Прогулка маленькой Энни

Автор: Натаниэль Готорн.
***
Динь-дон! Динь-дон! Динь-дон!

Городской глашатай звонит в колокольчик на дальнем углу, и маленькая Энни
стоит на пороге дома своего отца, пытаясь услышать, о чём говорит мужчина с громким голосом. Позвольте мне тоже послушать. О, он рассказывает людям, что в город приехали слон, лев, королевский тигр, лошадь с рогами и другие странные звери из далёких стран и будут принимать всех желающих!
 Может быть, маленькая Энни хотела бы пойти. Да, и я вижу, что
милая девочка устала от этой широкой и приятной улицы, где
зелёные деревья отбрасывают тень на залитые солнцем тротуары
и тротуары такие чистые, как будто горничная только что подмела их
метлой. Она чувствует, что ей хочется прогуляться, что она
тоскует по тайнам большого мира, как и многие дети, и как я тосковал в детстве. Малышка Энни пойдёт со мной на прогулку. Смотри! Я протягиваю руку, и она, словно яркая птичка в солнечном свете, в развевающемся голубом шёлковом платье,
поднимающемся выше белых панталон, бежит на цыпочках через улицу.

Пригладь свои каштановые кудри, Энни, и позволь мне завязать тебе шляпку, и
мы отправимся в путь! Какая странная пара, которая гуляет вместе! Один идёт в чёрном костюме, размеренным шагом, с нахмуренными бровями и задумчивым взглядом, в то время как весёлая маленькая девочка легко семенит рядом, словно ей приходится держаться за мою руку, чтобы не оторваться от земли. И всё же между нами есть симпатия.
Если я чем-то и горжусь, так это своей улыбкой, которую любят дети.
С другой стороны, мало кто из взрослых дам смог бы
отвлечь меня от маленькой Энни, потому что я с удовольствием позволяю своему разуму блуждать
Рука об руку с разумом безгрешного ребёнка. Итак, идём, Энни; но если я буду читать нравоучения по дороге, не слушай меня; просто смотри по сторонам и веселись!

 Теперь мы поворачиваем за угол. Вот двуколки с двумя лошадьми и дилижансы с четырьмя,
грохочущие навстречу друг другу, а также грузовики и повозки,
движущиеся более медленным ходом, тяжело нагруженные бочками с
причалов, а вот дребезжащие повозки, которые, возможно, развалятся
на куски прямо у нас на глазах. Сюда же направляется мужчина,
катящий тачку по тротуару. Разве маленькая Энни не боится
суматоха? Нет, она даже не жмётся ко мне, а идёт вперёд с бесстрашной уверенностью, счастливая девочка среди огромной толпы взрослых, которые относятся к ней с таким же почтением, как к глубоким старикам. Никто её не толкает, все расступаются, чтобы дать дорогу маленькой Энни, и, что самое странное, она, кажется, осознаёт, что заслуживает такого уважения. Теперь её глаза сияют от удовольствия! Уличный музыкант сел на ступеньки вон той церкви и
напевает в оживлённом городе мелодию, которая сбилась с пути
среди топота ног, гула голосов и грохота проезжающих
повозок. Кто обращает внимание на бедного шарманщика? Никто, кроме меня и маленькой
Энни, чьи ноги начинают двигаться в такт весёлой мелодии, как будто она
не хочет, чтобы музыка пропадала впустую без танцев. Но где бы
Энни нашла себе партнёра? У одних подагра в ногах, у других ревматизм в суставах; одни одряхлели от старости, другие ослабели от болезней; одни настолько худые, что у них кости гремят, а другие настолько грузные, что от их прыти трескаются камни; но
многие, очень многие были свинцовые ноги, потому что их сердца намного тяжелее, чем
вести.

Это грустная мысль, что я случайно наткнулся. Какой компанией танцоров
мы должны быть! Ибо я тоже джентльмен с трезвой поступью, и
поэтому, маленькая Энни, давай спокойно пойдем дальше.

Это вопрос со мной, будет ли этот легкомысленный ребенок, или мой мудрец самостоятельно, есть
наибольшее удовольствие, глядя на витрины. Нам нравятся шёлковые ткани солнечного
оттенка, которые сияют в тёмных помещениях магазина.
Нас приятно ослепляет полированное серебро и чеканное золото,
обручальные кольца и дорогие украшения, сверкающие в витрине ювелира; но Энни больше, чем я, стремится мельком увидеть свою проходящую мимо фигуру в пыльных зеркалах в хозяйственных магазинах.
Всё яркое и весёлое привлекает нас обоих.

Вот магазин, которому воспоминания о моём детстве, а также мои нынешние пристрастия придают особую магию. Как восхитительно предаваться
воображению, наслаждаясь изысканными кондитерскими изделиями; эти пироги с такой
белой и рассыпчатой начинкой, содержимое которых остаётся загадкой, будь то
мясной фарш с цельными сливами или пикантными яблоками, с тонким
ароматом розы; эти пирожные в форме сердца или круглые, сложенные высокой
пирамидой; эти милые маленькие колечки, названные в честь поцелуев; эти тёмные,
величественные массы, достойные быть свадебными караваями на свадьбе наследницы,
размером с горы, вершины которых покрыты снегом из сахара! Затем
великолепные сокровища — сахарные сливы, белые, красные и жёлтые, в
больших стеклянных вазах; и конфеты всех видов; и эти маленькие ракушки,
или как они там называются, которые так нравятся детям своей сладостью,
и ещё больше за девизы, которые они заключают в себе, от влюблённых девиц и
холостяков! О, у меня слюнки текут, малышка Энни, и у тебя тоже; но мы
не поддадимся искушению, разве что на воображаемый пир; так что давай
поспешим дальше, поглощая видение сливового пирога.

 Вот удовольствия, как сказали бы некоторые, более возвышенного рода,
в витрине книжного магазина. Энни — начитанная леди? Да, она
глубоко погружена в книги Питера Парли и всё больше любит
сказки, хотя в наши дни их редко встретишь, и она подпишется,
в следующем году, в «Юношеском сборнике». Но, по правде говоря, она склонна
отворачиваться от печатных страниц и продолжать смотреть на красивые картинки,
например, на яркие, которые делают эту витрину постоянным местом
пребывания детей. Что бы подумала Энни, если бы в книге, которую я собираюсь отправить ей на Новый год, она нашла бы себя, свою милую маленькую копию, переплетённую в шёлк или сафьян с позолоченными краями, и хранившуюся там до тех пор, пока она не стала бы взрослой женщиной с собственными детьми, которые читали бы о детстве их матери! Это было бы очень странно.

Малышке Энни надоели картинки, и она тянет меня за руку дальше, пока мы вдруг не останавливаемся у самого чудесного магазина во всём городе. О, мои звёзды! Это магазин игрушек или волшебная страна? Потому что здесь есть позолоченные
колесницы, в которых король и королева фей могли бы ехать бок о бок, а их придворные на этих маленьких лошадках должны были бы скакать в триумфальной процессии впереди и позади королевской четы. Здесь также есть фарфоровая посуда, которая могла бы стать сервизом для тех же самых знатных особ, когда они устраивают королевский банкет на самом роскошном балу
их дворец, целых пять футов в высоту, и вот их знать пирует за длинным столом. Между королём и королевой должна сидеть
моя маленькая Энни, самая красивая фея из всех. Вот стоит турок в тюрбане,
 угрожающий нам своей саблей, как уродливый язычник. А вот китайский мандарин, который кивает нам с Энни. Здесь мы
можем увидеть целую армию, конную и пешую, в красно-синей форме, с барабанами, флейтами, трубами и всевозможными музыкальными инструментами; они остановились на подоконнике после утомительного перехода из Лилипутии.
Но какое дело Энни до солдат? Она не королева-завоевательница, ни Семирамида, ни Екатерина, всё её сердце отдано этой кукле, которая смотрит на нас таким модным взглядом. Это настоящая игрушка маленькой девочки. Хотя кукла сделана из дерева, она — призрачный и неземной персонаж, наделённый детской фантазией особой жизнью; кукла-мимикрия — героиня романа, актриса и страдалица в тысяче призрачных сцен, главная обитательница того дикого мира, в котором дети подражают реальному. Маленькая Энни не понимает, о чём я говорю, но
с надеждой смотрит на гордую даму в окне. Мы пригласим её домой, когда вернёмся. А пока, прощай, куколка! Ты сама игрушка, и ты смотришь из своего окна на многих дам, которые тоже игрушки, хотя они ходят и говорят, и на толпу, преследующую игрушки, хотя у них серьёзные лица. О, если бы у тебя были не закрывающиеся глаза и если бы ты обладала умом, чтобы судить обо всём, что мелькает перед ними, какой мудрой куклой ты была бы! Пойдём, маленькая Энни, мы найдём достаточно игрушек, куда бы мы ни пошли.


Теперь мы снова проталкиваемся сквозь толпу. Это любопытно, в самом деле.
в оживлённой части города, чтобы встретиться с живыми существами, которые родились в далёком уединении, но обрели вторую природу в людской глуши. Посмотри, Энни, на эту канарейку, которая свисает из клетки в окне. Бедняжка! Его золотые перья потускнели в этом дымном свете; он бы сиял в два раза ярче среди летних островов; но всё же он стал горожанином во всём, что касается его вкусов и привычек, и не пел бы и вполовину так хорошо без шума, который заглушает его музыку. Как жаль, что он не знает, как
Какой же он несчастный! А ещё там есть попугай, который кричит: «Красавчик Пол!
 Красавчик Пол!» — когда мы проходим мимо. Глупая птица, рассказывает о своей красоте незнакомцам, тем более что она не Красавчик Пол, хоть и нарядно одета в зелёное и жёлтое. Если бы она сказала «Красавчик Энни», в этом был бы смысл. Посмотрите на эту серую белку у
двери фруктовой лавки, которая так весело кружится в своём
проволочном колесе! Будучи обречённой на беговую дорожку, она превращает её в развлечение.
Восхитительная философия!

А вот и большая грубая собака, деревенский пёс, который ищет своего хозяина;
обнюхивая всех подряд и касаясь холодным носом руки маленькой Энни, но поспешно убегая, хотя она и хотела бы его погладить.
Успехов в твоих поисках, Верность! А на подоконнике сидит большой жёлтый кот, очень толстый и довольный кот, глядящий на этот преходящий мир совиными глазами и, несомненно, отпускающий меткие замечания, или то, что кажется таковыми глупому зверю. О мудрый кот, подвинься, чтобы я
мог сесть рядом с тобой, и мы будем парой философов!

Здесь мы видим нечто, напоминающее нам о городском глашатае и его динь-динь-дон
Колокольчик! Смотрите! Смотрите на эту огромную ткань, раскинутую в воздухе, на которой
изображены дикие звери, как будто они собрались вместе, чтобы выбрать короля,
согласно их обычаю во времена Эзопа. Но они выбирают не короля и не президента,
иначе мы бы услышали ужасный рёв! Они пришли из дремучих лесов,
с диких гор, из песков пустыни и полярных снегов, только чтобы отдать дань уважения моей маленькой
Энни. Когда мы входим в их ряды, огромный слон кланяется нам в
лучших традициях слоновьей вежливости, низко склоняясь под своей огромной тушей.
Слон опускает хобот и выставляет ногу назад. Энни отвечает на приветствие,
к большому удовольствию слона, который, несомненно, является самым воспитанным
чудовищем в караване. Лев и львица заняты двумя
говяжьими костями. Королевский тигр, прекрасный, необузданный, продолжает расхаживать по своей узкой клетке надменным шагом, не обращая внимания на зрителей и вспоминая жестокие деяния своей прежней жизни, когда он был склонен набрасываться на таких низших животных в джунглях Бенгалии.
Здесь мы видим того самого волка — не подходи к нему, Энни! —
тот самый волк, который съел Красную Шапочку и её бабушку.
 В соседней клетке гиена из Египта, которая, несомненно, завывала у пирамид, и чёрный медведь из наших лесов — сокамерники и
прекрасные друзья. Есть ли два живых существа, которые настолько несимпатичны друг другу, что не могут быть друзьями? Вот сидит большой белый медведь, которого обычные наблюдатели назвали бы очень глупым зверем, хотя
Я вижу, что он погружён в размышления; он думает о
своих путешествиях на айсберге и о своём уютном доме неподалёку от
о северном полюсе и о маленьких медвежатах, которых он оставил кататься в
вечных снегах. На самом деле он очень сентиментальный медведь. Но, о, эти
несентиментальные обезьяны, уродливые, ухмыляющиеся, подражающие, болтающие,
злобные, озорные и странные маленькие твари. Энни не любит обезьян.
Их уродство шокирует её чистое, инстинктивное чувство прекрасного и заставляет
её разум тревожиться, потому что они похожи на дикое и мрачное
человечество. Но вот маленький пони, как раз такой, чтобы Энни могла на нём
кататься, и он скачет по кругу, отбивая такт копытами.
Цокот копыт под звуки музыки. И вот, в сюртуке со шнуровкой, в треуголке и с хлыстом в руке, появляется маленький джентльмен, достаточно маленький, чтобы быть королём фей, и достаточно уродливый, чтобы быть королём гномов, и одним прыжком запрыгивает в седло. Весело, весело звучит музыка, весело скачет пони, весело едет маленький старый джентльмен. Пойдём, Энни, снова на улицу; может быть,
там мы увидим обезьян верхом на лошадях! Боже милостивый, в каком шумном мире
мы, тихие люди, живём! Энни, ты когда-нибудь читала «Крики Лондона»?
С каким пылким рвением тот мужчина кричит, что его тачка полна омаров! А вот ещё один, верхом на повозке, издаёт хриплый и страшный звук из жестяного рожка, словно говоря: «Свежая рыба!» И послушайте! голос с высоты, подобный голосу муэдзина на вершине мечети, возвещающего о том, что какой-то трубочист выбрался из дыма и сажи, из мрачных пещер на свежий воздух. Какое дело миру до этого? Но, увы, мы слышим пронзительный голос страдания, плач маленького ребёнка, который становится всё громче с каждым повторением этого
резкий шлепающий звук, производимый открытой ладонью по нежной плоти.
Энни сочувствует, хотя и не сталкивалась с таким ужасным горем. Lo!
снова городской глашатай, с каким-то новым секретом для всеобщего сведения. Он
расскажите об аукционе, или о потерянной сумочке, или показать красивые
восковые фигуры, или какого-то чудовища страшнее любого в
караван? Я думаю, последнее. Посмотрите, как он поднимает колокол в правой руке
и сначала медленно, а затем поспешно трясёт им, пока
кажется, что язычок не ударяет сразу по обеим сторонам, и звуки не разлетаются в разные стороны
в быстрой последовательности, далеко и близко.

Динь-дон! Динь-дон! Динь-дон!

Теперь он возвышает свой ясный, громкий голос над всем городским шумом; он
прерывает гулкие разговоры на разных языках и отвлекает каждого от
его собственных дел; он разносится по эхом наполненной улице и
поднимается в тихую комнату для больных, а также проникает в
подвальную кухню, где повариха отворачивается от огня, чтобы послушать. Кто из всех, кто обращается к публике, будь то в церкви, в суде или в зале заседаний, имеет такую внимательную аудиторию, как городской глашатай? Что он говорит?
народный оратор?

"Потерялась маленькая девочка пяти лет, в голубом шёлковом платье и белых панталончиках, с каштановыми вьющимися волосами и карими глазами.
Тот, кто вернёт её несчастной матери..."

Стой, стой, глашатай! Потеряшка нашлась. О, моя милая Энни, мы
забыли рассказать твоей маме о нашей прогулке, и она в отчаянии, и
послала городского глашатая кричать на улицах, пугая стариков и
молодёжь, из-за пропажи маленькой девочки, которая ни разу не выпустила мою руку!
Что ж, давай поспешим домой и по пути не забудем поблагодарить небеса,
моя Энни, что, немного побродив по миру, ты сможешь
вернуться по первому зову, с чистым и неутомимым сердцем, и
снова стать счастливым ребёнком. Но я слишком далеко забрёл, чтобы
городской глашатай мог позвать меня обратно.

 О, как сладок был детский лепет в моём сердце, пока я бродил
с маленькой Энни! Не говорите, что это была пустая трата драгоценного времени, бесполезное занятие, болтовня и детские фантазии на темы, недостойные внимания взрослого человека. Неужели всё было именно так? Нет, не так. Те, кто так говорит, не по-настоящему мудры.
 Как чистое дыхание детей возрождает жизнь пожилых людей, так
свою нравственную природу оживить их бесплатно и просто мысли, родной
чувство, пространство радости, для маленькой причиной или нет, их горе, только разбудил и вскоре успокоилась. Их влияние на нас, по крайней мере, взаимно с нашим влиянием на них. Когда наше младенчество почти забыто, а наше отрочество давно прошло, хотя кажется, что это было только вчера; когда жизнь
нависает над нами мрачной тучей, и мы сомневаемся, можно ли
ещё называть себя молодыми, тогда хорошо ускользнуть от общества бородатых мужчин и даже стань добрее и проведи час-другой с детьми. Набравшись сил из этих источников свежей жизни, мы вернёмся в толпу, как я делаю сейчас, чтобы бороться и играть свою роль в жизни, возможно, так же страстно, как и прежде, но на какое-то время с более добрым и чистым сердцем и более мудрым духом. И всё это благодаря твоему волшебству, дорогая маленькая Энни!
*******