Кому война, а кому ни хрена!

1998 год. 22 июня. 6 часов утра. В Барвихе располагается ставка расейского правительства. На страну, не объявляя войны, напали фрицы. Двое руководителей расейского государства Ецин и Гадбачев, в окружении. Их окружают собственные генералы Лебядь и Срачев. Все в шоке.

Ецин:
Ну, понимашь, такая боль. Настал великий час.
Наш друг, - собака Гельмут Коль, напал вчера на нас.

Гадбачев:
Фриц вероломен, как всегда. Он подло поступил.
Заранее б сказал. Тогда я б долларов купил.

Ецин. (Обводит взглядом дачу).
Здесь наша ставка. Так сказать, передовой наш край.
Что ж, будем думать. Эй, Лебядь. Доклады…наливай!
А ты, Срачев, чего молчишь?

Срачев и Горбачев: (дуэтом, как эхо).
Здесь край передовой.

Ецин: (Прерывает его).
Не будем повторяться. Миш, давайте по второй.
Вот генералы у меня. Отцы! Богатыри!
Я только не могу понять их два? А может - три?

Гадбачев: (Вглядывается в генералов).
Весьма уместный щас вопрос.  И сколько же, мать их?
Одену щас очки на нос… Я вижу четверых.
Мы с вами точно победим! Отпор дадим врагу!

Ецин: (Прослезившись).
Эх, братцы, хорошо сидим.

Лебядь: (Падая под стол)
Я больше не могу!

Ецин:
Врагов, как в дни Бородина отправим на погост.

Срачев: (Вставая со стаканом).
За Родину! За Ецина!

Ецин:
Хороший, Паша, тост!

Гадбачев: (Втихомолку звонит по сотовому).
Але, Колян. Ты там не спишь? Продать хочу вам танк.

Гельмут Коль:
Ты свои сребреники, Миш. Получишь в «Дойче банк»

Гадбачев: (Шепчет).
У нас передовой здесь край. В Барвихе, слышишь, Коль?

Гельмут Коль:
Я с Раей вам устрою рай. Большой привет, яволь.

Ецин:
Чего ты шепчешься, Михон? Ведь здесь же свои все.

Гадбачев:
Протеста ноту я в ООН отправил. И в ПАСЕ.
Пускай узнает Альберт Гор, как мы возмущены!
Ты мне оплатишь разговор? Секунды сочтены!
(Показывает на сотовый).

Ецин:
Пускай узнает и Джордж Буш.

Срачев:
Я стал подзабывать. Он Бушу сын?

Гадбачев:
Он Бушу муж.

Ецин:
Он сам Буш, вашу мать!

Группа патриотичных расеян – Айсчубмана, Гусинштейна, Березовберга и Ходоркаца вышла встречать первую группу завоевателей. Им были преподнесены маца и кассета с записью «Семь сорок».

Айсчубман:
Ну вот, настал конец страны. Шампанского!

Ходоркац: (Посчитав стоимость напитка на калькуляторе).
Всем?

Айсчубман:
Всем!

Первый фриц:
А вы нам, в общем, не нужны.

Гусинштейн:
Как не нужны?

Первый фриц:
Совсем.

Айсчубман:
Колонной пятой мы всегда ведь были у страны.

Первый фриц:
Колонной был ты? Это да! И сдохнешь у стены.
У нас полно своих господ. Поэтому, прости.

Березовберг:
Ведь мы же ваш, почти, народ.

Первый фриц:
Вот именно. Почти!
И млека нету у тебя. И хлеба тоже нет.

Березовберг: (Смотрит на свои штаны).
А мои яйки?

Первый фриц: (Смотрит туда же, щупает).
О! Я… Я… (Отпуская руку) Я не люблю омлет!

Вся компания видных расеян отправляется в застенки.

Березовберг:
Враг не пройдет! Но пассаран!

Гусинштейн:
Поссать что ль захотел?

Березовберг:
Я здесь куплю всех партизан.

(Слышится реклама женских прокладок).
И это не предел!

Березовберг:
Я этого не потерплю. Открою второй фронт.
Я всех подпольщиков куплю. (Подумав). Какой на них дисконт?

В застенки входит первый фриц.

Первый фриц:
Евреи швайн!

Ходоркац:
Я! Гутен таг. Прекрасный вечерок.
Я либер-аст. Но как же так? За что тяну свой срок?
Ведь на заборах я писал – Долой КПСС!
Я демократ! Я социал! Мой дед служил в эСэС!
(Показывает на Айсчубмана, Березовберга и Гусинштейна).
Вот их велите расстрелять. Они для вас враги.

Гусинштейн:
Евреев продаешь?

Березовберг:
Молчать! Он здесь ведет торги.
Живым всегда полезней быть, чем мертвым и святым.
Грехи успеем замолить.

Айсчубман:
Бог не услышит.

Ходоркац:
Ты!!!
Я продал двух евреев тут. Меня народ простит.
А ты, мой ваучерный Брут

Айсчубман:
Молчи, антисемит.

Прошло полгода. Гельмут Коль сидит в Кремле и с тоской смотрит на карту мира, где Фрицляндия потихоньку поглощается одной шестой суши.

Коль:
Расею я завоевал. Что дальше делать с ней, не знаю?
Ведь ни конца ей нет, ни краю. Сплошная Волга и Урал.
Богатства недр здесь давно, похоже, все разворовали.
Что не украли, то продали. Оставив мне одно… Одно.
Народ уже кормить пора. Он жрет в два раза больше фрицев.
В три раза больше материться. А пьет с утра и до утра.
Зачем приперся я сюда. Хреново что ль, в Берлине было?
Ведь что Расея, что могила. Одно и то же, господа.
Опять за провиантом прут.

Таким образом Коль реагирует на входящих с мисками Ецина и Гадбачева.

Ецин:
Херр Гельмут, жрать давай, однако.

Коль:
Я не кормилец. Я вояка.
Короче, Гельмут Коль капут!
(Стреляет в рот из водного пистолетика. Приходится использовать серную кислоту. Патроны все уже украли).

Ецин:
И этот застрелился, черт. А вроде был покруче прочих.

Гадбачев:
Не поминай тех, ближе к ночи. Не то шальная принесет.
Ну, кто же подберет ее? Больную, нищую Расею?

Вдруг в залу вваливается толпа иностранцев – англичане, янки, япошки.  .

Иностранцы:
Спокойно, Миша, мы Мессии. Почем держава, мужичье?