На теплоходе музыка играет

    В свои двадцать девять Володька Смирнов всё ещё выглядел не старше студента. Невысокого роста, с постоянной добродушной улыбкой на лице. Регулярно занимался экспандером и гантелями, пытаясь накачать себе грудные мышцы, брюшной пресс, бицепсы, но в рубашке всё равно смотрелся хиляк хиляком. Никто не давал ему больше двадцати, хотя его можно было считать уже настоящим морским волком.

   После окончания мореходки работал радистом во Владивостоке на морских торговых судах. Побывал во многих странах, перешёл все четыре океана и множество морей. Вот уже год, как он закончил свою морскую эпопею и живёт чисто береговой жизнью в родном городе Горьком.

   Устроился работать на завод регулировщиком радиоаппаратуры. После морской жизни сразу почувствовал себя как не в своей тарелке. Каким-то маленьким винтиком, выкинув который из целого механизма особого вреда не будет, механизм продолжал бы работать так же хорошо и без него. Много раз он подавал технологу различные рацпредложения для повышения производительности и удобства работы регулировщиков, но ему прямо в лоб было сказано, чтоб не совал свой нос куда не нужно.

   Привыкнув жить на широкую ногу, он мучительно переживал необходимость экономить. Когда родилась дочка, Вовка, кажется, не особо даже обрадовался этому великому событию. Частенько приходил с работы "под мухой", ударился в пьянки-гулянки, совершенно не уделяя внимания семье. Даже родители не могли повлиять на него. Бедная Галина терялась в догадках, не понимая причину таких резких перемен в жизни мужа, неоднократно прощала ему даже измены, всё надеялась, что это явление временное, что оно скоро пройдёт, и всё снова наладится.
 
   Однажды Вовка не приходил домой целых три дня, соврав, что ночевал у друга. А когда выяснилось, что он завёл себе любовницу, Галина не выдержала, забрала малышку и уехала к матери в Москву.

   Вот так, не прожив с женой и года, молодые окончательно развелись.

   «Просто не научился ещё жить на берегу, как все нормальные люди», - оправдывал он себя.

   Уехав сразу после школы учиться в мореходку, где жизнь проходила в окружении таких же хулиганистых мальчишек, как и он сам, наблюдая за девчатами чаще из-за колючей проволоки забора по периметру общежития казарменного типа, чем при живом общении с ними, он, как и многие курсанты, особенно на старших курсах, частенько бегал на свидания в самоволки, постоянно жаждая близости с женщиной. Голова была постоянно забита только этими мыслями, ничего другого на ум не шло. Какая там радиотехника, какие электромагнитные волны, когда через каждые пятнадцать минут возбуждаешься от одного только мысленного образа обнажённой женщины. И потом, уже будучи моряком, уходя в долгие рейсы со стоянками в советских портах всего по четыре-пять дней, имея возможность за такое короткое время сблизиться лишь с женщинами лёгкого поведения, он влюблялся во всех девушек и женщин сразу, стоило только кому-то из них просто улыбнуться ему.

   Сам по-своему он считал, что именно из-за недостатка в своё время женского общества, внимания, практики простого общения с представительницами противоположного пола стал сразу изменять своей молодой жене.

   До женитьбы он, кажется, ещё не прочувствовал до конца, что с девушкой можно просто общаться и не желать близости с ней. Ещё когда жена ходила беременной и потом, когда родила, но нельзя было её трогать. Галина прощала его, терпела измены ради дочери, но любому терпению рано или поздно приходит конец. Когда жена ушла от него, а он, кажется, не только не переживал об этом, а даже тайно, внутри себя, радовался этой свободе.

  Его снова очень сильно потянуло работать на судах радистом, где он, как специалист, был незаменим.

  Поговорив с родителями и получив их согласие, сразу поехал устраиваться речником. Но на реке должность радиста имелась только на пассажирских теплоходах и на судах смешанного река-море плавания. Он решил пойти на пассажирские суда



***
    
               
   Есть недалеко от Горького, чуть ниже по Волге, два рабочих посёлка, два затона, где зимуют речные пассажирские пароходы. Володька сунулся в первый, что поближе, но увы - облом, не было вакантных мест. А во втором, в затоне "Память Парижской Коммуны", взяли, но только на двухпалубный - на «пузырь», как называют такие суда за то, что они плоскодонные. Ветер гоняет их по реке, как пузыри. Очень часто штурмана мучаются при отходе от причала, когда ветерок с Волги дует к берегу, прибивая «пузырь» к причалу, не давая отчалить.

     Да и то повезло чисто случайно. При разговоре с капитаном оказалось, что они соседи, в одном многоквартирном доме в Горьком живут...


 - Вот бланк анкеты, заполняй! Напиши ещё автобиографию! Произвольно, на простом листке. Где родился, где учился, - оформлялся он в отделе кадров.

 - Кому пригодился... Да, да, я знаю...

 - Так... а чего это ты здесь написал: «страны мира в составе экипажей судов». Нужно указывать все страны. Переписывай теперь, вот новый бланк.

 - Ну-у, разве я сейчас вспомню? В этой графе всё равно не уберётся.

 - Что, так много стран? Ты, вроде, ещё такой молоденький.

 - Сохранился просто.

 - Может, и континенты не помнишь? Что, везде был, что ли?

 - Ну нет, не везде, конечно. Моряком был раньше, много где побывать пришлось. Ну, давайте перепишу тогда. Был-то в этих странах по нескольку дней всего. Может, лучше так оставить? Боюсь, все не вспомню.

 -  Надо же! Даже не знаю, чего и делать. Сейчас к начальнику схожу. У нас впервые такой случай...


   «Ну вот и стал я теперь ещё и речником до кучи. Да-а, ну и зарплаты здесь - сто шестьдесят рублей в месяц! И это ещё прилично считается. Да я за день в кабаках больше просаживал. А мама у меня, так и вовсе только восемьдесят получает. Ужас! Как на такую зарплату прожить?» - рассуждал про себя Володька…


 - Вот ещё два бланка. Сказали, нужно все страны перечислять. Если на одном не уберётся, переходи на другой бланк, но пиши опять в этой же графе.

 - Давайте я перечислю, что помню. Всё равно это пурга, формальность чистая. В первом отделе наверняка на меня досье имеется, там-то уж точно все страны записаны.

 - Девочки, посмотрите на этого путешественника. Не помнит страны, где бывал.

   Все «девочки», штук шесть грудастых тёток с объёмными задами, которые им с трудом пришлось оторвать от своих стульев, чтобы приподняться для лучшего обозрения «путешественника», залетевшего каким-то чудом в их кабинет, отложили в сторону свои неотложные дела и в упор уставились на Вовку.


 - Не идти ли мне в первый отдел? Кто меня туда пустит? Сиди и вспоминай!

 - Сколько же ему лет?.. Сколько вам лет, молодой человек, можно спросить?

 - Старый я уже! Помню, как в ночь с 25 на 26 октября по юлиановскому в семнадцатом с друзьями Зимний штурмовал. Хорошо сохранился просто.

 - Надо же! На студента второго курса даже не тянет.

 - Скоро уже начну стариться.

 - Ну, это тебе ещё долго не грозит.

 - Через пару лет обгоню своих сверстников. Печень уже столько спиртного через себя профильтровала, сколько оба моих деда вместе с отцом за всю жизнь не выпили. Когда-нибудь всё равно наружу вылезет... Мне нужно ещё бланков. Не убирается...

 - Мелкими буквами пиши, место экономь! Все бланки у нас израсходуешь.

 - Вот, четыре бланка исписал - восемнадцать стран, больше не помню. Хватит, может?


   Все «девочки» снова загремели стульями, тяжело отрывая от них свои тазобедренные, и смотрели на Вовку, как на какое-то чудо. Конечно, город Горький хоть и большой, но ни морей, ни океанов поблизости нет. И моряков, даже бывших, возможно, они видели впервые.


 - Такой молодой, а без памяти. Вспоминай, давай! Все страны надо.

 - Мне бы маме позвонить, она должна знать. Я ей радиограммы из каждой страны посылал...

 - Да-а! Попутешествовал, нечего сказать! И как там загнивающий капитализм?

 - Гниёт помаленьку...


***

   Навигация обычно открывается 22 апреля, в день рождения Ленина. Первым в рейс Горький-Астрахань уходит флагман пассажирского флота, трёхпалубный теплоход «В. И. Ленин», забитый под завязку туристами, едва дождавшимися настоящей весны. К этому времени обычно редко, когда на Волге ещё лёд нерастаявший остаётся. Следом за флагманом, буквально на следующий день, на всех пассажирских причалах Горького в два, в три, а то и в четыре борта уже стоят под парами и другие, двух, трёх и четырёх палубные белые пароходы.

   Все члены экипажа, конечно, приезжают в затон ещё за месяц до начала навигации, для подготовки теплохода. Это называется «вооружение». Ещё на Волге ледоход не до конца прошёл, на судне и в фуфаечке-то не больно жарко. Кто-то краску старую счищает, кто-то красит белой краской поверх старой уже слоем шестым, наверное. Всё равно через месяц вся краска начнёт облупляться из-за жары, и нужно будет постоянно везде подкрашивать. Мотористы с механиками бегают из машинного отделения, или попросту «из машины», на берег. Туда-сюда-обратно, чего-то таскают, какие-то железяки к токарям и фрезеровщикам. Да не по одному разу с одной и той же железякой. У всех дело есть, один радист не знает, чем заняться.


   "И зачем меня сюда так рано торчать прислали? Положено, вот и мёрзну тут, в своей радиорубке. Ладно, хоть дизелёк пашет, электрочайник включить можно, чайком погреться".


   Володька привёз из дома электрический рукосушильник, включает его постоянно и греется. То задницу подставит, то передницу. Пока зад согревается, перёд уже замёрзнуть успевает. Шум, гам, грохот, беготня и суета кругом. Вовка заперся изнутри, всё равно он никому здесь не нужен, никто о нём не вспомнит раньше, чем через пару недель. В фуфайке, в двоих штанах, в зимней шапке, навалив сверху на себя всяких матрасов из пассажирских кают, спит, как сурок, целый день. Надо отторчать тут с восьми до шестнадцати, как положено. Однажды проспал, переработал лишних три часа. Пришлось ему в темноте по грязи в гостиницу одному топать. Вторая неделя пошла, как он тут трудится под грудой матрасов.


 - Эй, Вовка, твою мать!.. Спишь, что ли?..

 - Иду, иду я. Привет, ещё раз! Вздремнул малость. Задрыг весь, как Зюзя.

 - Ничего себе, вздремнул. Опух весь. Чего ночью-то делать будешь? Не уснёшь ведь.

 - А куда денешься, если работа такая?! Надоело это вооружение. И на хрен бы я тут сдался, а? Не знаешь?

 - Там... на корме тебе матросы какие-то провода перерубили. Сходи, посмотри, а то им красить нужно. И это... сегодня до трёх. В пятнадцать ровно приходи на камбуз - боцману день рождения, проставляться будет. Да чё ты мёрзнешь? На палубе-то весна, солнышко, а он мёрзнет. Зяблик! – подтрунивал его второй штурман, Юра Курников, Вовкин ровесник.
   Местный, в затоне в своём доме с женой и двумя дочками живёт. Здоровенный бугай - кулак с башку. По сходням идёт, аж доски прогибаются, того гляди треснут...


 - Это старые провода. Они не нужны, можете оборвать. Если лень - закрасьте просто. Когда уже всё-то закрасите? Мне динамики-колокола развешивать надо. Их ведь ещё проверять надо. Я бы вам музыку на палубу включил, всё повеселее.

 - Солнце-то только к обеду вылазит, даже краска не пристаёт. Самим холодно. Ветер с Волги сопли сдувает - попробуй, покрась. Через неделю, не раньше...


***


     "Внимание! До отправления в рейс теплохода «Комдив Гай» осталось пять минут. Посторонних и провожающих просим покинуть борт судна! Повторяю..."

    Это Вовка в микрофон всегда кукарекает, как попугай.


 - Ну, ты все понял? Помидору бери только совсем зелёную. Если зелёной не будет, лучше совсем не бери. Если вобла по пятнадцать копеек будет вся с икрой и не ржавая, можешь взять побольше. Понял? Там я тебе всё разложила - носки, трусы, майки в шифоньере. Шампунь тут, найдёшь, разберёшься, - талдычит в сотый раз свои наставления Вовина мама.

 - Да понял я всё. Давайте, пока!.. Бегите уже, отчаливаем...
 
 - Давай, Вовка, включай «Славянку»! Поехали! - кричит Юрка с крыла мостика.


***


   Каюта радиста и радиорубка на пузырях расположены за задней стенкой штурманской рубки, являясь продолжением самой верхушки надстройки. За стенкой радиорубки уже идёт огромная пароходная труба. Если штурман дёрнет за специальный тросик, «гуднёт», подав сигнал встречному судну, то радист от неожиданности может заикой стать.  Каюта и радиорубка вдоль длины судна перегорожены пополам переборкой с дверью, чтобы можно было ходить туда-сюда. Входная дверь в каюту находится с правого борта, а в радиорубку - с левого. За трубой на этой палубе находится солярий, где обычно загорают туристы в креслах-шезлонгах.

   За время вооружения Володя переоборудовал под максимальное удобство свою каюту и радиорубку. Из дивана сделал диван-кровать во всю ширину каюты вдоль стены, за которой штурманская. Получилась кровать даже больше, чем двуспальная. Под окном, не иллюминатором, а именно окном, очень большим, квадратным, стекло которого можно опускать вниз вращением ручки, Вовка устроил складной столик на мощных петлях. Этот стол можно опускать вдоль оконной стенки, убрав складную ножку. Очень удобно. Сложив его, сразу увеличивается площадь каюты одним движением руки.

   Трансляционную установку, полностью, с блоком питания, со всеми усилителями, он перенёс в радиорубку. Отгородил освободившееся место фанерой, и получилась у него довольно приличная кладовка-раздевалка, зашторенная занавеской. Туда он воткнул самодельный узенький шифоньер с полочками для одежды, а внизу вместе с обувью хранил два эмалированных тридцати литровых бака для будущей засолки лещей. На противоположной стене установил раковину, подвёл воду. Правда, только холодную. Хоть умыться можно, не спускаясь вниз. Получилась не каюта, а настоящие хоромы. Каюты класса-люкс казались, в сравнении с ней, дешёвыми коморками. Кто ни зайдет из команды в гости, у всех аж глаза на лоб.

   На речных пассажирских судах, практически на всех, процветает семейственность. Это даже приветствуется. Жена капитана - директор ресторана, жена старпома - шеф-повар, у второго штурмана - буфетчица, у боцмана - старшая проводница, у простых матросов - либо номерные, либо официантки. Все местные, кроме капитана, Вовки и ещё некоторых. Перед выходом в навигацию у всех семей идёт загрузка шмоток. Бачки и бочки из нержавейки для соления рыбы, мешки, ящики, сумки-коляски, тазы для варения. Всё это подвозится на мотоциклах с коляской, типа «Урал» или «Иж-Планета», которые есть у каждого местного жителя. Без этого вида транспорта в затоне не выжить. Асфальтовых дорог практически нет, весной и осенью грязища по колена. Автомобиль не годится, застрянет сразу - только мотоцикл.
      
   Вовка удивлялся, зачем здесь держат радиста в штате? Ну, телевизоры у членов команды подремонтировать, поднастроить. Стоит, правда, в радиорубке маломощный доисторический передатчик, ватт на двести, не больше. Только он здесь просто на всякий пожарный случай. Если только тонуть придётся, можно хоть для приличия сигнал «СОС» подать. Редко кого из туристов приспичит подать радиограмму. Каждый день - одна зелёная стоянка, где туристы загорают и купаются часа четыре-пять, и один, а то и два города.
 
   Первым городом после Горького были Чебоксары, потом Казань, Ульяновск, Тольятти, Куйбышев, Сызрань, Саратов, Камышин, Волгоград. После Волгограда, либо направо через шлюза в Дон и через Цимлянское водохранилище в Ростов-на-Дону, либо прямиком в Астрахань.

   На пристани всегда есть почта, на которую радист просто относит эти частные радиограммы, и всё. Не нужно даже за телеграфный ключ садиться. Служебных радиограмм не подавали совсем, вся связь по УКВ телефону. Два радиолокатора, аппаратура внутренней связи с машиной, баком, кормой и ютом с трансляционной установкой для объявлений по громкоговорящей связи и трансляции с радиоприемника, магнитофона или проигрывателя. Вот и вся радиоаппаратура. Имелся, конечно, и лаг, эхолот, пеленгатор и другая радионавигационная аппаратура, только здесь ничего почти не включали, не было необходимости. Не жизнь, а малина! Практически, Вовка был здесь туристом, только ему ещё и деньги за это платили. Мало, конечно, но на берегу простой инженер всего сто двадцать имел. Доплачивали ещё за ведение дискотеки, за оформление договоров с турфирмами на автобусные экскурсии во всех волжских городах. Почему-то на радиста это повесили, как на самого свободного, наверное.

    Лучшими друзьями у Вовки были - второй штурман, Юра Курников и третий штурман - Макс, тоже затоновский, двадцати пятилетний холостяк. Такой шустряк и прохиндей, каких свет не видывал. Деньги делал на всём, никогда не пропускал возможности на чём-нибудь спекульнуть.


***

    Первый месяц «Комдив Гай» ходил в Ростов-на-Дону. В Горьком ещё прохладная весна. Какая-то неделя, и ты в Ростове. Здесь практически уже лето в разгаре. Все туристы уезжают на экскурсию, а для членов экипажа как раз начинается самая тяжёлая работа. Прут чего-то из города на колясках целыми огромными баулами - рыбу свежую и солёную, помидору зелёную, масло растительное ростовское. Выгрузят, и бегом на следующий заход. И так всю стоянку - и прут, и прут, и тащат, и тащат.

   Денег у Вовки - кот наплакал. Сходил на рынок, купил килограммов десять зелёной помидоры. Пока до Горького идёшь, она уже красная будет. Попил там пивка с воблой, возвращается на пароход.


 - Ты чего, Вовчик, порожняком-то?

 - Всё, Макс, все деньги извёл. Помидорой вот затарился, мать велела. Воблой к пиву запасся. Во, смотри какая, вся икряная. И дёшево.

 - А икры минтаевой чего же не набрал? Она здесь всего по четыре рубля за кило. У нас в Горьком её по червонцу с руками оторвут.

 - Кто ж знал? В следующий раз теперь.

 - Ты чё, турист, что ли? Займи у кого-нибудь до Горького, нельзя же так. Я бы дал, да всё уже истратил, затарился по полной программе.

 - Да ну, ладно тебе, Макс! У кого я займу? В следующий раз куплю.

 - Не-е, так нельзя, у нас так не принято. Ты, как не родной. Иди, у директрисы займи, она даст - безотказная женщина. Тем более, что вы в одном доме живёте.

 - Ну, нет, Макс, не привык я занимать. С какой рожей я пойду?


   Через полчаса приходит Макс к Вовчику.


 - На вот! Здесь триста рублей. Как сказал капитанше, что ты порожняком - сама готова была к тебе зайти, денег дать. Я и для себя у неё ещё двести занял. Пошли в город, покажу где минтайку брать.

 - Ну, Макс, ты меня в неудобное положение поставил. Пойду, отдам обратно.

 - Ты чё, совсем дурак, что ли? Она ж по-человечески к тебе. Обидишь её, если не возьмёшь. Не нужно тебе, тогда я заберу, мне отдай. В Чебоксарах чувашки сами на пароход к нам за ней приходят, по десять рублей просят. Спихнёшь всю оптом. И с директрисой рассчитаешься, и в прибыли будешь.


   В магазине минтаевая икра продавалась по три килограмма в одни руки. Дефицитом не являлась, очередь была всего человек пять. Чтобы на все деньги набрать икры, им всё же пришлось в очередях постоять. В несколько заходов, Вовка затарился минтайкой аж на семьдесят пять кило.
 

    "Куда столько нахапал? Кто её жрать будет в таком количестве? В долги, дурак, залез, до осени не расплачусь", - начал уже сожалеть Вовка.


   Но, как оказалось, напрасно. Прав был его друг, прохиндей Макс. В Чебоксарах торговки всё оптом по червонцу забрали. И с Евдокией рассчитался, и прибыль ещё получил. Если прикинуть, более четырёхсот рублей получилось. В два с лишним раза больше зарплаты буквально за одну неделю безделья, за любование красивыми берегами матушки Волги. И стыдно было Вовке где-то в подсознании, что нечестные эти деньги, будто украл, но никто же не в обиде. А у него семья всё-таки, мама с папой. Ему же добытчиком нужно быть.


***


   В Горьком стоянка была всего четыре часа. Родители встречали Вовку на «Запорожце». Перевезли всё добро, что накупил за рейс, успели заехать в магазин «Мелодия», где он приобрёл целую кучу всяких пластинок с популярной музыкой.
 
   После того, как он рассказал, на чём здесь делают деньги члены команды, мать пообещала ему выделить побольше из семейного бюджета. Вовка не утерпел, на вырученные от продажи минтайки деньги решил купить хороший фотоаппарат. Отец его ещё со школы к фотолюбительству приучил, помог ему выбрать, купили «Киев-19», имеющий ламельный затвор с веерным ходом, зеркальный объектив и автоматику приоритета выдержки, управляемую экспонометрическим устройством. Не самый дорогой, но как раз по Вовкиным деньгам. Он и трансляционную установку-то переносил в радиорубку с прогнозом на будущее, чтобы устроить в этой комнатушке небольшую фотолабораторию. Купили также фотоувеличитель, фиксаж, фотоплёнок с фотобумагой разных размеров и все необходимые для этого дела прибамбысы. Вовка был на седьмом небе от счастья.

   По отходу в Москву Вовку вызвал Кэп.

 - Пришло распоряжение. На, читай! Будешь теперь ещё и видеофильмы для туристов крутить. На других судах тоже везде радисты этим занимаются. Не нам же, штурманам, и не боцману этим заниматься, мы ничего в этих декодерах и ПАЛ — СЕКАМах не понимаем. Два фильма в день, как минимум! Доплата тебе к зарплате будет, аж пятнадцать рублей. Забирай себе нижний музыкальный салон, до Москвы оборудуй его - и вперёд! Скажи боцману, пусть замок на двери салона врежет. Полностью твоё хозяйство будет, тебе и ответ держать. Видеомагнитофон, телевизор с декодером, видеокассеты с билетами - всё получишь в Москве. Там и выручку представителям фирмы будешь сдавать. Вот договор, ознакомься и распишись.


***


   Вовка частенько приходил на вахту ко второму штурману. Пили чай, травили баланду о том, о сём. Юрка разрешал ему порулить, давая рулевому матросу возможность немного отдохнуть от штурвала, чайку тоже попить, по нужде сбегать. Начался второй рейс, шли по Рыбинскому водохранилищу.

 - На-ка, глянь на солярий в бинокль. Вон на ту, в голубом купальнике. Эх, если бы не жена, сейчас бы вьюном к ней подполз, - предложил Константиныч. - А ты чего теряешься? Даже Ваня-Крюгер уже себе тётку нашёл.


   Ваня-Крюгер, как прозвали палубного матроса после первого же просмотра фильма ужасов, следил за чистотой нижней палубы, швабрил её постоянно, бумажки всякие подбирал. Во время швартовки был приписан подавать чалки с кормы. Подчинялся боцману, ну и всем штурманам, естественно. Внешностью действительно был очень похож на Фредди Крюгера, главного героя из фильма ужасов. Руки длинные, чуть ли не до колен, а кисти рук, как клешни у краба. Даже непонятно, как такие грабли смогли вырасти у человека? Стандартные рукавицы на его руки не налазили, как детские варежки на мужскую ладонь. Ручку у молотка, например, он обхватывал только двумя пальцами, поэтому работал всегда кувалдой. Тоже местный, "из Парижа". В шестом классе трижды оставался на второй год, и на этом его образование закончилось. Зато он мог отвинтить практически любую заржавевшую гайку безо всякого гаечного ключа, одними пальцами. С первого раза понять, что он хочет сказать, мало кому удавалось.


 - Эта... Алексаныч... мне бы эта... как уж её? Забыл, как называется. Которая говорит. Меня за ней старпом прислал.

 - Которая говорит, или в которую говорят?

 - Ага, её! Коричневая такая, с кнопочкой.

 - Микрофон, что ли?

 - Да-да, хренофон этот. А то у нас швартовка скоро.


   Интересно было бы посмотреть на ту женщину, которая не побоялась с Ваней-Крюгером общаться. Сама, наверное, как родная сестра Фредди...



 - Да, Юра, вкус у тебя есть! Но посмотри, сколько уже возле неё кандидатов вьётся? Я ещё при посадке на неё внимание обратил, когда её папа с мамой провожали. Чемоданов загрузила, словно в кругосветное путешествие собралась. Хороша Маша, да не наша! Только-только школу, наверное, закончила, лет семнадцать. Вон те две, в панамках, тоже не хуже.

 - Ты погляди, грудь какая. А бёдра какие широкие, а животик-то какой сладкий, а личико-то. М-мва! Не может быть, чтоб только после школы. В институте, наверное, курсе на втором. А этим, в панамках, уже лет по двадцать с лишним. Особенно вон та хороша, что повыше. Ах, аж зачесалось везде сразу. Тут ещё с десяток есть, на которых можно глаз положить. Не всех ещё видел, конечно, но остальные либо сиповки, либо все старше нас с тобой.

 - А что ты имеешь против сиповок? Мне без разницы - корольки, мутовки, плоскодонки или сиповки. А от бальзаковских женщин я вообще тащусь. С этими молодыми не найдёшь о чём и поговорить даже. Им бы только танцульки круглосуточно. В постели ничего не умеют, всё торопятся куда-то.

 - Просто я всех коротконожек с отвислыми задами сиповками зову. А чего же ты в прошлом рейсе с такой молоденькой  был? Нашёл, значит, о чём говорить.

 - А ты откуда знаешь? Я, вроде, не афишировал, всё старался, чтобы никто не заметил.

 - Мы всё видим! Как она по ночам мимо крыла мостика к тебе в каюту незамеченной проскочит? Откуда она? Из Горького?

 - Если бы! Из Москвы, на радиостанции «Европа Плюс» работает. Только она замужем уже.

 - Замужем? Молодая же совсем. Сколько ей?

 - Двадцать один. Удивляюсь, как её муж в такой круиз одну отпустил? Хотя, не мудрено, она говорила, что ему сорок пять уже - более, чем в два раза старше. Устал, наверное. Избавился от неё, чтобы отдохнуть чуток. Да-а! Такая никому отдохнуть не даст. Любительница быстрого секса - тыр, пыр, и готово. Детский сад! А ты как к быстрому сексу относишься?

 - Нормально отношусь. А чего время зря тратить? Удовлетворились и разошлись каждый по своим делам.

 - Ну, ты тоже ещё салага, видать. Никакого же вкуса не поймёшь.

 - Какой тебе ещё вкус нужен? Наелся, сыт, и ладно. А за ней Макс всё бегал, деньгами сорил, цветы, подарки всякие дарил. Как узнал, что она с тобой, пришлось ему другую себе искать. Всё ворчал - зря, мол, неделю целую угробил.

 - Да? А я и не знал ничего. Чего же он мне не сказал? Я особо и не гонялся за ней. Только после Горького познакомились, когда на Москву пошли. Зашла ко мне в рубку как-то, попить попросила. Тоже здесь вот, на солярии загорала. Больше уже и не уходила.

 - Везёт вам с Максом. А я вот с вахты сменюсь и с дочкой в её куклы играть пойду. На твоём месте я бы сейчас надел плавки и примкнул к тем кандидатам.

 - Только отплыли, ещё не всех успел увидеть. Девочка, конечно, класс, но, может, где-то хорошенькая женщина грустит? Как тебе, например, Анна Сергеевна?

 - Да ничего так. Старовата, правда. Больно грустный взгляд у неё. За ней всё Вячеслав Григорьевич увивается.

 - Кто такой?

 - Не знаю, турист просто. Приходил вчера ко мне на вахту за руль подержаться. Представился профессором каким-то... забыл каким. Ничего так мужик, молодо выглядит, хотя ему уже под полтинник.

 - Мне вот как раз такие Анны Сергеевны и нравятся, с грустными взглядами.

 - Таких-то всегда найдёшь. Надо момент ловить, пока молодой. Смотри, не проворонь, а то всех хорошеньких разберут.

 - Ну и наплевать. Пусть сами мужики-туристы сначала себе выберут. Они хоть деньги за этот круиз заплатили. Должен же у них быть хоть какой-то приоритет.


   "Вот у Юрки действительно нормальная человеческая жизнь, - размышлял Володька. - С младшей дочуркой в куклы скоро играть пойдёт. Эх, мне бы так".
 

   Он считал, что уже нагулялся вдоволь. Со многими женщинами сближался просто так, ради спортивного интереса. Сначала всё хотел наверстать упущенное, как с цепи сорвался. Возраст у него был такой, что женщины, как старше, так и моложе его сами как-то шли в объятия. Даже замужние были, рисковали с ним своим семейным благополучием. Стал уже асом в любовных делах, давно сбился со счёта, сколько женщин у него было. А теперь стал часто, почти ежедневно, вспоминать свою бывшую жену, Галину.


   «Какая она нежная, женственная. Как хорошо было с ней. Никуда не нужно было торопиться. Любовные прелюдии   начинались с утра, с улыбок, обниманий и поглаживаний, ласковых слов и лёгких поцелуев. И только к ночи, когда ложились спать, эти прелюдии переходили в любовную страсть. Иногда эта страсть вспыхивала и днём. Как приятно было, когда маленькая дочурка, Анютка, ползала голышкой по нам в постели, уставшим от любовных утех, и что-то по-своему лепетала.



***


   Пассажировместимость на таком теплоходе небольшая, человек триста, а членов экипажа всего тридцать пять. Туристы буквально через неделю успевают перезнакомиться. Представители турфирмы - организатор круиза с массовиком-затейником и баянистом никому не дают спокойно отдыхать. Чуть ли не силком заставляют всех участвовать во всевозможных массовых мероприятиях, всем приходится разучивать новые песни и петь под баян. Каждый день то КВН, то концерт художественной самодеятельности, конкурсы Мистер или Мисс Круиз, праздник Нептуна и множество других. К концу круиза все туристы уже становятся, как родные. Обнимаются, плачут при расставании. Так успевают сдружиться, что в любви друг другу признаются.

   Весело, и даже членам команды передавалось это весёлое и радостное настроение. Мужчин-холостяков изо всей команды было только четверо, а из женщин вообще ни одной, не считая официанток. Таким количеством конкуренция для туристов была незаметна, погоды не меняла. Тем более, что женщин среди туристов было всегда почему-то больше, чем мужчин, и намного. Редкий мужик оставался без женского внимания. Либо совсем старик дряхлый, либо алкаш беспробудный, либо импотент или трансвестит какой-нибудь.
 
   Женщины горели желаниями, у мужчин-туристов в глазах рябило. Кого выбрать? И эта хороша, а вон та ещё лучше. А вот эта, хоть и не так симпатична, но зато сама, всем своим видом и поведением показывает, что не возражает против ухаживания. К этому женскому контингенту можно ещё добавить и двенадцать официанток -  девушек и молодых женщин, прошедших краткосрочные курсы в Горьком, все незамужние, за редким исключением. Но попадались и недотроги, к которым никто не мог подступиться ни с какого бока. После двух-трёх попыток турист-кавалер утирал свой нос, и, боясь остаться с этим носом, выбирал себе кого-то попроще. Вовка как-то случайно подслушал разговор между двумя такими гусарами:

 - Можешь не стараться, я уже три раза на неё свою варежку разевал. Она, кроме Бродского, Мендельштама, Цветаевой и Ахматовой, ни о чём говорить не может. Если ты их стихов наизусть не знаешь - иди в каюту и зубри. Может, к концу круиза она и обратит на тебя внимание.

 - Да? Ну спасибо, что предупредил, а то бы время только угробил. Надо же! А с виду, вроде, нормальная.



***


    Володька начал крутить видеофильмы. Сначала тяготился этой работой. Так противно и стыдно было ходить по рядам и деньги с людей собирать, что готов был сквозь землю провалиться. Но никто из туристов ничего против не имел, платили безропотно. Турфирма выдала всего-то две видеокассеты с фильмами. Пришлось Вовке покупать пустые кассеты, переписывать на них видеофильмы у радистов с других судов, с которыми рядом у причалов на стоянках стояли. Новый фильм окупался за пару сеансов. Видео только начинало появляться, в крупных городах стали открываться первые видеосалоны. Мало кто чего-нибудь понимал в этой чудо-технике.

     Сначала после каждого фильма Вовка ходил по рядам, собирал оставленные в зале туристами измятые билетики, проглаживал их утюгом и пускал по второму, по третьему разу. Туристы охотно шли на видео, все места всегда были заняты. Фильмы крутил не по два, а по пять раз за день. Рекламировал их, как только мог, по трансляции:

   "Уважаемые туристы! Через пятнадцать минут в нижнем музыкальном салоне будет демонстрироваться новый остросюжетный военный боевик «Коммандос». В главной роли самый популярный актёр Голливуда, знаменитый Арнольд Шварценеггер".

   Народ пёр на видео валом. Даже пожилые люди приходили смотреть некоторые фильмы по второму, а то и по третьему разу. Билеты турфирмы давно уже закончились. Капитан, чтобы не быть растерзанным толпой туристов, распорядился:

 - Крути без билетов, чего ж делать? Деньги надо всё равно брать. Если бесплатно показывать, бунт поднимут те, кто за просмотр фильма уже платил до этого. И не крутить нельзя - тоже бунт, ещё страшнее. Деньги потом в Горьком половину будешь отдавать мне, я их на питание для всего экипажа пущу. А половину себе оставляй, за работу.

   Вовка понял это распоряжение абсолютно правильно. Кэп хотел сказать: «Крути всё подряд, а деньги пополам», только малость зашифровал свою мысль. Знал бы капитан, какие деньги Вовка прокручивал через этот видеомагнитофон и какую часть от этой положенной половины отдавал ему, он бы выгнал такого радиста в три шеи. Нужно быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться таким моментом. Кэп и этих-то денег никак не ожидал. Вовкина честная половина составляла около двух месячных зарплат за один двадцати двухдневный рейс. Он уже работал спокойно - всё легально. Не виноват же Вовка, что билетов турфирма мало даёт, а ему нужно выполнять распоряжение капитана.

    В каждом городе бегал на барахолки, приобретал за свой счёт всё новые и новые фильмы. Появились в его коллекции и эротические.
 
    Все туристы знали Вовчика в лицо. Знали, что он тот самый радист, который не только принимает частные радиограммы, объявляет всякую информацию по пароходу, но и ведёт дискотеку на танцплощадке, в которую превращается корма второй палубы с 21.00. до отбоя. Организует автобусные экскурсии в городах, а главное - он крутит видеофильмы.

     Выходя из салона после просмотра, многие даже благодарили его, словно главного режиссёра этих фильмов. Вовка уже настолько обнаглел из-за жажды наживы и дармовых денег, что стал психологом.


 - Спасибо вам, молодой человек, за такой интересный фильм. А что вы нам завтра покажете? - благодарила его пожилая женщина интеллигентного вида, жена, может быть, какого-нибудь генерала в отставке или богатая вдова кого-то из номенклатуры.

   «Рискнуть — не рискнуть? А, была — не была!».


 - Скажу вам по секрету, как постоянной посетительнице моего салона. После отбоя, ровно в 00.05, только для своих я кручу интересные фильмы с несколько эротическим направлением. Если вам уже есть шестнадцать, и вы не боитесь смотреть такое, то приглашаю. Только прошу вас - ни-ко-му! Договорились?

 - Можете не сомневаться, даже под пытками не проболтаюсь.

   Психологическая уловка сработала на все сто. Спускаясь ночью в салон, его уже ждал у входа весь контингент пожилых туристов, человек тридцать при нормальной вместимости зала в двадцать пять. Пришлось лавочку притащить со второй палубы. Без объявлений во всеуслышание, без рекламы. У него и был-то сначала всего один фильм - «Греческая смоковница». За просмотр этого фильма он брал в полтора раза дороже, но никто из пожилых любителей эротики даже не заикался на этот счёт. Наоборот, они все были как бы объединены в какую-то конспиративную группу, владеющую некоей тайной. Многие из них после просмотра эротики прогуливались парочками по верхней палубе, любуясь волжскими просторами.


***

 
   Железная крыша Володькиной каюты за день так накалялась от солнца, что за ночь не успевала остывать. Он открывал обе двери с обоих бортов, чтобы был сквознячок. Туристы, идущие на солярий загорать, поднимаясь по трапу на самую верхнюю палубу, упирались в его открытую дверь. Все всегда с любопытством заглядывали во внутрь.


 - А чего это тут? Здесь что, сам капитан живет?

 - Нет, это рубка, где рулят, наверное.

 - Рулят вон там, спереди, а здесь каюта чья-то... Можно к вам заглянуть?.. Здесь есть кто-нибудь?.. Нет никого... А-а, это радиорубка, наверное.


     Вовка с удовольствием сидел бы в своей каюте в одних плавках, но ему постоянно приходилось спускаться вниз. В плавках вниз спускаться не разрешалось, нужно было обязательно напяливать штаны. Поэтому он обрезал штанины у своих белых джинсов и получились оригинальные короткие шорты с бахромой, которые он практически и не снимал. Состирнёт перед сном, а к утру они уже сухие.
 
   Поднимаясь в радиорубку, всегда обнаруживал у дверей любопытствующих, которые уже так надоели, что в пору хоть объявление вешай: «Не заглядывать! Убьёт!»


 - Вы ко мне, девушки? Присядьте пока на минутку, мне объявление нужно сделать. «Внимание! Организатору круиза просьба зайти в радиорубку». Слушаю вас, чем обязан?

   Вовка сразу узнал в любопытных визитёршах тех самых двух девушек в панамках, которых он с Константиновичем на его вахте в бинокль рассматривали, и которым Юрка дал по двадцать лет с лишним по возрасту. Одна из них была особенно сексапильная, но слишком высокая для Вовки, на целую голову выше.


 - Извините... мы просто хотели посмотреть, что здесь. Так значит, это вы отсюда всё объявляете? Вы же фильмы нам показываете. А здесь у вас что? А-а, вы вон там спите, значит? Это ваша каюта там? Светка, смотри, какая кровать, - удивляясь, шепнула подруге красавица. - Настоящее ложе любви.

 - Да, это моя каюта, и мне приходится там спать. Иногда.

 - Почему, иногда?

 - Да вот, такие девушки, как вы, не дают. Приходят по ночам посмотреть из любопытства, кто тут спит. Какой же будет сон после этого?
 
 - Мы по ночам не ходим, мы только днём.

 - Ну, хоть это радует. Я обычно в своей каюте совсем голым хожу. Жарко! Просто предупреждаю, на всякий случай...


 - Владимир Александрович, можно к вам?

 - Ну что, девушки, удовлетворили своё любопытство? А теперь извините, нам с Анной Сергеевной нужно обсудить кое-что...

 - Замучили вас девушки? Ой, как у вас здесь жарко...


***


   Руководитель круиза, представитель московской турфирмы. Володьке часто приходилось с ней общаться. Молодая женщина, лет тридцати с небольшим. Ей, может быть, никто и не дал бы столько, если бы не такая очевидная печаль в прекрасных карих глазах. Очень милая, приятная женщина! Иногда на Вовку что-то находило, и она казалась ему самой желанной изо всех. Лицо такое молодое, искренне доброе, всегда от души улыбающееся. Глаза! Вот если бы не эти глаза, и лица бы никакого не было. Большие, выразительные, глубокие, всегда грустные, ласкающие. Вовка с ней только после Рыбинска познакомился. Ни разу он не заметил, чтобы она подкрашивалась. Ни ресницы, ни тени - ничего. Всё натуральное, всё своё и всё красиво. От неё всегда возбуждающе пахло какими-то приятными, нежными духами. Волосы каштановые, короткие, но пышные и ухоженные. В мочках ушей малюсенькие серёжки. Единственный, может быть, недостаток - это выступающие вены на икрах ног. Но что это за мизерный изъянчик, когда столько много достоинств. Фигурка стройная, как у спортсменки-гимнастки.
 
    Вовка наблюдал сверху, как она танцует на дискотеках. Мало, кто из молодых девушек может так красиво танцевать. В каждом телодвижении была ярко выражена красота, женственность. Каждая частичка её тела танцевала, чувствуя ритм. Даже лицо танцевало своей эмоциональной мимикой, видна была страсть. Она танцевала с удовольствием, с наслаждением, с аффектом. Чисто для себя, а не как многие, показывая свои способности. Лёгкая улыбка обнажала ровные, сверкающие, как бриллианты, зубы. Влажные, полные губки манили к поцелуям. Но глаза! Какие глаза! Вовке постоянно хотелось сделать этой женщине что-то очень приятное, чтобы у неё пропала эта грусть в глазах.

   Несколько раз они разговаривали на солярии, сидя в шезлонгах напротив друг друга. Она в своём скромном купальнике рассказывала, как обычно, о своих планах постановок увеселительных мероприятий, для которых просила его подобрать какую-либо определенную музыку. То ей потребуется полонез Огинского, то марш Мендельсона. Он специально надевал в таких случаях тёмные солнцезащитные очки, через которые не было видно глаз, и бессовестно пялился на её тело, которое было идеально. Для идеала, может быть, не хватало лишь чуть-чуть увеличить размер груди. Грудь красивая, белая, нежная, упругая, но лично Вовчику хотелось бы на полразмерчика побольше. «Ах, какой животик! Вот куда я всё время смотрю. Это же чудо какое-то. Как хочется поцеловать в этот животик, в каждый сантиметрик, нежно», - любовался Вовка. Долго он так высидеть не мог, плавки не позволяли долго скрывать возбуждения. Приходилось часто вставать, двигаться, приседать, а то и просто бежать в душ. Благо, он был рядом, в трёх шагах.


 - Марша Мендельсона у меня, к сожалению, вряд ли найдётся. Здесь же не планируется регистрация брака. Надо будет в ближайшем городе пластинку купить. Может, проще немного изменить сценарий? А полонез Огинского у меня есть, но только в исполнении Виктора Зинчука, на электрогитаре. Пойдёт?..


   В прошлом рейсе организатором круиза был мужчина. Он вообще к Володьке никогда ни за чем не обращался. Вовка и Анне Сергеевне сначала хотел было отказать. Зачем ему впутываться в эти развлечения? Лишние хлопоты, своих дел полно. Но после того, как она выразительно, по-доброму, душевно, с женской нежностью и вот с этой благородной грустью в глазах попросила его один раз, он больше не мог ей отказывать. Более того, он ставил исполнение её просьб на первое место по значимости. Хотел, чтобы их было как можно больше.


   «Что же творится в её душе? Почему такая грусть в глазах?»  Володька наводил справки о ней, но никто даже точного возраста не знал, одни догадки и предположения. Она держала всех на дистанции, не позволяя называть себя просто по имени.


 - Ой, Аня, что ты наделала с собой? У тебя же вся спина сгорела, нужно срочно кефиром намазать.

 - За беспокойство спасибо, конечно, Владимир Александрович, но я не помню, когда дала тебе повод для фамильярности. Мы с тобой на «ты», но мне кажется, я заслуживаю, чтобы меня называли по отчеству.

 - Ну! Зачем же так? Какая фамильярность? Вас все уважают, и я самый первый. Мы же ровесники почти. Что ж тут такого? Ну, хорошо! Извините, тогда! Могу вообще на «вы» опять перейти.

 - Хорошо! Давайте тогда продолжим... Появляется Кощей Бессмертный с Бабой Ягой под ручку...



 - Жарко - это ещё ладно, а вот душно - это уже совсем плохо. Обе двери всю ночь открытыми держу, сплю в одних плавках, даже простынёй не покрываюсь, а всё равно уснуть невозможно. Хочется ещё и кожу всю с себя снять. Капитан сказал, вы искали меня.

 - Да, Владимир Александрович. Мне опять нужна ваша помощь, никак без вас уже обойтись не могу. Посоветоваться даже не с кем. Анастасия всё восторженно на берега любуется. Баянист мой весь в любовных утехах, словно в гарем попал, под хмельком постоянно. От них инициативы уже ждать бесполезно. У нас скоро зелёная стоянка на четыре часа по расписанию. Хочу устроить там Праздник Нептуна, а то как-то вяло круиз проходит, мне кажется. Как вы на это смотрите?

 - Если честно, Анна Сергеевна, то я здесь для вас плохой помощник, всего второй рейс делаю. Нужно прикинуть, уберёмся ли мы с этим праздником по времени? И потом, сейчас только середина мая. Боюсь, вода ещё недостаточно прогрелась. А без водных процедур на таком празднике не обойтись. Может, где-нибудь южнее? Насколько помню, на этой стоянке все туристы посещают легендарный родник, какое-то святое место. Если я не путаю с другими зелёными стоянками. А мы можем это сейчас уточнить у Юрия Константиновича, второго штурмана. Он все эти стоянки хорошо изучил. Да, вот ещё что вспомнил - там местные жители мёд свой продают для таких, как мы. У теплохода целый базар образуется, очень дёшево у них. Боюсь, все туристы у вас разбегутся. А наши члены команды будут там ещё и рыбу свежую покупать для засолки. Там около причала небольшой рыбколхоз расположился. Лещи, судаки, мелочь всякая к пиву. Хотя, лично я к пиву всегда воблу покупаю.


   «Пусть и в духоте, но ты рядом со мной, милая женщина. Даже просто сидеть и разговаривать с тобой - одно удовольствие. Может быть, ты какая-нибудь знаменитая, великая, и я тебя не достоин? Мне бы только побыть рядом, полюбоваться на тебя. На вас, извиняюсь», - наслаждаясь обществом Анны Сергеевны, мысленно кайфовал Вовка.


 - Пожалуй, вы правы, как всегда. Нужно делать где-то южнее, без купания ничего не получится.

 - Извините, но мне кажется, вы зря так переживаете. Всё идёт нормально. Туристы уже перезнакомились, сгруппировались. Песни поют, гуляют по палубе. Вы своё дело сделали. Чего ещё нужно? Они теперь и без вас могут свободно обойтись. Дайте же им отдохнуть без вас.

 - Да нет, многие недовольны. Скучно некоторым.

 - Могу я вам предложить холодного пивка с воблой? У меня воблы полно, вся с икрой. В холодильнике трёхлитровая банка «Жигулёвского».
 
 - Ой, с удовольствием! Мечтаю просто.

 - А вы давно на этом поприще на хлеб зарабатываете?

 - Это мой первый круиз по Волге. Ничего не умею, не знаю. Волнуюсь как-то.

 - В прошлом рейсе ещё прохладнее было. Пока до югов шли, ваш коллега устраивал конкурсы всякие. «Мисс и миссис круиз», например.

 - Ну, эти конкурсы у меня тоже в плане имеются. Инструкцию я прошла, всё, вроде, знаю. Анастасия большую практику имеет, да и Владимир Фёдорович тоже опытный баянист. Пока всё нормально, но всё равно немного тревожно.

 - Да хорошо всё у вас, отлично даже. Отдыхайте сами. С ума сведите какого-нибудь туриста, или сами влюбитесь. Это ж здорово. Обстановка располагает.

 - Какое хорошее пиво, свежее. Я так воблу люблю. Каждое рёбрышко обсасываю. Самое вкусное - это, конечно, икра. Обожаю! Пузырь не выкидывайте, я люблю пузыри жевать, как жвачку.

 - В жару тоже пиво люблю. Однажды на спор целых три кружки залпом выпил, дурак. Молодым был.

   Анна Сергеевна прыснула от смеха, захлебнулась пивом и закашлялась. Вовка дал ей чистое полотенчико.

 - Ой, Господи, ну и насмешил ты меня, Владимир Александрович. Ой, не могу... молодым был... И когда же ты перестал им быть, интересно? Вы, извиняюсь.

 - Ой, давно уже. И не помню, когда.

 - Первый раз двадцатилетнего старика вижу. Ну, спасибо, давно так не смеялась.


   «Ах вот над чем ты смеяться любишь, Аннушка. «Скажи, над чем ты смеешься, и я скажу, кто ты».  Да здорово смеёшься-то как, даже на «ты» сорвалась. Можно и на откровенности уже переходить потихоньку», - наблюдал, собирал по крохам и обрабатывал информацию Вовчик.


 - Многие говорят, что я молодо выгляжу, а мне двадцать девять уже. Женат был, дочке скоро два годика. Развелись, правда, недавно. Вы старше меня всего-то на чуть-чуть, а ведёте себя со мной, как учительница со школьником. Обидно ведь, как вы думаете?

 - Да? Не знала! Ну, тогда можно и на «ты» снова перейти. Я старше на пять лет, это действительно немного.

 - Тогда давайте снова знакомиться. Я Вова, а тебя Аня, кажется?..

 - Ну, добился своего, настырный. А чего развелись-то? Ты, вроде, неплохой парень.

 - Всё дело в относительности понятий. Плохой-хороший, молодой-старый - всё в сравнении. Ну, а у тебя как на личном фронте сложилось? Давно о тебе справки навожу, но никто ничего не знает. Хотел было уже к вашему баянисту с бутылочкой подойти. Сам спросить у тебя стесняюсь, неудобно как-то.

 - У моих коллег можешь не спрашивать, они обо мне ничего не знают. Мы и сами-то только за пару дней до круиза познакомились. У меня всё сложно, Володенька, очень сложно. Извини, но я тебе ничего не скажу. Пойду я, пожалуй. Спасибо тебе!

 - Ой-ёй-ёй, Анечка... Сергеевна, не уходите, пожалуйста. Я больше ни о чем вас не спрошу. Давайте ещё маленечко посидим. Хотите, я вам секрет один расскажу?

       
   «Уже было собралась уходить, встала из-за стола. Секретом заманил. Что же это у неё в прошлом? Трагедия какая-то? Засобиралась сразу. На любимую мозоль, видно, наступил, рану старую разбередил. Грусть в глазах опять, сразу после смеха. Что же это за причина?..» - недоумевал Володя.


 - Что за секрет? О чём?

 - О вас. Мне Юра рассказал, второй штурман.

 - Секрет? Сплетня какая-нибудь?

 - Могу я откровенно говорить? Или рановато у нас с тобой для откровений?

 - Что-то ты загадками начал? Ты же секрет хотел рассказать.

 - Ну, это для меня, скорее, секрет был. А тебе он должен быть известен. За тобой один профессор из туристов ухлёстывает. Мне, как Юрка рассказал, так я себе покоя уже не нахожу - весь изревновался. Ты меня ничем не успокоишь на этот счет?

 - Ой, Вова, какие глупости, ей Богу. Ты же хороший мальчик. У нас с тобой ничего не может быть, не выдумывай даже. Что ты? Вон сколько девушек. Давай больше не будем об этом, а то я откажусь от твоих услуг совсем. Сама буду справляться как-нибудь. А этот профессор, Вячеслав Григорьевич, простой преподаватель техникума. Чтобы твоя душа была спокойна, скажу, что у нас уже был с ним разговор, и теперь он ухаживает за Анастасией.

 - Почему ты такая, Ань? Ну скажи мне, пожалуйста! Что у тебя за горе такое? Почему печаль в глазах застыла? Ты же такая милая женщина, сердце кровью обливается.

 - Ну все! Пошла я. Ты, я гляжу, не хочешь ничего понимать...


   «Облом! Причём, полный. Чего я не хочу понимать? Чё тут понимать-то? Влюбился я, вот и все. На молодых даже смотреть не хочется. Ну что толку от них? Взять хоть прошлый рейс»...



***


 - Вам чего, девушка? Это радиорубка! Вон написано - «Посторонним вход воспрещён!»

 - Да, я знаю. Хотела спросить просто - у вас водички попить не найдется? Вниз бежать не хочется.

 - Только сырая, из-под крана. Могу вскипятить, если хотите.

 - Горячая? Нет, спасибо! Пойду, холодной попью.

 - Лимонад есть в холодильнике. Только он очень холодный.

 - Можно пару глоточков?

 - Да сколько угодно, гланды только не застудите. Какая вы... шоколадная! Неужели за рейс так загорели? Или ещё до этого где-то?

 - Меня Оля зовут. Я постоянно здесь, на солярии нахожусь. От самой Москвы загораю.

 - Здорово! А я здесь живу, и до сих пор бледный, как спирохета. А можно полюбопытствовать, Оль, какая ты до этого была?

 - Как?

 - Просто спусти плавки на сантиметр. Или под лифчиком кусочек белой кожи обнажи.

 - А-а! Ну, вот такая была.


   Она приспустила плавки, обнажив целую половину своей прекрасной попочки, ничуть не смущаясь. Даже улыбалась, глядя Вовке в глаза. У него уже мозги набекрень. Чуть не задохнулся от бесплатно увиденного.


 - Эх ты, вот это контраст! Ты чего, негрой вернуться хочешь? Так тебе совсем немного осталось.

 - Спасибо за лимонад!


   Вовка уже рот свой раззявил. "Девочка - просто супер! Фигурка, ножки, грудь, попка, личико, Господи. Откуда залетела такая ангельская пташка?"


  Он весь рейс, как пахарь на страде, некогда было даже на волжские берега полюбоваться. То у локатора высокое постоянно вышибать начнёт, то на шкафуте у «колокольчика» катушка сгорит, то фильм надо бежать крутить, то связь с кормой пропадёт. Ваня-Крюгер своими граблями тумблеру на корме башку свернул, а такого в запасе не было. Пришлось два простых вместо него поставить. Да ещё потом всем объяснять, как теперь включать нужно. Крюгеру боцман приказал даже близко к аппаратуре не подходить.

 
  «Тебе ли с твоими граблями тумблерами щёлкать? В танкисты надо было идти. Одной рукой танк бы за дуло подымал, а другой гусеницы переобувал. Ещё раз какую-нибудь гадость сделаешь - в "Париже" останешься».

 
   Звук в трансляции пропадать начал. По приборам смотрит - всё работает, а звука нет. Потом вдруг, раз - и снова появится. Всё перебрал, целую неделю вошкался. Оказалось, в блоке питания у мощных электролитов шайбы-лепестки с общим проводом отвинтились из-за вибрации. Ни туристок никаких не видел, ни «Мисс Круиз», ни «Праздника Нептуна» - всё мимо него пролетело. Даже жалко себя стало.


  «Кому-то повезло, наверное. На такую конфетку не мало сладкоежек найдётся. Рейс-то уже кончается. Опоздал, тюфяк!.. Попила лимонада, сейчас уйдёт. Может, ещё чего-нибудь предложить? Как и чем бы её задержать?» - соображал Вовка.



 - А я тебя много раз видела, ты экскурсии оформляешь. А почему ты никогда не гуляешь? А чего ты делаешь? Тебя как зовут?

 - Володя! Вот с музыкой разбираюсь, фонотеку пытаюсь создать. Не знаешь случайно, кто исполняет песню - «На теплоходе музыка играет...»?


   Когда Вовка сюда пришёл, даже не знал, что в его обязанности входит ещё и ведение дискотеки. Какая дискотека? Просто танцы на корме, да и всё. В каюты пускает радио, а на корму, где висит огромный динамик «колокол», танцевальную музыку, только с собственными объявлениями - "А сейчас белый танец, дамы приглашают кавалеров".

   На стоянках приходилось бегать обмениваться кассетами и бобинами с радистами рядом стоящих судов. Переписывал у них музыку, записывал всё подряд, даже не зная, что за вещь и кто её исполняет - времени не было подписывать. Появилось много новых ансамблей, популярных групп, солистов. Ему было стыдно, когда первый раз вёл дискотеку, а у него вся музыка - одно старьё. Никто даже не танцевал.


 - Ольга Зарубина! Ты чего, Володь?

 - Да? Ну спасибо! Хочу эту песню ставить при отходах с зелёных стоянок. Нормально будет, вроде. Как считаешь?

 - Да, неплохо! Только всё равно лучше разные ставить. Одна и та же быстро приедается.

 - Это понятно, только не густо у меня с песнями на эту тему. Может, Эдуарда Хиля -  «Вода, вода! Кругом вода!» включать? Но она уже всем приелась. Юрия Антонова можно - «Ах, белый теплоход». Хотел ещё «Плот» Юрия Лозы пустить, но плот до теплохода не дотягивает маленько. Не знаю, чего и крутить.

 - А просто ритмичную музыку почему не хочешь?

 - Какую ритмичную?

 - Ой, да их всяких полно. Ну-ка, покажи, чего у тебя вообще есть.

 - Да у меня вон сколько. Весь угол коробками с бобинами забит, и на полках всё завалено - замучаешься прослушивать. Мне бы, дураку, сразу подписывать, ещё при записи. Вот, сижу теперь и подписываю. А чего писать, как называется, кто исполняет, даже не знаю.

 - Могу помочь, если хочешь. Почти всех певцов и названия групп знаю. На радиостанции «Европа Плюс» работаю. Правда, пока только учеником звукооператора, в продакшн.

 - Надо же! Хочу, конечно. Сам Бог мне тебя послал. Только это ведь надолго, загорать некогда будет.
 
 - Самой уже надоело загорать, да и прохладно уже становится. Давай буду помогать, пока не надоест.

 - Ой, Оля, спасибо тебе огромное. Даже не знаю, как тебя благодарить. Давай тогда, ты на этом магнитофоне слушай, а я на «Тембре»...


 - Этот концерт весь оставь. Ты что? Это же ДДТ, Юрий Шевчук!

 - И что? Ты будешь под это танцевать сегодня вечером? Хочешь, чтобы меня все проклинали?

 - Днём по трансляции весь концерт пустишь. Все тебя благодарить будут.

 - Ладно, но потом. Сначала давай для танцев.


   Он на своём магнитофоне ещё первую бобину прослушивает, а она уже четвёртую заряжает. Почти из каждой песни он даёт ей отрывок для прослушки, она тут же говорит название, и кто исполняет. Купальничек на ней классный, чуть ли не фиговый листок. Вовке уже не до музыки, пялится на неё, возбуждается, оторваться не может. Она, похоже, заметила, что он как на иголках - улыбку прячет. Оба в наушниках с длинными проводами. Вовка нарвался на какую-то классную вещь, которую никогда не слышал. Сначала сидя дрыгался, потом его аж в пляс бросило, ноги сами затанцевали. Не обращая на неё внимания, стал в танце изгаляться. Так увлёкся, что от восторга даже вскрикивать начал. Она постучала ему по спине.


 - Ты чего это, Вовчик? В транс вошёл?

 - Ты послушай - забойная вещь! Не знаешь, что это?


   Он включил динамик. Она тоже задрыгалась, стали вместе танцевать.

 
 - Неплохо танцуешь! А чего на танцы не ходишь? – спросила она.

 - Как я на них пойду, если сам их веду?

 - Завёл музыку и спустился. Долго, что ли?

 - Пока у меня одна музыка крутится, я на другом магнитофоне следующую ищу. Успеваю только до кормы солярия добежать, чтобы посмотреть сверху, танцует под эту музыку кто-нибудь или опять ерунду завёл. Что-то совсем от жизни отстал. Так под что мы сейчас приторчали? «Калигула», какая-то?

 - «Калимба де луна», Тони Эспозито - «Прогулка под луной». Это же «Бони-М».

 - Боньки? Не может быть! Как же я умудрился у них такую вещь ушами прохлопать. Давай ещё раз, прибалдел я что-то. А научи меня вот так бёдрами вилять.

 - Вот, смотри... Да нет, не так... Держи меня за бёдра... Ну, понял?

 - Не-а! Мне больше понравилось тебя за бёдра держать.


   Оля откровенно засмеялась. Видно было, что шутка Вовке удалась.


 - Да тебе и не нужно так танцевать, это женские па. У тебя и так неплохо получается, на дискотеке был бы первым танцором. Можешь, конечно, и бёдрами поработать, только не с такой большой амплитудой. Два, три па, не больше - за гомика принять могут. Ну, давай ещё разок! Последний...


   Они так увлеклись, танцуя в наушниках, что не заметили, как вошёл капитан. Ольга сразу сняла наушники и вышла из рубки, встав около двери.


 - Ты чего это, Володя, дискотеку здесь устроил? Тебе что, делать нечего?

 - Да я фонотеку для дискотеки делаю. Помощницу вот нашёл, на радио «Европа Плюс» работает. У меня с прошлой навигации из судовых записей - одно старьё. Никто под такую музыку не танцует. К новому рейсу готовлюсь.

 - Вижу, как вы готовитесь... Идём-ка в твою каюту на пару минут... Когда в Костроме причалим, стоянка четыре часа будет. Туристы закроют свои каюты, сами уедут на экскурсию, а мы поедем на три часа катать пионерский лагерь по Волге. Придётся тебе фильмы для них крутить, чтобы ребятня по палубе не моталась. Причём, бесплатно. Перетащишь свою аппаратуру в большой салон...
А ничего, девчонка-то!..

   Кэп остановился в дверях каюты, обернулся, хитро подмигнул Вовке и ушёл на вахту.


   Ольга от скуки или по какой-то другой причине стала теперь везде с Вовчиком ходить. На экскурсии не ездила, целыми днями - куда он, туда и она. Дискотеку вместе вели - он объявляет, она музыку готовит. Все танцы с ней в радиорубке танцевали. Пришла как-то в лёгком платьице, голубеньком в белый горошек. Настолько коротеньком - едва трусики прикрывало, Вовка с ума сходил. С дискотеки уже дважды прибегали: «Че ты, Вован, один медляк крутишь? Толпа быстрые просит». А им больше медленные нравилось танцевать. Она нашла какую-то сногсшибательную вещь. Вовке она так понравилась, что, танцуя с ней под эту музыку, у него чуть слезы не текли от блаженства.

 - Что это за прелесть? Божественная вещь, умереть, не встать!

 - "Лили воз хеа". Дейв Стюарт и Кэнди Далфер. Я тоже от неё угораю.

   «А сейчас, по многочисленным просьбам наших замечательных девушек-туристок, три раза подряд белый танец. «Лили воз хеа»!

 - Давай, пригласи меня, Оленька.

 - Можно вас, Вовик?


   Дотанцевались до поцелуев. Уже и дискотека кончилась, а они всё - «Лили воз хеа». Вовка даже не заметил, как и когда они оба залезли друг другу руками в трусы. Ладно, хоть догадались закрыться. Сразу духота. За десять минут Ольга побывала и на нём, и под ним, и всяко, всяко. Так стонала и кричала, что ему постоянно приходилось закрывать ей рот своим. Губы дрожали, глаза заволокло, всю спину ему исцарапала своими коготками... - «А-а... мамочки...а-а». Вовка только-только во вкус входить начал, а она и ошарашила:

 - Вовочка, я всё! А ты долго ещё, а?

 - Всё?.. Погоди немного, я ща...

 - Вовчик, я сикать хочу...


  От напряжения с него градом лился пот прямо на её лицо. Оба были скользкие, как две лягушки. "На кось тебе - сикать хочу! Детский сад! Не могла до этого сходить, что ли? Или недержание у неё? Ну, всё! Чё уж тут», - отчаивался Вовка.


 - Вуй-вуй! Чего делать? Не добегу. Вуй-вуй-вуй.


   Пришлось её, как маленького ребёнка - «пись-пись-пись» - над раковиной держать. Ей и стыдно, и натерпелась, бедняжка. Вовке даже жалко её стало.


 - Я есть хочу, сегодня на ужин не ходила. От тебя никак оторваться не могла. Боялась, что потеряю. У тебя нет чего-нибудь перекусить в холодильнике?


  Сели есть в два часа ночи. Банку тушёнки, холодную, без хлеба, одной ложкой на двоих, по очереди, уплели так, что за ушами трещало. По маленькому кусманьчику копчёной колбасы, что завалялась у него ещё с Волгограда, чаю попили. В каюте духота, пошли сидеть на корму солярия. Думали, они одни там будут, но куда там - половина парохода не спала. Кто парочками сидели, кто группами. Посидели маленько, поцеловались пару раз всерьез, и чуть ли не бегом опять в каюту - так обоих приспичило.


 - Давай только не так, давай просто лежать и целоваться, долго-долго.

 - Ага, давай! Только включи свет, я хочу видеть тебя.

 - У меня занавески просвечивают, увидеть могут.

 - Ну вот этот маленький фонарик включи, хотя бы.


   Не-а, бестолку всё. Она сразу забыла про своё «Ага, давай!» Опять восемь-десять минут ожесточённой возни - сверху, сзади, сбоку, снизу. Опять «мамочки родные...» - и тишина. Опять с Вовки льётся пот на её искаженное в судорогах лицо. И тут, наконец, к нему подступило. Самопроизвольно откуда-то вылез звук, похожий на стон и на рёв одновременно:

 - А-а... у-уй... Мне куда? Мне в тебя?..


   Но Ольга, похоже, ничего уже не слышала. Её продолжали бить судороги, от которых тело вздрагивало, как при дефибрилляции. Пришлось Вовчику пересилить свои желания. Упал лицом на её прекрасную грудь, ожидая окончания судорог. В четыре ночи пошли мыться в душ. До самой Москвы он учил Ольгу не торопиться в постели, но отучить её от быстрого секса было, видимо, невозможно. Обещала по возвращению в Москву из следующего рейса привезти Вовчику самые новейшие звукозаписи для дискотеки.



***


   Анна Сергеевна уже два дня не обращалась к Володьке ни по какому вопросу. Он мельком видел её пару раз издалека.


  «Ах, какая женщина! Ни о чём другом думать уже не могу - заболел. Зараза-любовь! Вот зараза, а! И угораздило же меня так втюриться. Ревную ко всем мужчинам, с которыми она общается, даже к капитану. Ну и что ж, что ему за полтинник. Он что из-за этого, перестал был мужчиной? И нет никакого лекарства от этой заразы. Даже из каюты вылезать стесняюсь, словно у меня на лбу написано - «Не подходите ко мне, я заразный!» - страдал Вовка.


***


   За время стоянки в Москве Володька полностью оборудовал фотолабораторию в своей комнатушке-кладовке. Разложил на полочках ванночки-кюветы, надёжно закрепил фотоувеличитель. Проявил первые три фотоплёнки, на которых снимал до Москвы волжские пейзажи, Юрку с Максом в штурманской рубке и других членов команды за их рабочими местами. Напечатал, просушил и самые удачные фотографии раздал всем на память. У него уже были готовы фотографии с плёнок, на которые снимал туристов на зелёных стоянках, все их весёлые праздники и конкурсы. Многие не получились, но самые хорошие он вывесил на доске объявлений в пролёте главной палубы. Туристы, увидев себя на этих фото, сразу стали разыскивать фотографа.

   На корме солярия уже второй день продолжался конкурс «Мисс-Круиз». Володька со своим фотоаппаратом, конечно, не мог пропустить такое важное событие...


- Ай! Ну ты, придурок, а ну выйди отсюда немедленно! Наглец! - закричала на Володьку одна из участниц конкурса, когда он зашёл в свою радиорубку водички попить. - Выйди, говорю, а то сейчас пощёчину влеплю! - кричала она, стоя в одних узеньких плавочках  и без лифчика, прикрыв грудь руками.


   Вовка опешил, ничего не понимая. Конечно, он сразу узнал незваную гостью, угрожающую ему расправой. Это была одна из тех двух девушек в панамках, которых они со вторым штурманом на его вахте в бинокль разглядывали и которые потом заходили к нему в рубку из любопытства, чтобы узнать, что здесь находится. Та самая сексапильная красавица, от обозрения фигурки которой у Юрки сразу везде зачесалось. Она оказалась выше Вовки почти на целую голову. Он успел мельком увидеть её большую, как ему показалось, торчащую торчком белую, упругую грудь с набухшими сосками. Это видение ослепило, оглушило обухом и продолжало маячить у него перед глазами. Немного придя в себя, Вовка возмутился:

- Дожил, из своей же радиорубки выгонять начали. Ты случайно её с раздевалкой не перепутала, красавица?

- Ой, извини, не узнала. Ты же радист. Ах, я так волнуюсь вся. Мне сказали здесь переодеваться. Помоги лучше лифчик застегнуть...
 
- Что за ерунда? Кто сказал? Какой лифчик? Вот ещё новости, - Вовка не знал, продолжать ему возмущаться или наоборот радоваться такому замечательному случаю.

- У тебя здесь и крючки-то все разогнулись, - у него даже руки затряслись, когда он дотрагивался до её оголённой спины, слегка касаясь своим передом её прекрасной попки. - Да и с нормальными крючками этот лифчик на твоей груди не застегнётся - тебе на целый размер больше надо. Я что, не знаю, что ли?

 - Ах, что же делать? Это провал. Выручай, тебя ведь Володя зовут? Я Татьяна! У нас сейчас здесь конкурс «Мисс-Круиз» проходит. Я уже четыре тура прошла, последний остался. Что же делать, мне скоро уже выходить...

 - Если честно, Танечка, лично я за одно только обозрение твоей прекрасной груди уже отдал бы тебе первое место, - сверкал он глазами, переводя взгляд с груди на трусики и обратно. - Хотя... надо бы ещё разок взглянуть, а то не успел разглядеть.

 - Хватит шутить, Владимир! Нужно срочно что-то придумать.
 
 - Но у меня нет лифчиков такого размера. Трусики, может быть, и подобрал бы. Тебе не нужно трусики примерить?

 - Ну, Володя, хватит уже! Мне не до шуток сейчас. Меня Анна Сергеевна к тебе послала. Сказала, что ты обязательно выручишь. Потом я тебе дам всё разглядеть, если выиграю.

 - Что, сама Анна Сергеевна так сказала? И когда же ты мне дашь всё разглядеть?

 - Ой, да когда угодно, только выручи, пожалуйста.

 - Ловлю на слове. Так... а что за тур у вас сейчас будет?

 - Просто дефиле по подиуму в купальнике. У меня сплошной, выгорел весь уже, не успела перед отъездом новый купить. У Светки этот бикини взяла, она его всё равно не носит, стесняется. Даже не мерила ни разу. Плавки подошли, а лифчик вот... сам видишь.

 - Так.... ну-ка, оголи ещё раз свою прелесть.

 - Ну, Вова! Зачем? Я стесняюсь.

 - Вот так раз! Кому это нужно, мне или тебе? Оголяйся, говорю! Мне нужно ещё раз на твою грудь взглянуть.

 - Я ведь и пощечину могу влепить. Ты по делу будешь смотреть или из любопытства? Ну вот, смотри...

-  Эх, ё! - у Вовки чуть глаза из орбит не вылезли. Большая, белая грудь с огромными набухшими сосками торчала в разные стороны и качалась как пружина. Руки у Вовки самопроизвольно потянулись к этому объекту. Татьяна сразу же снова прикрыла грудь руками. - Да-а! Вот это красота! Ничего подобного раньше не видел. Ладно... стой здесь, я сейчас.


   Вовка побежал через радиорубку в комнату, перешвырял в шифоньере всё своё бельё и выбрал старенькую белую майку-безрукавку.


- Вовочка, миленький, быстрее, пожалуйста. Пять минут всего до выхода осталось.

- На, меряй скорее!

   Татьяна, уже не стесняясь Вовки, с трудом натянула на себя его майку.

- Ну как?

- Снимай! Короче давай!


   Вовка стал помогать девушке стаскивать майку, уже не обращая внимания ни на грудь, ни на трусики - времени совсем не оставалось. Взял ножницы и стал зачем-то кромсать свою майку, наделав в ней дырок, полосок и прорезей.


- Ты чего делаешь? Зачем? Испортишь всё.

- Так нужно! Погоди, сейчас я её ещё в раковине намочу... Всё, можешь напяливать! - взглянул он напоследок на её грудь, словно желая сфотографировать на память. Она с трудом натянула изрезанную на клочки мокрую майку. Вовка посмотрел и легонько, ласково пришлёпал майку ладошками к её груди.

- Да ты чего себе позволяешь? - ударила она его по рукам.

- Так лучше будет, пусть соски немного просвечивают. Если сможешь сейчас сыграть роль хулиганки-вертихвостки - можешь считать себя победительницей. Виляй своей прекрасной попочкой почаще - советую. На вот мою белую кепочку ещё надень!.. Класс! Ну иди, буду болеть за тебя.

   Она вышла, Вовка схватил фотоаппарат и выскочил следом...



***


   Только вошёл в радиорубку, зазвонил телефон.


-  Алло, Вовчик, ты где лазишь? Зайди к моей жене в буфет. У неё там магнитофон что-то не играет, - попросил Юрка Курников.


   Вовка уже собирал инструмент за прилавком буфета, когда в него ввалилась целая ватага молодёжи. Дневная выручка у буфетчицы Валентины сразу резко увеличилась. Молодёжь сметала с прилавка всё подряд - конфеты, пирожное, целыми ящиками лимонад, пиво, водку, коньяк, вино. Всё смели, вплоть до квашеной капусты. Татьяна, виновница этого торжества, увидев Вовку, копошащегося за прилавком, подошла и шёпотом, стараясь, чтобы никто не услышал, прошептала:

- Я победила, спасибо тебе! Жди, приду после танцев. Чего принести - коньяк, вино, водку? Обязательно приду, отмечать будем.

- Поздравляю, очень рад за тебя. Мне после танцев ещё фильм крутить для пожилых любителей эротики. Ты, наверное, уже спать будешь...


 - Вовочка, это я. Пришла, как обещала, - зашла к нему Татьяна, слегка навеселе с бутылкой коньяка. Вовка сразу закрылся на ключ, приоткрыв немного окно. - Только, пожалуйста, не требуй от меня обещания, а? Очень тебя прошу. Неужели тебе самому не стыдно так поступать. Я тебе благодарна, конечно, но... это же всё в шутку было. Давай просто коньяка выпьем.

 - Да у меня и мысли такой не было. Я же тоже шутил, - стал он накрывать на стол. Достал рюмки, порезал лимончик на блюдечке, принёс конфеты...

 - Ну вот, теперь ты самая главная женщина теплохода. Сама-то хоть это чувствуешь?

 - Ох, уже нет. И чего, дура, рвалась? Кому чего доказать хотела?

 - Предлагаю выпить за твой успех!..  Прежде всего, ты самой себе доказала, что самая красивая... Теперь в будущем никогда комплексовать по поводу своей внешности не будешь. Узнала свою приблизительную цену, так сказать. Ну, рассказывай, кто ты? Учишься, работаешь?

 - Работаю. Три раза в медицинский поступала, но всё бестолку. Со Светкой заочно окончили фармацевтическое училище, в аптеке обе работаем. Вот в отпуске сейчас, отдыхаем. Решили прокатиться на теплоходе по Волге. Слушай, какая у тебя каюта хорошая. А кровать-то какая!
 
 - Помню, вы со Светланой уже однажды интересовались моей кроватью, когда в первый раз сюда заглянули - ложе любви! Помнишь?

- Помню! На следующий день после отхода. Не успела тогда всё разглядеть. Да-а, кровать шикарная! Зачем тебе одному такая кровать?

 - Почему ж одному? Может, кто-то захочет на ней со мной полежать? Ты что, исключаешь такую возможность? Ну, ещё выпьем? Или спать пойдёшь? Детское время уже кончилось.

 - Да ладно тебе. Давай выпьем! Мы со Светкой до рассвета гуляем.

 - А почему только со Светкой? Почему не с парнем? Или для Мисс-Круиз здесь слабый выбор?

 - Конечно, слабый. Ты что, сам не видишь? Либо мальчишки совсем, либо старики. Даже скучно... А ты что же, уже совсем не хочешь посмотреть на мою грудь?

 - Издеваешься?! Я бы не отказался, если честно. Пожалуй, мне нужно ещё маленько выпить. Для храбрости... Только разреши, я сам сниму...


   Вовка сразу, конечно, понял, что Таня девушка уже достаточно опытная в любовных делах. Среди молодых туристов было много симпатичных парней, и он очень удивился её приходу. Долго гадать и раздумывать о причине её такого слабого выбора не стал, скорее постарался реализовать свою возможность. Девушка порядочно выпила, может, подобрела с дуру. О такой красоте, редкой красоте, он даже и мечтать бы раньше не смел. Пока её раздевал, предвкушая чего-то необычного, чего у него, может быть, никогда ещё не было, успел уже перевозбудиться так, что мозги полностью отключились и закипели.

    Но его ожидания, к сожалению, не оправдались. Всё получилось в точности, как с той Ольгой. За каких-то десять минут Таня уже всё перепробовала - и сидя на нём, и под ним - такая активность!


 - У-уя, мамочки... Ах...ой-ей... Вовочка... А-а!


   «Всё тоже самое. Красивая до ужаса, но такая же обычная торопыга. Черт меня попутал с ней связаться. Анне Сергеевне изменил. Как теперь ей в глаза смотреть? Как освободиться от этой Танечки — Мисс Круиз? Может, завтра сама опомнится, поймёт наконец, что я совсем не тот, кто ей нужен. Да-а, вляпался по полной программе», - думал Вовка с огорчением...




***

   Вот уже зелёная стоянка в Усовке перед Саратовом.


 - Юрка, а ты будешь лещей в Усовке брать? Макс говорит, нужно в Астрахани покупать.

 - Конечно в Астрахани. Там крупнее, прямо в садках, живые и выбирать разрешают. Да и дешевле, по семьдесят шесть копеек всего. А сейчас покупать - только тару занимать. Навигация-то ещё только началась, много ли тебе этих лещей надо. Без пива их всё равно есть не будешь. Хороший презент, если кого из друзей угостить. Может, к тебе друг в гости с пивом зайдёт, а у тебя даже леща вяленого нет?! Лучше всего, конечно, цимлянских брать. Нам рыбаки иногда прямо на шлюзах предлагают. Пузырь водки за ящик леща. Вот уж это лещи, так лещи! Такому нужно всю горбину взрезать, чтобы просолить, иначе протухнут, не просолятся. Либо всю чешую очищать и горб вилкой протыкивать.

 - А мёд? Вон смотри, сколько боцманиха купила, еле прёт.

 - Не знаю, я в мёде ничего не понимаю. А на боцманиху не смотри, они всё подряд хватают. У них, может, рынок сбыта имеется. Уж разорюсь на пол-литровую банку, если дочка у меня зимой заболеет. Мёд, чай, не дефицит. Береги деньги на минтайку! Нам надо сначала денег накрутить, хапать для себя потом, в конце навигации будем…

   
 - Юрка, мы с Максом только что со склада рыбколхоза. Слушай, там таких лещей крупных продают, прямо живых ещё. Мы с Максом решили купить килограммов по двадцать. Сейчас засолим, будет хоть с чем пиво попить. Когда ещё в Астрахани-то будем. Всего по восемьдесят копеек. У тебя тачка есть?

 - Есть! Пойдём вместе тогда. Если действительно крупные, я тоже немного возьму. Ждите меня на берегу у трапа...


   В трёхстах метрах от пристани, где стоял теплоход, находились два ангара, похожих на большие сараи, прямо около воды. И не подумаешь, что это рыбные склады. С обратной стороны у входа в ангары стояли, ткнувшись в берег, штук пять маленьких алюминиевых плоскодонных рыбацких катеров и один буксиришко. Вот и весь рыболовный флот этого колхоза.


 - Ну можно, конечно, двадцать килограммчиков купить. Пока до Цимлян дойдём, уже засолятся. У меня не так много свободной тары, всего две трёхсот литровых бочки да пяток баков из нержавейки.

 - Эх, ай-яй! Куда тебе столько, Юрка? За два года столько не съешь.

 - Я, чай, не только леща солить буду. И толстолобиков, и сазана, и щуку. А в Астрахани ещё и башки осетровые продают. И сомы там под центнер бывают.

 - Эх, а у меня всего два небольших эмалированных бака. Я бы тоже сома засолил.

 - Два-то маловато, конечно. Купишь, время ещё есть.


   Парни купили на троих сто килограммов лещей. До пристани везли в огромном мешке на тачке Юрия, а по трапу эту тачку уже не вкатишь. Борт судна был намного выше берега, трап круто поднимался под очень большим углом. На самом трапе были прибиты толстые брусы поперёк досок, чтобы ноги у людей не скользили. Тачка через такие брусы не перекатится, малы колесики.


 - Давайте вы с Максом накинете этот мешок мне на спину. Не будем же мы делить эту рыбу прямо здесь.

 - Ты что, Юрка? Здесь же целый центнер, не поднимешь. А если и поднимешь, не дотащишь, грыжа вылезет.

 - Полно-ка тебе, Вовчик! Нам и не такие ноши приходилось таскать. Надо майку снять, пожалуй, а то испачкаю. Ну, накидывай!

   Вовка с Максом с первого раза мешок только едва от земли оторвали. Мимо проходил какой-то турист. Добровольно помог, и втроём они кое-как закинули этот скользкий мешок на спину второго штурмана. Когда он шёл по трапу, доски так сильно прогибались, что у некоторых поперечных брусьев гвозди-сотки повылетали. Юрий дотащил этот мешок до кормы без перекура и спихнул с плеча так легко, словно авоську картошки.

 - Пойдёмте сначала чайку попьем, потом и солить начнём...



***



   После Сызрани на Волге началось настоящее лето - жарища невозможная. Все туристы высыпали на верхнюю палубу, на солярий. Володе пришлось повесить на пароходную трубу дополнительный динамик и крутить музыку отдельно для загорающих. Радиорубка стала уже проходным двором. Всем почему-то было лень спускаться вниз водички попить, кто-то просил сигаретку прикурить, а чаще заглядывали без всякой причины, из простого любопытства.

   Анна Сергеевна, будто зная об измене, совсем перестала обращаться к Вовке за помощью. Он не видел её целых три дня.


   «Куда пропала? Чем занимается? Может, её уже окрутил кто-то? Ревность, как зараза, как мучительная болезнь, изглодала совсем. Хоть бы сломалось что-нибудь из радиоаппаратуры, делом бы занялся, отвлёкся. От этой Танечки стало невозможно избавиться, словно прописалась в моей каюте. Уже перед командой стыдно, ни на минуту не отделаться. Готова, кажется, даже в туалет за мной пойти. Парни завидуют, мол, самую красивую урвал. Красивая, что и говорить. Высокая, длинноногая, стройная, как кукла Барби. От одного созерцания груди ослепнуть можно. Эх, если бы она в постели была не такой торопыгой - измучился весь. За эти трое суток всего дважды оргазм испытал, а она со счёта, наверное, сбилась. Быстренько удовлетворится и всё. А я? А обо мне кто подумает? Эгоистка! - одолевали Вовку печальные мысли. - И главное, ей уже долго ничего не нужно. Вот хоть Ольга была, так ей через десять-пятнадцать минут снова всё хотелось».


 - Юра, привет! Слушай, можно я к тебе на экскурсию свою девушку приведу? Очень хочет на мостике постоять, за руль подержаться.

 - Веди, конечно, что за вопрос? Это Мисс-Круиз что ли?

 - Ну да. Её Таня зовут, мы ненадолго...

 - Вот, Юрий Константинович, знакомься, это Таня...

 - Здравствуйте, Мисс-Круиз, проходите! Очень приятно! Вот здесь мы как раз и управляем этим теплоходом. Вот штурвал, не хотите ли порулить? Не бойтесь, ничего сложного... Вот так, хорошо! Чуть левее руль! Так держать! Ну, отлично у вас получается. Ещё немного потренироваться и можно на рулевого экзамен сдавать. Вот, оглянитесь назад, за корму. Видите, какой вы хороший кильватерный след оставили - почти ровный. Не каждый пьяный матрос такой ровный след за собой оставит.


   Кильватерная струя за кормой извивалась змеёй. Сразу было видно, что судно рыскало по курсу. Юрка специально сбавил ход до среднего, но змею на кильватере всё равно было здорово заметно. «Надо бы валить отсюда, пока капитан не заметил эту змейку и на мост не прискакал. Не хватало ещё Юрку подставить», - соображал Вовка.


 - Ну ладно, Юра, спасибо за экскурсию! Пойдём мы, пожалуй, не будем мешать.

 - Пожалуйста! Да вы нам и не мешаете. Приходите еще...


   От нечего делать Вовка водил свою Танечку везде и всюду на экскурсии по теплоходу. Даже один раз она обедала в столовой вместе с матросами. Спускались с ней в машинное отделение по крутым и скользким от масла трапам. Там стоял такой шум и грохот, что Вовке приходилось кричать ей в ухо, чтобы услышала. Мотористы и механики уже привыкли к такому шуму, общались между собой в основном жестами, потому что докричаться, даже на расстоянии двух шагов друг от друга, было практически невозможно. Танечка так и не смогла спуститься до самого низа, боясь шума и вибрации. Даже голова у неё закружилась. Потом они играли в карты с матросами в их шестиместном кубрике. Играли на деньги, всерьёз. Вовка её сразу предупредил, что столько мата за время игры она не услышит больше за всю свою жизнь. Но она всё равно согласилась, и даже уши у неё не повяли. Вовка проиграл трёшницу за полчаса. Принёс из буфета пару бутылок красного вина. Все выпили по стаканчику, закусывая вяленой воблой, и стали прощаться.


 - Ну, давай краба, что ли, принцесса!

   Ваня-Крюгер был счастлив, что в его кубрике побывала такая красивая девушка и даже нисколько его не испугалась. Танечкина ладошка в клешне Ивана казалась, как чайная ложечка в сковородке. Он лишь слегка сомкнул свои пальцы, чтобы не сделать ей больно. Впечатлений Танечке хватило на целый месяц, что было видно по её восторженному, прекрасному личику.


   Танечка очень любила заниматься сексом. Молодость, ясное дело. Через каждые пару-тройку часов уже так подпирало, что в её глазах Вовка читал не просто предложение или просьбу, а настоящую мольбу. Да он и сам, каким бы максимально удовлетворённым ни был, никогда бы не смог отказался от такого наслаждения. Даже просто любоваться её красивым телом доставляло ему огромное удовольствие. Всегда боялся, что не успеет за ней. Всё у неё было быстро, остро, нервно как-то. Готова была порвать всю его одежду, чтобы скорее раздеть. Так быстро доходила до оргазма, что Вовка ничего ещё не успевал понять.

 - Ну, Танечка, потерпи маленечко, я ща... ещё минуточку...

 - Ой, Вовочка, милый мой, не могу больше... Пожалуйста...


   Проходило не менее получаса, когда она могла снова принять его, но за это время Вовка успевал уже полностью остыть. Потом она снова быстро возбуждалась, и редкий раз, один из пяти, не чаще, им удавалось быть одновременно счастливыми, как дураки.

  Уходя куда-нибудь по делам, Вовка закрывал свою каюту на ключ. Крутил фильмы, ремонтировал динамики в каютах туристов. Все объявления по трансляции проходили «принудиловкой», то есть, отключить динамик, или убавить громкость было нельзя. Поэтому некоторые нерадивые туристы, чтобы не слушать эти объявления, "глушили матюгальник", воткнув в диффузор гвоздь. Таня всюду ходила с Вовчиком, как хвостик.


 - А почему ты не разрешаешь тебя в своей каюте ждать, пока фильм крутишь?

 - Я бы с удовольствием, но не положено. Мне от Кэпа влетит, если он узнает. Ты что, хочешь, чтобы у меня неприятности были? Ко мне вообще никому нельзя заходить, кроме капитана и штурманов.

 - Почему? Что тут такого?

 - А вдруг ты шпионкой окажешься? На моём передатчике врагу свою инфу сольешь. Или террористкой - сломаешь здесь всё, и судно без связи останется. Не положено, вот и всё.
 
 - Фу, глупости какие.


   Танечке приходилось по многу раз смотреть одни и те же видеофильмы, сидя на задних рядах, где были бесплатные места для членов команды. Без Володи она уже не знала куда себя деть и чем заняться. Вовка обычно вешал на шею футляр от большого бинокля, куда складывал деньги, когда крутил фильмы в нижнем музыкальном салоне. Приходя в каюту, высыпал из этого футляра деньги в эмалированные тридцати литровые бачки, даже не пересчитывая. Один бак был уже полностью забит до отказа бумажными купюрами так, что крышка не закрывалась.


 - Тань, посиди пока в радиорубке. Мне кое-где подмыться нужно.


   Включал кран, спуская воду, а сам тем временем вынимал   и высыпал содержимое из футляра бинокля в эмалированные баки. В этот раз, гремя крышками, он случайно опрокинул с грохотом один бак, и все деньги вместе с мелочью рассыпались по полу. На шум вошла из радиорубки Таня и ахнула от удивления, увидев такую кучу денег.


 - Я же просил тебя в радиорубке посидеть.

 - О, Боже! Откуда у тебя столько, а?

 - Откуда, откуда - оттуда! Выйди, пожалуйста! Это деньги не мои, они от видеопроката. Я их все должен турфирме в Москве сдать.


   Татьяна и не подумала никуда уходить. Стала помогать собирать деньги в баки.


 - Эх, как много! Слушай, а давай сделаем из этих денег кучу, и займемся на ней любовью. Меня это так возбуждает.

 - Ты что, совсем чокнулась? Они же грязные. Заразу хочешь подхватить какую-нибудь?

 - Как много денег! Сколько здесь?

 - Не знаю, не считал ещё. Деньги не мои, чего их считать? Займусь как-нибудь, пересчитаю и сдам в судовую кассу.


   Вовка, конечно, врал, что сдаст деньги в судовую кассу. Он знал, что до Горького за видеофильмы накопится ещё очень много денег. Ему нужно будет из всей суммы сначала отсчитать турфирме, чтобы рассчитаться по билетам. Оставшуюся сумму поделить пополам и отдать одну половину капитану. Но эта половина составит слишком большую сумму, которую Вовка не может полностью отдать, иначе Кэп в обморок упадёт от неожиданности. Вовка уже много раз запускал свою руку в эти тридцати литровые баки. Брал немного - одну-две охапочки, не больше.


***


   Анну Сергеевну Володька увидел только на третьем шлюзе Волго-Донского канала. Она стояла у фальшборта на шлюпочной палубе, в десяти шагах от радиорубки, с Тамарой, посудомойщицей верхнего ресторана. Все туристы высыпались на палубы, стояли по бортам, любуясь красотой архитектуры этого гидроузла.


 - О, Володя, иди к нам!.. Здравствуй! Давно мы с тобой не общались. Вы знакомы? Это Тамара.

 - Здравствуйте, Анна Сергеевна! Привет, Тома! Ровно пять дней не виделись. Где вы прятались так долго? Пароходик-то маленький, спрятаться негде.

 - А мы вот с Тамарой подружились, на берега вместе любуемся. Как здесь здорово, правда? Неужели эти шлюза ещё при Сталине построены?

 - Да! Всего за четыре года такой канал отгрохали. В 1952 году связали Волгу с Доном. Стало возможным из Балтики в Чёрное море ходить. До Ростова будем проходить пятнадцать шлюзов.


   «Удивительно, что может быть общего между такой красивой женщиной, как Анна Сергеевна, и этой посудомойщицей? - недоумевал Вовка.

    
   Тамаре было всего немного за тридцать, но на неё, наверное, даже Ваня-Крюгер бы не позарился. Лицо очень худое, скуластое, с маленькими чёрными усиками на верхней губе. Длинный, крючковатый нос, глазки узкие, как щёлки. На голове короткие, неопределенного цвета волосы. Сама высокая, худая, с узкими бёдрами и широкими плечами, с кривыми ногами, едва заметной маленькой грудью. Не то чтобы непривлекательная, а даже отталкивающая, мужеподобная. Как женщина, она, кажется, уже совсем отцвела, пропустив период цветения.


   «Вот уж с кем не хотел бы остаться наедине на необитаемом острове, - представил себе Вовка. - Если бы в нашей стране было большинство таких женщин, все мужики бы эмигрировали, и Советский Союз по рождаемости стоял бы на самом последнем месте в мире».


 - Как пятнадцать? А нам сказали тринадцать.

 - Тринадцать шлюзов только до Цимлянского водохранилища, а потом будет ещё два шлюза, перед Ростовом. К десятому шлюзу мы поднимемся на девяноста метров, а потом четырьмя ступенями будем опускаться на сорок пять до уровня Цимлян. После ещё на двух шлюзах опустимся уже до уровня Дона. От Волгограда до Ростова-на-Дону всего шестьсот километров, но мы пройдём их только за двое суток. Постоим, правда, немного ещё в Ильёвке, где туристам местные тётушки будут предлагать всякие шали и пуховые платки из козьего пуха собственного изготовления.

- Да, да, мне Тамара уже рассказала про это место. Хочу тоже себе там такой платок купить. Слушай, Володь, а почему ты не хочешь продать туристам свои фотографии? Они готовы хорошо заплатить. Обижаются, просили поговорить с тобой.

- Зря я, наверное, эти фото на доску объявлений вывесил. Как вы себе представляете эту купле-продажу, Анна Сергеевна? Я же здесь не профессиональным фотографом работаю. Это просто моё увлечение - хобби, как говорится. Получается, что я нелегально занимаюсь бизнесом. Это же подсудное дело.

- Ой, ладно-ка тебе, Володя! Какой ещё бизнес? Люди же сами у тебя просят, готовы заплатить, сколько скажешь.

- С удовольствием бы, Анна Сергеевна. Было бы их человек пять-шесть, безо всяких денег бы напечатал, но они же целой толпой в каюту ввалились. Некоторые даже требовали, капитану обещали пожаловаться, будто я им обязан. Сделал, называется, доброе дело. Плёнки, бумага, фиксаж - это всё не так дорого стоит, конечно. Просто нет времени, по ночам приходится печатать, днём практически нереально. Они же просят по пять-семь фотографий каждый. Как, где мне столько времени выкрасть, если за ночь успеваю самое большое штук пятнадцать напечатать. Да и не всегда у меня хорошо получается. Фотоаппарат только недавно купил, никак к нему не привыкну.

- Ну Володенька, ты же такой хороший у нас, мы все тебя так любим. Ну уважь ты наших туристов, пожалуйста! Пусть не всех, но хоть кого-то. Я бы и сама у тебя штук пять фотографий купила. Это же память на всю жизнь.

- Ох, Анна Сергеевна, как вам отказать? Это просто невозможно. Ладно, пусть кто-нибудь один соберёт данные - кому, сколько и какие именно фотографии нужны. До прихода в Москву постараюсь всем напечатать.

- Вот спасибо тебе, Володенька! А насчёт оплаты не беспокойся, сколько скажешь.

- Ну уж нет, извините, сами цену определяйте. Мне вполне достаточно, чтобы затраты окупились. Ну и время, конечно - оно дороже всего. Ой, извините, Анна Сергеевна, нас уже подняли, сейчас выходить из шлюза будем. Мне во время их прохождения нужно обязательно находиться в радиорубке. Штурмана постоянно на манёврах, вдруг что-то сломается, связь где-то пропадёт. Позвонить могут в любой момент. Приходите в гости, не пропадайте!

 - Спасибо, Володя! Загляну как-нибудь, сама уже соскучилась по твоему обществу. Хотела как-то зайти, да у тебя там наша Мисс-Круиз на твоей шикарной кровати с наушниками в одних трусиках отдыхает.


   «Вот, гадство! Все, весь пароход уже о нас знает», - досадовал Володя.

 
   Татьяна ему уже порядочно надоела. Хотелось хоть немножечко побыть одному, почитать чего-нибудь, полежать, подумать. Да хотя бы просто выспаться за эти бессонные ночи. Днём ходил, как сомнамбула, как сонная курица, всё из рук валилось.

  Опять стал вспоминать свою бывшую жену, свою маленькую дочурку.

  «Какой же я дурак, Боже мой! Чего мне не хватало? Такое счастье проворонил. Ну кто может сравниться с моей Галочкой хотя бы здесь, на этом теплоходе? Милая, прекрасная, нежная моя. Где, с кем ты сейчас, родная? Я готов на коленях приползти к твоим ногам. Прости меня, любимая! Только сейчас я понял, что лучше тебя никого нет на всём свете», - горевал бедный Вовка.


***
 

   Он вёл дискотеку из радиорубки. Татьяна ушла на танцы со своей подругой. Зашёл капитан:

- Володя, в пролёте главной палубы на левом борту громкоговоритель-колокол не работает, боцман сказал. Днём сильный ливень был, вода, наверное, попала, замкнуло где-то. Сходи, посмотри, а то завтра утром в Ильёвку приходим, как раз левым бортом причаливать будем.

- Добро, понял! Сейчас схожу, танцы только докручу. Буквально десять минут осталось. Катушка сгорела, скорее всего. У меня есть в запасе пять штук. Да ещё два рабочих колокола в сборе в кладовке лежат. Сделаем!


   После танцев с ночёвкой пришла Татьяна. С пакетиком, в котором, как обычно, лежали чистые трусики, полотенчико и прочие туалетные принадлежности.


- Тань, тебе сейчас придётся где-то погулять с пол часика. Мне нужно срочно кое-что сделать на главной палубе, капитан приказал.

- Да ну, не хочу я гулять. Тем более, Светка со своим парнем уже в нашу каюту ушли. Тогда просто запри меня здесь, да и всё. Я буду тихо лежать в наушниках и музыку слушать.


   Вовка, конечно, был недоволен такому повороту событий.

    "Совсем обнаглела! Уже как к себе домой ходит".

     Об отмене ночного сеанса эротики для пожилого контингента в связи с ранним приходом в Ильёвку, он объявил заранее. Взял инструменты, запер Татьяну на ключ и пошёл в кладовку за «колоколом». После того случая, когда Танечка возжелала заняться любовью на куче денег, Вовка на всякий случай выгреб из своих тазов все деньги, запихал и утрамбовал их в две наволочки, перенёс и спрятал в своей кладовке, находящейся на палубу ниже. В честности Татьяны он, конечно, не сомневался, но на всякий пожарный случай всё же перепрятал. "Мало ли, а вдруг соблазнится. И что тогда делать? Локти кусать?" - рассудил он.


***


   На левом борту пролёта, где висел неисправный колокол, было темно. Свет от ближайшей люстры в коридоре едва доходил до этого места. Ночь глухая, тишина, только водичка вдоль борта ласково плещется. Шума из машинного отделения не слышно совсем, все спят на главной палубе, ни единой души не видать, не слыхать.

 
   «Колокол» был привешен под днищем второй палубы, выступая примерно на метр за ограждение бортика главной палубы. Вовка поленился бежать в шкиперскую за страховочным поясом, решил просто встать на фальшборт и обхватить одной ногой металлическую трубу, выполняющую роль подпорки. Ему нужно было всего лишь открутить два болта и выдернуть вилку штекера. "Неудобно, гадство! Ну уж дотянусь как-нибудь. Только за борт бы не смайнаться, а то сразу под винты затянет".


   Отвинтил болты. Только выдернул вилку штекера, держа в одной руке инструменты, а в другой снятый колокол, как тишину вдруг нарушил приятный девичий голосок:

- А вы чего здесь делаете, а?


   От неожиданности, Вовка выронил из одной руки гаечный ключ и плоскогубцы, которые с грохотом шлёпнулись на палубу. Чуть-чуть ослабил ногу, которой обхватывал трубу, и сразу стал терять равновесие. Чтобы не нырнуть в воду, моментально выпустил из другой руки снятый колокол и уже обеими руками сразу обхватил столб. Спрыгнув на палубу, собрался было обложить матом виновника своего испуга, но увидев стройную девушку, смог только вымолвить:

- Фу-у, как вы меня напугали! Разве так делают? Я же чуть за борт не упал. Громкоговоритель из-за вас в воду булькнулся, - стал он поднимать с палубы инструменты.
 
   Девушка не нашла, что ответить и, чувствуя за собой вину, лишь низко опустила голову. Вовка сразу узнал незнакомку. Это была та самая девушка, которую ещё при отходе из Москвы они с Юркой на его вахте в бинокль с крыла мостика разглядывали, когда она в голубом купальнике на солярии загорала. Вовка тогда дал ей всего семнадцать лет.


-  Ты чего не спишь, ребёнок? Не боишься одна в такой темноте по палубе гулять?

-   Простите меня, пожалуйста! Я очень удивилась, когда вас увидела. Даже сообразить не успела...

-   Да ладно, чего уж. Колокол только жалко. Как хоть зовут тебя, милое создание?

- Меня Соня, а вас я уже знаю - Володя. Вас все на пароходе знают.

- Соня? Не может этого быть! Не врите! Зачем вы мне врёте? А ну-ка, пойдём к свету, я убедиться хочу, - повёл он девушку за руку к люстре. Девушка покорно пошла с доверчивой улыбкой и лёгким удивлением на юном личике.

- Ты гляди, и в правду Соня! Не обманула, значит.

- А вы что, умеете по лицам имя угадывать или просто шутите?

- Какие могут быть шутки? Удивительно! Самая настоящая Софья! Софьюшка, Софийка! А ты видела портрет Софьи Ковалевской? Нет? Так вот, ты красивая, как Ковалевская, только ещё красивее. Девушки с таким именем просто не могут быть некрасивыми. Это был бы нонсенс, абсурд в природе, - Вовка очень увлёкся, вешая хорошенькой девушке лапшу на уши, совсем забыв, что в его каюте в данный момент лежит совсем голой другая красотка. - Поверь мне на слово, как мужчина тебе говорю.


   Соня застенчиво улыбалась милой улыбкой. Вовка безо всякого стеснения трогал её и за руки, и за плечи, позволял себе даже дотрагиваться ладонью до её нежной розовой щёчки, как бы разворачивая личико к свету. Ростом она была всего сантиметров на пять ниже Володьки. Покорно стояла под люстрой в лёгком халатике с пояском, подчёркивающим её осиную талию. Личико совсем юное, курносый носик, алые пухленькие губки. Верхняя губка была немного вздёрнута, слегка приоткрывая два беленьких ровных резца, и немного вывернута наружу, словно выказывая постоянную готовность к поцелую.


    "Ах, какой ангелочек! Совсем девочка ещё. Набухший розовый бутончик, готовый вот-вот распуститься, - любовался на неё Вовка, держа за плечи и нагло разглядывая на свету, словно выбирал себе свадебный костюм. - Ах, какая прелесть! Какая розочка скоро распустится! Как ты попала сюда? Ты же здесь, как ангельский цветочек в зарослях лопуха. Вот повезёт кому-то - такую розочку сорвёт. Сам бы с удовольствием сорвал, но какой же сволочью нужно быть, чтобы испортить такую красоту! Нет уж, пусть это великое счастье достанется её жениху".


- Слушай, раз уж ты не спишь, может, поможешь мне вот этот «колокол» повесить?

- Конечно, помогу! Что я должна делать?

-  Так... держи инструменты, встань вон у того «колокола» и жди меня. Я быстренько сбегаю в шкиперскую, принесу страховочный пояс, а то что-то уже боязно без него.


    Вовка, конечно, мог бы легко обойтись и без Сони, но очень уж ему не хотелось так быстро расставаться в эту тихую ночь с такой красивой девушкой. Она всего лишь раз подала ему гаечный ключ и плоскогубцы.


-  Ну вот и всё! Спасибо тебе огромное за помощь, добрая Софьюшка! Дай я хоть обниму тебя, помощница.


    Вовка прижал девушку к груди и ласково обнял за талию. Соня даже не сопротивлялась. Вовке показалось, что она сама ещё ближе прильнула к нему. Почувствовал упругость её груди и вдохнул манящий запах волос. Они стояли так минуты две, его рука самопроизвольно опустилась ниже талии. Стал ощущать гладкость и нежность её широких бёдер, готов был уже поцеловать девушку, но в последний момент заставил себя отказаться от этого соблазна. Соня даже немного огорчилась, когда он отстранил её от себя.


-  Завтра рано приходим в Ильёвку, тебе нужно обязательно выспаться. Боюсь, мы так до утра будем расставаться, - улыбнулся Вовка. - Спокойной ночи, Софьюшка!

-  А можно я к тебе в гости приду?

-  Конечно! Приходи в любое время, буду рад!


   Вовка поднимался к себе, а перед глазами стоял образ этой милой девушки. "Ах, как жаль, что она такая молоденькая. Как бы нам хорошо было вместе".

   Открыл ключом дверь в радиорубку, вошёл и, не успев прикрыть дверь до конца, вдруг включился свет. На шее повисла полностью обнажённая Татьяна, исцеловала всего и стала быстро его раздевать. Не успел он даже сумку с инструментами на пол поставить, как оказался совсем голым.


-  Ты чего так долго? Заждалась, изнемогаю вся!


    Дверь вдруг открылась, и на пороге они увидели Соню. Та стояла, обомлев от увиденного. Лицо застыло в удивлении, глаза расширились, рот открылся и немного даже перекосился. Не меньшее удивление было и на лицах Володьки с Татьяной. Они не успели даже среагировать, чтобы хоть руками прикрыть свои интимные места.


-  Соня? Ты... ты...


   Девушка так резко захлопнула дверь, что чуть смотровое стекло не вылетело. Вовка с Татьяной взглянули друг на друга.


-  Это... это... Чего это она к тебе ночью припёрлась, а? Это же Сонька-недотрога! За ней все парни на этом теплоходе безнадёжно ухлёстывают. Она же дикая. Ты что, на неё уже переметнулся?

-  Что ты выдумываешь? Мы только что познакомились. Она помогала, инструменты мне подавала, когда я «колокол» на главной палубе менял. Пойду спрошу, чего она хотела, - Вовка быстро оделся и вышел.


     Нашёл её на корме солярия. Соня сидела на краешке шезлонга, низко опустив голову, и тихо плакала в ладони. Вовка встал сзади и никак не мог начать говорить. Понимал, что девушку нужно как-то успокоить, но не мог найти слов. Стоял и смотрел, как вздрагивают её плечи, как свежий ветерок путает её длинные волосы. Он прекрасно понимал её состояние, но также понимал и то, что никакие слова здесь уже не помогут.


-   Я... я вёл себя, как идиот... Я не должен был себя так вести с тобой. Прости, если можешь... Ты такая хорошая. Я... я сразу в тебя влюбился, и... и я хотел лишь немного побыть с тобой рядом... Прости, я очень плохой! Ты даже не представляешь, какой я плохой... Ты ещё такая молоденькая, у тебя всё впереди. Ты обязательно повстречаешь свою настоящую любовь. Всё у тебя будет хорошо... Никак не думал, что ты так сразу... -  Вовка молол какую-то бессвязную чепуху, пытаясь подобрать нужные слова, но у него ничего не получалось, - Я... я тебя не достоин... я плохой, прости меня... У тебя всё впереди... ты такая молодая. Вот увидишь, у тебя...

-   Ты повторяешься! Не нужно ничего говорить, уйди лучше. Уйди, пожалуйста! Я хочу побыть одна.

-    Мне очень жаль... мне нельзя быть с тобой, пойми...  Ты такая чистая, я... я не имею права... Прости!..


    Вовка поплёлся в каюту, глаза уже тоже были на мокром месте. Хотел сказать многое, но нёс какую-то чушь. Всё же Соня что-то поняла правильно из этого бессмысленного набора слов, даже немного успокоилась. "Ах, как жаль, что она такая молоденькая..."

    Когда Вовка пришёл, Татьяна уже спала.



***

       Теплоход причалил к Ильёвке (поселок Пятиморский при входе в Дон). Ещё матросы не успели устроить трап на берег, как местные жители со своим товаром уже выстроились длинным рядом вдоль дорожки от причала до центра посёлка по обе стороны, оставляя туристам лишь узенький проход. Аборигенки-рукодельницы трясли пуховыми платками и шалями - белыми, серыми, чёрными, большими и маленькими, выкрикивая цены.

   Самым первым с трапа на берег сбежал баянист, Владимир Фёдорович. За ним с большими сумками чуть ли ни бегом устремилась боцманиха, знавшая, видимо, о каком-то дефицитном товаре, который можно приобрести именно здесь. Потом вся разнопёрая неорганизованная толпа туристов очень медленно, как на похоронах, спустилась по трапу и столпилась на площадке у пристани.

   Старпом, не найдя нигде радиста, решил сам сделать объявление по принудительной трансляции на все палубы:

  «Фу-фу-фу! Раз, раз, раз! - продув микрофон и удостоверившись, что всё работает, возбужденной интонацией, чуть ли не крича, объявил, - Товарищи-господа туристы! А кто за вами жалюзки закрывать будет? А если дождь начнётся? Стоянка-то целых четыре часа! Повторяю, кто не закрыл жалюзки на своих окнах в каютах, вернитесь и закройте! Фу-фу-фу».

      Старпому досталось от Кэпа за его товарищи-господа и жалюзки.

 - Ты чего, Степаныч, хлеб у радиста отнимаешь? Всех товарищей- господ туристов перепугал. Это тебе не на боцмана орать. И потом, что это за жалюзки такие? Не жалюзки, а жалюзи. А ты, Володька, где лазишь? Когда нужен, тебя никогда не найти. В своей каюте, похоже, только ночами бываешь. И скажи своей Мисс-Круиз, чтоб тише в экстазе кричала. Между нами очень тонкая стенка, работать невозможно.


***


  Таня, сделав вид, будто этой ночью ничего негативного не произошло, предложила Вовке вместе прогуляться по Ильевке.
 

  "Чего уж тут скрывать, если весь пароход знает. Даже капитан в курсе", - махнул на всё рукой Вовка.


-  Давай сходим, - согласился он.

-  Тогда, как причалим, буду ждать тебя на трапе.

-  А ты будешь что-нибудь покупать на этой барахолке?

 - Не-а! У меня дома всё есть. Мы с тобой просто поглазеем. Чего на пароходе-то торчать? Видел, какие здесь деревья интересные? В Москве таких нет.


  Татьяна, ни капельки не стесняясь, что её кавалер ниже почти на целую голову, надела ещё и туфли на высоком каблуке. В костюмчике с синей юбочкой, едва прикрывающей трусики, и в белоснежной рубашечке из тонкой, почти прозрачной материи, она специально, как на конкурсе Мисс-Круиз, не надела лифчик, желая, видимо, на этот раз покорить уже всю Ильёвку. Сверкая просвечивающими через рубашку огромными сосками своей прекрасной девичьей груди, взяла Вовку под руку и гордо, как на подиуме, сошла с ним по трапу на берег.


- Ты чего так вырядилась? У тебя же просвечивает всё, - укорил он свою даму, вешая себе фотоаппарат на шею.

- А ты что, против? Я же специально для тебя. Пусть все завидуют, какая спутница у радиста.


  После таких веских аргументов Вовка заткнулся и окончательно смирился со своей участью.


- Взяла бы купальник. Здесь недалеко есть отличный пляж, хоть искупаемся.

- Да взяла я, не беспокойся.


   Среди продавцов-аборигенов в первых рядах затесался баянист, Владимир Фёдорович. Человек двадцать туристов столпились около него и громко почему-то смеялись. Вовка сразу приготовил свой фотоаппарат.


 - С приездом, гости дорогие! Вот маечка фирмы Адидас, почти новая, всего восемнадцать раз стираная. Задёшево отдаю, абы токмо опохмелиться для.


   Баянист, видимо, решил специально посмешить туристов. Снял свою майку, оставшись с голым большим животом, покрытым клочками седых волос, и, тряся ей, подражая тётушкам, торгующим собственной продукцией, густым басом громко выкрикивал: «Дамы и господа! Товарищи и интеллигенты! Не проходите мимо! Только здесь и сейчас! Дешевле только даром!»

     Не столько туристы, которые уже привыкли к юморному баянисту, сколько сами местные торговки ухохатывались над ним. «Ты лучше свои кусочки шерсти с живота предложи, быстрее купят», - шутили они смеясь.


 - А покажите, пожалуйста, вот эту шаль... Эта мала...  у вас побольше не будет?

 - Матвеевна, твой клиент! У тебя же самые большие шали... Вон, иди, сынок, к той тётке. У неё точно есть...


 - А кому ты хочешь купить? И зачем тебе такой большой? – поинтересовалась Татьяна.

 - Ты понимаешь чего-нибудь в этих платках? Маме хочу купить, а она у меня крупная, как Юрка...


   Купили платок, прогулялись по посёлку. Поиграли на пляже с ребятами в волейбол, искупались в Доне. Набрали пива и вернулись на теплоход, а до отправления оставалось ещё целых два часа.


 - Ох, устала я что-то. Повесь, пожалуйста, мой купальник посушить. Полежать не хочешь пол часика?

  «Все понятно! Полежать было бы неплохо, конечно, только не получится с ней никакого лежания. И как ей только хочется в такую жарищу сексом заниматься? Это же настоящая само экзекуция», - подумал Вовка.


 - Боюсь, уснём, а мне ещё объявления перед отходом делать. Давай лучше пиво пить с воблой.

 - Да, ну!.. Не хочу я никакого пива, устала я. Ну давай, полежим, а?

 - Пекло-то какое. Сейчас двери закроем и сразу употеем напрочь.

 - Ну и что? Умоемся. У тебя же умывальник рядом... Ну, пожалуйста!..

 - Что-то мне не хочется ничего. Давай, может, полежим просто...

 - Ну... обними меня хотя бы... Я тебе уже разонравилась, да?

 - Что за глупости? Просто эта жарища на меня давит...
 
 - Я тебе надоела... Скажи честно! Тебе всё ещё Анна Сергеевна нравится, да?


   Володька никак не ожидал услышать этого последнего вопроса. От неожиданности вскочил с кровати, и, стоя полностью голым, хлопал глазами, ничего не понимая.


 - Откуда ты знаешь?

 - Ты что, с Луны свалился? Здесь всё про всех знают, пароходик-то маленький. Мне все говорят, что я тебя у Анны Сергеевны отбила. Только это же неправда, ты же сам первый ко мне начал приставать. Да и не пара она тебе. Она же старая.

 - Я? Я и не думал к тебе приставать. Извини, но это не твоё дело, кто мне пара, а кто нет. Извини, но ты сама эту тему затронула.

 - Она же Леди-Би. Тебе что, лесбиянки нравятся?

 - Что ещё за Леди-Би? Какие лесбиянки? Ты о чём вообще?

 - Ну точно с Луны брякнулся. Ты что, не знал? Она же бисексуалка. Она Тамару, вашу посудомойщицу, любит.


   У Володьки сразу кольнуло чем-то очень острым и в сердце, и в мозг одновременно. На мгновение подумал, что непременно умрёт прямо сейчас. Открыв рот, как дебил, плюхнулся голым задом на краешек стула, который опрокинулся и больно стукнул ему по коленке. Стал лихорадочно вспоминать и сопоставлять всё услышанное и увиденное ранее. Всё сходилось. И грустный взгляд Анны Сергеевны, и её непонятная тайна за семью печатями, и отвергнутые тонкие намёки мужчин, и эта мужеподобная посудомойщица Тома. Он всё понял, но не мог поверить, что так позорно и жестоко ошибся в женщине. Это было выше его сил.


 - Ну! И долго ты собираешься так сидеть? Смотри, не умри от горя! Не хочу добивать тебя, но и скрывать ничего не стану. У меня уже два дня нет месячных. Боюсь, залетела. Я не знаю, что мне делать?

   Таня зарыдала, уткнувшись в подушку, а Вовка продолжал с открытым ртом хлопать глазами, сидя голым задом на полу. На него так внезапно обрушилось сразу два очень плохих известия, которых совершенно не ожидал, даже представить не мог, что такое возможно.


 - Как это женщина может любить женщину? Я слышал, что бывают педики там всякие... Но женщина... Не может быть!

 - Ты что, совсем глупенький или притворяешься? Тебе сколько лет?

   Таня оторвала от подушки своё заплаканное лицо и в упор посмотрела Вовке в глаза. «Боже мой, какая она злая! Она же ненавидит меня всеми своими почками. Дай ей волю, она убила бы меня, наверное. Неужели я до сих пор ничего не понимаю в женщинах? А я-то думал, что знаю о них всё. Какой же я лох», - поднимаясь с пола, презирая себя в эту минуту, Вовка пошёл к умывальнику.


 - Ты, наверное, невнимательно меня слушал. Не об этом надо сейчас думать, нужно решать, что делать?! Я забеременела! Или тебя это не касается?

  Умывшись, Вовка полностью оделся. К нему постепенно вернулась способность соображать. Присел на постель к Татьяне.


 - Извини, Тань! То, что ты сказала, для меня оказалось настолько неожиданно и удивительно, что даже растерялся. Как же так? Мы же с тобой всегда чётко следили за ситуацией. В конце концов, один-два дня задержки ещё ни о чём не говорят. Может, рано ещё делать выводы?

 - Я боюсь... а вдруг?! Что я маме с папой скажу? Они же меня убьют, из дома выгонят.

 - Только не реви, пожалуйста! Иди, умойся и оденься, до отхода совсем мало осталось. Ко мне в любой момент вахтенный штурман зайти может. Нужно подождать, может, это на тебя так перемена климата подействовала.

 - Поцелуй меня, а.

 - Ах, Тань, не до этого сейчас, извини! У меня голова кругом. Оденься, пожалуйста, ты вся зарёванная. Иди умойся!
 
 - А если всё-таки мы залетели? Что, что тогда делать? Господи, Боженьки мои!

 - Прежде всего, успокойся. Давай трезво рассуждать. Ну, залетели, допустим. Выбора у нас всего два - или рожать, или аборт делать. Других вариантов не бывает... Слушай, кончай реветь, в конце концов! Или иди к себе в каюту, или сиди здесь и пей пиво, пока не отчалим. Я тебя закрою, мне уже объявления пора делать.

    «Внимание! Уважаемые туристы! До отправления в рейс теплохода «Комдив Гай» осталось пятнадцать минут. Повторяю...»


 - Ну как, успокоилась маленько? Как пиво? Свежее? Чего ж ты без воблы-то? Сейчас... Ну давай теперь дуть пивко и трезво рассуждать... Ты ведь замуж за меня не хочешь, правда?

 - Я вообще замуж пока не хочу. Ни за тебя и ни за кого-либо вообще. Я ещё даже никогда не думала об этом.

 - Значит, остаётся только аборт. Нет, ты можешь рожать, конечно, я от алиментов не отказываюсь. Я уже выплачиваю за дочку. Стабильно, не сомневайся.

 - У тебя что, и дети уже есть?.. Чего же ты мне не рассказывал?

 - А ты и не спрашивала. И я тоже не спрашивал, есть у тебя дети или нет. Я даже фамилии твоей не знаю. Да и тебе, похоже, абсолютно безразлично и моё прошлое, и кто я такой вообще, чем живу, чем дышу? Замуж я тебя взять не могу, уж прости. Я плохой. Такой муж тебе уж точно не нужен. Пытаюсь исправиться, но у меня пока не получается. Мы же не любим друг друга. Давай уж признаемся честно. У нас с тобой нет ничего общего. Вообще ничего. Кроме хорошего секса, разумеется. Мы же такие разные с тобой. Не понимаю даже, как у нас это могло случиться. Почему ты именно меня выбрала? Здесь же так много хороших молодых парней. Грешным делом, я уже начал склоняться к мысли, что твой выбор пал на меня из-за моей каюты. Все туристы живут в двух, четырёх да шести местных каютах, а я один здесь. Помню, когда вы со Светкой первый раз ко мне сюда заглянули, как ты удивилась, когда увидела моё, как ты выразилась тогда, "Ложе Любви".

 - Ну и сволочь же ты, Володенька! Какие же вы все мужики сволочи!..


   «Убежала. Ну и беги. И слава Богу! Мисс-Круиз, тоже мне. Вот же вляпался. Где же ты, моя добрая, моя самая хорошая женщина на Земле, моя Галочка?» - снова затосковал по своей бывшей жене Вовка.


***


 - Ну чё, ты готов? Юрка уже на трапе ждёт, - заглянул к Володьке в каюту третий штурман.

 - Привет, Юра! Ты чего как грузчик выпендрился? Надеть нечего, что ли?

 - Может, нам самим грузить придётся, кто его знает?

 - Не будем мы ничего грузить, не волнуйся, - убеждал его радист. - Там уже всё погружено будет, только деньги наличкой выкатывай. Мы с Максом по сто раз с ними всё обговорили. Макс, подтверди!.. А здесь матросы всё выгрузят, Кэп сам сказал. Все бочки в трюм запрут до Чебоксар, нам даже палец о палец ударять не придётся…


   Прошлым рейсом, устав стоять в очередях за икрой минтая, покупая в магазине по три килограмма в одни руки, Вовка с Максом рванули прямо на Ростовский рыбокомбинат, где как раз и фасуют эту минтаевую икру. Идея была Макса, но он просто помечтал об этом вслух, а реализовал эту идею Вовка.


 - А что, Макс, неплохая идея! Давай-ка купим пивка бутылочек пяток, угостим и попьем его с грузчиками этого магазина.


   У грузчиков они узнали, что эта минтаевая икра приходит к ним в бочках по сорок два килограмма из городского рыбокомбината. В городе всего три магазина, торгующих этой икрой. Грузовик первым всегда приезжает к ним в магазин, и в него убирается ровно тридцать шесть бочек.


 - Давай теперь займёмся арифметикой, Макс. Секи сюда... четыре рубля умножить на сорок два кэгэ, это сто шестьдесят восемь рэ за одну бочку. Теперь сто шестьдесят восемь умножаем на тридцать шесть - это будет ровно шесть тысяч сорок восемь рублей. Правильно? Сколько примерно денег у тебя будет к следующему приходу в Ростов? Тысяча хотя бы будет? Или больше?

 - Если у меня сегодня было полторы штуки, то уж до двух-то всяко накипит.

 - Отлично! Штуки три я беру на себя, а остальное бабло вложат Юрка с Кэпом и другими членами экипажа. Поехали искать этот рыбокомбинат. Только ты там свой рот не расклебянивай, ладно. Я всё-таки постарше.


   Вовка договорился с завскладом. Женщина попалась тёртая, настоящая аборигенка красивейшего города Ростов-Папа. Она обещала приплатить кому нужно из своего начальства, выгода была обоюдовыгодная. Для Макса с Вовкой она состояла не только в экономии времени, но ещё и в прибыли. Одна бочка икры отпускалась по оптовой цене и стоила для них всего сто пятьдесят рублей. Условий было только два, брать целую машину - тридцать шесть бочек, и платить наличкой. Вовка должен был за сутки до прихода подтвердить реальность мероприятия телеграммой на адрес этой женщины-завскладом, что он и сделал накануне.


 - Ах, Инесса Тихоновна, с вами так приятно иметь дело, даже расставаться не хочется. Было б у меня побольше времени, с удовольствием пригласил бы вас в ресторанчик на предмет обмытия нашего бизнеса.

 - Ах, молодой человек, была б я помоложе годков хоть на десять, подсказала б тебе, где ты смог бы украсть для меня это время. Жду телеграммы! Буду готовить две машины, а там уж как у вас получится. До встречи!..

 - Так, Юра, езжай с шофером! Покажешь, куда ехать и куда лучше припарковаться. Выгружайтесь пока, Кэп должен всё обеспечить. Мы с Максом на тачке следом едем.



***


   Подсчитав на подходе к Ростову все деньги за видеопрокат, приплюсовав к ним чисто свои и выданные матерью, Вовка очень удивился. «Эх, не фига себе! Я же могу в одиночку купить весь этот грузовик с бочками. Но, во-первых, зачем рисковать? Эту икру ещё продать в Чебоксарах нужно. Во-вторых, что подумает обо мне Кэп? Вшивенький радист покупает минтаевую икру целыми грузовиками! Откуда у него столько денег? А честно ли он отдаёт мне половину от видеопроката? Нет! Вовчик умный, Вовчик не жадный, Вовчик сейчас купит на оставшиеся деньги вагон зелёной помидоры, три тонны воблы, десять тонн свежей рыбы, типа леща, и будет их сам солить и вялить. И пошли все эти Анны Сергеевны и Танечки-Мисс Круизы куда подальше. Вон эта Танечка - как только поняла, что замуж её не возьмут, сразу у неё месячные вдруг открылись», - торжествовал Вовка.


     На следующий же день после завтрака к Вовке в радиорубку заглянула Светка, подружка Тани.


 - Вовчик, привет! Как поживаешь?.. Таня меня попросила тебе передать, чтоб ты не переживал, у неё месячные сегодня начались.

 - Привет, Светик! Да я и не особо переживал, если честно. Как ты здорово загорела! Через два часа в Ростове будем, очень советую на экскурсию съездить. Ростов-Папа - есть, что посмотреть...


   Выгрузка прошла быстро, тихо и спокойно. Бочки распределились так: восемь бочек у Вовки, двенадцать у Кэпа с директрисой, шесть у Макса, на пять бочек наскрёб Юрка Курников, заняв у Вовки до Чебоксар двести рублей, и остальные пять бочек поделили между собой остальные члены команды. Делёж и взвешивание килограммов и граммов продолжался в трюме ещё долго, а Вовчик с Юркой взяли телегу и покатили на рынок за зелёной помидорой, воблой и прочим добром, заглянув по пути в одну из многочисленных и знаменитых, как одесский Гамбринус, рюмочных и закусочных Ростова. На обратном пути взяли коньячку, решив вечерком посидеть у Вовки в каюте.


 - Ну, вздрогнем! Эх жаль, что последний рейс на Ростов остался. Так всё хорошо наладили, правда? На астраханских рейсах такой лафы уже не вылезет. Я подсчитал, у меня с шести бочек только чистой прибыли должно получиться больше полутора тысяч. При моём окладе - это полтора года работы. Не хило! За это надо выпить стоя, я предлагаю.

 - Подождал бы ты, Макс, подсчитывать. Как бы в прогар всё не ушло. Не нужно забывать про уголовную сто одиннадцатую - спекуляция.


   Юрка, как бывалый, лукаво взирая на Макса с Вовкой, решил показать свои познания в уголовном кодексе.


 - Вам легче, ни семьи, ни детей, а мне в тюрьму никак нельзя. Ты, как пацан, Макс. Спекуляция - это скупка и перепродажа товаров и иных предметов с целью наживы. Для признания деяния спекуляции не имеет значения, где и у кого куплен товар, в магазине или на рынке, у законного владельца или недобросовестного приобретателя... - зачитывал он им статьи уголовного кодекса, - Наказывается лишением свободы на срок до семи лет с конфискацией имущества

 - Ничего себе! Пойду лучше сейчас в трюм и сожру всю эту минтуху. А у нас какая спекуляция, крупная или мелкая?

 - Не беспокойся, Макс, у нас крупная. Твои шесть бочек как раз на семь лет потянут. Можешь теперь спокойно спать ровно шесть дней до Чебоксар. За успех нашего безнадежного дела предлагаю выпить после того, как крутанёмся. Давайте лучше сейчас за нашу дружбу выпьем. И чтобы рейсы у нас были не скучными и приятными.

 - Поехали!.. У Вовчика этот рейс получился уж приятнее некуда, аж завидки берут. Ты со своей Таней так оригинально смотришься.

 - Уже не моя, вчера расстались.

 - Ты чё, серьезно? Ну зажрался ты, Вовка! Или она сама тебя кинула?

 - Какая тебе разница, Макс? Давайте, допиваем, и я спать. Время уже половина двенадцатого, через полчаса Кэп на мост поднимется. Не хватало, чтоб он нашу святую троицу здесь застал.

   Они сидели на пороге открытой двери Вовкиной каюты, откуда было хорошо видно, как по набережной прогуливаются туристы с разных теплоходов, стоявших здесь в эту тихую, тёплую ночь. «Комдив Гай» всегда швартовался на набережной возле памятника деда Щукаря. В Ростове набережная очень красивая, много интересных памятников героям знаменитой книги Шолохова - Нахалёнка, купающего коня, Григория Мелихова с Аксиньей на лодке. Есть памятник Максиму Горькому, который в юности работал грузчиком в ростовском порту. Есть памятники Шолохову, адмиралу Ушакову, атаману Степану Разину.


 - Ну, давайте, мужики, по последней!..  Говоришь, Татьяна теперь свободная от тебя? Могу, значит, попробовать клинья к ней забить?..
 
   Только Макс произнес эти слова, как на трапе показалась головка самой Татьяны. В конце трапа на верхнюю палубу, на цепочке поперёк него, после 23.00 вывешивается табличка с надписью: «Туристам вход воспрещен!». Татьяна остановилась у этой цепочки. Увидев Володьку в компании друзей, немного замешкалась, постояла и стала спускаться вниз. Макс недоуменно посмотрел на Вовку.

 - Легка на помине! А говорил, расстались...

   Вовка и сам очень удивился.

   Проведя эту ночь в одиночку, он начал чувствовать, что ему чего-то уже не хватает. "Привык, похоже. Девочка, конечно, супер, что ни говори. Вряд ли мне ещё когда-нибудь так подфартит, - представлял он её голой в своей постели".


   Иногда он спорил сам с собой:

- Ну что ты в ней нашёл такого особенного?

- Она красивая!

- Она что, полностью удовлетворяет тебя в постели? Может быть, ты любишь её? Хочешь на ней жениться? У вас много общих интересов, имеете одинаковые взгляды на жизнь?

- Нет, конечно! Ничего такого даже в помине нет. Просто она очень красивая. Я постоянно её хочу, и нет никаких сил отказаться от этого желания".



   Как-то однажды она стала целовать его в живот, спускалась всё ниже и ниже, дошла уже до лобка. Вовка понял, что она собиралась сделать и сразу отстранился.

- Ты что, не хочешь этого?

-  Нет! Мне это не нравится.


   У него уже было такое с несколькими женщинами, и это действительно довольно приятно, даже блаженственно, но потом он долго не переставал испытывать щемящее чувство стыда. Почему-то в его сознании, словно топором, было вырублено убеждение, что это великий грех, самая последняя стадия извращения. Он сразу терял уважение к этим женщинам, а потом начинал даже презирать их. И не только женщин. Макс часто хвастался, когда рассказывал о своих дамах. Любил смаковать именно такие моменты в своей сексуальной практике. У Вовки появлялось настоящее презрение и к его дамам, и к нему самому, испытывал даже отвращение на грани ненависти. Татьяна, видимо, сразу уяснила эту его принципиальную позицию и больше никогда даже попыток не предпринимала.


   "Торопыга, конечно, но я начал уже немного приспосабливаться. Красивая, черт бы её побрал. При одном представлении её тела в дрожь бросает. Да, любви никакой нет, согласен, но... всё равно очень жаль. Ну да чего уж теперь? Когда-никогда это должно было случиться", - думал он этой ночью, лёжа один в своей постели.


   Через минуту Татьяна снова показалась на трапе.

 - Володя, можно тебя на минутку?

 - Заходи, Тань, посиди с нами! Мы тут выпиваем немножко. Коньячку выпить не хочешь?

 - Нет, спасибо! Отойдём на минутку... Слушай, такое дело... у меня Светка с одним парнем встречается. Любовь у них, короче. Спят, наверное, в нашей каюте. Не мог бы ты меня к себе пустить на эту ночь. Забыла её предупредить - торкнулась, а они уже закрылись.

 - Да пожалуйста! Мы с парнями как раз собираемся разбегаться.

 - Только мне пока спать что-то не хочется. Такая ночь приятная! Может, по набережной пройдёмся? Не хочешь?

 - Давай, я не против. Жди тогда у трапа, я быстро...

 - Всё Макс, пошутил я. Давайте, закругляться. Она меня на трапе ждёт, прогуляться решили.


   Вовка быстренько прибрался, переоделся, надев чистую футболку и белые шорты, взял пару бутылок пива из холодильника в пакет, и вышел к трапу.


 - Похоже, никто на всём пароходе ещё не спит, кроме твоей Светки, все гуляют. Вон лавочка свободная, давай присядем. Я пивка прихватил холодненького.


   Минут десять сидели молча, словно в молчанку играли. Да и о чём было говорить? Вспоминать и ворошить прошлую неприятную сцену не хотелось обоим. Попили пива, ласково пару раз взглянули друг на друга и, как-то само собой получившись, стали целоваться. Доцеловались до такой степени, что чуть ли не бегом вернулись в каюту.


- Я так соскучилась по тебе, Вовка! Не могу уже...

- А как же твои месячные? Надо что-то подстелить, перепачкаем всё.

 - Прости меня, наврала я тебе. Хотела посмотреть, как ты на это отреагируешь. Не такой реакции я ждала от тебя, конечно. Но ты мой, пока. Не хочу ни о чём думать и ни минуты не хочу терять зря. Прости меня, дуру! Простишь? Я правда очень соскучилась. Хочу, аж умираю...


   "А чего мне ещё нужно, собственно? Искать другую? Поздно! Да здесь, пожалуй, лучше и не найдёшь, - задумался Вовка в антракт после второго акта, - Любовь, любовь! Жди её, эту любовь. Может, к старости и придёт. Хоть поиграть в неё, прикрывая притворством голый секс. Даже представить не могу её своей женой. Да с ней просто так пройтись даже нельзя, все мужики на неё пялятся, а я сразу какой-то мелкой букашкой себя чувствую. Впору до конца рейса с ней в каюте на ложе любви пролежать, никуда не выходя".


- А ты знаешь, что эта твоя Соня сегодня с теплохода сошла?

- Как сошла? Почему?

- Откуда я знаю? Загрузила в тачку все свои сто чемоданов, и уехала. А чего ты так занервничал-то сразу?


   Вовку это известие очень сильно взволновало. Он чувствовал свою вину перед Соней. Был уверен, что она именно из-за него так поступила. "Бедная девочка! Как же она страдает, наверное. Ну да ничего, всё наладится, всё у неё будет хорошо. Важно, что я не опустился до уровня сволочи".



***


   В Чебоксарах «Комдив Гай» уже ждали. Местные тётки-спекулянтки скупили весь трюм, всю минтаевую икру.


 - Куда им столько? Может, минтайка - это их национальная еда, как рис у китайцев или как у нас картошка? - радостно посмеивался Макс. - Ну чё, Константиныч, можно теперь и стоя выпить? Даже шампанского можем себе позволить. Считай, мимо тюрьмы проскочили.


   Все, кто спекулировал минтаевой икрой, подсчитывали свои прибыли, были довольны и обмывали этот оправданный риск потихоньку в каютах.


   «Во хапнул, так хапнул! Как матери столько денег покажу? Она же подумает, что я какой-нибудь банк ограбил, - подсчитав свою прибыль, задумался Вовка. - Куда бы запрятать все эти деньги? Нужно уменьшить свои аппетиты. Как бы жадность фраера не сгубила".


   Он отсчитал деньги за билеты турфирме, вычел предполагаемую положенную половину капитану, просчитал расходы своих денег и денег, что дали ему родители, подвёл дебет с кредитом, но денег осталось ещё так много, словно и не убыло. Свернул их в рулоны, перетянув резинками, засунул в полиэтиленовые пакеты и убрал в кладовку, спрятав в обрезок толстой чугунной трубы, которая неизвестно зачем там валялась. «Уж сюда-то точно никто не догадается заглянуть. Даже сам бы не догадался».



***


   Отношения у Вовки с Таней оставались на прежнем уровне. Вместе везде ходили, вместе спали, но поговорить было практически не о чем. Все малочисленные общие темы они уже давно по сто раз обговорили, оба уже тяготились общением. Сближал их только секс, да и он уже не доставлял такого удовольствия, как в начале знакомства. Круизный рейс уже заканчивался, оставалось каких-то четыре дня.

 
  «Скоро всё кончится. Ну и слава Богу! И даже сожаления никакого не будет от расставания, - размышлял Вовка. - Давно бы надо было разорвать эти отношения, да только обижать девчонку не хочется. Пусть уж лучше она сама меня бросит, мне будет легче, чем ей.  А может, и она также думает, не желая оставлять обиду в моей душе? Доживем уж как-нибудь до Москвы без порчи нервов друг другу. А может быть, всё дело во мне? Может, я уже не способен любить женщину? Нет, способен, слава Богу! Ещё как способен! Галочка, родная моя! Если бы ты знала, как мне плохо без тебя. Как же хочется увидеть тебя хоть разок, хоть на минутку.

   Может быть, мне навестить в Москве бывшую тёщу? А что? Пожалуй, так и сделаю. Накуплю целую кучу подарков, кукол всяких для Анютки. Загляну просто, а вдруг не выгонят».


***


   В Горький пришли на два часа раньше, но все причалы были заняты. Ждали на рейде, вскоре пришвартовались рядом с речным вокзалом. Пока Вовка выгружал всё добро, что купил за время рейса, пока они с отцом на «Запорожце» в несколько заездов перевозили домой всю эту помидору, рыбу и прочие шмотки, до отправления осталось всего двадцать минут.

   Вовкины родители не переставали удивляться, откуда у сына появилось так много денег, чтобы купить всё это. Они же давали ему в рейс только триста рублей. Одни только две этих бочки минтаевой икры стоили больше. А сколько рыбы - это же ужас. Вовка с отцом успели развесить всю солёную рыбу в гараже. Цимлянские лещи висели там, как постиранное бельё на верёвках. Вяленую воблу мешками уложили по углам. Помидоры, персики, абрикосы и прочие фрукты и овощи в большом количестве были отвезены в сад. Дома вся ванна была заполнена свежей рыбой - лещами, сазанами, толстолобиками и прочей мелочью.


- Как ты сумел её свежей-то довести? - удивлялась мама.

- Жена нашего капитана работает директором ресторана. По-соседски положила мою рыбу в ресторанский холодильник. А деньги заработал на видеопрокате. Я же теперь ещё и видео для туристов кручу. Московская турфирма хорошо платит.
   Слушай, пап, забери у меня этот фотоаппарат для своей коллекции, что-то он мне не нравится. Электроника у него слабовата, больше половины кадров на плёнке размытыми получаются. Я уже вручную выдержку приноровился выставлять, но это долго. Хочу в Москве себе что-нибудь посерьёзнее купить.

     Вовкина мама лазила по полкам и шкафам, проверяя порядок.


- Да у тебя здесь целая фотолаборатория! А каюта-то какая стала! Коврик на стену повесил, занавесочки на окнах красивые, молодец, умничка, очень уютно стало. А уж кровать себе смастерил - не захочешь, а ляжешь. А почему у тебя две подушки на ней?

- Одна просто не смотрится на такой широкой, - ответил Вовка, не придумав ничего лучшего.

- Ой, а рубашек-то сколько! Где это ты их напокупал? А простыней-то, у нас с отцом дома меньше. Вам что, простыни здесь не выдают?

- Ну мам, кончай лазить! Нам меняют только раз в неделю, а на югах в моей каюте знаешь какая жарища? За день простынь становится мокрой от пота, хоть выжимай.

- А это что за ботинки у тебя? Зимние, да ещё и две пары. А это что за платок? Мягенький какой, тёплый.

- Ой, мам, забыл совсем. Это же тебе подарок. Ну-ка примерь? Он из козьей шерсти. Самый большой выбирал, тебе как раз должен быть. А ботинки в Ульяновске купил. Понравились, из натуральной кожи. Себе и папе, у нас же размер одинаковый.

- Ой, сынок, спасибо тебе большое! Какой ты заботливый у нас - просто умничка мальчик! Ба-а, а это чего в бачке у тебя? Отец, иди, глянь-ка! Половина эмалированного бака мелочи. Это ты так рыбу солишь, что ли?

- Ну мам, хватит уже лазить-то. По билетам за видео я полностью рассчитался, все деньги в судовую кассу сдал. Не буду же я эту мелочь туда сдавать, они лишние получились. Куда я их дену? Забирайте, если хотите. И бачки заберите, они слишком маленькие. Я в Волгограде три столитровых купил, из нержавейки, в трюме лежат. Мы с Юркой, вторым штурманом, вместе всегда солим, а солить нужно в прохладном месте. У нас все в трюме солят, там прохладно. Давайте тогда я сейчас всё это лишнее шмотьё вам в Запорожец перетащу, а то мне уже скоро отход объявлять...

- Мам, пап, времени всего двадцать минут осталось. Хочу сказать вам, что очень скучаю по Галине. Собираюсь навестить их с тёщей в Москве. Так хочется на дочку взглянуть. Я ей кукол, плюшевых мишек, игрушек всяких в подарок куплю. Может, не прогонят, а? Как вы считаете?

   Мать с отцом переглянулись, помолчали оба немного.

- Не ездил бы ты, сынок, туда. Нехорошо это! Мужчина у неё уже... серьёзно всё у них. Постарше тебя лет на восемь, но порядочный, надёжный. Анютка его уже папой называет, хотя и говорить-то только-только начала. Поженятся скоро. - бедного Вовку аж на слезу пробило, сказать ничего не мог. - Вдовец, два года, как жену схоронил, Бог детей даже дать не успел. Инженером конструктором работает, не пьёт, не курит, о Галинке заботится. Не ходи, сынок, не мешай им! Ты ж хороший у меня, славный, хоть и непутёвый. Бабник ты. Мы ж всегда Галинке помогали, ты и не знал. То костюмчик какой Анютке купим, то деньжатами. Галинка-то, конечно, сначала ни за что брать не хотела, хоть и тяжело с малышкой одной было. Ты ж совсем ей не помогал. А у тебя всё впереди, ещё молодой. И любовь ещё свою повстречаешь, и внуков нам подаришь. Всё у тебя хорошо будет, не сомневайся. Чего уж теперь? Сам виноват, не уберёг, проворонил. Да ты и не созрел до сих пор для семейной жизни. Чай, я мать, нутром чувствую. Не нагулялся ещё, всё продолжаешь по девкам да по бабам бегать. Чего нет? Я под кроватью трусики женские маленькие нашла, а за шифоньером лифчик женский большого размера. Так что уж молчи лучше. Придёт твоё время, всё у тебя будет, и любовь, и семья, помяни моё слово. А к ним не езди, Богом тебя прошу!..


    "Ну, мама! Ну и психолог же ты у меня - лекарь человеческих душ, - полностью успокоенный, он отправлялся на Москву. - Да если бы я знал, ни за что бы... даже мысли бы такой не возникло. Что ж я, не человек, что ли? Наоборот, я сам теперь рад и немножечко даже счастлив, что у них всё хорошо, у Анютки настоящий папа будет. А я уж как-нибудь переживу, время вылечит. Да и действительно, не нагулялся я ещё, видать, если отказать себе в удовольствии не могу. Надо же, мама точь-в-точь такими же словами меня успокоила, какие я той девочке Соне тогда сказать хотел, да не смог. Мамочка, дорогая моя, я же ведь весь в тебя с папой. Как же я вас люблю, родные вы мои!"


    Теплоход отчалил, а Вовка всё смотрел в бинокль на своих родителей, на синий "Запорожец", аж слёзы у него с глаз потекли.

 

***


   После отхода Вовка сразу зашёл к Кэпу отдать половину выручки за безбилетный видеопрокат.


-  Заходи, Володя! Деньги принёс? Сколько тут?

-  Ровно половина, четыреста рублей, - врал Вовка не краснея.

-  Эх ты! Откуда так много? Пива хочешь? Свеженькое, из холодильника. Это получается уже больше, чем в Москву будем сдавать. Да-а, ну и накрутил ты! В следующий раз приноси меньше в два раза. Ты же сам и новые кассеты за свой счёт покупаешь, и крутишь по пять-шесть раз в день, вместо двух положенных. Это работа серьёзная, времени много отнимает. Ты молодец, конечно, но мне больше двухсот рублей за рейс не приноси, себе оставляй. Ну что, домой-то хоть успел съездить?

-  Успел. Стоит наш дом, никуда не делся. Мы с отцом даже в сад съездить успели.

-   А у меня не получилось, да и вряд ли когда получится. Чего тут успеешь за эти четыре часа? Дочка с внучкой встречали. У школьников уже каникулы начались. На обратном пути хочу внучку посадить, пусть с бабушкой по палубам гуляет, хоть свежим воздухом подышит.
   Ты, я слышал, фотографируешь хорошо, туристы в восторге от твоих фото. Анна Сергеевна сказала, что ты боишься эти фото туристам продавать. Дескать, нелегальный бизнес, подсудное дело. Брось-ка ты, ерунда это всё. Доброе же дело делаешь. Нет здесь никакого криминала и быть не может. Продавай смело, можешь даже сам цену устанавливать. Ты же никого не принуждаешь. Не хочешь - не покупай. Я бы на твоём месте не терялся. У меня старенький ФЭД, я сам даже и плёнки-то никогда не проявлял и фотографий не печатал, всё через ателье. Для меня это высшая материя. А ты молодец! Так что, занимайся смело этим своим... бизнесом. И с Максом вы в Ростове здорово всё наладили, давно бы так. Ну, давай, ступай, а то твоя Мисс-Круиз уже заждалась, наверное.



***

   До подхода к Твери Вовка успел напечатать все фотографии, которые ему заказали. После разговора с Анной Сергеевной на Волго-Донском шлюзе он продолжал вывешивать на доске объявлений всё новые и новые фото с туристами. Заказы всё прибывали и прибывали, и Вовка даже не верил, что сможет их все выполнить. Было напечатано больше трёхсот фотографий, а отбраковано раза в два больше. За ними пришла сама Анна Сергеевна, которую он не видел с тех пор. От любви до ненависти один шаг, говорят. Вот и с Вовкой произошло тоже самое. Расположились в радиорубке, в свою каюту он её даже пригласить побрезговал. "Какая же она страшная, оказывается! Где были мои глаза? Мочалка старая! А улыбается-то как - вылитая змея!" - увидев её, сразу подумал Вовка.


- Ну, здравствуй, Владимир Александрович! Давненько не виделись, - улыбалась она. - А я за фотографиями. Неужели успел все напечатать?! Молодец какой, хороший мальчик!

- Вот, пожалуйста, - положил он на стол список и несколько толстых пачек фотографий, завёрнутых в газеты. – Проверяйте, - предложил он и, не сказав больше ни слова, ушёл в каюту. Анна Сергеевна проверяла и подсчитывала около получаса. Вовка едва вытерпел, чтобы не войти и не нахамить ей что-нибудь.

-  Хорошие фотографии, просто замечательные! Даже лучше, чем в ателье. Молодец! Но здесь у тебя в каждом заказе почему-то по одной-две лишних фотографии получилось, мы их не заказывали.

-   Я на всякий случай сделал. Если никому не нужны, можете выкинуть.

-   Ну-у, зачем же выкидывать? Я тогда себе их возьму, на память. Вот деньги, можешь пересчитать, - выложила она из пакета свёрток на стол. Вовка выдвинул из стола ящик, сбросил в него свёрток и сразу закрыл.

-  Ну что ж, на этом всё. Прощайте, Анна Сергеевна, всего вам доброго!

-  Спасибо, Володенька! Дай я хоть обниму тебя на прощание, - потянула она к нему руки.

-  А вот этого не нужно. Прощайте!

-  Да что с тобой сегодня? Бешеный какой-то, - вышла она из рубки, даже не закрыв за собой. Вовка закрыл за ней дверь и скорее побежал мыть руки...

   
***


   Закончился очередной рейс. Теплоход причалил в Москве, на Северном речном вокзале.

   Вовка с Максом смотрели на сцену прощания туристов с крыла мостика. У трапа скопилась огромная толпа народа - ни пройти, ни проехать. Все обнимались со слезами на глазах, как встречающие с прибывшими, так и прибывшие друг с другом. Рядом припарковался микроавтобус турфирмы, в который трое матросов выгружали отработавшие своё сполна за рейс пёстрые костюмы и прочий реквизит.
 
   С трапа сошёл Владимир Фёдорович со своим баяном и направился в самую гущу толпы, громко наяривая "Прощание Славянки". Поток народных слёз сразу перешёл в стадию рыданий. После марша Славянки всеобщий любимец заиграл коронную песню туристов этого рейса - "Ой, рябина кудрявая". Пели все, даже те, кто никогда не пел, не имея ни голоса, ни слуха. Вовка с Максом заметили Ольгу, туристку с прошлого рейса, пытавшуюся продраться через хор, слаженно горланящий эту песню по системе кто в лес, кто по дрова, и кто громче орёт, с букетом цветов в одной и небольшим пакетом в другой руке. Татьяна со своей подругой Светланой, продолжая вместе с толпой хора изгаляться над замечательной народной песней, изредка помахивая рукой в сторону мостика, уходить домой, видимо, не торопились.


-  Макс, выручай! Беги срочно вниз, задержи Ольгу хоть на пять-десять минут. Под любым предлогом задержи. Видишь, Татьяна никак домой не уйдёт. Сейчас уже начнут расходиться, я думаю. Не весь же свой репертуар они будут здесь исполнять.

   Макс рванул, а Татьяна, словно услышав Вовкины молитвы, последний раз махнула ему и пошла в сторону вокзала, взяв под руку свою подругу.

   Оля поднялась на верхнюю палубу и влетела в радиорубку быстрее, чем Вовка смог спуститься с мостика. Через пол минуты, запыхавшись, поднялся и Макс, разведя руки - мол, ничего не вышло.


***


-  Вовка, ты где лазишь? Почему не встречаешь? С прибытием в Москву, дорогой мой, - обвила она его шею руками и наградила долгим поцелуем в губы. - Я так рада тебя видеть! На, поставь в вазочку, это тебе. А это обещанное - бобины с записями. Потом всё расскажу, я там всё подписала. Слушай, как же приятно пахнет у тебя здесь. Чем это так пахнет, а? Своеобразный какой-то запах, я его уже на всю жизнь запомнила и полюбила.

-  Приятный? Это же старый линолеум на полу воняет. Не линолеум, а резина какая-то намазана, не отдерёшь. А ты блондинкой стала, я гляжу. Как здорово! Тебе очень идёт!

-  Правда? Вчера только перекрасилась, специально для тебя. Ой, Вовка, как же я хочу снова на этом теплоходе с тобой прокатиться. Чтобы прямо от Москвы и до Москвы, - защебетала она, не давая Вовке слова сказать. - А помнишь, вот здесь дискотеку крутили: «А сейчас, по многочисленным просьбам наших замечательных девушек-туристок, три раза подряд белый танец - «Лили воз хеа». Как же здорово было, правда? - она быстро нырнула в каюту. - Ой, Вовка, красота-то какая! Так уютно стало - покрывало новое, коврик на стене, занавесочки на окнах. А помнишь, ты меня в эту раковину - "пись-пись-пись"? Любимый мой, я так по тебе соскучилась! Но я, к сожалению, всего на пять минут. С работы сдёрнула, полчаса добиралась. Если через час не буду на месте - муж меня убьёт. Он всегда меня с работы на машине домой забирает. Такой ревнивый – ужас, - плюхнулась и развалилась она поперёк кровати, заложив руки за голову, широко раздвинула ноги, согнув их в коленях, словно специально показывая Вовке свои лёгкие белые трусики. - Нет, не подходи! Я только одну минутку полежу. Ой, Вовочка, как же я хочу тебя, - стала она трогать себя между ног, - умру сейчас! Представляешь, я однажды здесь совсем голая вот так лежала, тебя ждала, когда ты с фильма придёшь. Глянула в окно, а меня чья-то толстая рожа через занавеску разглядывает. Мамочки родные, я так перепугалась. Мне эта морда недавно даже в кошмаре приснилась. Представляешь?! Ой, Вовка, мне уже бежать надо, выгоняй меня скорее, пожалуйста! Скоро мой уедет в Прибалтику на два месяца, если меня с собой не заберёт, я обязательно тебя встречу. Увезу к себе, посмотришь, как я живу, согласен?! Ну всё! Ты у меня самый лучший любовник, всегда буду желать тебя, всю жизнь. Не провожай, я сама, дорогу не забыла, - поцеловала она его крепко в губы и убежала.


   "Вот дурёха! - подумал Вовка, - Настоящий ребёнок, а уже замужем.  Ветер в голове, как и у меня самого, наверное. А с Танечкой-то, между прочим, она даже рядом не стояла, какая-то серенькая мышка. Только когда на постели разлеглась и себе в трусики полезла, у меня хоть какое-то желание появилось. Повезло, что сразу ушла, а то после прощальной ночи с Татьяной сил совсем не осталось".


***


   Вовка дождался представителей турфирмы по видеопрокату, но они с ним даже не разговаривали, сразу прошли к капитану. Уже потом Кэп всучил ему две новых кассеты, которые у Вовки уже давно имелись в личной коллекции, и два рулончика билетов по пятьдесят штук в каждом, которые он сразу же закинул в кладовку за ненадобностью.


-   Есть ещё одна новость! - сообщил капитан. - Не знаю, как она для тебя, хорошая или плохая. С тебя теперь снимается обязанность оформления экскурсий в городах, так что никаких девяти рублей к окладу у тебя больше не будет.

-   Спасибо за приятную новость!

-   А что, тебе уже девять рублей к окладу лишними стали?

-   Не в этом дело. Там же одна возня, столько времени уходило в пустую, что готов был сам из своего кармана отдавать эти девять рублей, лишь бы не заниматься волокитой. Нужно было всех по сто раз собирать, составлять списки, кто поедет, кто не поедет. Туристы всегда просили дать время подумать, три дня думали, а мне за сутки нужно было уже автобусы запрашивать. К приходу обязательно кто-то отказывался или наоборот, изъявляли желание поехать. Как в Волгограде у меня в этот раз получилось - в последний момент сразу двенадцать человек возжелали, а сидячих мест в автобусах уже не осталось. Вот и бегал, как сайгак, за каждым туристом.

-  Ну и правильно! На видео быстрее и больше себе накрутишь. Ну и на рыбе с минтайкой, конечно.



***


    После обеда Вовка поехал покупать себе новый фотоаппарат. Целый день до вечера рыскал по магазинам, но лучше «Пентакона-Сикс» не нашёл. Правда, стоил он так дорого, что у Вовки почти ничего не осталось, всё родители экспроприировали. "Придётся опять всё с ноля начинать", - взгрустнул Вовка.


***
   
    Руководителем в этом рейсе была пожилая женщина, достаточно опытная, которая обращалась к радисту только с просьбой сделать какое-нибудь циркулярное объявление. Вовка даже не смотрел на новеньких девушек-туристок, сидел безвылазно в своей радиорубке.

  Вечером спускался в нижний салон, чтобы закрутить фильм, и в пролёте между второй и первой палубой вдруг мелькнуло до боли знакомое лицо. От неожиданной радости он даже крикнул:


-   Соня? Сонечка! Это действительно ты? А ты как...  как ты здесь оказалась? - остановился Вовка в проходе, остолбенев от удивления. - Ты что же, в Москве опять села? Снова с нами в рейс пойдёшь? Во второй раз?

-   Володя?! Володенька, - хотела было она обнять Вовку, но постеснялась рядом стоящих туристов. - Ну наконец-то! Здравствуй! Да! Хочу попытать счастья со второй попытки. Надеюсь, ты ещё не успел себе новую Мисс-Круиз завести, - улыбалась доброй улыбкой девушка. - Беги давай, тебе же фильм нужно крутить. Хочу только сразу предупредить, чтобы ты больше не боялся, - шепнула она ему на ушко. -  мне уже двадцать пять.

    Вовка не удержался и крепко обнял девушку.

-   Приходи ко мне в гости, мне нужно тебе много чего рассказать. Не думай, мы только разговаривать будем. Придёшь?

-   После танцев приду, ладно?

-   Договорились, буду ждать!..


***


     По приходу в Горький его опять встречали родители, отвезли домой. Мама норовила угостить сына домашними щами да пирогами. Вовка показал отцу свой новый аппарат. Отец подержал, покрутил в руках, похвалил диковинную «обскуру», а когда услышал цену, чуть со стула не упал.

- Только маме цену не говори, а то она мне этого никогда не простит.

   А мама всё рассказывала ему о своём успешном предпринимательстве:


- У нас здесь, возле остановки, стихийно рыночек блошиный образовался. Такие же тётки, как я и даже моложе, человек пятнадцать нас, торгуем на ящиках всем барахлом, у кого чего есть. Ставлю на ящик стакан малины, стакан крыжовника или ещё чего из садового урожая, а рядом кладу пару воблин и леща. Представляешь, как кто с автобуса мимо проходит, так по три-четыре рыбины хватает, на ягоды даже внимания не обращают. А потом домой за деньгами сбегают, и всю рыбу под чистую у меня сметают. Отец на своём "Запорожце" подвозить не успевал. Почти половину уже распродала. Денег получилось, мы с отцом столько никогда даже в руках не держали. А свежую в два дня всю разобрали, стоило только одной соседке показать. Даже родственникам от твоего имени всего по чуть-чуть успела дать. И минтайки только полбочки осталось, некоторые по двенадцать хватают. Так что вези ещё, всё распродадим.


***


    Приехали за полчаса до отхода. Мать отсчитала Вовке в рейс четыреста рублей и начала снова наводить свой порядок в шкафах и ящиках. Закончила в каюте, перешла в радиорубку.


- Ну мама, ну оставь! Что у тебя за привычка везде лазить.


    Но было поздно. Мать уже успела обнаружить свёрток в ящике письменного стола.


- А это что за деньги у тебя? Откуда?


   Вовка стал лихорадочно придумывать причину возникновения этих денег, но ничего путного в голову не приходило.


-  Откуда, я спрашиваю?

-  Да это Юрка Курников попросил меня их подержать у себя до отхода. Заначка это его, от жены, наверное, прячет.

-  Хороша заначка, здесь около тысячи. Я у отца один раз нашла заначку, двадцать рублей, так он до сих пор мне простить не может. Ладно, давай провожай нас, а то тебе скоро уже отход объявлять.


  "Фу-у, пронесло!" - обрадовался Вовка. Он и забыл про деньги, что Анна Сергеевна за фотографии принесла.


   Вовка махал своим родителям, стоя у бортика напротив своей радиорубки. Родители видели, как к нему подошла какая-то симпатичная молоденькая девушка, обняла и поцеловала в губы. Мать лишь улыбнулась и погрозила сыну пальцем...