Где падает первая капля дождя?

***

Статистически, осадки чаще всего выпадают из смешанных облаков. Они расположены в среднем ярусе атмосферы на высоте от двух до восьми тысяч километров в зависимости от широт, региона и климата. В этих самых облаках есть ледяные кристаллы — на них скапливаются холодные капли воды, которые тоже есть в облаке. Затем все это замерзает, и, благодаря росту собственного веса, начинает свой полет на землю. Тая в слоях атмосферы при нуле градусов, кристаллы превращаются в воду.

И идет дождь.

Наверное, вы когда-нибудь шли с мамой за руку с прогулки в детстве. Она тянула вас вперед, поторапливая, ведь тучи сгущались. Еще обязательно пахло свежей землей; этот ностальгический запах постоянно мерещится вам сейчас, во взрослой жизни, когда воздух уже не пахнет так по-особенному, как пах в детстве. И вдруг начинался дождь, а вы с ней были без зонта. Сначала вам капало на нос, потом вы видели, как весь асфальт вокруг покрывается маленькими пятнышками, а затем начиналось настоящее торжество стихии: ливень поливал все вокруг, пока вы с криками бежали до дома. Так вот, к чему это: вам никогда в детстве не приходило в голову, почему, когда начинался дождь, первая капелька обязательно падала вам на лицо? Или на волосы. Или даже попадала в глаз. Это ведь чаще всего так и происходило, не отрицайте. Почему капелька выбирала именно вас? Существовали ли еще такие же «счастливчики», как вы, которых наградило небесное чудо? Где вообще приземляется та самая первая капля?

Исследователи, психологи, работники спецслужб и полицейские склонны утверждать, что при выборе жертвы у убийцы есть определенный алгоритм. Впрочем, это действительно логично: просто подойти и убить случайного человека на улице способен, наверное, лишь глубоко душевнобольной. И то, скорее всего, это произойдет по странной случайности. Безусловно, убийца выбирает: это как искать недостающую деталь пазла для получения полной картинки. Но как он выбирает? Ведь есть же что-то, что им руководит. Можно бесконечно рассуждать, что действительно вызывает отклонения, из-за которых люди убивают: психотравма, полученная в далеком детстве, тяжелые жизненные обстоятельства, генетические сбои. Но в какой момент человек готов по-настоящему переступить через самого себя? Через свои принципы, нормы морали, здравый смысл. Через собственную совесть. О, эта совесть. Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Елизавету топором и ограбил.

***

Шесть утра по местному времени. За окном слышны звуки стройки, где-то глухо ревет мотор, гудит холодильник на кухне. За стеной негромко переругивается молодая пара: не один он встает на работу в это время. И это они еще не ругаются, можно сказать, даже мило болтают. Ругань обычно начинается ближе к вечеру, в дни, когда совпадают их рабочие графики. Миссис Белтон, жилистая старушка, живущая этажом ниже, постоянно на них жалуется. Ее муж скончался от какого-то устрашающего заболевания пару месяцев назад, как раз тогда, когда в жилой комплекс въехала парочка скандалистов. Мистер Белтон работал в органах, как и Тони, поэтому женщина сочла своим долгом обеспечивать доблестную полицию Сектора А. информацией на любой вкус и цвет. В основном, конечно, в ходу были жалобы, но и полезной информации о соседях было достаточно. Особенно подробностей из-за закрытых дверей. Кстати, его во время этих скандалов дома даже не бывало: патрули, работа с документацией и прочий бред на работе за символическую сумму отлагательств не терпят. О, и убийства. Они в особенности.

Тони Карницки работает в полиции уже больше семи лет. Семь лет подряд он встает ни свет ни заря, медленно проходит через все утренние метаморфозы, выходит из дома и отправляется на службу. Семь лет... Вопросом о том, устраивает ли его такой ритм жизни, а именно перетекание изо дня в день с небольшими отвлечениями на то, чего происходить не должно — работа в полиции полна увлекательных случаев — он даже не задавался. Такова плата за поддержание мнимой стабильности в жизни, которая в один момент решила просто рухнуть, не спрашивая его самого.

Он почти не спал. Около часа барахтался в постели, пытаясь принять удобную позу, затем задремал на часок-другой, увидел в долгожданном сне кошмар, проснулся в слезах, мысленно пристыдил себя за собственную жалость и твердо решил дождаться будильника. Дойти до отправной точки. Это ведь менее жалко, чем плакать от страшного сна.

Шесть тридцать. Пиликают часы на кроватной тумбочке. Тони глубоко вздыхает, морщится, берет с тумбочки очки в роговой оправе, надевает их и приподнимается на кровати. В горле сухо: вода в стакане кончилась еще ночью, шея ноет, глаза слипаются. Время начинать новый день! Он встает с кровати и шлепает босыми ногами в ванную.

Он заходит. Включает свет только над зеркалом, чтобы было не слишком светло, открывает кран. Воды нет. Вот черт. В большинстве многоэтажек, построенных в годы общего духовного подъема, дела с отоплением и водоснабжением были плохи. Если к вечному холоду Сектора А. он привык, то внезапные перебои с водой или вообще ее отключение (квартиры, в которых выключали подачу, всегда распределялись случайно) все еще заставали его врасплох. Ладно, видимо, сегодня без водных процедур.

Тони смотрится в зеркало. Представьте себе мужчину средних лет: пепельного цвета короткие волосы, чуть впалые щеки, мутные глаза, цвет которых обычно не запоминают; острые черты лица, но не аристократичные, скорее, обычные, ничем не примечательные, какие могут быть у худого мужчины тридцати с лишним лет. Росчерк шрама на шее, рядом с местом, под которым пролегает аорта; заношенные шмотки, слегка стухший видок. В целом, сойдет. Нужно только переодеться в чистое.

Убийца, выбирая жертву, имеет определенный образ в голове. Какая-то навязчивая мысль, грезы, не дающие спокойно спать, что-то, что будет мучить до последнего. Он начинает искать: пытается найти, что бы успокоило гнусного червяка в голове. И, если находит, то остановиться уже не может. Такова человеческая натура: хочется всего и сразу, хочется дойти до пика, до самого края того, что могло бы тебя удовлетворить. Кто сказал, что мир имеет границы допустимого?

Так вот, убийца, чаще всего, не может остановиться. Это цепная реакция. Это — как наркотики: один раз наркоман — всегда наркоман. Первая жертва — знаменательная. Она начинает порочный круг, круг ярости и жестокости. Все последующие жертвы похожи на нее, на первую, на самую желанную; пропорциями лица, телосложением, волосами, глазами, всем. Манерой речи. Голосом. Желанием жить?

Наверное, представив Тони, вы бы вряд ли сказали: «О, вот он похож на жертву маньяка!» и оказались бы относительно правы (всякое ведь бывает). Тони тот, кто на местах преступлений жертв осматривает, а маньяков и убийц ловит — он работает старшим следователем по особо важным делам в отделе местной полиции. Да, судьба определенно злодейка; попасть на работу в органы сразу после того, что с ним случилось...

Последние две недели весь отдел крутился вокруг двух странных убийств. Под странными имеется в виду почерк убийцы — некто лишил двух девушек азиатской внешности жизни, используя нож, а после отрезал им волосы под корень: примерно так, как их отрезают на изготовление париков, не полностью обривают голову, а срезают лишь длинную часть прически. Из-за этой детали убийства среди своих прозвали «париковыми». Начальство трепало нервы по поводу и без повода; когда происходит подобное, полиции ничего не остается, кроме как копаться в деталях личной жизни убитых, искать какие-то зацепки и ждать. Ждать, пока порядок фигур на шахматной доске поменяется, и убийца снова сделает свой ход. Легко обвинять органы в бездействии, смотря со стороны — когда на кону человеческие жизни, принимать любые решения особенно тяжело. По сути своей, в принятии особо важных решений и заключалась работа Тони и его коллег по отделу.

Оставив мысль о теплом душе, он сразу направился на кухню. Вода точно есть в холодильнике (в подобных реалиях всегда лучше иметь запас), а значит, утренний кофе все же состоится. Он вошел в небольшую комнатку, подошел к плите и включил над ней свет, а затем настроил радио.

— ...вы слушаете местный прогноз погоды на сегодня, четырнадцатое октября. К Сектору максимально приблизился холодный циклон: ближе к вечеру обещают порывистый ветер до 10 м/с и понижение температуры. Возможны осадки. Первые заморозки ожидаются ближе к следующей неделе.

В отличие от остальных секторов, в Секторе А. сохранилась оптимальная погода после всемирного кризиса. Прошло много лет с тех пор, как было применено оружие массового поражения, повлиявшее на климат, и Сектор отделался лишь небольшими изменениями. Работая в полиции, начинаешь мириться со многими неудобствами; если так подумать, вся жизнь состоит из неудобств и их избегания. Выбирать не приходится.

Кофе бурлит в турке: из нее поднимается теплый ароматный пар. Утро становится более сносным. Наверное. Тони смотрит в окно. В это время уже темнее, чем было летом, но еще не так, как обычно бывает в зимнее время. Все подернуто дымкой тумана, слегка накрапывает дождь, стуча по подоконнику с внешней стороны окна. Многоэтажки, соединенные воздушными переходами, возвышаются и теряются в молочной густоте. Вдруг раздается звонок. Идиллия утра прервана. На стационарный телефон в основном звонят с работы. Отставив кофе с горячей конфорки, он выходит в коридор.

Тони поднимает трубку:

— Я слушаю.

— Тони, это Сатоши. Меня срочно выдернули в отдел, поэтому звоню отсюда. У нас все-таки серия. Будь так скоро, как только сможешь, оно отличается от предыдущих, по словам экспертов, есть интересные детали. Диктую адрес...

Сатоши Мин был его напарником уже два года. Прошлый партнер Тони по расследованиям не смог вынести психологического напряжения и внезапно уволился, создав лишний повод для работы начальству и отделу кадров. Сатоши был очень перспективным, хотя был младше Тони на целых 9 лет. В полиции он работал 3 года, однако уже участвовал в нескольких громких расследованиях и был успешен в вопросах службы: преимущественно, он, как и Тони, занимался расследованием дел с различными отягчающими обстоятельствами. Сатоши не был похож на рядового полицейского: нехарактерно эмоциональный, сочувствующий, способный по-настоящему сострадать жертвам; при этом работающий на износ, выдергивающий из пучины информации каждую занозу, каждую зацепку, каждый важный клочок данных. В общем, с напарником Тони, откровенно говоря, слишком повезло. Периодически они не сходились во мнениях и вздорили: разные взгляды на жизнь и полярные темпераменты делали свое дело, но то, как Мин выполнял свою работу, заслуживало как минимум уважения.

— Выезжаю. Спасибо, Сатоши... — Карницки зевает.

— Сколько ты спал? — мужчина на другом конце провода чуть понижает голос.

— Я готов работать. Скоро буду. — желания обсуждать прошедшую ночь не было.

— Что ж... — Сатоши вздыхает. — Мы будем ждать тебя.

Тони вешает трубку.

***

Он смотрит на залив. Внизу бирюзовая вода разбивается о камни. Часть нордического региона принадлежит Сектору А., и, хотя он живет здесь уже много лет, видеть обрывистые горы и северные воды непривычно. В основном работы много в центральной части, и со временем привыкаешь к тому, что по сотне раз на дню мотаешься по одним и тем же улицам, но в этот раз тела были территориально раскиданы по окраине сектора, в северном районе. Он входил в ведение их участка, так же, как часть территорий запада и центра. Тони слышит за спиной шаги: кто-то быстро движется к нему по гравийной дорожке. Сатоши. Или кто-то из медицинских экспертов. Время работать. Он поворачивается.

К нему с озадаченным выражением лица резво шагает Мин. Хорошо одетый, причесанный и умытый — эта безукоризненная черта характера заставляла Тони где-то глубоко внутри стыдиться себя. Ну, в работе полицейского внешний вид, безусловно, не самое главное, но, даже учитывая их достаточно заметную разницу в росте (Карницки был долговязым с юношества, а его напарник, в силу волшебства генетики, не слишком) и в возрасте, Сатоши на фоне капитана выглядел солиднее. Длинные темные волосы собраны сзади в пучок, он в шарфе, темном пальто с длинными полами и свободных брюках. Лаконичный. На фоне уродливого здания позади него Сатоши выглядит бескомпромиссно.

— Прохлаждаешься? — Сатоши тянет Тони ладонь для приветствия.

— Настраиваюсь на работу, — Тони крепко пожимает руку в ответ. Лейтенант улыбается. — Что там у нас? Тело еще не забрали?

— Ждут нашего вердикта. Нужно поторопиться, иначе Алисия потребует с нас какую-нибудь компенсацию.

— Введи меня в курс дела. Хочу знать общие положения прежде, чем

полностью осматривать все внутри, — он оглядывает жилой комплекс за спиной Сатоши. Потрескавшийся фасад, темные окна смотрят на него тысячей глаз. Изначально здание задумывалось как дом на берегу северных вод с недешевой платой за аренду, зато с завораживающим видом и природой рядом. Со временем жителям стало неудобно и долго добираться на другой конец города из центра с работы, поэтому здание опустело. Тогда власти приняли решение разместить здесь приезжих студентов из других секторов, у которых особо не было выбора, где жить. Теперь жилой комплекс относился к одному из учебных заведений.

— Молодая девушка, 20 лет. Зовут Лея Верма, внешность, на первый взгляд, индийская... — лицо лейтенанта чуть кривится. Наверное, неприятно говорить об азиатской внешности жертвы на месте преступления, когда ты сам азиат. — Убита ножом, но иначе, — Сатоши оглядывается назад, услышав шум. Из здания выходит молодая рыжеволосая женщина — Алисия Миллер, ведущий судмедэксперт. — Двум другим перерезали горло, ты и сам помнишь. Подошли со спины и быстро решили вопрос, оба прошлых преступления были отлично спланированы, никаких лишних следов. Здесь же убийство лицом к лицу, большинство ударов нанесено в область живота и груди, странгуляционных борозд или других явных признаков насильственной смерти, по словам судмедэкспертов, нет. Фактически, жертва видела убийцу. В первый и последний раз. Скорее всего, удары наносил человек невысокого роста... однако сильный. Физически крепкий. Нож входил быстро и глубоко. Девушка почти сразу потеряла сознание, скончалась довольно быстро от потери крови...

— Различие только в этом? В способе убийства? — нетерпеливо перебивает Карницки.

— Нет... — Сатоши вздыхает. Ему непросто об этом говорить: лоб напряжен, брови сведены. — Давай пройдем внутрь. Алисия ждет, ты все увидишь сам.

Алисия Миллер работала в группе судебных медицинских экспертов, привязанных к их отделу, почти столько же, сколько Тони был на службе. До этого она зарабатывала стаж в другом участке. Кроме этих подробностей ничего о ее опыте работы он не знал. А. Еще она на год постарше Тони, и у нее есть сын. В основном на местах преступлений они говорили об убийстве или на отвлеченные темы, предпочитая не затрагивать личные вопросы. Мужчины подходят к зданию.

— Привет, Тони! Мы заждались. Тело скоро начнут паковать, поэтому советую поторопиться. Выглядишь ты, кстати, отлично для человека, который не спал сегодня ночью. Я ведь права? — в ее словах скользит больше сочувствующая ирония, нежели злая насмешка.

— Привет. Увы, ты меня раскусила. Там ведь все в первоначальном виде? — они улыбаются друг другу. Хорошо, когда есть что-то, что не меняется.

— Ну, рядом потопталась кучка студентов, но место преступления почти не тронуто. Большинство людей с этажа, если что, выгнали почти сразу, устроили им внеплановый переезд. Девчонку обнаружили на общей кухне, крик стоял неимоверный, поэтому администрация приняла решение экстренно переселить этаж, а территорию оцепить на время. Всех попросили оставаться на местах.

Какова вероятность, что убийца все еще на месте преступления?

Тони хмурится:

— Как получилось, что тело не трогали?

— Ее убили рано, все еще спали. Время смерти — примерно 5:20-5:30 утра, тело обнаружили только через полтора часа, какая-то девчонка с этажа пошла на кухню завтракать. А там сюрприз. Понятное дело, она сразу начала орать, сбежались те, кто успел проснуться. Нам очень повезло, если в таких ситуациях вообще можно говорить о везении... Девчонки попались адекватные, моментально начали звонить в полицию и на пост охраны. Место сразу закрыли от посторонних глаз, а после приехали мы. Сходите внутрь, посмотрите сами, не мне же за вас работать... — женщина достает зажигалку и пачку сигарет из кармана куртки.

Убийца, скорее всего, скрылся. Где — не ясно, может, он и внутри, но это вряд ли возможно: у него был целый час, чтобы уйти незамеченным. Шум напугал его. Вдруг ее убил кто-то из студентов?

— Еще пара вопросов, пожалей меня, я мало спал, — Алисия в ответ на это закатывает глаза. — Кто из свидетелей есть на месте? Тот, кто нашел тело? Еще кто?

— Да, та девчонка, которая пошла завтракать, еще есть соседка жертвы по комнате... Она одна из первых увидела ее мертвой. С ней работали наши ребята, у нее достаточно сильный шок. Не знаю, получится ли с ней поговорить, но, если что, она этажом выше, в комнате 403, как раз у той, что нашла тело. Можете попробовать зайти к ним после осмотра. Тело на третьем, выходите с лестницы и прямо по коридору, проход на кухню слева. Там будут наши сотрудники.

— Спасибо, Алисия. Если будут вопросы, мы обязательно обратимся к тебе, — Сатоши вклинивается в разговор. Он улыбается коллеге и шагает ближе к двери, оборачиваясь на Тони, оставшегося чуть позади.

— Не сомневаюсь! — Алисия достает сигарету из пачки, зажимает ее между ярко накрашенных губ и прикуривает.

Они заходят внутрь. Пожилой охранник на посту внизу выглядит разбитым. Ну да, утро определенно не задалось. Он вздрагивает, когда они подходят к стойке.

— Здравствуйте. Следователи по особо важным Мин и Карницки, полиция. Мы на осмотр тела.

Их пропускают молча, без вопросов. Убийца определенно успел скрыться — ему бы никто в этом не помешал.

***

Где-то на общей кухне лежит тело. Бездыханное, когда-то полное жизни, молодое. Начинать всегда неприятно. Сам факт убийства малоприятен, что уж говорить обо всех вытекающих. Они идут по коридору. Взгляд Тони цепляется за обшарпанные стены. Тут давно ничего не ремонтировали, видно, что дом когда-то был в аварийном состоянии, и его в спешке привели в чувство. 301, 302, 303... Комната для персонала... Вход на открытую кухню... Ага. Проход завешан простыней. Им сюда.

Чуть в стороне от входа на кухню стоят медики. Они тихо болтают, носилки лежат рядом на полу. Ждут, чтобы упаковать тело. По кухне снует фотограф, это видно за простыней. Да, действительно нужно поторапливаться. Тони отодвигает самодельную занавеску и заходит.

Представьте себе, что из приятной прохлады вы входите в душное помещение с застоявшимся воздухом. Жар давит. Хочется раздеться, отмыться от липкого ощущения. Когда попадаешь на место убийства, чувствуешь что-то подобное. Даже опытному человеку неуютно рядом с мертвым телом, что уж говорить про тех, кто только начал работать в полиции. Сатоши жестом просит фотографа выйти. Они остаются с ней один на один.

Все в крови. Весь пол под телом. Она размазана по нему и есть на передней части плиты; жертва хваталась за нее, пока падала. Вот, в чем отличие от двух предыдущих убийств. До этого убийца убирал за собой все: не было ни следов крови, ни других биологических жидкостей и отпечатков пальцев, лишь изувеченные тела. И запах. Специфический аромат нашатырного спирта и моющего средства, смешанный с легким запахом мертвого тела; жертв находили примерно через сутки-двое после убийства, а тело начинает разлагаться в первые 20 часов. Но сейчас все было иначе: запаха нет. Ничего не вымыто. Тело совсем свежее. Несколько часов назад их потенциальный подозреваемый был здесь.

— Торопился. Убийца торопился, — Тони аккуратно опускается на колени перед телом.

Он смотрит на нее. Она лежит на спине рядом с газовой плитой. Волосы отрезаны под корень. Живот и грудь испещрены кровавыми ранами. На ее лице застыло выражение ужаса: погибла быстро и внезапно, однако не просто испустила последний вздох, а истекла кровью. Жуткое зрелище. Она видела убийцу, может, даже знала, это им и предстоит выяснить позже. Взгляд Тони чуть затуманивается, многолетний стаж работы не спасает в таких случаях.

— Я тоже так думаю... — Сатоши говорит тихо, как будто бездыханное тело может их подслушать и осудить за нерасторопность. — Мне кажется, его что-то спугнуло, судя по тому, в каком все состоянии. Шорох, может , или шум, или он осознал свою опрометчивость... — лейтенант кривится. Ему действительно неприятно здесь находиться; эта часть работы, по его собственному признанию когда-то давно, была для него самой непростой.

— Может, девчонку застали врасплох. Убийца тихо подошел сзади, она повернулась и...

— Ее начали насаживать на нож. Да уж, интересная версия... — Сатоши горько усмехается.

— Или же она знала убийцу. Кто-то из студентов, может, или же кто-то извне, но не проходимец. Человек, у которого был доступ во все три помещения. У нас ведь теперь серия, так? — он оборачивается на напарника.

— Все верно. Три тела, почерк похож, орудие убийства — нож.

— Одно могу сказать точно: это была минутная слабость. Ярость. Прошлые убийства были четко спланированы. Жертв ведь нашли в более укромных местах, помнишь?

— Первую нашли в гримерке, это было в клубе, вторую в подсобке в кафе… — Сатоши прокручивает в голове сцены прошлых убийств. — То есть наш убийца, скорее всего, каким-то образом связан со всеми этими местами, включая общежитие… — он задумчиво потирает подбородок.

— Меня больше интересует, почему случилось то, что мы видим. Почему убийца вдруг решился на такой поступок? Прошлые места преступления были тщательно убраны, раны на телах жертв даже обработаны уже после смерти, чтобы не натекло лишней крови, волосы отрезаны аккуратно. Что пошло не так здесь? — голова гудит. Виски сдавливает тупая боль. Мозг противится факту того, что он почти не спал.

— Я вижу переполох. Такое чувство, что человек вдруг опомнился в середине какого-то приступа, побросал все и убежал. Куда он мог скрыться?

— Ну, в окрестностях мы его вряд ли найдем: времени, чтобы уйти, было достаточно. Поболтаем со свидетелями, может, узнаем что-то интересное. У тебя рация с собой? Уточни про патрульных, что-то наши бравые блюстители порядка не торопятся...

Сатоши достает из кармана небольшую рацию:

— Прием, вызывает Мин, общежитие в северном, серия. Прошу уточнить местонахождение патруля.

На другом конце раздается шуршание, а затем звучит молодой женский голос:

— Прием, 13-й на связи, патруль почти на месте, были трудности на дороге, — это была радистка и специалистка по технике, Мира. Несмотря на свой юный возраст, девчонка справлялась со своими обязанностями блестяще. Все приборы плясали под ее дудку, если ей этого действительно хотелось. Раньше она занималась мелким криминалом: взламывала системы охраны, насылала атаки на сервера, но однажды от отчаяния согласилась работать с полицией. Она осталась без родителей, денег совсем не было, поэтому участок предложил ей выгодную сделку. Полиция платила ей и предоставляла кров — она же жила в отделе и работала на них.

— Мира, можешь передать им, чтобы торопились? — рация хрипит в руках Сатоши.

— Да, передам. Они недалеко от вас, пара минут езды.

— Спасибо. Отбой.

Сатоши убирает рацию. Он молча оглядывает кухню, смотрит на тело, на вещи вокруг него. Ему неприятно. Мерзко. Это видно по его позе, по выражению лица, по нервному подергиванию каждые пару секунд. 

Мужчина нарушает молчание:

— Он ведь выбирал их. Очень скрупулезно просчитывал свои шаги. У всех прошлых жертв схожая внешность и определенная длина волос. Значит, у него было время наблюдать за ними, может, он даже контактировал с девушками напрямую. Но какой мотив? Почему такие жестокие, но при этом в буквальном смысле «чистые» убийства, а трофей — волосы?

— Это что-то личное... — Тони всматривается в ее лицо. У нее необыкновенная внешность. Она красива, это факт, который невозможно отрицать: на нее засматриваешься даже при таком раскладе дел. — Плата за красоту, что ли... — Тони слышит сирену подъезжающих патрульных машин. — Послушай, предлагаю пройтись до свидетелей. Сейчас сюда поднимутся, спросят протокол, будут осматривать повторно все улики, а потом доберутся и до студентов: нам нужно их опередить. Заодно проверим входы и выходы, узнаем, как можно быстро покинуть здание без лишнего шума. Обсудим мотив... — Мин облегченно выдыхает.

— Если мы что-то упустили, то уточним у судмедэкспертов. Пойдем, — Сатоши оглядывает комнату в последний раз и собирается выходить. Тони начинает вставать, но перед этим буквально на долю секунды его взгляд притягивает пятно. Крохотное пятнышко грязи на рукаве жертвы. Совсем незаметное, если смотреть бегло. Его можно принять за след от крови, но нет, это что-то другое. Тони наклоняется ближе к телу, и... бинго. Следы на одежде жертвы. Чуть темные, как будто какая-то грязь. Скорее всего, убийца придерживал девушку за предплечье, вот, где еще он мог оступиться. Из-за растекшейся по полу крови и положения тела заметить пятна трудно, но все же — это то, что ему было нужно.

— Сатоши, подожди-ка, — собиравшийся выходить напарник поворачивается. — Посмотри сюда, — Тони указывает на следы.

— Хм... И как ты их заметил... Попрошу ребят отправить на экспертизу.

Они выходят с кухни.

***

— Я не понимаю.

Они сидят в машине Сатоши на парковке полицейского участка. На место преступления Тони добирался на такси, поэтому в отдел было решено ехать на транспорте коллеги.

— Чего конкретно не понимаешь? — Тони устало поворачивает на него голову. Кровавое месиво на месте убийства, допрос свидетелей, не принесший никакого толку, ревущие девушки, затхлый запах пожарной лестницы, по которой, вероятнее всего, скрылся убийца — они нашли следы обуви маленького размера на пыльном полу — все это складывается в до смешного очевидную и явную картинку. Если бы тело нашли раньше, если бы полиция была чуть расторопнее, если бы окружающим было дело не только до своих личных забот, может, они бы и успели. Поймали бы с поличным или хотя бы вышли на след. Но этого не случилось, и вот, они здесь.

— Откуда в нем такое зверство? Свидетельницы описывали жертву как добрую, общительную и открытую по отношению к людям. Почему он убил ее? — Сатоши выглядит искренне возмущенным. Он раскраснелся и глубоко дышит, брови сведены. Злится. Не нужно быть гениальным детективом, чтобы понять это.

— Тебя мотив убийства так взволновал? — Тони криво улыбается.

— Нет , я о жестокости, — он рвано выдыхает. — Я достаточно работаю в полиции, чтобы свыкнуться с фактом того, что люди убивают по тем или иным причинам, но я не могу. Почему человек считает, что ему позволено лишать других жизни?

— Все животные равны, но некоторые равнее... — Тони потягивается.

— Меня злит, что он считает себя выше остальных.

— Не факт. Мы пока не так много знаем, чтобы утверждать что-то о том, как он себя чувствует и исходя из чего действует. Но если тебя это как-то успокоит, то большинство людей на свете убеждены в том, что окружающие — придурки, которые им чем-то обязаны.

— Я не хочу жить в таком мире, — он смотрит в окно.

Какое-то время они молчат. В голову приходят свидетельницы, с которыми они говорили ранее. Девчонки задыхались от слез и не могли сказать ничего дельного. В их крохотном мирке произошла трагедия, и они не понимали, что делать дальше. И все лишь из-за одного человека. 

Как жить, когда все, что ты так долго выстраивал вокруг себя, вдруг рушится? Он не знает. До сих пор не понял. Сирены, мигающие огни…

— Но выбирать не приходится, — медленно произносит Сатоши и поворачивается в сторону Тони. — Я пытаюсь менять мир. Мои усилия — ничто, лишь пылинка. Но я все равно продолжаю. Наверное, так это работает... — он ежится. Надежда — именно это чувство, которое помогает ему не сломаться. Он хороший человек, который еще не дал запятнать свою совесть; человек, идущий на голос своего чистого сердца. И он будет делать все, что в его силах, чтобы таким оставаться: Тони уверен.

— Нужно запросить данные о пропавших девушках похожей внешности, — произносит Тони. Мастерски поменять тему — вот, что спасает от ненужных навязчивых мыслей в голове, да? — У меня есть ощущение, что был кто-то еще, кто-то, о ком мы не знаем в силу обстоятельств.

— Думаешь, первая жертва — не точка нашего отсчета?

— Предполагаю. Может, получится отыскать ниточку, которая приведет нас к истинному мотиву...

Тони прикрывает глаза. Мотив. Он мысленно возвращается на место убийства и еще раз проходится взглядом по кухне, по коридорам, по жуткой лестнице. Спешка. Кто-то бежит, бежит от того, что сотворили его поганые руки. Тони смотрит на раны в животе девушки. Злость. Ненавижу тебя, ненавижу. А почему ненавидишь? Хочется заставить ее мучиться. Как и всех таких же, как она.

— Это месть, — произносит Тони, выныривая из глубин сознания.

Сатоши приподнимает бровь в ожидании:

— Почему ты так думаешь? Уже который раз об этом говоришь...

— Не знаю. Чувствую. Характер ран, эта спешка, атмосфера. Ты ведь сам сказал — переполох. Обычно такого не случается, если убийца тщательно продумывает свои шаги; здесь же все наоборот, это чистая эмоция.

— Рассмотрим и такую версию, безусловно, время на это есть... Результаты экспертизы по следам на лестнице и пятнам на одежде будут чуть позже, судя по всему, в лаборатории какая-то беда с оборудованием, Алисия сказала. Информацию тоже запросим, нужно еще попробовать посмотреть записи с ближайших камер наблюдения, вдруг нам повезет, — Мин трет переносицу. — Готов идти?

Вместо ответа Тони слегка улыбается напарнику и выходит из машины. Они идут через парковку в участок.

Многие склонны полагать, что работать в полиции — это захватывающе. На самом деле, это так же утомительно, как и любая другая работа. Ты приходишь в офис, разбираешься с отчетами, заполняешь документы, прерываешься на не самый здоровый обед и поход в туалет, иногда выезжаешь на места преступления, осматриваешь тела, сдерживаешь рвоту, возвращаешься в участок, пишешь отчет, идешь домой, пытаешься уснуть. Редко получается.

Рабочее место встречает его кипой неразобранных бумаг. Где-то под ними, наверное, есть обычный офисный стол, липкий от следов кофе и темный от времени. За него не хочется садиться. В последнее время ему хочется сбежать от всего этого: от воспоминаний, следующих за ним по пятам, от рабочей рутины, от мертвых тел, от дурацких бессмысленных вызовов, от приставучих коллег, которые видят в нем друга. Каждый божий день, лежа с утра в своей кровати, он задается вопросом — а оно того вообще стоило, все это? Он прошел через ад, пытаясь вспомнить себя и то, зачем он живет. Жизнь отобрала у него двух самых дорогих ему людей — брата и жену, и он, назло всему, устроился работать в полицию. В самом рассвете сил решил, что, наверное, все, что происходит в мире, немного несправедливо, и он сможет это исправить (он ведь всемогущий) ценой своей жизни, которая взяла и разрушилась у него на глазах.

Тони вздрагивает от собственных мыслей, затем смотрит на заваленный стол. Кидает на кресло уличную одежду и бездумно бредет к кофеварке. На кухне он берет из шкафа чью-то чистую кружку (извинится потом) и включает чудо-аппарат. Он устало трет глаза, приподняв очки: недостаток сна начинает сильнее напоминать о себе в расслабленной обстановке. Кофемашина гудит, скапливая темную жидкость в чашке. Тони опирается о столешницу, лениво озираясь по сторонам. Нейтральных цветов интерьер, шкафы, темный холодильник, небольшая стойка-островок, за которой иногда можно было увидеть коллег за приемом пищи, длинноногие стулья, светлые стены и...

Его взгляд внезапно притягивает швабра в ведре. Отвратительное ведро с черной от грязи водой внутри. Деревянная ручка швабры возвышается над ним; она потемневшая, вся в пятнах. Кофе заканчивает наливаться в чашку. Откуда тут это? Наверное, оставила уборщица...

Странное чувство начинает сворачиваться где-то в районе желудка. Он криво улыбается сам себе: да уж, какая-то швабра пошатнула его миропорядок, это даже звучит смешно. Но легче от этой мысли ему не становится: неприятное чувство лишь усиливается. Что не так? Пока он не может ответить на этот вопрос. Швабра выделяется на фоне чистой кухни обугленным пятном. Она стоит в самом углу комнаты, ее замечаешь не сразу, но как только она попадает в поле твоего зрения, образ убранной кухни уже не кажется таким идеальным. Тони всерьез задумывается о швабре. Боже, во что он превратился? 

Из размышлений его выдергивает Сатоши:

— О чем задумался? — все тем же быстрым шагом он входит на кухню. На нем нет пальто — оставил внизу, но он все так же хорошо выглядит: волосы теперь распущены, под пальто скрывалась темная рубашка, рукава которой закатаны. Тони осматривает свои синий свитер и потерявшие былой вид брюки и глубоко вздыхает.

— Да так. Ни о чем… — он искоса поглядывает на швабру, которую загородил Сатоши.

— Насколько плохо себя чувствуешь? Работать сможешь? — Сатоши выдавливает из себя подобие улыбки. Ему самому непросто; наверное, он даже устал, но, несмотря на обстоятельства, беспокоится и за товарища. Безотказный, всегда готовый прийти на помощь. Изменит ли его служба? Тони не хотел бы этого. Это непросто — видеть, как ожидания и представления человека разбиваются и разрушаются с каждым днем все больше. Они не так близки, но в глубине души он все же переживает за напарника. За его дальнейшую судьбу. Тони поворачивается к кофемашине и забирает чашку. Затем вновь смотрит на Сатоши.

— Бывало и хуже. Но спасибо за беспокойство. Кстати, а откуда тут… Ну, — Тони кивает за спину Сатоши. — Вот это?

Сатоши оборачивается:

— Хм… Наверное, мисс Пак оставила. А что?

Мисс Пак. Маленькая женщина индийской внешности, уборщица. По словам коллег, ужасно бедная, начальство устроило ее работать на полставки без каких-либо нужных для этого документов: у нее их просто не было. Иногда Тони казалось, что у них дом милосердия, а не полицейский участок.

Возникает неловкая пауза. Наверное, не стоило спрашивать: это звучало странно. Однако по какой-то непонятной причине швабра не дает Тони покоя.

— Да нет, ничего… — он откашливается. Неприятное чувство его не покидает; он будто должен знать что-то очень важное. — Чем займемся сначала? Что-то, кроме разгребания документов?

— Нужно зайти к Мире, проверить, есть ли камеры видеонаблюдения в районе общежития, внутри или недалеко снаружи. Там же посмотрим информацию о пропавших, может, попадется что-то похожее на наш случай. У Миры должен быть доступ и к общей базе со всех участков, можем попробовать прочесать и ее, но это должно занять много времени, поэтому пока отложим этот вариант на потом. Эксперты займутся нашими уликами ближе к обеду, быть в лаборатории нужно будет где-то к двум или трем часам, я поговорил с Ноа.

Ноа. Молодой патологоанатом, работает у них достаточно давно, надежный и толковый. Хорошо, что Алисия поручила анализы ему.

Сатоши спешно выходит с кухни. Тони, кидая последний взгляд на швабру, выходит вслед за ним.

***

Он пару раз стучится.

— Заходите!

Тони приоткрывает дверь. В каморке радистки прохладно. Гудят системные блоки, расставлено несколько мониторов, в углу комнатки — стеллаж с множеством папок. Какие-то письменные данные и заметки, книги, возможно, парочка дел, которые по удивительной случайности оказались здесь. Под потолком работает кондиционер: единственная роскошь, о которой Мира попросила при приеме на работу. Технике нужно было нормальное охлаждение.

— Мира, привет.

За монитором сидит девушка. У нее светло-коричневые кудрявые волосы, одета она чуть ли не в пижаму: какие-то цветные штаны и темная футболка. Когда он здоровается с ней, она не оборачивается, но отвечает:

— Здравствуйте! Лейтенант Мин говорил, что вы зайдете. Чем могу помочь?

— Нам нужен доступ к камерам наблюдения, к любым, в обзор которых попадает общежитие в северном районе или… — он не успевает договорить: Мира смеется. — Я что-то не так сказал?

Она поворачивается. У нее выразительные зеленые глаза и слегка неровные зубы.

— Нет, все в порядке, простите. Дело в том, что в этом районе огромные проблемы с камерами наблюдения. Если говорить прямо, то их там попросту почти нет. Ни в помещениях, ни на улицах, поэтому там так распространен криминал: это ведь самая бедная часть города.

Ну конечно. А чего еще он ожидал?

Тони хмурится в недоумении:

— Вообще ни одной камеры, которая может быть нам полезна?

— Скорее всего. Я, конечно, могу посмотреть, но я почти уверена в том, что там ничего нужного вам, — она отворачивается обратно к компьютеру. — Так, есть рядом с автобусной остановкой, выходит на дорогу… еще одна около круглосуточного магазина, но он далековато от общежития, около 15 минут ходьбы. Смотрим их?

— Давай попробуем. Есть записи примерно с трех часов ночи?

— Посмотрим… — Мира выводит на экран несколько вкладок с видеозаписями. — Это все, что есть.

Они смотрят материал. Ничего даже отдаленно похожего на нужное. Видимо, фортуна не на их стороне сегодня.

— Ты неплохо знаешь местность в этом районе, — Сатоши включается в разговор.

— Жила там, когда только переехала в этот сектор, как раз в том общежитии. Надолго не задерживалась, уж очень неприятное место.

— Что-то конкретное мешало? Или просто гнетущая атмосфера?

— И гнетущая атмосфера, и отсутствие нормальной социализации. Да в общем-то много причин. Даже учитывая мое прошлое, находиться там было страшновато.

— Да уж… как вы развлекались? Там же совершенно нечего делать. В этом районе, я имею в виду.

— Ну, там есть клуб… — «…в котором было совершено второе убийство», — про себя завершает фразу Тони. — Но в основном в нем тусовались мужчины-рабочие с завода и промзоны. Девчонки редко туда ходили: небезопасно.

Вторая жертва работала в клубе. Вряд ли она устроилась туда от хорошей жизни.

— По поводу девчонок… — Сатоши вздыхает. — Нам нужна информация о пропавших за последний… год? Нет, лучше за два года — Тони, отвлекшись от своих мыслей, утвердительно ему кивает. Пусть будет такой срок. — Молодые девушки, в диапазоне где-то от 18 до 25, азиатской внешности. Желательно с длинными волосами. Пропали в северном или близлежащих районах, где-то недалеко от него.

— Какой точный запрос, — Мира усмехается. — Заявления о пропаже со всех участков? Или только в ведении нашего?

— Со всех. Если это возможно.

— Все возможно, если очень захотеть… — она поворачивается в сторону другого монитора и начинает быстро печатать. Мелькают разные вкладки, полотна текста, сводки; у каждого компьютера здесь своя задача, чтобы можно было делать несколько дел сразу. Мира заканчивает вводить данные, и на экране высвечивается множество запросов о пропавших девушках, которые чем-то подходят под описание тех, кто нужен им.

— Вот. Тут достаточно много информации, должно быть что-то, что может дать вам подсказку.

Тони смотрит на экран. Десятки анкет. Господи, неужели так много людей пропадает… Он одергивает себя. Дурацкая мысль. Он ведь взрослый человек и работает в полиции; конечно же, столько людей пропадает. И если бы доблестная полиция работала лучше, может, их стало бы меньше. Хотя бы на чуть-чуть.

— Думаю, работы нам тут хватит… — Сатоши собирает волосы и завязывает их резинкой. — Мира, мы же можем воспользоваться компьютером? Хотим просмотреть все возможно подходящие данные.

— Да, можете, конечно, я как раз хотела сделать перерыв. Только аккуратно, — девушка поднимается с кресла и потягивается. Ей не стыдно за свой вид: она не привыкла испытывать стыд ни перед кем. — Позовите, как закончите. Буду у себя, постучитесь, прежде чем зайти. Удачи! — она улыбается и выходит из комнаты, прикрывая дверь.

Удачи.

Проходят часы, прежде чем они находят ее. Одна-единственная анкета. В какой-то момент поисков казалось, что стоит смириться с поражением: они сидели в каморке, скрючившись перед монитором, выписывая номера хоть немного подходящих запросов, чтобы не потерять их в пучине огромной базы данных. Среди множества заявок под описание потенциальных жертв подходили лишь некоторые, и то с трудом, но в последний момент, когда их надежда на успех почти испарилась, Тони выхватил небольшую сводку из кучи текста.

— Энн Ли, 21 год. Пропала три месяца назад… Запрос в компетенции нашего участка! — Сатоши, до этого сидевший на табуретке, согнувшись (Тони быстрее сел на кресло Миры, оправдавшись возрастом), выпрямляется и поворачивает голову. Он смотрит на напарника пронзительно: «Неужели, еще зацепка?» — говорит его взгляд. Тони улыбается в ответ.

— Похоже, мы продвинулись еще на шажок вперед, — Тони вглядывается в монитор. В глаза будто насыпали песка. — Есть дополнительная информация?

— Училась в том же институте, к которому привязано общежитие. Места работы нет. Скорее всего, она приезжая, переехала из другого сектора. Внешность не местная. Места рождения нет, особых примет тоже… Что ж. Не густо, но уже хоть что-то.

— Есть сведения о том, кто подал заявление?

— Некий или некая К.Мадуро.

— А о том, кто принял его? Или внес в базу?

— Секунду… Какой-то Томсон, наверное, из дежурной части. Там сейчас много молодых сотрудников, поэтому некоторые заявления так коряво составлены. Возможно, стоит наведаться к нему.

Тони ставит локти на стол и запускает руки в волосы. Он устал и голоден: с утра в его желудке побывала пара стаканов кофе, а время близится к обеду.

— Ты в порядке? — Сатоши вглядывается в его изнуренное лицо. Он и не скрывает своего беспокойства, но Тони почему-то кажется, что за этим беспокойством стоит что-то другое. Что-то, о чем он сам пока не в курсе.

— Ты уже спрашивал.

— Я беспокоюсь, — он искоса поглядывает на Тони.

— Я вроде сказал, что могу работать. Просто устал. И когда тебя это так сильно стало заботить? — Тони смотрит на его лицо. Прятать эмоции у напарника получается плохо. Если до этого можно было сомневаться в том, есть ли истинные причины его «беспокойства», то теперь он уверен: Сатоши что-то недоговаривает.

— Я говорил с полковником с утра… — «Ах, так вот оно что…» — Он тоже встревожен твоим состоянием: сомневался, стоит ли тебя вообще отправлять на это дело, но никого более компетентного в отделе не нашлось, поэтому…

— Так ты из его кабинета мне звонил? Наверное, потом еще и жаловался ему, что я постоянно ною и недостаточно эффективен, а? — в нем вскипает злость. Яркая, как вспышка света, но в то же время бессмысленная.

Сатоши сконфуженно молчит. Ему нечего добавить, да и Тони сам все понимает, даже учитывая внезапное желание наорать на напарника, бросить все и уйти. Если раньше, когда он был моложе, им двигали азарт и ярость из-за случившегося с ним, которые он всегда мог успешно обуздать и направить в нужное русло, то сейчас все поменялось. Ему почти сорок. Для многих жизнь в этом возрасте только начинается, но непростая работа и невозможность выйти из порочного круга вечной занятости, в которую он сам себя загнал, изнурили его настолько, что он чувствует себя на все шестьдесят. Может, имеет смысл все это закончить? Двигаться дальше? Эти вопросы он задает себе каждое утро на протяжении семи лет. Тони глубоко вздыхает.

— Мы все правда переживаем, Тони, — Сатоши прерывает молчание. — Я хоть и не так давно знаком с тобой, но мне тоже не все равно. Алисия волнуется, ребята из отдела, Даниэль, Хуан, Ваня… Тебе нужен перерыв.

— С чего ты взял, что он мне так необходим?

— Послушай, это даже звучит смешно… — Сатоши вздыхает. — Когда мы только начинали работать вместе, я видел, что тебе непросто, но ты боролся. Каждый день приходил в отдел и занимался тем, чем должен был. Но все поменялось. Даже за отчеты ты брался с рвением, что с тех пор изменилось?

— Вся моя жизнь изменилась! Я возводил ее заново буквально из пепла! И все равно продолжал вкалывать, как лошадь… — Тони зажмуривается. Крик отдает в голову неприятной болью.

— Тони, но ты же не всемогущий! — Сатоши тоже переходит на крик. — Мы видим, что тебе непросто! Перестань гнаться за прошлым, тебе это не по силам! Нужно его отпустить.

Сатоши замолкает. Они сидят в тишине.

Семь лет назад новоиспеченная Лина Карницки и Фрэнк Карницки, брат Тони, погибли в чудовищной автокатастрофе. Трагическое стечение обстоятельств. Водитель другой машины выехал на встречную полосу, а Фрэнк не справился с управлением. Лина тогда возвращалась от родителей Тони: она помогала им обустраивать новую квартиру. Фрэнк жил недалеко оттуда и радушно решил подбросить жену брата до дома. Тони должен был быть с ними. Он простудился за день до поездки. Всего лишь простуда…

— Прости. Я поговорю с полковником позже. Как закончим с этим делом.

Как отпуск поможет ему справиться с демонами, пожирающими его изнутри? Много лет у него успешно получалось глушить их вой работой, но, наверное, за все нужно платить.

Сатоши сочувственно кладет ему ладонь на плечо:

— Я думаю, что пока мы здесь закончили. Давай отвлечемся: наша экспертиза может быть готова. Прежде, чем пойдем, Тони, пообещай, мне подумать над тем, что я тебе сказал, хорошо?

Внутри Тони что-то надламывается. Может, стоит перестать отталкивать людей от себя? О нем заботятся, он не один. Это чувство опьяняет, но он знает, что будет, если ему довериться: его надежды обязательно разрушатся.

— Хорошо. Хорошо, я обещаю, но сперва давай разберемся со всем этим.

***

— Подождите пару минут, я почти закончил… — светловолосый юноша крутится вокруг оборудования, как юла. Лаборатория встретила их холодом и запахом больницы. Здесь делались вещи, которые во многом семимильными шагами продвигали расследования вперед. — Так. Вот теперь все, — он смотрит на вошедших к нему следователей. Существуют такие люди, о которых нельзя сказать, красивы они или безобразны. Ноа был одним из таких людей. Светлые глаза, светлые волосы: в его внешности не было примечательных черт. — Тянуть не буду. С чего лучше начать: с обуви или с пятен? 

Тони вопросительно смотрит на Сатоши. Тот пожимает плечами.

Не дожидаясь их ответа, Ноа делает выбор самостоятельно:

— Пусть будут пятна. В общем, как вы можете догадаться, никаких отпечатков, — что-то неприятной тяжестью сворачивается внутри Тони. — Однако анализ показал кое-что интересное. Это специфическое моющее средство. Ровно такое же, какое обнаружили на двух прошлых местах убийства, со слов Алисии. Скорее всего, попало на одежду с перчаток убийцы, — пульс учащается. Вот оно — давно позабытое чувство: желание как можно скорее развернуть головоломку, собрать пазл, добраться до самой сути, ковыряясь в деталях. Ну где же, где разгадка?

— Под специфическим я имею в виду состав. Оно смешано из нашатыря и перекиси водорода, и еще из какой-то бурды… Такие «зелья» уже давно не в ходу: едко пахнут, да и для избавления от непростых загрязнений лучше выбрать более сложный химический состав. Но у такой смеси есть один очень существенный плюс — она очень дешевая. Можно намешать хоть несколько галлонов этой штуки — расходы будут примерно такие же, как при покупке дорогих моющих средств. Собственно говоря, этот факт медленно переходит в анализ следов от подошв… — Тони смотрит на этого мальчишку во все глаза. Он как будто слушает увлекательную детскую сказку, и ему не терпится услышать, чем же все кончилось.

— Ты обещал не тянуть, — Сатоши фыркает от его несдержанности.

— Прошу прощения, капитан, — Ноа прячет ухмылку за бумажками с результатами экспертизы. — Так вот. Подошвы. На них найдены остатки определённой почвы: она характерна для северного района, у нее свои структура и состав. При этом это не земля рядом с общежитием, ребята брали образцы и сравнивали, они отличаются. Скорее всего, тот, кого вы ищете, действительно из северной части сектора, но он явно располагается ближе к центральной части, где жилые кварталы. Там, наверное, проще всего спрятаться, людей много. Мы примерно прикинули радиус, где бы могла располагаться такая земля, — Ноа протягивает ему лист . — Вот. Получилось как-то так. Не могу обещать стопроцентную точность, мы торопились, но это все равно максимум того, что можно извлечь из простого образца почвы.

Тони вглядывается в карту местности: нанесенный на нее круг охватывает крупную территорию. Это кварталы, улицы, десятки жилых домов…

— В общем, вам есть, где искать, — Ноа облокачивается на стойку с какими-то склянками, стоящую позади него. — Если будут вопросы, заходите. Что-то еще для вас?

— На этом пока все. Большое спасибо, Ноа, — Сатоши протягивает ему руку. Ноа улыбается, но не жмет ее. Лейтенант приподнимает бровь в недоумении.

— Простите, руки грязные.

— Кхм… — Сатоши смущенно убирает руку за спину. — Мы зайдем, если потребуется ваша помощь.

— Разумеется.

Они выходят из лаборатории. Тони задумчиво крутит в руках лист бумаги. Это займет много времени…

— Есть версии? — Сатоши быстро шагает рядом с ним. Из-за разницы в росте ему приходится делать чуть больше шагов, чем Тони.

— По поводу того, кто это может быть? Судя по тому, какой охват территории, убийцей может оказаться кто угодно. В одном я уверен: ответ не так далеко, как нам кажется. Убийца ошибся, он хоть и смышленый, но тоже всего лишь человек. Возможно, разгадка лежит у нас прямо перед носом, а мы ее просто не видим. Нужно начать осматривать территорию. Подключим патрульных, может, дело пойдет чуть быстрее.

— Еще же отчеты… — Сатоши сокрушительно хватается за голову. Работа не ждет!

На следующее утро после убийства они едут на вскрытие, где не узнают ничего нового (причина смерти все та же — многочисленные ножевые ранения), а после несколько дней проводят в поисках. Еженедельные прогулки (если их так можно назвать) по северному району, проверка не самых приятных мест (несколько грязных подвальных баров, замызганные подъезды и один притон), беседы с некоторыми людьми (не все из них охотно вступали в беседу с сотрудниками полиции). Составление отчетов, работа с бумагами, полное оформление дела, уточнение информации обо всех уликах, нескончаемые забеги к кофемашине — все это заставило Тони чувствовать себя выжатым к концу недели.

То, о чем он говорил с Сатоши тогда в каморке радистки, тоже не давало ему покоя.

В вечер субботы (ненормированный рабочий график еще напомнит Тони о себе в старости) они с лейтенантом шли по очередной улице. На ней не было крупных заведений, однако они все равно решили проверить ее. День подходил к концу, они уже вряд ли найдут что-то важное сегодня, а прогуляться перед сном в выходной, еще и с «пользой», никогда не помешает.

Напарник рассказывал ему про выходки какого-то юнца из участка. Тони был не слишком вовлечен в разговор: он наполовину пребывал в своих мыслях. Ему откровенно надоело возиться с этим делом. Он почти не спал, пил слишком много кофе и не мог фокусировать взгляд при слишком ярком свете. Он слишком устал. Распорядок фигур на шахматной доске не меняется: без этого продолжать игру бессмысленно.

Тони смотрит по сторонам, шагая по асфальтированной дорожке. Подъезды, какие-то закоулки, круглосуточный и… «У Ксавьеры»?

— Сатоши, — они останавливаются. Тони указывает на вывеску. — Это было на карте?

— Не припомню… Зайдем? — Тони пожимает плечами. Хуже не будет.

Звенит колокольчик над дверью. Заведение встречает их запахом краски для волос. В помещении стоят кресла, подальше — специальное место для мытья головы. На стенах висят фотографии моделей с разными прическами. Мастер укладывает волосы феном какой-то клиентке, из-за чего тут немного шумно. Парикмахерская…

— Добрый день! — навстречу им из-за стойки выходит женщина небольшого роста. У нее темные волосы и необыкновенно большие карие глаза. Она одета в простой кардиган, на котором висит бейджик с надписью «Ксавьера» — видимо, она заведует этим местом.

— Здравствуйте, — в разговор мгновенно включается Сатоши. Ему всегда лучше удавалось реагировать на спонтанные беседы. — Я лейтенант Мин. Это мой коллега, капитан Карницки. Мы следователи из 13-го участка, — он показывает удостоверение. Добрый взгляд женщины становится встревоженным.

— Меня зовут Ксавьера, я хозяйка этого заведения, — Тони попал. — Что привело вас к нам? Хотите освежить образ? — она слегка улыбается. Сатоши тоже растягивает губы в улыбке, однако Тони чувствует себя не в своей тарелке. Чуть ли не единственная парикмахерская в районе… Уже знакомое чувство начинает клокотать где-то глубоко внутри него. Что не так?

— Мы проверяем местность, случайно заприметили ваш салон. Скажите, почему вашего заведения нет на картах?

— Ах, это… мы не так давно открылись. Еще не успели подать данные об изменениях. Здесь раньше была жилая часть дома, но мы арендовали ее под наш бизнес и изменили планировку помещения. Все никак не доберусь до работы с бумагами, понимаете, дел много… если нужно заплатить какой-то штраф, я готова, — Ксавьера нервно теребит край кардигана.

— Не волнуйтесь, на самом деле, мы здесь немного по другому поводу, — когда Тони произносит это, она едва заметно расслабляется, хоть и ненадолго. — Расследуем дело об убийстве молодых девушек в этом районе. Может, вы слышали что-то об этом? 

Выражение лица женщины становится еще более взволнованным. Она отводит взгляд в сторону.

— Простите, но нет. Видите ли, у меня четверо детей, отдыхать не приходится… они, конечно, уже достаточно самостоятельные, моя старшая дочь, например, работает у меня, но за ними все равно нужен уход. Да и клиентов достаточно много…

— На каких конкретно процедурах специализируется ваш салон? — Сатоши рассматривает вывешенные на стене фотографии с примерами стрижек. Пытается отвлечь и настроить на беседу: Ксавьера явно к ним не слишком расположена. Пока что.

— О, ну… сначала, когда салон только открылся, мы рассчитывали, что у нас будет возможность работать с длинными волосами, но здешние клиенты, особенно девушки, все чаще просили стричь их исключительно коротко. Здесь же завод недалеко, промзона, работа непростая, девушки трудятся наравне с мужчинами, а за длинными волосами нужен постоянный уход. Поэтому со временем стали повышать квалификацию мастеров в коротких стрижках…

— И все? — Тони вопросительно приподнимает бровь.

— Ну да, а что? — взгляд женщины мечется между следователями.

— Просто уточняем. Студенты и студентки тоже стригутся у вас? Здесь же общежитие недалеко, оно привязано к институту , — Сатоши все еще пытается сгладить углы.

— Они частенько к нам заходят, но больше по вопросам работы. Обычно мы не отказываем в таком, рабочие руки нужны всегда.

— А какого рода подработка? Неужели обучаете парикмахерскому делу? — он улыбается женщине.

— Ну, только некоторых, кому интересно именно это. В основном спрашивают, могут ли они убираться у нас за небольшую оплату… и студенты, и просто нуждающиеся в работе, — Тони изумленно распахивает глаза. В его воспаленную от изнурительной работы и недостатка отдыха голову приходит трезвая мысль. Странный запах моющего средства на местах преступления, отлично скрытые улики, спрятанные тела первых двух жертв, которые нашли лишь спустя несколько дней. Кто может действовать скрытно, не привлекая внимания, и заметать все следы настолько тщательно? Рабочий персонал — вот, у кого есть доступ во все подсобные помещения. Незаметные, их редко замечаешь, но они везде: следят за чистотой, выключают свет, закрывают заведения… Боже. Он чувствует себя просто слепым. «Это отличная версия, отличная, нужно за нее хвататься…», — шепчет Тони его сознание.

Сатоши продолжает о чем-то увлеченно болтать с Ксавьерой. Все звуки сливаются в фоновый гул. Тони проходит мимо напарника, мимо клиентки и мастера — они удивленно оборачиваются на него. Ксавьера что-то кричит ему вслед, но он не слышит. Сатоши устремляется за ним, но ему все равно. Его цель сейчас — дверь в самой дальней части парикмахерской. Это — часть разгадки, он уверен.

Он подходит к двери. На ней надпись: «Вход только для персонала». Ни секунды не задумываясь, он распахивает ее.

Наверное, вам знакомо это чувство: на долю секунды все вокруг замирает. Воздух становится гуще, из звуков — только звенящая тишина. Чутье его не подвело, кусочек пазла найден, вот только никакое это не помещение для персонала. В небольшой комнатушке, освещаемой тусклым светом лампы под потолком, на специальных стойках, расставленных по всему периметру подсобки, висят парики разных цветов. У Тони захватывает дыхание. Сатоши за его спиной резко втягивает носом воздух.

— Послушайте, я могу все объяснить.

Он не замечает, как позади него оказывается женщина.

— Уж будьте добры, — отрывисто проговаривает Тони.

— Что ж… — Ксавьера понижает голос. — Я все-таки в курсе об убийствах, — Тони усмехается. — Но, клянусь вам, я никаким образом к ним не причастна.

— Ну, на деле может быть все что угодно, — Тони входит в помещение. — Вы ведь соврали.

— Лишь о том, что я не слышала об убийствах. Остальное — правда. Дело все в том, что… — она вздыхает. — …эта часть нашего бизнеса не слишком легальна. Когда приходят девушки с волосами до пола и просят срезать их шикарную длину, мы не отказываем, но выкидывать отрезанные волосы жалко. Многие клиентки — приезжие с востока, у них удивительная генетика. Мы оставляем срезанные волосы изготавливаем парики. Не могу сказать, что они лучшего качества, но мы делаем все возможное, чтобы облегчить жизнь бывшим работницам завода. Из-за химикатов у некоторых из них начинается облысение. Представьте себе: всю жизнь вы ходили с нормальной прической, а потом ваши волосы попросту выпали!

— В разговоре не было упоминания о том, как убили девушек. Ни слова о том, что им срезали волосы. Тогда почему вы решили скрыть от нас то, что изготавливаете парики? На это не требуется лицензия.

— Район у нас не такой уж и большой. Слухи расползаются за секунду. Я в курсе о том, что девочке из института отрезали волосы: про убийство в общежитии мы знали уже на следующий день и даже не из газет.

— В газеты пока не сообщали. Это целая серия, кроме студентки были еще две девушки в этом же районе. Слишком велик риск спугнуть убийцу.

— А разве это не ваша обязанность? Заявить о том, что в районе завелся серийник, чтобы обезопасить жителей? — Ксавьера возмущенно повышает голос.

Конечно, это их обязанность. По-хорошему, полиция должна была сообщить населению об убийствах в день, когда убили Лею Верма, ну, или хотя бы на следующее утро. Однако везде есть свои не самые приятные нюансы: бюрократия, коррупция и всякое такое… Разве не пора к этому привыкнуть, а?

— Не вам учить нас, что есть наша обязанность, а что нет, — огрызается Тони. Женщина поджимает губы, а затем глубоко вздыхает.

— Как только я услышала про волосы, сразу поняла: вы к нам заявитесь. Поэтому и не сказала о том, что мы делаем парики.

— И были правы, мы все-таки здесь, — Тони поворачивается и смотрит

Ксавьере прямо в глаза. В добрые глаза женщины, не умеющей врать. Голос внутри подсказывает ему: «Нет, это не она. Но ты близко. Ищи след».

— Так, давайте остынем. Ксавьера, скажите, — Сатоши кладет руку женщине на плечо: говоря с Тони, она вышла вперед лейтенанта и теперь стояла перед ним. Ксавьера оборачивается и смотрит на него. — Кто может подтвердить, что у вас есть алиби?

— Мой муж. И мои дети. Еще нас видели соседи, мы ездили за продуктами и пересеклись с ними на лестничной клетке, но, думаю, это не так важно. Я знаю кое-что, что точно вас убедит. Пару месяцев назад я подала заявление о пропаже одной из наших сотрудниц.

Мысли и домыслы яркими всполохами и вспышками проносятся в голове Тони. Еще пару минут назад ему казалось, что надежда уже совсем потеряна, но обычный вечер субботы оказался таким богатым на события. Сатоши многозначительно смотрит то на Тони, то на Ксавьеру.

— Энн Ли? Три месяца назад? — Тони хмурится.

— Да. Вы знаете об этом?

— Это может иметь прямое отношение к делу… Расскажите подробнее.

— Хорошая девчонка была. Приветливая, всегда уважительно относилась к окружающим. Стригла за дешево: говорила, что главное в работе для нее — не деньги, а счастливая улыбка клиента. Меня, конечно, не устраивало, что она без моего ведома делала хоть и небольшую, но скидку клиентам, однако мы с ней никогда не ругались. Прибыли чаще всего достаточно, а свои обязательства она выполняла отлично. Проработала у нас полгода, а затем внезапно пропала, — Ксавьера опускает взгляд. — Сначала я не придала этому значения; обычно молодые девушки не задерживаются на подобной работе, двигаются дальше, ищут больше возможностей для карьерного роста, но все же что-то никак не давало мне покоя. Мне казалось, что Энни действительно нравилось работать у нас. Тем более, она перестала выходить на связь, это вызывало еще больше сомнений. Ее друзья до сих пор не знают, где она: кто-то думает, что бросила все и уехала домой, в другой сектор, никому ничего не сказав, кто-то считает, что занялась чем-то более неблагодарным и поэтому залегла на дно.

— И с тех пор о ней никаких вестей? — взволнованно спрашивает Сатоши.

— Нет. Чтобы хоть как-то себя успокоить, я подала заявление.

— Ваше полное имя — Ксавьера Мадуро, верно? — уточняет Тони. Кусочки пазла потихоньку складываются в его голове.

— Ксавьера Эрнандес Мадуро, все так. Теперь более убедительно?

— Допустим. Безусловно, пока мы не можем полностью верить вам, однако точной информации, доказывающей то, что вы в чем-то виновны, у нас тоже нет, — Ксавьера с досадой усмехается: «Я же говорила. Но вам нет дела», — вот, что чувствуется в этой усмешке.

— Другой вопрос: кто тогда может за всем этим стоять? Ксавьера, вспомните: кто-то из клиентов или тех, кого вы нанимаете на работу, проявлял к изготовлению париков избыточный интерес? Интересовался какими-либо подробностями или просто слишком много пытался узнать об этом? Может, с особым усердием выполнял эту работу? — Сатоши усердно и качественно гнет свою линию допроса. Он не срывается на ругань и цепляется за каждую деталь, возникающую в разговоре. Он профессионал. Воспаленное сознание Тони неустанно продолжает возвращаться к этой мысли. Может быть, лейтенант действительно прав, и Тони правда стоит взять бессрочный отпуск? Уступить место молодым и подающим надежды сотрудникам?

— Хм… Люди всегда интересуются чем-то: из вежливости или просто потому, что другие темы для разговора исчерпали себя. Иногда кому-то искренне интересна наша работа, но чтобы настолько сильно… Дайте мне пару минут, — женщина закрывает глаза и погружается в воспоминания.

Тони еще раз осматривает помещение, в котором они находятся: стойки с париками, ножницы и другие инструменты для работы на столе, какие-то склянки, плойки для волос. Он резюмирует все, что им удалось узнать за время работы. Способ среза волос, азиатская внешность, соответственно, такая же генетика, возраст жертв — они были молоды, не успели испортить здоровье изнурительной работой… Хм. Их убийца точно бывал здесь, именно в этом месте. И не раз. Он знаком с тем, чем тут занимаются, хоть и поверхностно. Это человек за маской, вечно спрятанный ото всех; тот, до кого всем вечно нет дела. Логичный довод напрашивается сам: если убийца собирает волосы жертв, скорее всего, делает он это не просто так. Парик. Вот, в чем его основная цель. Собрать парик из волос жертв. Но для чего? И кто он, наконец, такой? Версия о рабочем персонале крутится в его голове, как быстро раскрученное веретено с запутавшимися от скорости нитками. Еще чуть-чуть…

— Подождите-ка… Мне кажется, я кое-что вспомнила. Не знаю, насколько это важно, но…

— Ксавьера, прошу вас. Для нас сейчас важно все, — Сатоши выглядит так, будто готов умолять женщину, однако Тони знает, что это за игра. В любом другом случае такая техника ведения допроса вряд ли бы сработала, но здесь все иначе: Ксавьера мягкая по характеру. Она умело скрывает это, но бизнес не позволяет расслабляться, однако опытный глаз Сатоши наметан на подобное. Он ведет беседу с ней на равных, не боится показаться слишком несерьезным или сентиментальным: он открыт перед ней. На первый взгляд. И это подкупает Ксавьеру: такому человеку, как лейтенант Мин, хочется доверять. Еще учтем факт того, что Тони выступает в данной ситуации в качестве полной противоположности своего напарника. Хороший коп и плохой коп.

— Давайте пройдем к ресепшн. Мне нужен журнал с отчетностью.

Они идут обратно ко входу в парикмахерскую, где все и началось. Цикл начинает замыкаться, Тони чувствует. Разгадка где-то совсем близко, и она будет очевидной: по-другому обычно в этих местах и не бывает. Люди убивают. Полиция работает, хоть и спустя рукава. Убийцы находятся, получают срок, жертв хоронят, и на похоронах кто-то обязательно громко плачет. Все, как оно есть, без прикрас.

— Энрике, достань, пожалуйста, журнал, — как только они возвращаются ко входу, Ксавьера обращается к девочке, стоящей за стойкой. На вид ей лет 16; наверное, это старшая дочь женщины. В начале их разговора с Ксавьерой она обслуживала клиентку в зале. — Спасибо, — женщина забирает из рук дочери журнал и поворачивается к следователям. — Так, посмотрим… У нас работала женщина, немолодая. Я приняла ее на работу без каких-либо нужных документов, уж очень слезно она просила…

Пульс Тони учащается. Где-то он это уже видел…

— Она часто крутилась вокруг комнаты с париками. Говорила, что они очень красивые, и что мы делаем благое дело. Уволилась через какое-то время после того, как пропала Энни. Звали ее… Ага! Нашла. Джая Пак.

Не может быть, чтобы это было совпадение. Тони кидает отчаянный взгляд на Сатоши. Тот хмурится в ответ. Не может быть. Мисс Пак.

Пазл сложился. Круг замкнулся. Тони требуется лишь пара секунд размышлений, чтобы сложить все факты в единую картинку. Их убийца — маленькая женщина-уборщица. Подработка в парикмахерской, клубе, кафе, общежитии; умение спрятать или вовсе стереть все улики; хитрость и коварство, скрываемые под маской радушия и доброжелательности; страшная бедность, небольшая комплекция тела — он все-таки видел Мисс Пак на работе — отсюда и размер ноги убийцы. Швабра в офисе. Господи, вот, почему она не давала ему покоя. Мисс Пак не успела убрать ее после предыдущего рабочего дня и оставила, думая, что спрячет утром, как только выйдет на работу с другой смены. Но ранним утром ее не было в участке: в это время она жестоко убила Лею Верма, и именно из-за этого ее гениальный план разрушился.

Не помня себя, Тони выбегает из парикмахерской. Сатоши выскакивает вслед за ним, наспех благодаря Ксавьеру и выкрикивая оправдания. Времени на объяснения нет. Тони нужно в участок. Нужно убедиться в том, что он прав.

— Сатоши, вызови патрульных! Рация же у тебя?

— Тони, что происходит? Куда мы сорвались?

— Нет времени объяснять, вызывай патрульных!

— Господи, Тони, да ты рехнулся! Не может быть такого, что мисс Пак — убийца. Тони, она из восточно-азиатского сектора! Для чего ей убивать девушек, близких ей по крови? С чего ты вообще взял, что это она? Может, это просто женщина с такой же фамилией! — Сатоши кричит на него, яростно размахивая руками. Он устал так же сильно, как Тони, и он зол. К сожалению, так бывает: в головах окружающих вас людей не возникает того же, что надумали себе вы. Отсюда и недопонимания.

— Сатоши. Вызови патрульных. Мы здесь закончили. Мне нужно в участок, — Тони чеканит каждое слово. Он тоже злится; преимущественно на себя за свою недалекость, как ему кажется. Сатоши отчаянно смотрит на него. Тони кажется, что сейчас он обрушит на него такую гневную тираду, которой он от него еще никогда не слышал, но тут из рации лейтенанта раздается шипение.

К их изумлению, патруль связывается с ними сам:

— Попытка самоубийства в общежитии, со слов охраны, подруга погибшей Верма, нам нужно приехать и поговорить с ней, — говорят по ту сторону линии.

Неужели жизненные обстоятельства могут в один миг сложиться так «удачно»?

***

Патруль подбирает их на одной из улиц, они мчатся в общежитие на служебной машине так быстро, как только могут. Тони и Сатоши не разговаривают. По прибытии капитан взлетает вверх по лестнице, игнорируя снующих туда-сюда нервных девушек, медицинских работников, пожилого охранника, которого он уже видел (в этот раз тот выглядит еще более разбитым). Оставляя разговор с отчаявшейся подругой убитой патрульным, Тони бежит в помещение для персонала: видимо, все они скрывают что-то интересное. И как он раньше об этом не подумал? Глупец. Сатоши еле поспевает за ним. Видимо, он тоже отчаялся и бросил все на произвол судьбы: других версий у них нет. Почему конкретно он подозревает уборщицу, Тони ему так и не объяснил, но лейтенанту не остается ничего, кроме как поверить взгляду и рвению напарника и мчаться за ним.

Тони распахивает дверь. Она все так же не заперта: как будто убийца хочет, чтобы его нашли. В нос Тони бьет запах нашатыря. Какой же он глупец…

Дорогу в участок он помнит плохо: все развивается слишком стремительно. Помнит только то, как они с Сатоши сели в патрульную машину, на которой приехали в общежитие, и, что есть мочи, рванули в отдел. Видимо, Сатоши тоже начал складывать детали пазла воедино: он многозначительно молчал, погруженный в свои мысли. Помещение для уборки в общежитии решили не осматривать, с неудавшейся самоубийцей тоже не беседовали: для Тони сейчас было важно одно — успеть. Если он прав, и если убийца действительно Мисс Пак, то все, что он упустил сейчас, меркнет по сравнению с тем, что он может обнаружить в участке. Только бы она была там.

Конечно, его надежды рушатся. Он залетает в участок, не обращая внимания ни на что вокруг себя, спешно огибает коллег, отмахивается от приветствий; где-то на периферии маячит образ полковника, но он решает отложить мысль о нем. Сатоши давно остался где-то позади, и Тони очень хочет надеяться, что тот его догонит. Без него будет не то. Карницки летит вверх по лестнице, не снимая уличной одежды. Как только он поднимается на этаж, запыхавшийся и ошарашенный, он снова чувствует запах. Чертов запах нашатыря и какого-то лимонного средства для мытья полов. Их как будто только что помыли. Ну где же, где? Тони забегает к Мире.

— Мира, где она? — рычит он. Голос хриплый от долгого молчания.

— Здравствуйте, капитан. О ком вы? — девушка отрывается от монитора и с удивлением смотрит на вошедшего. Ей непривычно видеть его таким.

— Где чертова уборщица?

— Мисс Пак? Я не знаю… Она только что была здесь. Помыла полы, сказала, что будет немного пахнуть, но я особо не чувствую, у меня хронический насморк. А что? Зачем она вам?

— Мира, ты знаешь, где ее коморка? Прошу тебя. Это срочно.

— Да, знаю, пойдемте…

Они выходят обратно в коридор. Тони видит такого же запыхавшегося Сатоши: тот уже ждет его. Мира доводит их до белой двери с надписью «Персонал». Тони аккуратно отворяет ее. Не заперто.

Его вновь встречает полупустая комната. И все тот же запах. Здесь стоит та швабра, что он видел на кухне: теперь она прячется за небольшим стеллажом. На полу раскиданы какие-то тряпки, они же лежат и на полках, на которых также стоят тары со средствами для уборки. Тони вглядывается и видит надпись на одной из них: «Нашатырный спирт». Это заставляет его просто кипеть от злости. Их будто водят за нос.

— Мира. Умоляю, скажи, что знаешь, где живет мисс Пак, — Тони выплевывает каждое слово сквозь сжатые зубы.

— Капитан, что происходит?

— Мира. Адрес. Я почти у цели. Потом все объясню.

— Это через квартал отсюда… — девушка диктует адрес.

— Почему ты помнишь его? — вдруг спрашивает Сатоши.

— У меня память на такие вещи, лейтенант, я работаю с адресами. Она часто говорила, что ей удобно добираться на эту работу: дом недалеко.

Тони пускается туда, куда ему указала радистка. Он распутал нитки веретена: теперь он в этом уверен.

***

Обычный поздний вечер субботы. Сектор постепенно погружается во мрак ночи: темнеть стало все раньше. Капитан Карницки и лейтенант Мин стоят около небольшого здания, освещаемого лишь желтым светом парочки фонарей. Дом находится по адресу, который им дала Мира, и это действительно недалеко от полицейского участка: бегом следователи добрались сюда за пару минут.

Вам точно доводилось чувствовать страх. Это всегда неприятно: липкое, скользкое ощущение. Все внутренности сворачиваются в узел, от ощущения неизбежного вас подташнивает. Хочется спрятаться, сбежать от этого чувства. То же самое сейчас ощущал Тони. Он не знал, что встретит его внутри. Понятное дело, что годы работы в полиции научили его тому, что нужно быть готовым к чему угодно, но, наверное, он никогда к этому не привыкнет.

— Сатоши, я думаю, нам нужно вызвать подкрепление. Попроси патрульных приехать или вызови кого-то из участка. Если я прав, то у нас не будет времени на это потом.

Напарник молча выполняет его поручение, связываясь с участком по рации. Тони смотрит на облезлый дом. По словам Миры, мисс Пак живет на последнем этаже: окна там едва светятся. Лишь бы им повезло.

Они медленно поднимаются по лестнице: теперь спешить им некуда. Как только следователи оказываются на четвертом, последнем этаже, их встречает всего лишь одна квартира. «Да этого просто не может быть» — думает Тони, но быстро одергивает себя — быть может все что угодно.

Он тянет за ручку. Дверь поддается, тихонько отворяясь. Не может быть. Перед ними совсем небольшое помещение: в нем темно, однако в конце маленького коридора что-то отбрасывает свет на стену. Тони открывает дверь до конца и заходит внутрь. Сатоши тенью следует за ним.

Запах, который стоит в квартире, невозможно назвать приятным. Пахнет нашатырем, чем-то старым и затхлым, а еще гнилью. Как будто где-то спрятано что-то, когда-то бывшее живым. Тони старается шагать так тихо, как только может: пространство вокруг ощущается, как патока или кисель, густое, вязкое. Время останавливает свой ход.

Он доходит до конца коридора и заворачивает за угол. Картина, которая открывается перед ним, заставляет его забыть, как дышать.

В крохотной комнате, похожей на кладовку, нет почти ничего, кроме тумбочки, заставленной какими-то склянками, лампы, стоящей рядом с табуреткой, и кровати. Кровать настолько маленькая, что больше походит на люльку для новорожденного. В ней лежит девочка (Тони понимает это из-за ее лица, мягкого, не похожего на ребяческое), одетая в белую сорочку. Она будто светится. У нее совсем нет волос на голове. Рядом с кроватью стоит аппарат искусственной вентиляции легких, к которому подключена девочка. Он тихо и размеренно гудит: вдох-выдох, вдох-выдох. На табуретке около кровати, согнувшись в три погибели, сидит пожилая женщина. Она что-то шепчет, периодически всхлипывая; ее слова сливаются с гулом аппарата. Тони делает шаг вперед и замечает его. Парик. Вернее, лишь верхнюю его часть, которая прикреплена к изголовью кровати. Наверное, он длинный настолько, что почти достает до пола. На самом деле, париком это назвать трудно: волосы просто склеены рядами; нет каркаса, с помощью которого парик крепится к голове. Но это он, иначе быть не может. Высшая цель. То, ради чего невинные девушки отдали свои жизни. Вся обстановка в комнате, включая людей и предметы вокруг них, выглядит, как ужасающая скульптура. Все будто застыло.

— Дело раскрыто, да? — хрипло произносит мисс Пак. Она поворачивается лицом к Тони. Красные глаза, огромные синяки под глазами, зализанные в тугой хвостик грязные волосы. Женщина одета в какую-то рванину, края которой она теребит в руках. Тони рвано выдыхает. Она вновь отворачивается к кровати.

— Четыре жертвы. Вы жестоко лишили невиновных людей жизни.

— Жертвы… Как будто бы они из себя что-то представляли. Порочные сволочи, скрывающие свою истинную натуру за обольстительной внешностью и миленькой улыбочкой. Я избавила окружающих от дальнейших страданий. Я продлила жизнь ей…

— Вы мстите? За что?

— Все они такие. Все, без исключений. От них одни неприятности, я давно в этом убедилась: они лишь вертят хвостами у тебя перед лицом, а затем исчезают. Хитрые, как лисы, двуличные. Я втиралась к ним в доверие, болтала с ними так же непринужденно, как обычно это делают они, а затем лишала их возможности пудрить мозги окружающим. Я очищаю этот мир. Делаю его лучше. Делала…

— Вы оступились. Вас подвела собственная ярость, и с утра в понедельник, четырнадцатого октября, вы убили Лею Верма, изувечив ее тело ножом.

— Она даже не сопротивлялась. Я все еще помню ее глаза, в них была лишь пустота. И страх.

— Вами руководил гнев. Вы разозлились: она ведь такая же, как остальные. Вам даже не пришлось думать, руки сделали за вас всю работу. А потом вы трусливо сбежали.

— В ней не было ничего человеческого. Пустышка.

— Исчезновение Энн Ли — тоже ваших рук дело?

— Это основа моего изделия. Чудесные волосы, изумительная текстура… Белле бы понравилось. Она еще не видела, это сюрприз: пока я лишь примеряю его, он еще не закончен.

— Что вы сделали с ее телом?

Джая в ответ на это смеется. Ее смех похож на лай дикой собаки или карканье больной птицы.

— Что же пошло не так, мисс Пак? — Тони обходит кровать и присаживается на корточки, смотря прямо в лицо женщине. На секунду его взгляд скользит в сторону: теперь он видит парик на кровати полностью. Он действительно почти достает до пола. — Где вы прокололись?

— Это все та мерзавка, — «…свидетельница, девочка из общежития». — Она помешала, поэтому мне пришлось уйти. Цикл нарушился. Я не смогла продолжить то, что начала. А еще мне было интересно, как скоро ты поймешь, Энтони, — женщина намеренно растягивает полную форму его имени. — Я оставляла подсказки: вне контекста они ничего не значат, но именно благодаря им ты и твой дружок оказались сегодня здесь. Я избавила вас от дальнейших «страданий» из-за меня и моего ремесла.

В Тони медленно вскипает злость. Он сейчас — как оголенный провод под высоким напряжением. Однако заканчивать эту партию так скоро он не собирается.

— Конечно, вы правы. Я бы не справился без вас. Пятна, следы от обуви, запах, ваша подработка в четырех различных местах, как будто специально расположенных в одном районе, ваше отсутствие на работе в нужное время, скрытность. Вы незаметная, Джая. Безусловно, без ваших подсказок меня бы тут не было, — он улыбается. Скалится во все 32. Сатоши сокрушенно пялится то на него, то на старуху, то на девочку в кровати.

— Но что случилось с Беллой? — Тони встает и кладет руку на лоб девочке. Холодный. Она еле дышит.

Джая всхлипывает:

— Она оставила ее. Бросила на произвол судьбы, как только узнала диагноз. Такая жа, как все они… С этим заболеванием долго не живут, и это вовсе не жизнь. Это — сплошные мучения. Я лишь пытаюсь их облегчить. Поэтому мы и переехали, поэтому я и вкалываю на четырех работах, не помня, кто я такая. Средств на питание, жилье и лечение не хватает. Ей недолго осталось, я чувствую. Но я продолжаю молиться, чтобы Белла наконец увидела его. Он будет лучшим, когда я его закончу. Это будет ее спасением.

— Она — это мать Беллы? Ваша дочь? — Тони стреляет наугад… — Джая вдруг начинает громко плакать — …и попадает.

— Полагаясь на ваше представление об убитых девушках, я могу сказать вот что: вы ничем не отличаетесь от них, мисс Пак. Вы даже хуже. И ни Беллу, ни вас уже ничего не спасет , — партия закончена. Он выиграл.

Тони слышит вой подъезжающих машин. Сатоши подходит к женщине сзади, выворачивает ей руки и надевает на них наручники — и когда только он успел их взять?

— Джая Пак, вы арестованы. У вас есть право хранить молчание.

После этих слов Тони выходит из комнаты. За своей спиной он слышит истошный плач и писк аппарата.

***

Он не помнит, как доходит до пустой патрульной машины и садится внутрь. Как только дверь захлопывается, он начинает рыдать. Слезы свободно льются из его глаз. Он ожидал, что огромный груз падет с его плеч, однако легче ему не становится. Пазл сложился. Дело раскрыто. В голове пусто. Он ничего не чувствует.

Через какое-то время открывается дверь со стороны водительского сидения. В машину садится Сатоши. 

Он заговаривает:

— Белла умерла. Джая отключила аппарат. Но счет все равно шел на часы, если не на минуты, Алисия сказала. Девочку захоронят за счет правительства. Мисс Пак дадут огромный срок, скорее всего, пожизненное. Полковник приехал. Тони… — Сатоши смотрит прямо в его заплаканное лицо. — Он ждет тебя. Как будешь готов.

Наступает воскресенье.

Капли дождя, неважно, первые или последние, не выбирают, куда приземляться. Они просто падают.

Все события, хорошие или плохие, просто случаются. И с этим ничего не поделаешь.

Жизнь продолжается. Планета продолжает крутиться.