Катамаран Лобачевского. Женщина. Глава 16

Юру Лисичкина отстранили.
Меня выписали.
Тётка в коме.
Теперь я хозяйка и никто мне не мешает, не задает вопросы дурацкие и не ждёт ответа.
Не заставляет слушать, как хорошо жилось раньше, и не зудит по поводу распущенности молодёжи.
Как раньше это мучило!
 А теперь красота - пустота одиночества.
Хоть бы кто зашёл, помешал, задал вопросы любые, вплоть до дурацких, заставил слушать, как было хорошо и какая молодёжь плохая.
Как мне не достает общения!
 Как меня ранит равнодушие холодное прохладной стены!
Я чувствую лбом не холод, не жар, не температуру тела, не зло, не добро, не человеческое участие.
Прохладная стена равнодушия очень быстро учит,  когда лишает общения.
 Она ругала и зудела и всё-всё-всё-всё-всё, но она не была прохладной стеной.
И чувство моей вины… и неважно, сама она влезла в петлю или ей помогли - и так, и так я виновата… ещё одна жертва, радуйтесь ….  А вы сами заказали траурную одежду для своих жены и детей?
 А может, они возрадуются вашей смерти?
А может, вам повезёт, как везло пока.
А в чём, собственно, повезло?
Я жива, тётка тоже. Юрий и ещё проводник-призрак.
Мы ещё что-либо придумаем.
Юра и я – мы. Не делаю ли я ошибку, права ли я?
Он пришел ко мне, мы разговаривали о тетке, проводнике, как будем ходить по вокзалам, разрабатывали график поисков.
И писали на листках: что думаем, как ловить, как следить.
 Это тяжело - думать одно, говорить другое, писать третье.
Раздвоение, растроение. 
И ещё быть естественной и для диктофона, и для Юры.
Я всё-таки не скажу ему всего, это моё, и пусть на живца они клюнут, главное - выйти хоть на одного, дальше будет легче.
Я не нашла жучка, и Юра не нашел. Но живу, как перед камерой, играю перед камерой.
 Меня вызывал новый следователь, и опять все по новой.
И ещё завели разговор: хватит мучить тётку, надо отключить её от приборов.
Я сказала «нет»!!!
Согласились, но, думаю, скоро опять наедут.
Вытащила бирюковские деньги - надо дать взятку заведующему реанимацией.
 Скоро в институт - страх перед теми же взглядами, вопросами через одежду - как это с ней было?
 Юра устроил с сентября санитаркой в детский противотуберкулёзный санаторий - ночь через две.
 И на кухне остатки, не объедки, а остатки, и ещё машины ставят на ночь - тоже деньги.
 В институте про меня никто не знает.
Все разговоры про Ленку, слава Богу, спасибо, Юрочка, спасибо тебе.
И выписку дали с переломом скулы при падении, боялась я зря.
Институт, тётка, вокзал, санаторий или дом.
Второй раз сказала: «Нет!», но Юра предупредил, что могут созвать консилиум и отключить по закону, срочно нужна взятка. Дала - замолчали.
И этот цирк с проводником ….
Я хожу и прошу взять посылку, соглашаются - говорю, что сейчас принесу, а сама к новому вагону.
 Юра следит, фотографирует, но я ни в одном не опознала.
Я злюсь:
- Почему не работает план?
- Твоя наивность еще наивнее твоего нетерпения, - смеялся Юра. - Они вообще могли левых нанять. Мне самое главное - засечь слежку и проследить цепочку. Хаус идёт на хаус
- Хаос? - спросила я.
- Хаос- тоже решение, но это, может, потом.  Хаус - это кот болотный, а «хаус» по-немецки дом. Кот идёт домой - вот что мне нужно проследить.
Юрий сделал «стоп» лицом, стиснув два ряда кафельных зубов, «предостерегающий кирпич» горизонтальной отталкивающей гримасой.
 «Я засек одного, - написал он на листке, - завтра принесу фотографии».
Мне плевать, главное, что не предлагают отключить приборы, но самое страшное, что это не вызывает у меня было негодования, ярости, злости, ненависти.
Одно тупое скотское равнодушие и упрямство.
Ольга Евгеньевна Щербакова, тёткин следователь, мучила меня недолго. Ей все было ясно: попытка самоубийства, и мотивация - из-за меня - кошмар с вами! - а я и не разубеждала.
 И мне очень понравилось, что она впервые из всех опустила подробности, а просто, как сброшенные карты, сгребла всё, замела пальчиками, замела, запела в одно сложное – кошмар.
  Может, её много обманывали и обижали?  Это помогало ей понять меня, но только после того, как она назвала это все по-своему, не смущаясь, не отводя взгляд, я почувствовала, как, оказывается, мне горько слышать эти слова.
Но когда дошло до психиатров, Ольга Евгеньевна вообще взбеленилась:
- !!!!! Психиатры !!!!! да будет вам известно, что психиатры не могут без маньяков, а маньяки без психиатров точно уже не могут. И кто без кого больше не может, еще вопрос! - доброе лицо Ольги Евгеньевны стало недобрым.
- И кто появился первым, тоже вопрос! Хоть они называются по-другому, убери одного - и сразу пропадут другие. Некому оценить качества и профессионализм. Если уничтожить психиатров, количество маньяков уменьшится в разы, и первые, и вторые знают это.
И маньяки надеются на психиатров во всём мире. Именно психиатры не дают убивать этих зверей. Плодить маньяков - это прямая обязанность психиатров, журналистов и киношников. Но прошло время, и маньяки стали необходимыми всем-всем-всем нам-нам-нам-нам!!!!
Она перехватила глоток воздуха, может, два.
-  Актёрам нужна публика, нужны критики, нужны цензоры и ещё много и много чего.
Чем кровянистее пьесы, тем выше ажиотаж.
А о чем ещё читать?
А о чем ещё трепаться?
А чего ещё бояться?
А о чем ещё мечтать?
 А дома тёща, нехватка денег, пресс начальства, рутина, да, еще забыла, педерастия, тоже чернозем для урожая.
А тут? Обсуждаем, боимся и, чем страшнее, тем больше боимся и больше обсуждаем, потому что интересно и работы много для психиатра, и журналиста, и киношника, и охранника детских садов, школ, университетов и ещё много-много-много чего.
 страх страх загоняет в казино в наркотики в бутылку к ведуньям, к вещуньям к экстрасенсам в секты в банды и прочей шушере
А кино? О чем еще снимать?
А литература! О чем еще писать!!!!
Важнее в жизни ничего нет
 Резко замолчав и перехватив два глотка, уже доверительно, почти на ухо:
 - Один маньяк, серьезный, за тридцать может.
- За тридцать? - переспросила я
- За тридцать покойников, - спокойно продолжала Ольга Евгеньевна. - И может прокормить до двухсот тысяч человек - это по моим скромным подсчетам, а может, и больше.
- И кому тогда выгодно прикрыть все эти маньяковское движения и какой выход? - мне страшно от ее слов.
- Выход? Маньяка умершлять, отдавая на сутки родственниками погибших.  Второе - запрет на любые публикации передачи фильмы, в общем, все. Третье-  суды закрытые.
Надо отобрать у актера публику, критиков, цензоров. Пусть психиатры сходят с ума тихо без публики, ох, я ещё главных падальщиков забыла - адвокатов. У этих всё, как у психиатров, а может быть, еще хуже. Эти опарыши могут плакать, что убийцы детей ему не достались на защиту. Кто они? Люди? Затхлость рекламированная. Они не понимают, что это не жизнь. они заворачивают, свои гены в сторону зверья, не понимая, что их потомство отгрызет им пальцы уши, язык, глаза. Гены заворачиваются, если нет защиты, алчность - это не защита, это гаденький интерес. Это не защита - это мысленное нападение, а послевкусие после разбора окровавленного белья - этого вообще для старого пердуна, обнюхивающего маленьких девочек ….
Юрий позвонил и назначил свидание на Беговой с головы поезда.
Вид у него был жалкий, извиняющийся, тер ладонями лицо.
- Ничего не получается, никак!!! А ты хотела фотографию… а это не то, я его пробил - не то всё, не то, не то…
И я решилась:
- Ты не перебивай, а слушай.
Юра картинно сложил рукой лубочно на щеки, мне это напомнило лицо в дырке. массажного стола.
Ну ещё сильнее озлилась я, еще сильнее и выполнила, то, что влетело в голову за миг до этого.
Я говорила, говорила, на лету придумывала, дополняла, и не было времени взвесить правильно или убедительность.
 Как стрела или летит, или падает, если увязла в сомнениях.
 Шальная мысль влетела пулей в барабан и, как русская рулетка, жизнь затрещала и осветила пустое дуло, свет в тоннеле.
А может, смерть уже легла в железную трубу ствола.
Русская рулетка!
Мчалась, мчалась -  неосознанно, интуитивно подбирала слова.
Нет …нет …не было никаких подсказок.
Без меня принимали решение.
Без меня примеряли слова, я только озвучивала…
- Нет, я опять вру …
Далеко-далеко, в глубине это родилось.
Это для того, чтобы защитить Лисичкина, и для того, чтобы мой план, мой полный план мести получился.
Лисицкий не подходил: очень мягкий, а тут матёрый нужен.
- Кто твой начальник, который мог поставить прослушку?
 Юра не раздумывал:
- Слесаренко. 
- Почему?
- Он очень интересовался делом, он меня с него снял, он очень злился бумаги в мою поддержку
- А как у тебя дела на работе? Извини, что сразу не спросила, - сконфуженно оправдывалась я и злилась на свою подлую затею\
 - После твоей заявы все утихомирились, и Щербакова также заявила: не влезаю, невиноват и всё …и что ты хотела мне сказать?
 - Ты только выслушай спокойно, хорошо? 
Юра начинал пугаться.
 - Итак, …запнулась я.
 - Ну! - Юра стал выходить из себя.
Я выдохнула, оттолкнулась и выпалила:
 - Решила, что ты познакомишь меня с этим полковником.
• - Подполковником, - выдавил Юра.
- Ну, значит, скоро вырастет.  Ты меня познакомишь под видом своей любовницы, скажешь, что обещал найти этих ублюдков и не нашел, а я теперь тебя шантажирую, пугаю другой бумагой. И, ты попросишь у полковника совета, помощи. И, если я всё хорошо продумала и если интерес ко мне действительно существует, он ухватится за это.
- Ты что задумала? - возмутился Юра. Он долго, очень долго говорил, гневно, страстно.
А я смотрела-слушала, было мне хорошо, что кто-то хочет биться за меня, пострадать за меня. Но их надо ценить, выводить из-под удара, не жертвовать ими вслепую, не бросать на растерзание.
И ещё много думала, пока Юра доказывал. О Боги! Чего он только не доказывал!
 Но это моя война!
Но это моя рулетка!!!
Это мне хочется умереть за шестерых!!!!
И нечего за собой тянуть хорошего и невиновного.
Их очень-очень мало осталось, хороших и невиновных.
Их не жалеют, и самое страшное - они сами себя не жалеют.
Их язвы …их пули …петли …ножи …доносы… слухи …наветы …оплеухи ….
Пусть еще кому-либо поможет …
Когда Юра выдохся, я обняла его и поцеловала:
- Ты пойми тебя будут мешать, а я не найду и прости за любовницу, … но для этих людей в порядке вещей, что женщина готова раздвинуть ноги если ей что-то надо, они считают, что это правильным зачем их разочаровывать?
 Юра не выдержал:
- Так он и тебя заставит!
- Но это мы ещё посмотрим, - успокаивала я его. - Мне он нужен не только для поиска, но и для уничтожения, и за последнее я готова заплатить.
 - Это из-за меня, - убитый Юра уже не сдержался, - не нашел этих гадов.
- Не говори глупостей, - успокаивала я.  - А потом поиск никто с тебя не снимал, и уж если до конца откровенно…
- Да уж давай до конца, без тайн. Хватит тайн.
- Без тайн: тётка - их рук дело, а если я буду со Слесаренко, он сможет меня защитить. И эта дружба заставит их активизироваться - вот тут тебе и надо их ухватить.
- А если бы я не был женат? -  не глядя сказал Юра. Жёстко так сказал, мстительно - у меня все внутри сделалось не так.
Самочувствие безнадёжно ухудшилось: паяльной лампой опалило щеки, уши - все внутри под пупком.
- Юра, я иду напролом, мне не жить по-другому, но, если бы у тебя не было семьи, я убила бы этих подонков, а потом ждала от тебя предложений, любых, каких захотелось, и отняла бы без условий. Если бы осталась в живых.
А про себя я подумала: «Дура я дура, нашла человека, да и отдала без боя. Да еще грязью вымазалась, чтобы наверняка без вариантов. Без обжалований».
Юра смотрел, не отводя диких зрачков:
- А знаешь, если бы не семья, я твое предложение принял.
- Спасибо, - только и сказала я.
 Мы простились.
Ох и мука, бессмысленно нарвать газету: новости не порвутся, не исчезнут.
Карнавальный костюм ничего не дает: внутри мы те же, что и до костюма.
Только сильно вспотели, это трудно - чужая роль.
Я люблю его потому, что он один меня жалеет. Мысли в голове, как пчелы, мечутся в закрытом пространстве, голова гудит от их гудения.
Люблю, потому что нравится.
Любовь не интересуется такой мелочью, как семья.
 Нужна причина — это весомая причина.
 Хорошо, мы знаем, что люди - чемпионы среди млекопитающих по производству причин, позволяющих не жить.
Межличностная дипломатия трусливых особей.
Причины определяют желание, у настоящего желания нет причин.
 У меня месть - эта причина.
Если бы я любила - взяла за руку и увела, и не каждому повезёт встретиться с шаровой молнией.
Хорошо, если из тысячи один встретится и не будет причины искать.
Остальные ждут свою молнию подготовленными.
Одни заземлились до умопомрачения.
Вторые закрылись на замки и засовы.
Третьи ждут с большим количеством воды, готовые затушить.
Четвёртый с молотком.
Пятый с плакатом: «Пролёт молнии запрещен по причине ненадобности».
 У шестых суеверия, всевозможные кошки, покойники, левые ноги.
У седьмых гороскопы - причины серьезные.
И ещё много-много.
Сколько же ещё крючков для того, чтобы зацепиться, и не делать, а объяснять причины.
 Моя месть напоминает шаровую молнию.
Токката, токката, быстрее убежать от мыслей.
 Токката… причины считать поважнее.
Болит голова, я не могу думать, и это причина.
Сарказм моего второго «я» очевиден, как и мой выбор.
 Причина — это страх, испуг, но лучше назвать объективные причины или можно убедительно, можно оправдаться, ее лечишь, кормишь, поишь и ещё много-много чего.
А потом Любовь — это тоже шаровая молния.
Слово не воробей, вылетит - не поймаешь -  смешная поговорка.
И мне всегда, когда я её слышала, представлялся толстый лысый мужик, открывающий рот, а изо рта вылетает птичка и у толстяка глаза удивлённо испуганные, машет руками. Пытается поймать воробья, но из этого ничего не получается.
Толстяк бежит и не в силах ни догнать, ни поймать.
 Он вообще ничего не может.
Может орать, но опасность, что ещё что-либо вылетит, заставляет его стиснуть зубы и тонуть в своей беспомощности молча.
А вернуть воробья невозможно.
Возможность вернуть воробья не оплошность, а суровая объективность.
 Ты смирись, мужичок!! эх, наивность!!!!
Стихи — это как доминошная шеренга, падение крайней плитки несёт за собой неизбежность заваливание всего строя.
Плитка покачнулась от неуверенности Юры, но, когда я увидела растерянность и подавленность, плита потеряла равновесие, зашаталась от страха, задрожала от ужаса, от чувства потерянности, подавленности и неотвратимости приближающегося локомотива, грохочущего гудящими железными, холодными, блестящими колёсами.
Плита зажмурилась, заткнула уши и упала, цепная реакция стартовала.
 Магнит притягивает железо - я притягиваю негодяев и подонков.
Я жертва, а не причина.
Опять причина, от этого я никогда не убегу.
Я такая плохая, что понуждаю зверье на зверство, с другой они так бы не поступили.
Я причина зла.
О господи! До чего я устала, как болит голова!
И это причина не спать, головная боль провоцирует бессонницу.
Детективы - большая энциклопедия убийств на любой вкус.
Тут и алиби, и защита.
И преступники - самые талантливые и обаятельные, их даже жаль в конце.
А весы!!!
Если поставить на чашу все горе, мне нанесённое, а на другой стороны будет Я-чудовище, меня, как на катапульте, поднимет в стратосферу.
Я била посуду, поддала ногой кошке, успокаивалась и смирилась. Должна быть лазейка, как у кошки.
Тетка, как знала, сделала дырку в двери - тоннель к жизни.
На Ленинском в ресторане мы ели какую-то рыбу.
Собираясь, я ненавидила полковника, заранее представляя тупого самонадеянного барана.
Желала себе архитерпения, архивыдержки против хамства, пошлости. сальности. скабрезности – всего, всего, что ненавидела.
Тем и наградила.
 И ещё жирный, потный, вонючий, как пивная бочка.
А когда вошла, столик узнала только по Юре.
Полковник выглядел дипломатом из советских фильмов. Спортсмен с лёгкой проседью, в зелёном костюме в тон с цветом глаз.
Именно он, не Юра, встал, отодвинул стул, усадил, не рассказал ни одного анекдота, ни одной пошлости, был естественен, весел.
Разговор ни о чем он поддерживал легко, свободно.
 И сколько не искала апломба, высокомерия -  не находила.
А Юра, зажатый, забитый, прилип к стулу, словно пилот на огромной высоте, и все его потуги поддерживать разговор и ужасный анекдот, чрезвычайно затянутый и неумный -
всё, всё это было невпопад, как будто через силу, преодолевая страшные перегрузки. высоты с красным лицом и нехваткой кислорода.
Потом мы поехали втроём на дачу на Киевское шоссе.
«Все, все повторяется», - ужаснулась я, и в моей душе появилось злорадство.
Но по обложке о книжке не судят.
Сейчас красивые картины исчезнут и сущность вылезет наружу, и вот теперь он покажет свою натуральную породу.
 Ну и тут я не угадала. Уже темнело, когда полковник отвёл на второй этаж, пожелал спокойной ночи и спустился вниз. Я лежала….
Я сжалась…
Я пружина ….
Мне даже трудно дышать …
Я не дождалась ….
Меня разбудили птицы и яркий солнечный луч.
Привела себя в порядок, спустилась вниз.  В доме никого.
 Во дворе у мангала полковник кружится, и шашлычный, очень мягкий запах мяса, не уксусный и не горелый, дополняла улыбка до ушей.
Юра уехал ещё вчера.
Нельзя от человека требовать одних подвигов, хватит, я не могу заставлять постоянно падать на доты, выталкивать из окопа с гранатой на танк, направлять свой самолёт в лобовую.
Пусть живёт. И я этого хочу.
Я запуталась, потерялась.
Схема испортилась, поломалась. Я всё ждала, что он на меня набросится, изнасилует. Представляла, как буду отбиваться, звать на помощь, как прибежит Юра…
Ах да. он уехал.
Но он вернётся и оттащит этого негодяя, даст ему в морду.
Ненавижу ждать.
Устала ждать, а устав, плюнула и стала есть мясо и пить пиво.
Все было вкусным, и зелёный лук с грядки…
Ну, наверное, после еды завалит.
А я его шампуром.
А он говорил про Афганистан, как выжили втроем из всего заезда.
Как был ранен, лечился….
Болела каждая косточка и каждый нерв был как электрический разряд.
Я понимала. У меня тело болело и трещало, и только недавно боль отпустила.
И вина оставаться в живых, когда другие погибли, как это близко… и приходящие ночью мёртвые…
 Я их вижу, и месть – змея-удавка, дышать мне трудно.
И у меня эта рана не затягивается.   
А!!!! как стыдно за мысли: лучше они, чем я - это очень стыдно, и я никогда никому об этом не рассказала бы.
И он тоже смотрел на гору трупов товарищей, и у него эта мысль. Как мы похожи, и я его понимала.
И я напилась.
Потому что нельзя трезвой слушать о поминках по семьям убитых, рассказы о подвигах, взглядах упорных: почему он, мой сын, мой муж, мой отец, а не ты?
Ты живой, а мой сын герой, но его нет.
И это мы проходили!!!!
 И как будто все вместе!!!
 Глаза Ленкиной мамы и мои рассказы, какой хорошей она была . и …тот же взгляд укоризны…. даже недоумение: почему она, не Лена?????