Существовал ли виконт де Бражелон? Часть 1

Рауль, сын Атоса, графа де Ла Фер, присутствует в двух романах Александра Дюма – «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон, или десять лет спустя».

Судьба его трагична – он погиб, поскольку не щадил своей жизни от несчастной любви.

В мемуарах Талемана де Рео упоминаются некие Бражелоны, конкретно – господа Бутийе из рода Бражелонов:

«На какой-то пирушке, где каждый рассказывал что-нибудь смешное о кардинале де Ришелье, (Герцог [Гастон Орлеанский, называемый также Месье], которым всегда управляли другие, сетовал, что кардинал де Ришелье управляет его Августейшим братом [Королём Людовиком Тринадцатым]), г-н Шавиньи тоже рассказал одну историю. Герцог Орлеанский сказал ему с улыбкой: "Et tu quoque fili?" [И ты тоже, сынок?] — ибо утверждали, будто Шавиньи — сын Кардинала, который в молодости переспал с г-жой Бутийе. (Из рода Бражелонов.) Именно эта женщина принесла в дом удачу. Она определила своего мужа к Королеве-матери, и впоследствии он стал Суперинтендантом финансов. Она выхлопотала также должность коадъютора в Туре своему зятю.

Сразу же далее он рассказывает о госпоже де Рибодон, тоже из рода Бражелонов:

Поговорим немного о его любовных увлечениях. Месье овдовел, еще будучи совсем молодым, и говаривал: «Я совершенно не гожусь для той игры в галантность, которая нынче все еще в моде и при которой надобно прикидываться больным, выглядеть бледным и падать без чувств». И в самом деле, у него всегда был румянец во всю щеку. Мне кажется, у него были любовные истории во Фландрии, но ничего достойного внимания. По возвращении во Францию он влюбился в красавицу по имени г-жа де Рибодон, жившую в квартале Сен-Поль. Она была из рода Бражелонов. По поводу этого увлечения были написаны куплеты:

От страсти к Рибодон наш герцог просто в раже,

Но брат, отец и муж всегда на страже, —

Как быть?.. и т. д.

И еще другие:

Он шепчет ей: Пойдем, пойдем,

Мы что-то сотворим вдвоем —

Та-ра-ра-ра-та-ра-ра!

Ага,

Мы сотворим рога!

Тон-тон!

И пусть их вечно носит он —

Супруг твой Рибодон!

Та-ра-ра-ра-та-ра-ра!

Красавица ему в ответ:

У вас, мой друг, чего-то нет —

Та-ра-ра-ра-та-ра-ра!

Ага!

Чтоб сотворить рога!

Тон-тон!

Нет, их носить не будет он,

Супруг мой Рибодон!

Та-ра-ра-ра-та-ра-ра!»

Судя по всему, это достаточно знатная фамилия, известная широко, поскольку он не считает необходимым давать пояснения, следовательно, дом этот был достаточно известен.

А как же! Из этого дома вышла любовница кардинала Ришельё и любовница брата Короля, Гастона Орлеанского, Месье! Это очень-очень близко к трону!

Также это имя находим в мемуарах Франсуа де Ларошфуко (знаменитый автор афоризмов и максимов, герцог де Ларошфуко и он же принц Марсийак, платонически влюблённый в герцогиню де Шеврёз, в Королеву Анну, и вовсе не платонический любовник многих дам, включая герцогиню де Лонгвиль):

"Настояния капитула собора Богоматери принудили двор согласиться, чтобы при мне находился кто-нибудь из духовных лиц, — выбор пал на каноника из семьи де Бражелон, учившегося со мной в коллеже и даже получившего из моих рук свой приход. Он не постиг умения скучать или, лучше сказать, он слишком предавался скуке в тюрьме, хотя из любви ко мне с радостью в ней затворился. Но в крепости им овладела глубокая меланхолия. Я заметил это и приложил все старания, чтобы он покинул тюрьму, но он и слушать об этом не хотел. Вскоре он захворал лихорадкой и во время четвертого ее приступа перерезал себе горло бритвой. Пока я находился в Венсеннском замке, от меня скрывали, какой смертью он погиб, — то была единственная милость, оказанная мне в тюрьме; правду я узнал от Первого президента де Бельевра в тот день, когда меня выпустили из донжона Венсеннского замка, чтобы препроводить в Нант. Однако друзья мои разгласили историю трагической этой гибели, и она лишь усилила сочувствие ко мне народа. А сочувствие это в свою очередь усилило страхи кардинала Мазарини; они довели его до того, что он стал подумывать, не перевести ли меня в Амьен, в Брест или в Гавр-де-Грас»".

Человек, о котором здесь говорится – Этьен де Бражелон, каноник собора Богоматери, появился в крепости 5 апреля 1653 г., а 28 августа покончил с собой.

Кроме того, мы узнаём, что мать знаменитого Шавиньи носила в девичестве имя Бражелон, а именно: Мари де Бражелон, жена Клода Бутийе.

В книге Птифиса в примечаниях сообщается вот что об истории имени Рауля де Бражелона:

«Дюма почерпнул имя Бражелон из Истории Генриетты Английской г-жи де Лафайетт. Там речь идет о Жаке де Бражелоне, интенданте дома Гастона Орлеанского. Его невинная переписка с мадемуазель де Лавальер вызвала ревность Людовика XIV».

Видимо, Жаку де Бражелону не поздоровилось. Впрочем, возможно, Луиза объяснила, что не питает к этому офицеру никаких чувств, и, по-видимому, успокоила Короля. Вероятно, она, действительно, не была влюблена в этого Жака Бражелона. Хотя, как знать? Невинная переписка – это такая вещь, которая может не значить ничего или значить очень многое.

Также известно, что когда Король Людовик XIV сделал своей любовницей Луизу де Лавальер, некий молодой дворянин, который был безумно влюблён в неё, так горевал, что просто сидел на диване и отказывался принимать еду, вследствие чего умер. Имя этого дворянина известно, и это – не Бражелон. Смерть его была не столь героической, как смерть Рауля де Бражелона, описанная Александром Дюма.

Таким образом, Рауль де Бражелон – собирательный образ. Имя взято из реальности, влюблённость до страстности, заставившая отказаться от жизни, если в ней не будет Луизы – из другого эпизода с совсем другим человеком.

В первой части я уже указал на мемуары, где упоминается человек по имени Бражелон. Он, похоже, был выходцем из весьма знатного дома.

Поиск в интернете не даёт желаемой информации.

Но вот интересная писательница - Мари Мадлен де Лафайет. Она была одной из фрейлин принцессы Генриетты, то есть Мадам, первой супруги Филиппа Орлеанского, брата короля Людовика Четырнадцатого.

Первая часть книги "История Генриетты Английской, первой жены Филиппа Французского, герцога Орлеанского".

Первую часть этого произведения читала сама Генриетта и одобрила. Так что там, конечно, не обязательно всё правда, но неправда там может быть лишь в отношении романтических отношений между Генриеттой и графом де Гишем. Тут, конечно, принцесса не могла бы одобрить, чтобы это разглашалось на всё страну. Поэтому в отношении этой связи сказано, что это было лишь обоюдными симпатиями, которые не шли дальше разговоров, пусть бы даже и наедине, без свидетелей, в комнатах принцессы. Ну, конечно, если бы что-то было, тогда принцесса (она же герцогиня) не одобрила бы этой книги. А Мари де Лафайет была фрейлиной, то есть находилась на службе принцессы и получала за это жалование. Могла ли она написать что-либо, что компрометировало бы принцессу? Конечно, нет!

Но вот написать правду о первой официальной (но не первой неофициальной) любовнице короля, мадемуазель де Лавальер (или де Ла Вальер), конечно же она могла и должна была! Итак, в этой книге несколько раз упоминается некий Бражелон, который был знаком с Луизой де Лавальер, и даже у них реально было роман (или взаимная влюблённость, если быть точным и конкретным) и были обмены письмами. Так что если Птифис пишет следующее:

«Дюма почерпнул имя Бражелон из Истории Генриетты Английской г-жи де Лафайетт. Там речь идет о Жаке де Бражелоне, интенданте дома Гастона Орлеанского. Его невинная переписка с мадемуазель де Лавальер вызвала ревность Людовика XIV».

Но сама книга госпожи де Лафайет даёт больше информации. По счастью, у меня эта книга есть, два издания.

Автор сообщает, что другая фрейлина принцессы, некая де Монтале (у Дюма это «Ора де Монтале», но на самом деле - Николь-Анна де Монтале) вызвалась быть наперсницей и у самой принцессы, и у Луизы де Лавальер. То есть поверенной в их любовных приключениях, чаяниях, секретах. Далее она пишет о том, почему Монтале стала наперсницей Лавальер:

«С придворной жизнью она [Монтале] познакомилась лишь в Блуа, став фрейлиной у вдовствующей Мадам. [То есть у вдовы дяди Людовика Четырнадцатого, Гастона Орлеанского]. Неглубокое знание света и сильное пристрастие к галантным историям делали её весьма подходящей для роли наперсницы. Она уже была таковой во время пребывания в Блуа, где некто Бражелон влюбился в Лавальер. Они обменялись несколькими письмами: госпожа де Сен-Реми заметила это. Словом, все происходило совсем недавно. И король не остался безучастным, его мучила ревность».

Ну, кстати, госпожа де Сен-Реми была матерью Луизы, а господин де Сен-Реми - её отчимом, вторым супругом её матери.

Далее госпожа де Лафайет ещё, как минимум, дважды упоминает Бражелона. После того, как король рассердился на Лавальер, и она уехала в монастырь (куда её не пустили, так что она ждала в приёмном зале на полу), король забрал её оттуда, умолял Генриетту вернуть ей должность фрейлины (хотя её супруг Месье, Филипп Орлеанский, отказал в этом своему царственному брату). Король со слезами умолял принцессу, и она согласилась. Но, если верить Лафайет (а не верить ей в этом случае нет причины), король ещё некоторое время чувствовал обиду на Лавальер и как бы не сразу простил её. Она же ощущала себя брошенной.

Далее следует вот что:

«Наконец король простил её, а Монтале удалось войти в доверие к королю. Он несколько раз спрашивал её о Бражелоне, зная, что она была осведомлена об этом, и так как Монтале умела лучше лгать, чем Лавальер, слушая её, король успокаивался душой. Тем не менее его терзали опасения, что он был не первым, кого любила Лавальер, мало того, король боялся, что Лавальер всё ещё любит Бражелона».

В примечании сказано следующее: «Бражелон Жан шевалье, де - сын президента парламента Меца, советник Рейнского парламента».

Итак, он был то ли Жаном, то ли Жаком, он был то ли интендантом дома Гастона Орлеанского, то ли сыном президента парламента Меца и советником Рейнского парламента. Мог ли быть интендант одновременно советником парламента? Сомнительно! Но не исключено!

Итак, вопреки тому, что Дюма утверждает, что Луиза относилась к Бражелону только как к другу детства, всё было намного сложнее!

Бражелон имел вполне конкретных родителей, ими были не вымышленный Атос, граф де Ла Фер, и не герцогиня де Шеврёз, и звали его не Рауль, а Жан или Жак. Он не был другом детства, это была не детская дружба, а именно романтическое - прямо скажем любовное - увлечение, оно было взаимным, оно подкреплялось взаимными письмами, и письмо было не одно, их было несколько, может быть и множество. Но не одно. И с обеих сторон. И не о пустяках и не дружеское. Были взаимные признания, иначе бы и говорить не о чем было бы. Если бы в письме сообщались новости из Блуа, тогда королю нечего было бы ревновать. Почему мы так утверждаем? Прочитайте внимательно. Монтале легче лгала, чем Лавальер, поэтому она уверила короля, что между Лавальер и Бражелоном ничего нет. То есть отсутствие взаимной любви между ними - это ложь. А Дюма утверждает, что Луиза до Людовика Четырнадцатого на самом деле никого не любила, а отношения с Бражелоном не воспринимала, как любовные.