Глава 46. Как две капли воды

Вера сидела за кухонным столом, который был одновременно и рабочим, и обеденным местом в их небольшой квартире. На столе, словно на поле битвы, были разбросаны тетради, учебники, цветные карандаши и листы бумаги с какими-то набросками. Она рассеянно чертила что-то на полях тетради по математике, то и дело глубоко вздыхая, словно набирая в легкие воздух, которого ей вечно не хватало. В её глазах, обычно таких живых и озорных, сейчас читалась задумчивость, почти мечтательность, словно она погрузилась в какую-то внутреннюю историю. На щеках играл легкий румянец, словно от легкого мороза, а уголки губ еле заметно приподнимались в легкой, почти неосознанной улыбке. Она была похожа на героиню романтической новеллы, только ее любовь пока существовала в ее воображении.
Алёна Степановна, её мама, стояла у кухонной столешницы, с озабоченным видом нарезая овощи для салата. Лезвие ножа методично и громко стукало о разделочную доску, нарушая тишину, воцарившуюся в кухне. Алёна, женщина с круглыми чертами лица и уставшим взглядом, украдкой поглядывала на дочь. Она чувствовала, как лёгкое раздражение, уже ей привычное чувство, начинает подниматься в ней. Ей всегда казалось, что жизнь Веры — это какая-то другая, недоступная ей история. Она отвлеклась от своей монотонной работы, отодвинула разделочную доску чуть дальше от себя и с легкой насмешкой в голосе, в котором слышались и усталость, и неприязнь, произнесла:
— Опять о своем Арсении мечтаешь?
Вера, словно очнувшись от своего внутреннего путешествия, слегка вздрогнула и подняла голову, как будто испугавшись громкого крика. Ее взгляд был немного растерянным, как будто она только что вернулась из какого-то далекого мира, где все было иначе. Она на секунду растерялась, прежде чем ответить, но в её голосе все же прозвучала нотка гордости, словно она защищала свою тайную территорию:
— Я не мечтаю… Я думаю о нём... Это разные вещи. - добавила она, поймав себя на мысли, что спорит с мамой, которая совсем не правильно это поймёт.
Алёна закатила глаза, словно от досады, с легким вздохом отодвинув тарелку с нарезанными овощами. Она оперлась руками в бока, словно перед вызовом, и с нескрываемым скептицизмом, который был для нее защитой, произнесла:
— Ты смеешь огрызаться?! Да, конечно. Любовь на всю жизнь. Как у всех подростков, которые считают, что они умнее всех и уж точно разбираются в чувствах.
Вера нахмурилась, как будто мама "нечаянно" задела что-то очень личное и болезненное, какой-то хрупкий кристалл внутри нее. Она опустила глаза на тетрадь и принялась что-то яростно чертить на полях, но уже не так рассеянно, а нарочито, словно пытаясь скрыть свои настоящие чувства, словно она воздвигала стену между собой и мамой. Голос её стал тише, но в нем появилась твердость, почти как вызов:
— Это не “как обычно”. Это по-настоящему. Ты просто не понимаешь. Ты никогда меня не понимаешь, - пробормотала она.
Алёна вытерла руки о кухонное полотенце, немного потрёпанное и поблёкшее от времени, и с вызовом, в котором читалась обида и усталость от постоянных пререканий, посмотрела на дочь, словно пытаясь прочитать по ее лицу, что на этот раз ее ждет.
— Да как ты смеешь?! Ой, да что там понимать! Глупости все это, твои “по-настоящему”. Вся в своего папашку! Только одна любовь и мальчики на уме — сказала она с некоторой горечью в голосе, с ноткой обиды за собственные не сложившиеся отношения.
Вера резко вскинула голову, словно получив пощечину. Ее глаза, полные мечтательности еще пару минут назад, теперь пылали негодованием и обидой, как маленький пожар, вспыхнувший в темной комнате.
— Папа тут вообще не при чем! — резко бросила она, сжимая зубы.
— Слышишь ты! А при чем? Ты вся в него, как две капли воды. Точно так же в облаках витаешь, - парировала Алёна.
Вера сжала кулаки, ощущая как кровь приливает к лицу. Она не находила слов, чтобы ответить, как будто все, что она хотела сказать, застряло у нее в горле. Она чувствовала, что мама совершенно не понимает ее чувств, что для нее это просто детская блажь, которую она перерастет.

Но то, что мама сравнивала ее с отцом, словно наносило рану на рану, причиняло острую боль. Она ощущала несправедливость этих сравнений, и ей казалось, что мама нарочно пытается ее ранить.
— И вообще, — продолжила она, словно выплескивая давно накопившиеся обиды. — Хоть с кем попало бы не общалась и имела частичку самоуважения! Прямо как отец. Он тоже друзей ценил, и вот к чему это его привело!
- Адель - мой самый близкий человек, лучше ее никого нет, - добавила Вера, защищая свою подругу, и пытаясь достучаться до сердца мамы, но все было тщетно.
— Конечно, чужие-то тебе всегда дороже матери, — не унималась Алёна, словно не желая останавливаться, словно наслаждаясь собственной язвительностью. — Вся в отца, как я и сказала, - добила она с раздражением, зная, что эти слова ранят дочь.
Вера опустила голову, чувствуя, как в ее глазах начинают собираться слезы. Она чувствовала себя одинокой, брошенной и непонятой. Ее сердце, полное противоречивых чувств к Арсению и Адель, было разбито жестокими, как лед, словами мамы. И в этот момент, в тесной кухне, она была совершенно одна, словно на краю пропасти.