13. Звезда и смерть Магмет-Гирея
Дело это было весьма трудоемкое и дорогостоящее. Сторожевые заставы или «засеки» были устроены на большую глубину в Поле на всём немалом пространстве от предместий Чернигова до Нижнего Новгорода. На засеках приходилось держать значительное количество служилых людей. Работала эта схема незатейливо. Ратнику, сумевшему с ветки какого-нибудь дерева разглядеть в высокой траве отряд татар или «воровских казаков», было необходимо запалить на самой верхушке факел, тем самым посылая сигнал следующей «стороже», затем, как можно быстрее, спуститься на землю и, подстегивая коня, мчаться во весь опор к ближайшему гарнизону, потому как враг, заметив сигнальный дым или огонь, обязательно постарается догнать сторожей, пока те не сообщили своим о численности замеченного ими отряда. Поэтому сторожили обычно по двое: один наблюдал за степью, второй держал наготове оседланных лошадей. Так известие о появлении татар по цепочке доходило до самой Москвы. Если враг был малочисленным, с ним разбирались местные воеводы: гнались за ним на свежих конях, рубили или брали в плен, кого настигнут, отбивали своих пленников.
Кроме армейских застав на Волге «промышляли» касимовские татары, по берегам Дона врага стерегли рязанские казаки, а у Днепра и Северского Донца шныряли в предрассветном тумане разъезды путивльских «севрюков». Последние тоже исправно служили Москве, но при условии соблюдения российским правительством некоторых правил по типу ныне широко известных: «С Дона выдачи нет!» и «Мы не кланяемся никому, кроме Государя». Управляться с этой вольницей было довольно трудно, и, тем не менее, и на Дон и в другие казачьи земли непрерывным потоком шли караваны с зерном, хмелем, порохом, свинцом и просьбами к атаманам навести у себя хоть какое-нибудь подобие порядка. Видимо, именно севрюки, что умудрялись залезать под самые улусы крымские, в 1522 году и отправили в Москву весть о том, что крымский хан орду свою не распустил и ближе к весне вновь собирается идти на Русь.
Тревожные сообщения из Дикого Поля заставили русское командование действовать на упреждение. Крымскую гниду необходимо было раздавить прежде, чем она вновь переползет Оку и начнет сосать российскую кровь. Заодно, пользуясь моментом, решили произвести смотр войскам. Дорогие гости из-за бугра тоже пусть посмотрят – литовские послы, к примеру. Нам не жалко, а им полезно, глядишь, и поумнеют. Всего к весне 1522 года на берег Оки было стянуто до 150 тысяч ратников с пушками, с пищалями, с конницей. 11 мая в Коломну к войскам прибыл и сам великий князь Василий III. Убедившись в том, что «комитет по встрече» дорогих гостей из Крыма к этой самой встрече уже готов, он снарядил к Магмет-Гирею гонца со словами: «Вероломно нарушив мир и союз, ты в виде разбойника, душегубца, зажигальщика напал нечаянно на мою землю. Имеешь ли бодрость воинскую? Иди теперь, предлагаю тебе честную битву в поле».
Крымцев ждали всю весну и лето. Когда стало, наконец, понятно, что Магмет-Гирей не придет, ибо «бодрости воинской» он не имеет, да никогда и не имел, именно потому, что – «душегубец» и «разбойник», войско было распущено по домам.
В 1522 году Василий больше ни с кем не воевал. После разорительного визита Магмет-Гирея Москве требовалась передышка для того, чтобы отстроить то, что было разрушено, укрепить рубежи, закрепить за собой вновь завоеванные земли и подготовить страну к новой войне. Василий жаждал мести. Дотянуться до Крыма он пока не мог, а вот разобраться с крымским ставленником в Казани ему было и по силам и по средствам. Но для начала следовало закончить с войной на западе. Это было тем более сложно, что ни Литва, ни Русь проигравшими себя по-прежнему не считали. А после набега Магмет-Гирея на Москву Сигизмунд и вовсе так расхрабрился, что начал значительно завышать требования, притом, что самому-то ему воевать давно уже было нечем. В таких вот условиях, в чем-то невыгодных для каждой из сторон, и возобновились переговоры о мире. Наконец, после долгих споров и непременных в таких случаях торгов, 14 сентября 1522 года в Москве было заключено перемирие на пять лет, по которому Смоленская Земля и ещё ряд территорий общей площадью в 23 тысячи квадратных километров оставались за Москвой, но она отказывалась от своих притязаний на Киев, Полоцк и Витебск, а также от требования о возвращении всех пленных. Последнее условие для Василия было особо неприятным, потому как в плену у ляхов по-прежнему томилось несколько сотен русских дворян и воевод. Видимо, Сигизмунд решил оставить их у себя в качестве залога только что подписанному миру.
Работы по укреплению степных рубежей меж тем не прекращались. Частичное разрушение старых деревянных укреплений Коломны, что стояла на пути крымской орды, но не смогла её задержать, послужило толчком к строительству в городе прочных стен из кирпича. Каменные стены кремля возводились по всему периметру полуразрушенных деревянных укреплений, которые по мере строительства разбирались окончательно. Кроме возведения каменных стен, на территории кремля были сооружены подвижные «гуляй-башни», которые должны были встраиваться в стену в случае её обрушения от прямых попаданий снарядов. По некоторым данным всеми работами в Коломенском Кремле руководили итальянские архитекторы Алевизо Большой и Алевзио Малый, принимавшие участие и в строительстве Кремля Московского. Его-то они и использовали в качестве образца для коломенской цитадели. Новые стены должны были не только успешно противодействовать живой силе врага, но и выдерживать обстрелы из осадных орудий. Башни и стены крепости были оснащены бойницами подошвенного боя, остальные бойницы также предназначались для размещения огнестрельного оружия и имели характерную форму амбразур. В готовом виде Коломенский кремль имел 17 башен, из которых четыре были проездными, да плюс ещё ворота в западном и северном пряслах.
К началу 1523 года Василию III удалось окончательно закрепить за собой Северские Земли, отбитые у Литвы ещё его отцом. Сделано это было незатейливо и грубо. Сначала московские власти несколько лет всеми возможными способами подогревало вражду между тамошними властителями: потомками Ивана Можайского и Дмитрия Шемяки, принимая от них целые тома жалоб и кляуз друг на друга. Затем Шемякину внуку позволили победить в этом споре и вытеснить своего врага из его наследственной отчины - Стародубского княжества, которое тут же было присоединено к великому княжению. Ну, а дальше все было делом уже давно проверенной техники: Василия Шемякина обвинили во враждебных связях с Литвой и вызвали для объяснений в Москву. В Москву он прибыл не без колебаний, но все же прибыл, что лишний раз подтвердило его невиновность. И хоть в столице уже был готов приговор этому последнему на Руси удельному князю, его пока не тронули и, даже «обласкали», правда, и из столицы уже не выпустили. В его вотчине Новгороде Северском сел великокняжеский наместник. Последний в русской истории удельный князь лишился своего удела и тем самым поставил формальную точку в истории Удельной Руси.
В том же 1523 году Провидение решило, наконец, напомнить обнаглевшему от своей безнаказанности крымскому хану, что несложные для понимания ветхозаветные заповеди «Не убей» и «Не укради» обязательны к исполнению не только для иудея и христианина, но и для правоверного мусульманина. И если Магмет-Гирей не хочет этого понимать, за свою самоуверенность ему придется дорого заплатить, а заодно будет предъявлен счёт и его подданным. Такое часто бывает, когда очередной правитель мнит себя повелителем мира, а в результате выясняется, что он не только не способен сотворить нечто существенное, но даже и разрушает как-то уж очень по-детски: жестоко и бессмысленно - не потому что ему это выгодно или для чего-то нужно, а потому что это единственное, чему его научили. Магмет-Гирей вот как раз таким и был.
А Магмет тем часом беды не чуял, Магмет на крыльях удачи летел к своей мечте – к господству над Великой Степью, к возрождению Золотой Орды под властью Гиреев, к выходу из-под опеки турецкого султана, к абсолютной власти и свободе. И ведь кому-то действительно могло показаться, что ему это вот-вот удастся. В 1523 году в союзе с ногайским ханом Мамаем он без боя захватил Астрахань и сумел-таки, пусть и формально, взять под свой контроль всё нижнее течение Волги, Донскую степь и Казань. Брат Магмета, Саип-Гирей, сидевший царем в Казани, узнав о падении Астрахани, на радостях даже распорядился перебить всех русских купцов, что торговали на Арской ярмарке и казнил московского посла Василия Юрьева, все ещё томившегося в его плену. Саип ведь тоже был истинным Гиреем и тоже очень любил убивать беззащитных людей.
Праздник на улице Магмета и Саипа Гиреев продолжался очень недолго. Как мы уже с Вами выяснили, Провидение в их услугах перестало нуждаться, если вообще когда-нибудь в них нуждалось. В том же году ногайский хан Мамай выманил Магмет-Гирея и его драчливого сынулю Бахадура в степь и там прирезал обоих, словно жертвенных баранов. После этого ногайская орда рассеяла по степям Магметову концу, ворвалась в Крым и устроила подданным почивших Гиреев кровавую баню, разорив и разграбив весь полуостров и не тронув лишь хорошо-укрепленные города. Вслед за ногаями на полуостров явилась эта жадная сволочь Дашкович со своими казаками и доломала в Крыму всё, что там ещё каким-то чудом уцелело, попутно спалив укрепления турецкого Очакова. Крым опустел надолго: стада были угнаны, посевы вытоптаны, селения выжжены, жители перебиты.
На опустевший крымский трон турецкий султан Сулейман I Великолепный в спешном порядке «назначил» Магметова брата, Саадат-Гирея, который обожал все турецкое и к необдуманным чреватым разными нехорошими последствиями поступкам склонен не был. По отношению к Москве новый хан был вынужден занять более уступчивую и миролюбивую позицию. На переговорах с крымцами в 1522 и 1523 годах Василий III решительно заявил о своем праве утверждать ханов в Казани, и на этот раз ему не посмели перечить.
С турками, кстати говоря, тоже удалось восстановить прерванные ранее отношения. В 1523 году из Стамбула вернулся русский посол Губин с вестью о скором приезде в Москву специального посланника от султана - грека Искандера Мангупского. Последнему Василий III устроил пышную встречу, во время которой турецкий посланник заявил о стремлении султана Сулеймана, только что вступившего на престол, жить в мире и дружбе с Москвой. Однако полномочий составлять присяжные грамоты у него не было, и в Стамбул пришлось отправить ответную русскую делегацию во главе с полномочным послом, боярином Морозовым.
Свидетельство о публикации №225011301652