Записки Богу

Перелёт в Бен-Гурион прошёл для меня как в тумане, видимо, сработал алкогольный телепорт: 300 граммов коньяка перед вылетом — и ты просыпаешься только на посадке.

Тель-Авив встретил меня потрясающей погодой.

— Привет, Лиза! — радостно поздоровался я со своей девушкой, к которой прилетел в гости. Она уехала полгода назад по программе репатриации, и мы поддерживали связь.

— Привет, Стас! — она была счастлива, она по-настоящему любила меня и очень хотела, чтобы я уехал с ней.

Мы обнялись.

Честно говоря, я знал, что не останусь в Израиле ни при каких обстоятельствах. Ничего не имею против евреев и Израиля, но странно русскому искать еврейские корни, которых не было и нет.

Несколько дней мы купались, катались на велосипедах по потрясающе красивой набережной Тель-Авива и наслаждались обществом друг друга после долгой разлуки.

Я хочу показать тебе Израиль. Поехали в святой город — Иерусалим.

Конечно, поехали, мне было очень интересно попасть туда, где произошло столько событий исторического масштаба.

Иерусалим... Я был в предвкушении: храм Гроба Господня, Стена Плача, мечеть Сотворения Мира, Масличная гора.

Приехали мы в Иерусалим ближе к вечеру, в ортодоксальный квартал. Там было самое дешёвое жильё. Израиль вообще очень дорогая страна, но в этом квартале было дешевле всего. Переночевав, мы оставили вещи в маленькой квартирке.

С самого утра мы пошли на остановку, чтобы сесть на автобус в старый город.

Вокруг были одни ортодоксальные евреи: пейсы, странные шляпы, чёрные костюмы, с белыми рубашками — и стар и млад. Но это были весёлые, улыбающиеся люди.

Мы сели в автобус.

— Почему у всех женщин в автобусе одинаковые причёски? — тихо спросил я, поразившись тому, что женщины практически все выглядели одинаково. К виду мужчин на Святой Земле я уже практически привык.

— Это не шляпы, это парики. Они так покрывают голову.

— Дела... — подумал я.

— И как им не жарко?

— А вообще они ничем, кроме изучения Торы, не занимаются, молятся, изучают священные писания.

— А на что живут?

— На пожертвования.

— Однако, — подумал я, — им платят за то, чтобы они читали всё время Библию?

— Да.

— А зачем?

— Они молятся о пришествии мессии и восстановлении храма.

В моей голове это не укладывалось. Я был крайним материалистом.

— Неплохо устроились...

Старый город... Иерусалим... Ох, сколько крови было пролито тут за веру.

Раннее утро, стены старого города грозно смотрели на суетящихся людей. Я думал, это будет похоже на Московский Кремль, большой музейный комплекс, строго, чисто и по билетам. А это оказался восточный город, открывались лавочки, толпы людей шли по своим утренним делам.

— С чего начнём? — спросила Лиза.

— С храма Гроба Господня. Но хочу осмотреть вообще всё.

Город был разделён на несколько частей. Начали мы с христианской части. Мы подошли к главному входу. Старые колонны были как будто обуглены после пожара. Напротив торговали христианскими сувенирами.

— Мда, так и не получилось выгнать торговцев из храма.

— А чего колонны обгоревшие?

— Молния ударила, был пожар и снисхождение святого огня.

— А почему не ремонтируют?

— Святое место, — объяснила мне Лиза.

При входе в храм у меня появился лёгкий звон в ушах.

— Лиз, а у тебя в ушах не звенит? Как будто какой-то ультразвук.

— Место намолено.

Странное объяснение, но никакого дискомфорта я не ощущал, просто как будто тысячи тихих шёпотков смешались в один звук и очень-очень тихо молились.

Храм не впечатлил, на Голгофу можно было подняться по лестнице. По сути, маленький холмик внутри небольшого храма. В детстве, после прочтения Библии, я думал, прям гора-гора. А тут...

Внизу стояла крипта в каких-то железных балках, чтобы не разъехалась, наверное.

— Ты пойдёшь к гробу Иисуса?

— Нет, я подожду тебя здесь. Она была всё же иудейкой.

На входе стоял монах, ему полагалось дать денежку. Видимо, чтобы твоя молитва быстрее дошла до Иисуса.

На входе стоял монах, ему полагалось дать денежку. Видимо, чтобы твоя молитва быстрее дошла до Иисуса.

Чтобы увидеть гроб, мне пришлось буквально ползти. Однако, из-за толпы паломников, мне не удалось как следует рассмотреть его. Всё, что я запомнил — это плита из белого известняка с крестом.

Мои впечатления были смешанными.

Мы вышли на улицу. Туда стекались толпы туристов, стремящихся получить божественную благодать.

— Куда дальше? — спросила меня Лиза.

— Давай выпьем кофе и осмотрим армянский квартал, — предложил я.

— Почему именно армянский? — удивилась она.

— Кажется, они были первыми христианами.

Мы не стали заходить в армянские церкви, а зашли в кофейню. Её убранство меня поразило: огромная серебряная люстра, богато украшенные стены, артефакты, которым сотни, если не тысячи лет, — всё это словно бы говорило: «Мы — часть истории». Картины, кинжалы, распятия — всё это сливалось в необыкновенно яркую картину. Мне хотелось рассмотреть и потрогать всё, что меня окружало.

Но мы чинно уселись на потёртые кожаные кресла и заказали кофе и пахлаву — стандартный набор для армянской кофейни.

Кофе был великолепен: наигустейшая чёрная жидкость бодрила, а пахлава была свежей, и мед капал с неё, пока ты подносил кусочек ко рту. Мне всё очень понравилось. Подкрепившись, мы отправились дальше.

— Ну что, к стене плача? — спросил я.

— Да, пойдем, — ответила Лиза. — Но она разделена на две части — мужскую и женскую. Я покажу тебе, куда идти, а там ты сам сориентируешься.

— Хорошо, — сказал я.

— Будешь писать записку? Мой народ верит, что здесь самая короткая связь с Богом.

— Наверное, надо загадать желание? Как это работает?

— Придумай пока желание или просьбу, а на месте разберёшься. Тебе туда.

Стена представляла собой рыжеватую каменную кладку — всё, что осталось от храма, где иудеи молились. Звон в ушах усилился. Я огляделся по сторонам: на столах лежали ручки, бумага и даже кипы — полагалось надеть кипу, прежде чем Б-г иудеев примет от тебя просьбу.

Что же попросить? Денег? Мира во всём мире? Здоровья родным? Мне казалось, что эти просьбы я уже слышал много раз. И я загадал желание, которое сразу пришло мне в голову. Быстро написав его, я надел кипу и подошёл к стене. Слева от меня седой еврей снисходительно улыбнулся и жестами показал, что нужно делать: найти трещинку в стене и помолившись, засунуть туда записку.

Вся стена была в трещинах и просьбах. Я приложил руку к стене и ощутил тепло. Очень быстро я нашёл трещинку и, проговорив про себя желание, засунул туда записку. Гул в ушах только нарастал. Очень необычные ощущения.

Дело было сделано. Просьба была обращена к Б-гу, денег никто не просил, ползать на коленях тоже не надо было. И в целом, атмосфера была другая. После мрачного подземелья в Храме Гроба Господня, солнечная стена плача и весёлые ортодоксальные евреи вокруг, которые молились, пели песни и улыбались друг другу, производили приятное впечатление. Настроение заметно улучшилось. Армянский кофе бодрил. Я снял кипу и положил её на память в карман. Может быть, сбудется, желание, как мне показалось, было нестандартным. А чем чёрт не шутит, вдруг сбудется. И я направился к выходу.

Лиза уже ждала меня:

— Ого, ты быстро! — сказала она.

— Ну а что, желание загадал, кипу одел, в стену положил — дел-то! — отшучивался я.

— А если я не иудей? Сработает? — спросил я.

— Ну если, гиюр пройдешь, сработает — шутила Лиза в ответ.

— А что такое Гиюр?

— Ритуальное обрезание, при принятии иудаизма.

— Хм, ну такие жертвы я точно не готов. Да и я думаю, что крайней плотью, Всевышнего не удивишь. Если нужна будет жертва, он сам разберётся, что с меня взять. — продолжал шутить я.

— А куда деваются записки? Их же пишут тысячи людей? — спросил я.

— Выковыривают да и выбрасывают, наверное.

— Ну что, остался мусульманский квартал?

— Да, я хочу увидеть мечеть сотворения Мира. Аль-Аксу. Мусульмане верят, что именно здесь Аллах создал мир.

— Мечеть построена на развалинах второго храма. Когда евреи смогут построить третий храм, когда придёт настоящий мессия — просвещала меня Лиза.

— О я не знал, интересно тут всё переплетено, одни священные места строятся на развалинах других. Ох уж эти религии, столько крови за них пролито. А нельзя всем вместе молится? Бог един? Разве нет? Христианство основано на иудаизме, ислам признает Иисуса как пророка. Почему бы всем не договориться? — рассуждал я по дороге в мусульманский квартал.

Мы прошли рамки и досмотр, вооруженные израильские военные и иорданские солдаты.

— Muslim? — строго спросил меня иорданец.

— No muslim — честно ответил я.

— No enter.

— I just wnat to see Al Aksa with tourism purposes.

— Not today — грубо ответил иорданец.

— Мда, грубовато — подумал я.

— Лиз, почему нас не пускают? — спросил я.

— Не знаю, здесь часто бывают столкновения между мусульманами и иудеями, наверное, праздник какой-то у мусульман. Пошли отсюда. Пойдем прогуляемся. Здесь очень много интересного и колоритного и без мечетей.

— Хорошо, пойдем, не самая мирная религия, конечно.

Мы бродили по улочкам старого города, сходили в музей Израиля. Пообедали в хумусной.

Дальше, осматривая достопримечательности, я обратил внимание на кучу старых записок, лежащих в куче на одной из улочек.

— О Лиза, это наверное те самые записки из стены плача? Давай посмотрим, что люди пишут Богу?

— Мне кажется это не совсем корректно, ведь это личное дело Бога и людей?

— Да ладно, их уже выкинули, это же просто мусор. Желание уже переданы. Не думаю, что он обидится.

Я начал рассматривать записки. Они были на всех языках мира, я отобрал штук 5 на английском и русском, даже сфоткал на память. Кто-то просил здоровья близким, и были перечислены родственники с конкретными болезнями, кто-то просил любви и хорошего мужа. Кто-то просто счастья и здоровья родным. Но больше всего меня поразила записка следующего содержания: Это был список должников, человек 10, и просьба для Бога, чтобы они вернули деньги, суммы были в долларах.
Самая большая сумма, которую просил человек в своей записке к Богу, составляла 150 долларов, а остальные — по 20-30. Но что было особенно неприятно, так это то, что он не только хотел вернуть долг, но и наказать должников.

— Лиз, представь, у этого человека есть шанс попросить у Бога всё, что угодно, а он просит вернуть ему 500 долларов.

— Может быть, это последние деньги, и он живёт в нищете?

— Возможно, но разве счастье в деньгах?

— Это его личное дело.

— Ну что, вечереет, может быть, всё же попробуем войти в мусульманский квартал через другие ворота? Они недалеко?

— Давай попробуем, я немного устала, но попытка не пытка.

На других воротах не было иорданских военных, только мусульмане.

— Лиза, надень платок, будем выдавать себя за мусульман.

Привычный вопрос:

— Muslim?

— Yes, Muslim.

— No muslim, — старец с бородой укоризненно покачал головой и указал пальцем на выход.

— Мда, маскировка не удалась, — подумал я. Да и по моей рязанской харе было понятно за километр, что я точно не мусульманин.

Спорить с толпой исламистов я не стал.

Мы поспешно ретировались.

Мусульманские мальчишки ещё долго нас преследовали, периодически что-то агрессивно выкрикивая.

— Да уж, побывали в святом городе. Помолились всем богам, кроме Аллаха, — шутил я.

— Ну видимо, не судьба. Пойдем домой спать.

Через несколько дней я улетел, а Лиза осталась в Израиле, приняла иудаизм и несколько раз предлагала мне переехать. Но во мне не было ни капли еврейской крови, я был патриотом и любил свою Родину. Спустя год она вышла замуж за соплеменника и родила детей.

А моё желание, переданное Богу через записку в стену плача, исполняется до сих пор. Но и цена у этого желания очень высока. Я никому никогда не говорил, что я попросил у Бога, вдруг не сбудется. Но иногда, когда Бог берёт с меня свою цену за моё желание, я тихо плачу и молюсь.