Краски первой любви

             Всего один лишь только раз
                Цветут сады в душе у нас…
                М.Рябинин


    Я заканчивала первый курс университета. Мой брат перешёл в последний, десятый класс средней школы. По окончании школы он тоже намеревался поступить в университет, только на другой факультет. Так оно и случилось, но это будет позже.
    А пока в нашем сплошь утопающем в зелени городке мы оба, равно как и наши друзья, упивались запахами начала лета: ещё цвела сирень, чуть позже зацвёл жасмин и манил нас в свои одуряющее пахнущие заросли. После второй сессии с её бессонными ночами я чувствовала себя освобождённой от всех проблем и забот, совершенно свободной, поэтому дала лету всецело поглотить себя.
    Как-то вечером я зачиталась допоздна и не расслышала, как тихо скрипнула дверь и вошла мама. Она приблизилась ко мне и заговорщическим тоном проговорила:
   -  Доченька! Ты ничего не заметила?
   - А что я должна заметить?
   - Ты разве нее видишь, что происходит с твоим братом? Он же влюбился. И знаешь, в кого? В дачницу из Ленинграда. Говорят, очень красивая.
    Я машинально слушала маму, не придавая особого значения её словам.
    - Ну, это возрастное, мама. Должно быть, просто симпатия. Игорь, насколько мне известно, ни в кого ещё не влюблялся. По-моему, он ещё не созрел для этого.
   -  Нет, дочка, нет. Твой брат влюбился по-настоящему, первый раз в жизни. Он страдает от этого.
   - А чего страдать-то? Он парень красивый. - Надо сказать, что Игорь действительно был очень хорош собой в юности – выше среднего роста, темноволосый, синеглазый, он и статью, и лицом напоминал кумира девушек и той, и более поздней поры – Алена Делона. Его так в городке и называли – «наш Делон». – Да он просто находка для девушек из большого города, явно пресыщенных мужским вниманием.
    - Но ему же только шестнадцать!
    - А ты, мама, вспомни, сколько лет было Ромео и Джульетте! – возразила я.


                ***


    Я увидела её на следующий день. Она выходила из нашей библиотеки, а я шла туда. Это была хрупкая, тоненькая, довольно высокая девушка. Густые тёмные вьющиеся волосы были рассыпаны по плечам. Нежный овал лица, тёмные глаза-маслины, греческий нос и аккуратные, слегка припухлые губы. Мы шли навстречу друг другу. Девушка улыбалась чему-то своему, а я в это время успела рассмотреть её. На ней было весёленькое ситцевое платье в сборочках, на ногах – белые кожаные туфли. Я почему-то сразу поняла, что навстречу мне, улыбаясь солнцу и свежему ветру, шла она, первая любовь моего брата. Да она и сама была как бы соткана из воздуха: нежная, неслышно ступающая по асфальту.
    «Хороша! – подумала я – И свежа, как только что распустившаяся розочка».
    Библиотекарша, женщина мне хорошо знакомая и всегда доброжелательная, на мой вопрос, кто только что вышел от неё в такой ранний для обычных читателей час, ответила:
    - Это дачница из Ленинграда. Она приехала с мамой к знакомым, живущим недалеко от вокзала. Говорят, они и раньше приезжали, но тогда девочка была подростком и далеко от дома не отходила, довольствуясь садом м протекающей неподалёку речкой. Её зовут Ирина Збежинская. В этом сезоне она наша достопримечательность. Ты не первая о ней спрашиваешь.
    - А почему достопримечательность?
    - А сама не заметила, Валечка, как она хороша? Наши парни боятся на неё посмотреть. Кстати, мне кто-то сказал – у нас же все про всех знают! – что твой брат и Ирочка вчера прогуливались рядом со станцией и что он глаз от неё не отрывал. И это Игорь, который никогда ни с кем из девочек не дружил! Похоже это первая любовь…
    - Я об этом ничего не знаю. Брат – натура скрытная. Но если это так, то я рада за него.
    - И ты знаешь, они как-то удивительно подходят один к другому. И рост, и стать, и манера держаться – вроде и простые, но вместе с тем интеллигентные, оба очень красивые.
    - Ну, об интеллигентности ещё рано говорить.
    - Да нет. Интеллигентность – это аристократизм духа. Такие люди сразу бросаются в глаза. Они особые. К сожалению, у нас таких мало.
    Я взяла книги для души, так как устала от чтения огромного количества произведений по программе, и, попрощавшись с Антониной Викторовной, библиотекарем и местным аналитиком в одном лице, пошла домой.
    Дома никого не было: родители ушли на работу, а брат, обычно такой лежебока, тоже исчез. Не к ней же он отправился, хотя…
    Я взяла книгу, плед и пошла в сад. Устроившись в шезлонге поудобнее, я погрузилась в свой любимый мир.


                ***


    Вечером я внимательно присмотрелась к брату. Я была старше его всего на два года, но мне всегда казалось, что разница в возрасте намного больше. Детьми мы дружили, вместе играли, но потом наши интересы стали разными, и мы как-то мало стали соприкасаться, стали жить каждый в своём мире.
    Я любила спорт и занималась серьёзно баскетболом, любила велосипед, лыжи и другое. Я много читала, но большую часть времени проводила за учебниками. Брат же тихо приходил из школы и, пообедав, отправлялся на свой диван с книгой – читать он тоже любил, но больше историческую литературу. Потом он засыпал и спал довольно долго. Уроками дома почти не занимался, но учился если и не блестяще, то всё же успешно. В общем, он был, на мой взгляд, вещью в себе.

    В этот вечер я зашла к нему под надуманным предлогом. Пока я корпела над книгами, уже готовясь к занятиям на втором курсе, краем уха уловила, что он тихо прошёл в свою комнату. Родителей в тот вечер дома не было – они пошли на какое-то торжество к маминой коллеге.
    Я задумалась, переключившись с творчества Вольтера на события в родном городке, и перед моим взглядом всплыло необычное лицо Ирочки Збежинской. Я была уверена, что брат сегодня вечером был с ней, и меня просто распирало желание что-то узнать об их отношениях.
    Взяв новые шахматы, подаренные мне за окончание первого курса, я постучалась к Игорю. Не расслышав ответа, вошла. Брат лежал на диване в задумчиво-мечтательной позе, лицо его светилось. Губы были слегка припухшими. «Наверно, целовались, - подумалось мне, - похоже, в первый раз».
    - Игорь, - начала я, - эта девочка-дачница – кажется, её зовут Ириной – очень мне понравилась. Изящное создание. Смотри, не упусти! К тому же ленинградка.
    Брат вскинул на меня свои удивлённые глаза-озёра и тихо промолвил:
    - Я её люблю, но знаю, что наши отношения рассыплются, как карточный домик, как только они с мамой уедут. Скорее всего, я после этого и не увижу её никогда.
    - Да что ты, братик! Вы же оба такие юные, всё у вас впереди. Откуда такой пессимизм?
    - Неужели тебе не понятно? Мы с тобой живём в маленьком городке, она – в Питере. Её отец профессор какого-то вуза. Уже по этим причинам мы не на одном уровне. Да и по развитию она намного меня опережает – и потому что ленинградка, и потому что много путешествовала, и не только по Союзу.
    - Да, в чём-то ты прав. Но вы оба такие красивые, пара – на загляденье! А как с интеллектом?
    - Ну, здесь я ей ни в чём не уступаю. Хоть в этом не ниже её! А то, что она хороша собой, даже хуже для меня – она легко найдёт себе симпатичного парня и в Ленинграде, а, скорее, её найдут.
    - Так что же, на ней свет клином сошёлся? Ты тоже найдёшь себе другую, не хуже.
    - Другую – да, но такую – никогда, - задумчиво, с паузами, произнёс он.
    После этого он замкнулся и дал мне понять, что продолжать разговор не намерен. «Неужели и его постигнет та же участь, что и меня, и первая любовь канет в Лету?! Господи, не допусти этого хотя бы для брата!» - мысленно взмолилась я. В эти минуты я испытывала к Игорю щемяще-нежные родственные чувства.


                ***


    Следующий день был очень жарким. Я отсиживалась дома или под тенью старой яблони – только там ещё сохранялась какая-то свежесть от низко нависших над землёй веток, высокой травы и ягодных кустов.
    Ещё утром мне позвонила подруга и предложила прогуляться, как стемнеет, так как тоже млеет от жары. Я охотно согласилась, но ближе к вечеру позвонила снова и взволнованно сказала, что не придёт: к ней приехал друг, на которого она имела виды. Мне не хотелось менять планы, и я решила пойти одна.
    Я прошла по аллее акаций, которые уже отцвели, и свернула в сторону станции – на одно из своих любимых мест, где стояли старинные и очень добротные скамейки, окружённые густыми кустами шиповника, сирени или жасмина и отгороженные ими от железной дороги. Жасмин ещё полностью не отцвёл, так что в воздухе носился его упоительный аромат. Я присела на крайнюю скамейку и с удовольствием вытащила ноги из туфель. Какое блаженство – вот так сидеть  и смотреть на тёмное небо, на котором ясно вырисовывался полумесяц, и ни о чём не думать!
    Неожиданно для меня тишина была нарушена каким-то тихим разговором. Я отогнула колючие ветки шиповника, и во второй от меня «кабинке» разглядела пару, которая до этого сидела тихо. И надо же так случиться, что единственный фонарь на этой стороне горел над второй скамейкой, освещая и третью, а я сидела в полной темноте, зато хорошо всё видела. Я сразу узнала парочку: это были Игорь и Ирочка Збежинская.
    - Игорёк, почему ты всё время молчишь и так на меня смотришь? – взволнованно спросила девушка.
    - Ты знаешь, почему, Ира. Я любуюсь тобой, я вдыхаю твой аромат. Хочу навечно запечатлеть тебя в себе.
    - Ну, зачем такой трагический тон? Мы же ещё не раз встретимся  с тобой. Я же говорила, что через год приеду снова. В Ленинграде у меня только подруги, и думаю я только об учёбе – сначала в школе, потом в вузе. Не думай о плохом! – повелительно-ласкающе проговорила она, - лучше поцелуй меня.
    Я представляла себе, что испытывал сейчас мой брат. Охваченный любовным порывом, он нежно обнял девушку за талию, прижал к себе и, найдя её губы, поцеловал их. То, что было дальше, удивило меня: Ирочка, это полувоздушное нежное создание, сама крепко обхватила Игоря за шею, и уже её мягкие сочные губки начали покрывать лицо, губы и даже шею Игоря. Представляю себя на месте брата!
     - Милый мой, стеснительный и порядочный дружок, - приговаривала она, - теперь-то ты видишь, что и я тебя тоже люблю?
    - Да, вижу, - прерывисто произнёс Игорь.
    Он встал перед нею на колени, обхватил её ножки, прижался и стал покрывать их поцелуями. Затем поднялся, взял её на руки и, посадив на колени, стал ласкать маленькую, ещё не развитую грудь. Девушка не сопротивлялась, а тихими стонами даже поощряла его невольно, но когда он попытался положить её на скамейку, она грациозным движением оттолкнула его, сказав:
    - Не сейчас, Игорь. Нам ещё рано!   
    И он послушался. Он склонился над нею, продолжая целовать руки, шею, плечи.
    - Ты зацелуешь меня! – игриво говорила она.
    И над всем, что они делали, над каждым их движением витал флёр первородной страсти, любовного пыла…
    … Я встала, не в силах больше наблюдать всё это, и медленно, держа туфли в руках, пошла по всё ещё тёплому асфальту прочь от своей скамьи. Аккуратно вышагивая по тротуару, я вспоминала и свою первое настоящее чувство, которое продолжения не имело. По моим щекам текли непрошеные слёзы.


                ***


    Я пришла домой, но долго не могла заснуть. Я ждала, когда вернётся брат: ведь всё, что происходило там, на станции, такое напряжение для него, как-то он его перенесёт!
    Было за полночь, когда я услышала его тихие шаги. Я надеялась, что минут через двадцать он заснёт, и, решив убедиться в этом, тихонько прошмыгнула в его комнату. Он сидел в кресле, зачарованный, даже не повернув голову в мою сторону, как будто боясь спугнуть то видение, которое всё ещё витало перед его взором.
    - Она моя! – продолжая смотреть мимо меня, произнёс наконец он.
    - Ты счастлив?
    - Безгранично – как и моя любовь.
    - Я слышала, завтра она уезжает.
    - Но она приедет через год. Обещала писать часто. Сказала, что всё у нас будет хорошо. Я верю ей.
    - Ты сиди, сиди. Я помогу тебе.
    Я разобрала ему постель, взбила подушку, поправила одеяло. Он как-то плавно и автоматически снял с себя верхнюю одежду и не менее странным движением скользнул под одеяло. Я поняла, что он боялся резкими движениями спугнуть видение, стоящее перед его глазами. Заметив, что дыхание его стало ритмичным, и он уже улыбался во сне, я задёрнула шторы, чтобы утреннее солнце не разбудило его.



                ***


   Проводив Ирину с матерью вечером следующего дня, Игорь на несколько дней ушёл в себя, практически не выходя из своей комнаты. С этого дня начались его страдания. Я чувствовала, как он изнывает в отсутствие своей Ирочки, но ничем не могла ему помочь. Его ничто не интересовало, ни к чему он не мог приложить руки, ничто не шло ему на ум. Он не читал книги, перестал слушать музыку, хотя раньше заполнял этим весь свой досуг.
    - Игорёк, так же нельзя, - сказала ему мама, видя, как безучастно сидит он на веранде. Она предложила ему пойти куда-нибудь развеяться или съездить с ней на экскурсию от её работы, но в ответ он молча мотал головой.
    Оживился Игорь только в сентябре, когда получил наконец письмо из Ленинграда. Ирина писала, что у неё всё хорошо, что в Питере идут проливные дожди, а один одноклассник даже перенёс её на руках через огромную лужу. «Пустяк, а приятно», - комментировала она. Ирина интересовалась его учёбой и планами и лишь в конце вскользь упомянула о любви, но как-то дежурно.
    Игорь в своём письме ответил на её вопросы, но выдержал его в той же тональности. Он показал своё письмо мне.
    - Так держать, Игорёк. Как бы ни сложились ваши отношения, не отчаивайся. Вот сейчас ты держишься молодцом, постарайся таким быть и дальше – ведь впереди выпуск и вступительные экзамены.


                ***


   Писем от Ирины долго не было. Игорь как-то отошёл от летней боли. Он по-прежнему успешно учился, выступал на сцене в школе и доме культуры (забыла упомянуть, что он хорошо пел). Местные девушки были рады, что их «Ален Делон» вновь такой, как прежде. Он охотно гулял с девчонками, ходил на вечеринки с друзьями, в кино и на танцы.
    Я продолжала регулярно приезжать домой на выходные. Мы сражались в шахматы, но об Ирочке – ни слова.

    Летом она не приехала.
    Игорь уже прошёл конкурс и поступил на экономический факультет в университет, когда пришло письмо, которого он уже и не ждал. Ирочка писала, что она этим летом не приедет (а лето-то уже заканчивалось!), что она поступила в университет на биологический, и теперь уезжает отдыхать на Азовское море с другом, который на три года её старше. «Он предложил мне выйти за него, но я пока не дала ответа. К тому же мне ещё не восемнадцать. Хотя думать нечего – я его люблю. Ты прости, Игорь», - так заканчивалось то письмо.
    Брат, научившийся держать себя в руках, на этот раз не выдержал.
    - Мама! Валя! Боже мой! Она полюбила… Я же чувствовал, я же знал, что так и будет! Я потерял её навсегда!
    Мы утешали его, как могли. Говорили о непостоянстве женщин, о непредсказуемых поворотах в жизни. Он молчал. Потом поднял голову и сказал:
    - Понимаете, того, что  было со мной тогда, уже никогда не будет. Теперь вся моя  жизнь  – только в сладких воспоминаниях.
    Впервые в жизни, мы, обнявшись с братом, плакали. Потеря его была невосполнимой, я знала это по себе. Я заглядывала в его глаза-озёра. Как же они затуманились!


                ***


    Игорь окончит университет и женится в 28 лет. Не по любви, а так, как женятся многие - чтобы иметь семью, домашний очаг. У него родится сын.
   
    Я часто вспоминала поразившую меня своей красотой девушку из Ленинграда и думала: «Что же ты сделала с моим братом, Ирочка! Зачем ты опустошила его душу?!»
    А Игорь с тех пор стал совсем другим, как будто одну половинку его души он так и не смог вернуть назад…

    Судьба Ирины, как мы значительно позже узнали от её квартирной хозяйки, сложилась драматично. Её первый муж-студент погиб в горах. Он был заядлым альпинистом. Закончив вуз, где она специализировалась по орнитологии, она неоднократно ездила в экспедиции на северные моря и озёра. В одной из экспедиций молодая вдова близко сошлась с учёным, который был на шесть лет старше её. Когда же открылось, что она забеременела, новоиспечённый гражданский муж объявил, что женат и детей своих не бросит…
    Родители Ирины отнеслись к этому с пониманием и помогали ей воспитывать дочурку. Отец устроил её на кафедре в своём институте. Замуж она больше не выходила.

    Игорь об этом так ничего и не узнал, мы скрыли от него этот разговор. Зачем? Он и так тяжело пережил свою первую любовь.
    А, впрочем, так ли это?


                17.6.13