Символ человеческой жизни

МАДАМ БРИЛЛОН ИЗ ПАССИ, БЕНДЖАМИН ФРАНКЛИН.
***
Вы, возможно, помните, мой дорогой друг, что, когда мы недавно провели тот счастливый день в восхитительном саду и в приятном обществе Мулен-Жоли, я немного задержался во время одной из наших прогулок и немного отстал от компании. Нам показали бесчисленное множество скелетов маленьких мух, называемых эфемерами, которые, как нам сказали, сменяли друг друга в течение дня. Я случайно увидел на листе их компанию,
которая, казалось, была занята разговором. Вы знаете, я
Я понимаю все низшие языки животных. Моя чрезмерная увлечённость их изучением — лучшее оправдание, которое я могу привести в оправдание того небольшого прогресса, которого я добился в вашем очаровательном языке. Из любопытства я прислушивался к разговорам этих маленьких созданий, но поскольку они, в своей национальной манере, говорили по трое или четверо одновременно, я мало что мог понять из их беседы. Однако, судя по обрывкам фраз, которые я то и дело слышал, они горячо спорили о достоинствах двух иностранных музыкантов, одного — _кузена_, другого — _мошетто_; в этом споре они
Они проводили время, по-видимому, не задумываясь о краткости жизни, как если бы были уверены, что проживут ещё месяц. «Счастливые люди! — подумал я. — Вы, несомненно, живёте под мудрым, справедливым и мягким правлением, поскольку у вас нет ни общественных проблем, на которые можно было бы жаловаться, ни поводов для разногласий, кроме достоинств и недостатков иностранной музыки». Я отвернулся от них и посмотрел на старого седого человека, который сидел один на другом листе и разговаривал сам с собой. Меня позабавил его монолог, и я записал его,
надеясь, что он так же позабавит ту, к которой я так неравнодушен
в долгу перед самым приятным из всех развлечений, её восхитительной компанией
и небесной гармонией.

«По мнению учёных философов нашей расы, которые жили и процветали задолго до моего времени, этот огромный мир, Мулен-Жоли, сам по себе не мог просуществовать более восемнадцати часов. И я думаю, что в этом мнении было что-то обоснованное, поскольку, судя по кажущемуся движению великого светила, дающего жизнь всей природе, которое в моё время заметно склонилось к океану в конце нашей Земли, оно должно было завершить свой путь и погаснуть в
Воды, которые окружают нас и погружают мир в холод и тьму,
неизбежно приводят к всеобщей смерти и разрушению. Я прожил
семь из этих часов, что является большим сроком, ведь это не менее четырёхсот
двадцати минут времени. Как мало кто из нас живёт так долго! Я видел, как
рождались, расцветали и умирали поколения. Мои нынешние друзья — это
дети и внуки друзей моей юности, которых, увы, уже нет! И я скоро последую за ними, потому что, по законам
природы, хотя я и здоров, я не могу рассчитывать на то, что проживу больше семи или
ещё на восемь минут. Что теперь толку во всех моих трудах и стараниях, направленных на то, чтобы собрать
росу на этом листе, которым я не могу наслаждаться! Что толку в политической борьбе, которой я занимался ради блага моих соотечественников,
обитателей этого леса, или в моих философских изысканиях на благо нашей расы в целом! Ведь в политике что могут значить законы без морали?
Наша нынешняя раса эфемеров через несколько минут станет
разлагаться, как и другие, более старые виды, и, следовательно, будет такой же
жалкой. А в философии, как мал наш прогресс! Увы! искусство долговечно,
а жизнь коротка! Мои друзья утешают меня мыслью о том, что, по их словам, я оставлю после себя имя; и они говорят мне, что я прожил достаточно долго для природы и славы. Но что будет значить слава для эфемерного существа, которого больше не будет? И что станет со всей историей в восемнадцатом часу, когда сам мир, даже весь Мулен-Жоли, подойдёт к концу и будет погребён под вселенскими руинами?

Для меня, после всех моих страстных поисков, не осталось никаких надёжных удовольствий, кроме
размышлений о долгой жизни, проведённой в благих намерениях, в здравом уме
Разговоры с несколькими милыми дамами, а то и добрая улыбка
и мелодия от всегда любезной _Brillante_.
***