Смачно о партийности литературы и духовной жажде

Любил, люблю и любить буду литературу, хоть и не открыл за последние два года ни одной книжки. А вот тогда, в школе еще, именно на уроках литературы от корки до корки прочел Войну и мир, всего Тургенева и самописные Темные аллеи из черной тетрадки в клеенчатом переплете. Да мало ли чего еще, всего не упомнить. Откинешь бывало крышку парты, задрапируешь ее тетрадками, уложишь во внутренний пенал том, и читаешь, читаешь, лишь изредка навостряя уши, когда голос преподавателя меняет местоположение.

Учительница литературы у нас была яркая такая женщина с полными выразительными губами. Ты мог ее не слушать, но не смотреть как двигаются эти прекрасные губы не мог. Поскольку в те годы преподавание литературы было вопросом и идеологическим в том числе, много этими замечательными губами говорилось о партийности литературы.

Понятно, что Шолохов, Островский, Фадеев, Горький и другие корифеи соцреализма были партийны по умолчанию. Вполне себе разумеется в этот чат входил пул издателей и авторов всяких колоколов, пчел и прочих, включая и самого А. С. Пушкина. Как сладко и смачно цитировала она «Горит восток зарею новой...» и тут же объясняла эти строки гениальным «провидением» суть зрением через века великого события мировой истории, очередное празднование которого вот уже скоро...

А как упоительно было читать по ее устам объяснения снов Веры Павловны. Будучи начитанным Ефремовым и Кирбулычевым советским подростком я, конечно, особо не задавался вопросом, что имели в виду авторы этой и подобных фантазий, любители конституции под севрюжину с хреном. Да и незачем было, нам все это жевали в рот клали. На этом фоне меня стал мучить вопрос: что значит «духовно почил» применительно к русскому народу? Много позже я узнал что это такое. Советская же традиция давала свое объяснение феномену.

В советский период духовно почившим признавался всякий кто не ходит в театр, книг не читает и кинокартин не смотрит. Таких почти не было, но при царях, как понималось, мужик в принципе не мог ходить в театр, развлекаться книжками или смотреть кино. И только советская власть наделила его такими возможностями, и да, окружающая действительность подтверждала, что теперь любой мог собраться вечером, пойти в кино на Ихтиандра, купить в Кагизе, или взять в библиотеке книжку и прочитать...

Особый накал духовной жизни подразумевался в конце рабочей недели. Конторские, разные дамы из присутствий, местные врачи и учителя, если была «картина» семьями шли в кино или утром выходного дня на какое-нибудь мероприятие в клубе. Там же по вечерам гремели танцпол куда собиралась местная молодежь и с ними мужики средних лет со «своими» и без. Там же патрулировал родительский комитет и учительский актив, гоняя своих подопечных. Жизнь кипела и была по-своему интересной и насыщенной.

Но вот ваш покорный слуга как-то томился посреди этого, как казалось, духовной жаждой. Не то было и не так, несмотря даже на множество им прочитанного. Озвучки не хватало. То пришло примерно в 79-м с каким то образом прорвавшимся на советское радио Лед Зеппелином. Это был удар по самым основам советской власти в душе юноши, удар, который откликнулся в 91-ом, когда этот же, будучи уже молодым человеком, равнодушно встретил старческую кончину великого Советского Союза.