и там!

Через два часа, около половины седьмого утра, в мастерскую ворвался царь, принеся с собой тучу снежинок и беспокойства.

- Нартов, ну? - вместо приветствия сказал царь, стремительно стаскивая зимний кафтан и обвязываясь рабочим фартуком. - Есть чем порадовать меня?

- Есть, Петр Алексеевич! - отрапортовал Андрей, страшно довольный собой. - Вам понравится.

Снаружи осторожно постучали.

- Ваше величество… - В дверь засунулась прилизанная голова прокурора. - Срочное дело… Один помещик в озере спрятался от военного призыва, в водоросли погрузился, одна борода наружу! Но местный воевода ту бороду в камышах приметил и за нее помещика вытащил, аки водяного… Перво-наперво мы ему, конечно, бороду сбрили, вместе с водорослями…

- Я тебя разве приглашал сюда с твоими историями? - заорал царь, швырнув в прилизованного прокурора костяным обломком. - А ну-ка вон отсюда! Все вон! И никого не пускать, пока я тут не закончу, хоть бы все русские помещики в леших обратились! - Государь, надевая фартук, повернулся к Андрею. - Сказывай свою идею.

- Я лучше покажу, так сподручнее, - отвечал Андрей, доставая из кармана истертых штанов изящную детальку.

- Черное дерево? - насупился царь недоверчиво, крутя в руках хитроумную штуковину с расширением посередине и крючочками на обоих концах.

- Только для четырех соединений, - заторопился Андрей. - Зато конструкция выйдет крепкая - раз, никакие ей сквозняки не страшны - два…

- Парусность у такой люстры и впрямь большая, - задумался Петр Алексеевич, разглядывая испещренный пометками чертеж.

- …Элегантность - три, - заключил Нартов. - Это лунный эбен, самое дорогое черное дерево. Плотность - сорок пудов на квадратную сажень. Испанцы поставляют из манильских джунглей. На это соединение можно будет не только ярус от люстры со всеми канделябрами и свечами повесить - слона манильского подцепить, и будет держаться.

Царь тряхнул непокорными кудрями:

- Добро! Делаем, как ты придумал. Ярусы - из слоновой кости, соединения - эбеновые, - Петр Алексеевич закатал рукава нарядной рубахи. - Белая люстра с черными вставками - совсем как моя жизнь… Знатно выйдет! Молодец, Нартов! Успеем сделать паникадило к девятнадцатому числу?

- Справимся, Петр Алексеевич! - ликующе отозвался Андрей, перекладывая чертеж на подоконник - скоро солнце встанет, света будет больше. Сон как рукой сняло.

- Ну, добро, Нартов, добро, - сказал царь, включая токарный станок. - Как Катерина Алексеевна-то обрадуется! Такой сюрприз к свадьбе получит!