Из записок. Обезьянка Эдит ч. 2

В самом начале оперативной работы тянуло меня шутить.

Возможно, так проявлялась защитная реакция на специфическую обстановку в отделе и весьма нервозную изнанку оперативно-розыскной деятельности.

 Я рассказывал анекдоты, различные истории, связанные со спортом и службой в армии. Забавные эпизоды и небылицы из жизни.

 Так, за ширмой шутейного образа, было проще нивелировать мое почти стрессовое состояние. Короче, шутил я по началу и к месту, и не к месту.  Потом, правда, улыбаться перестал. Но это произошло уже немногим позже.

Отдел, в который я перешел, состоял в основном из, так называемых, молодых оперов. По возрасту я был самым старым из молодых. В большом прокуренном кабинете на третьем этаже старинного готического особняка одной из линий Васильевского острова располагалось четверо.

 Напротив меня – двое, лет на пять помоложе. Оба грамотные, выпускники юрфака ЛГУ. Оба почти седые. Оба ежемесячно пополняли оскудевший от воровства государственный бюджет и, естественно, без каких-либо сантиментов, неофициально забирали свой процент, множественно покрывающий нищенскую офицерскую зарплату составлявшую 4 500 рублей.

 В конце кабинета возле окна восседал старожил отдела, матерый ментовский опер, подполковник с замашками генерала, Виктор Леонидович Белогуров.

Свой стол мне освободил Игорь Рожков, который «пошел в гору», переехав в отремонтированный отдельный кабинет. Он считался самым талантливым и многообещающим оперативником отдела. И тоже являлся выпускником ЛГУ, только филологического факультета. Игорь постоянно находил интересную фактуру для мощных, нетривиальных уголовных дел, а также благодаря навыкам по интерпретации текста виртуозно отписывался от любых запросов и поручений (порой безумством отвечая на безумство), чем снискал особую благосклонность начальства. Однако, как частенько бывает у талантливых и свободных художников, имел он слабость к непредсказуемым запоям и, таким образом, потихоньку себя топил.

Как я уже упоминал, обстановка по началу носила несколько напряженный характер.  Ведь мою скромную персону окутывал ореол таинственности.

Что обо мне было известно?
 То, что пришел из спецназа. Вот, пожалуй, и все.
 «А вдруг внедрили «крота?». Вдруг контора или СБ подлянку какую затеяли?» Так, наверное, могли рассуждать мои новые коллеги. И я их прекрасно понимал.

 У каждого из оперов, как потом выяснилось, в производстве находилось по несколько серьезных разработок, где фигурировали значительные суммы неуплаченных налогов и другие финансовые махинации в особо крупных  размерах. А еще огромное количество непростых рутинных дел требующих постоянной концентрации. Конечно же, это влекло за собой наличие недоброжелателей. Поэтому любой новый человек устоявшимся коллективом воспринимался настороженно. Да и мое рвение в определенном смысле могло нарушить некоторые достаточно тонкие и хорошо отлаженные механизмы весьма непростого территориального землеустройства. А значит, рассчитывать на открытое и доверительное общение с сослуживцами пока не приходилось. Ну, вот я и начал шутить, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

Как-то за обедом пересказал отрывок из романа Кирилла Столярова «Однажды в России».

– Помните эту историю про обезьянку Эдит? – начал я, обращаясь к коллегам операм, сидящим напротив меня.

– Что-то смутно. Но если напомнишь, может и всплывет в памяти, – отвечал Сашка Храповицкий.

 Он оторвался от написания очередного рапорта и, подобно фокуснику, неведомо откуда извлек стакан. Тут же на столе появилась бутылка Ремми Мартин. В стакан полилась янтарного цвета обеденная норма живительного допинга.

– Ты напомни, – сказал другой мой коллега Максим Белов, – Но навскидку тоже что-то не припоминаю ничего про обезьянку.

Максим отодвинул бумаги и закурил, как бы давая понять, что готов внимательно выслушать историю.

В тоже самое время  подполковник Белогуров обложившись документами что-то сосредоточенно писал или делал вид что пишет.

– Короче, – начал  рассказывать я. Там по сюжету одного молодого и очень не простецкого следака Романа Валентиновича Затуловского по блату перевели на повышение из райотдела в Следственное управление.

– Наш человек, – перебив меня, иронично произнес Саня Храповицкий. -Давай дальше, продолжай. Не отвлекаю.

– Ну, в общем, озадачил этот Затуловский всякими розыгрышами старожилов следствия: майора Максима Демьяновича Судакова и подполковника Льва Климентьевича Малоешко, – продолжил я. Издевался по-всякому, разыгрывал, шутил. Как-то раз Затуловский поведал очередную невероятную историю следующего содержания: как будто бы он и его жена Инна купили детеныша обезьянки.

Дальше я процитировал, почти дословно как было в книге:

 «Назвали малышку Эдит. Выкармливали обезьянку из соски и даже оформили разрешение па отпуск детского питания, благодаря официальному ходатайству высшего милицейского руководства, адресованного в ГорЗдрав. Обезьянка подросла, окрепла, достигла половозрелого возраста. По размеру Эдит очень компактная: без хвоста ее длина всего сорок шесть сантиметров» – так привирал Затуловский.
«А еще, обезьянка невероятно умна. А глаза просто потрясающие, совсем как у человека. Сама ходит в уборную, виртуозно пользуется туалетной бумагой, на редкость покладистая и скромная. Появляется на людях в махровых штанишках румынского производства. Такие штанишки можно приобрести в универмаге «Пассаж» всего за 2 рубля 17 копеек. Вот, даже чек случайно сохранился», – говорил Затуловский, демонстрируя сохранившийся чек.

«Моется Эдит самостоятельно, забот не доставляет. Естественно, обезьянку нужно кормить. Питается в основном сырыми овощами и фруктами. Дефицитным дорогостоящим бананам предпочитает картошку и морковку. Ест мало, примерно на 45 копеек в сутки. Блох у Эдит нет, а содержание всего лишь на 20% больше, чем содержание подследственных в изоляторе «Кресты». Умная, как человек, послушная. Жена в Эдит души не чает, а дочка так вообще в восторге» – продолжал издеваться Затуловский.

Через некоторое время Лев Клименьтьевич Малоешко, по-детски поддавшийся на эту провокационную историю с Эдит, попросил продать ему обезьянку. Детей им с женой Бог не дал. Ну, а супруга, хоть малость и недолюбливала животных, умную обезьянку приняла бы, как родную.

 Тем временем, над историей этой уже потешалась вся ленинградская милиция. Настрой доверчивого Малоешко купить обезьянку Эдит был серьезным и решительным, и тем паче расходилась эта история про обезьянку в массы. Меж тем, Затуловский не собирался долго засиживаться в новом отделе, подчиняясь закостенелым старикам. Требовался ему простор для масштабных схем. После ряда хитрых манипуляций, при помощи связей в главке, Затуловский заполучил должность начальника одного из отделов в ОБХСС. А Малоешко он объявил, что обезьянка скоропостижно скончалась. А следовательно, продать ее не представляется возможным. В общем, обманул старика".

Пересказал я эту  историю про Эдит.

 От себя добавил, что на улицу малышка надевала розовую вязаную шапочку на тоненьких завязках и крошечные детские ботиночки фабрики «Скороход». Очень любила смотреть спортивные передачи: футбол, особенно в комментариях Владимира Маслаченко, а еще баскетбол, выделяя своих любимых игроков Арвидаса Сабониса и Вольдемараса Хомичуса. Хорошо разбиралась в схемах построения футбольной игры, улавливая, где 4-2-4, а где, например, 3-5-2. Также я добавил, что Эдит очень нравились домашние хлопоты. Она стирала носочки, делала влажную уборку, из лейки поливала цветы. Любила полакомиться компотиком из сухофруктов.

Саша с Максимом улыбнулись. Сдержанно прослезились. А вот Виктор Леонидович Белогуров всем своим видом создавал впечатление полной обособленности от всего происходящего. Нарочито демонстрировал совершенное безразличие к истории про обезьянку. Умышленно, неразборчивым почерком, как всегда от руки, он составлял очередное дело опер. учета. В детали повествования как будто бы не вникал.

Прошло немного времени. После нескольких совместных операций доверие ко мне возросло. Напряжение начало спадать. Общение стало более ровным, перешло в товарищеское русло.

Как-то поздним вечером собирался уже уходить из отдела. Разложил на столе бумажные стопки, отдельно отложив кипу запросов. Затем все наиболее важные документы убрал в старый обшарпанный сейф. Закрыл, опечатал. В специальную нычку письменного стола сунул начатую бутылку коньяка. Сижу, вспоминаю, может, что забыл. Вдруг дверь открывается, и в помещение в благодушном настроении заходит подполковник Белогуров. На тот момент он уже получил отдельный отремонтированный кабинет, в котором в первую очередь почему-то решил повесить портрет "Железного Феликса".

 Говорит :

– Ты б заглянул ко мне. А то сидишь, как не родной. Пойдем посудачим о делах наших оперских. Не то, чтобы что-то важное. А так… поболтать, как офицер с офицером, на свободные темы. О жизни. О том, о сем.

 Захожу.

– Хороший, – говорю, – кабинетик. Светлый, просторный.

– Да что уж там. Пенсия у меня уже в кармане. Вот хоть на старости лет пару годков  в спокойной обстановке поработать.  Кофейку может, чайку? Или, может, чего покрепче?

– Не откажусь, если за компанию.

Сидим, чай пьем. Закусываем шоколадом с миндалем. Коньяком запиваем.

– Ты вот тут как-то рассказывал про обезьянку, – вдруг неожиданно говорит Белогуров. Едита, которую зовут.

 – Ну, рассказывал.

– Как она поживает?

– Кто? Переспрашиваю я.

– Обезьянка. Ну, Эдитка твоя.

– Да, наверно, неплохо. А что?

-Вот ты мне скажи, она и вправду самостоятельная, как ты рассказывал? Убирает, еду готовить помогает? Бумагой туалетной пользуется? Расскажи мне все, так сказать, открыто! Сыграй, как говорится, в открытый футбол на встречных курсах.

– А в чем дело то? – недоуменно спрашиваю я.

– Да ты расскажи мне поподробнее про обезьянку, – настойчиво просит Белогуров. А дело, понимаешь ли, в следующем. Думаю, может, ты продашь мне свою Эдиту? Будет она нам с женой, как ребенок малый. А то дети разъехались, живем вдвоем. Обижать Эдиту не будем. Места в загородном доме у нас много. Одежду ей купим. А? Что скажешь?

Признаться, я чуть было не подпрыгнул. Не ожидал такого от старого опера, который мог дела раскрывать, не выходя из кабинета.

Говорю:

– А как продать? Ведь нет у меня никакой обезьянки. Это ж история. Я просто пересказывал книгу. Из книги эта история. Понимаешь, Леонидыч? Из книги!

– Ладно, ладно, я понимаю. Не хочешь продавать, так и скажи. Что, опер опера не поймет!? Я же все осознаю. Привязанность и все такое. Понимаю, что подумать тебе нужно.

– Леонидыч, – говорю. – Одумайся, я серьезно просто историю пересказал. Отрывок небольшой. Ну, хочешь, книгу тебе принесу почитать. Автор Кирилл Столяров.

– Книгу не нужно. А вот если надумаешь все же продать, подойди и тихонько шепни, сколько денег за Эдитку принести. Чиркани на бумажке цифру и делов то.

Ну, думаю, приехали… Госпитализация.

Я понял, что нужно доигрывать этот спектакль. Уловил, что пора срочно уводить нить сюжета в сторону. Человек настроился и, похоже, всерьез поверил в существование несуществующей обезьянки, якобы живущей у меня дома. Вот, что называется слушать невнимательно.

Через неделю с лживым сожалением негромко говорю Леонидычу:

– Пришлось отдать Эдитку в Нижневартовский обезьяний питомник.

– А что ж такое? Ну, ну, ну, продолжай.

– Да, видишь ли, в чем дело. Аллергия от нее у жены разыгралась. Ветеринары говорят, срочно нужно отправлять Эдиту к таким же обезьянам. Изолировать, так сказать, от людей. Или наоборот. А особи такой породы только в Нижневартовске имеются. И так она с сородичами быстрее стресс расставания преодолеет. А иначе аллергия может в отек Квинке перерасти или в другую какую эпидерсию с лишаем. А это дело посерьезнее, чем, например: непроизвольное мочеиспускание на фоне псориаза. Понимаешь, Леонидыч?

– Дело серьезное, – почесывая затылок, произнес Белогуров.

– Ну вот и я о том же. Погоревали мы с женой, всплакнули и отдельной клеткой в специальном вагоне Эдитку отправили. Ну, что оставалось делать, – говорю я.

– Жаль. Очень жаль, – с грустью в голосе говорит Белогуров и, с некоторым недоверием и надеждой, смотрит на меня.

– Ну, ты если все-таки надумаешь. Чиркани… цифру на бумажке. Так, по-простому. По-свойски. Возьми да чиркани.

«Тфу ты», – думаю. А сам говорю:

– О чем речь, Леонидыч. О чем речь. Слушай, а ученая кошка тебе случайно не подойдет?

– Что за кошка?

– Подкидыш. Неделю назад под дверь кто-то подкинул. Взяли ее домой. Умная невероятно. Я ей воздушный поцелуй, а она чмокает губками в ответ. В ванной купаться любит. Встречает, провожает, будит, укладывает спать. В туалет прямо на унитаз сама ходит.

– И что, тоже виртуозно пользуется туалетной бумагой? Как Эдита? – недоверчиво улыбаясь, переспросил Белогуров.

– Нет, туалетной бумагой пока не научилась пользоваться. Да и ни к чему ей. Конфигурация лап, опять же, не позволяет. Но вот говорить умеет. Говорит: Мама и Папа, дай и н-ям. Ну, не четко, конечно, а по-кошачьи, с акцентом. Морда у кошечки чуть приплюснутая. Порода Персидская, кажется. У нас получается, теперь уже две кошки. Так что, может, возьмешь? Зовем ее Дуня.

– Предложение интересное. Очень интересное предложение, – искренне произносит Белогуров. К этому разговору предлагаю вернуться завтра. С начальством дома посоветуюсь и продолжим обсуждение. Уточним диспозицию, так сказать.

– По рукам, Виктор Леонидыч! Правда, вот еще что вспомнил. Есть у одного моего источника из Невского района галапагосская черепаха. Но… Сам понимаешь, она безмолвная, хоть умна невероятно. Мимика, как у человека. Но ни звука не издает, только грустно вздыхает. Может, от жизни своей собачьей? И уж больно медлительная, – говорю я.

– Не, не, не. Пусть лучше говорящая кошка. Кошка как-то ближе по ментальности, что ли. И пушистенькая. Кошка лучше, чем галапагосская черепаха или, например, змея. Может, это даже и к лучшему, если я кошку домой приведу, а не обезьяну. Надежнее. Только ты не вздумай мне сказать, что в Нижневартовск или еще куда-нибудь подальше свою Дуню отправил.

Чтобы все не так, как с Эдиткой. А то я уже настроился. Понимаешь?

P/S

На совещании у высшего домашнего начальства Леонидыч получил от супруги искусствоведа Инессы Марковны следующие вводные: оказалось, что Инесса Марковна настроена исключительно на экзотическое животное. Кошка, как выяснилось, в этот перечень не входила. И вообще, вариант не совсем ее уровня. Да и слово подкидыш звучало как-то настораживающе. Вдруг у кошечки блохи или лишай. Имя Дуня так вообще показалось слишком уж рабоче-крестьянским. То ли дело обезьянка Эдит.

Ели честно, то я был рад такому повороту. Чуть забегу вперед. Кошка Дунька прожила в нашей семье тринадцать лет и не раз проявляла чудеса сообразительности. Несколько раз, даже отводя от серьезных бед: спасла от аварии, лечила, когда болели, укладывала спать ребенка. В общем, стала другом и полноправным членом семьи.

 Сквозь несвязные обрывки редких разговоров в отделе, узнал, что Леонидыч и Инесса Марковна в результате завели большого белого попугая. Породы то ли Ара, то ли Амазон. Затем они купили маленького черного пуделя. Через некоторое время животные, из-за ревности к расположению хозяев, стали драться. Дальнейшую судьбу попугая и пуделя я не уловил, поскольку так погрузился в рутину оперативно-розыскной деятельности, что порой просто не понимал, где я нахожусь.

А потом вообще началось такое, что мне было уже не до пуделей с попугаями.

Про обезьянку Эдит я тоже больше не рассказывал.

А.Смирнов   
kbstech.ru