Модест Петрович Корф - человек николаевского покро

Доверенное лицо императора Николая I (человек «николаевского покроя»), историк и библиограф. Директор Императорской библиотеки, учитель законов у цесаревичей.
Автор мемуаров, печатавшихся в «Русской старине» к столетию Пушкина, в 1899—1904 гг., с собственноручными пометками Александра II, "похожими на клевету" (П.А.Вяземский). Вяземского к 1899 году в живых не было, следовательно, что-то он узнавал ранее.
В компании, похожих на клеветников, приходится набираться терпения, если не собираешься на них нападать.

Вот нам очередной выборочный конспект о деятеле России, где даты уместно проставлять по старому стилю, так как все лица жили до 1 февраля 1918 года, в отличие от первенца Пушкина, Марии, пережившей чудесное обновление календаря.
Если бы не Пушкин, кто бы знал о чиновниках царской России его времени.

Александровская эпоха

Учёба

Курляндский дворянин, барон от рождения (11 сентября 1800), прожив достойную жизнь, дослужился до графа (1 января 1872), ровно четыре года пожил графом и графом умер (2 января 1876) там, где родился (в  Санкт-Петербурге).
Модест Андреевич Корф, как мы увидели, обладал врождённой аккуратностью, чистоплотностью, организованностью и работоспособностью в делах систематизации.

Добро бы он распространял эти качества дисциплинированного человека на себя и свои дела, но он считал высшим смыслом и долгом упорядочивать неупорядоченных, что его беспокоило, начиная с Лицея.
Администрация Лицея поселила Модеста (лицейское прозвище — «дьячок Мордан» (от фр. mordant — кусачий) и Александра ("Сверчок") в соседних комнатах. В этом есть чудесный знак провидения: что у одного было внутри, то у другого было снаружи; что у одного было на уме, то у другого на языке. Оба претерпевали муки несовместимости, а клеветал один, но кто?!. Неужели, оба... Злословить оба любили - это так, но один в лицо в горячности, а другой под маской, холодно, в спину, время спустя.

Характеристика директора Лицея, Василия Фёдоровича Малиновского (скончался 23 марта 1814 г.):
"Барон Корф, 12-ти лет. С хорошими дарованиями, прилежен с успехом, любит порядок и опрятность; весьма благонравен, скромен и вежлив. В обращении столь нежен и благороден, что во все время нахождения его в Лицее ни разу не провинился; но осторожность и боязливость препятствуют ему быть совершенно открытым и свободным. Иногда немножко упрям с чувствительностью."

Сердце мальчика тоже имело, но таило свои оценки:
«Директор – человек «слабый и вообще не созданный для управления какою-нибудь частию, тем более высшим учебным заведением».
«Лицей был странным заведением <...>
«не университетом, не гимназиею, не начальным училищем, а какою-то безобразною смесью всего этого вместе, и… смею думать, что он был заведением, не соответствующим ни своей особенной, ни вообще какой-нибудь цели».

И далее, потеряв всякую осторожность и боязливость со временем, вспоминал о своих муках:
"В Лицей приняли мальчиков от 10 до 14 лет, с разным уровнем подготовки, однако посадили их всех вместе, не деля на классы. Большинству детей нужны были начальные учителя, а дали им профессоров, которые, впрочем, и сами раньше нигде не преподавали. Обучали всему – от интегралов до церковной истории.
«Мы мало учились в классах, но много в чтении и в беседе… Основательного, глубокого в наших познаниях было, конечно, не много; но поверхностно мы имели идею обо всем и были богаты блестящим всезнанием».

Содержали лицей плохо. У кого не было своих средств, ходили в заплатках. Кормили неважно. При лицее работал повар, прежде служивший Суворову (известному аскету). В 1812 году вместо чая давали сбитень.

Преподаватель словесности (Куницын) напивался до белой горячки и ненавидел Пушкина за то, что тот пишет стихи.

«Королеву наук» преподавал такой учитель, которому посвятили эпиграмму:
Поверь, тебя измерить разом
Не мудрено, мой друг черняк;
Ты математик минус разум,
Ты злой насмешник плюс дурак.

Никто, кроме отличника Вольховского, лекций по математике не слушал:
«каждый обыкновенно занимался чем-нибудь посторонним: готовился к другим предметам, писал стихи или читал романы».

Лекции по немецкой литературе читались на французском языке.

От преподавателя французского языка воняло. Это был
«коротенький старичок, с толстым брюхом, с насаленным, слегка напудренным париком, кажется никогда не мывшийся и разве только однажды в месяц переменявший на себе белье».
Впрочем, предмет свой он преподавал хорошо.

Преподаватель рисования плохо умел рисовать.

Преподаватель пения был без голоса.

Преподаватель чистописания писал прекрасно, но был «бездонный невежда».

Первый учитель танцев учил таким танцам, которых давно никто не танцевал.

Второй учитель «более, нежели танцами, занимался нашим нравственным образованием, рассказывая мальчикам скоромные (противу приличий) французские анекдоты».

Одним из дядек-воспитателей в лицее был серийный убийца, который, пребывая в своей должности, лишил жизни шесть или семь царскоселов. К счастью, воспитанников он не трогал.

Помощниками гувернеров
«были подлые и гнусные глупцы, с такими ужасными рожами и манерами, что никакой порядочный трактирщик не взял бы их к себе в половые». Смотрели за воспитанниками плохо, так что они спокойно ездили кутить к гусарам и возвращались в свои спальни за полночь. (Пушкин очень увлекался обществом гусаров).

По Корфу, результатом обучения в лицее стала «бездна фиктивной премудрости».
Некоторые выпускники потом занялись самообразованием, чтобы восполнить пробелы. Иных «не научил даже и опыт жизни, и они остались теми же детьми-лицеистами, хотя без волос и без зубов».

Пушкин, конечно, гений, но лицей в этом не виноват:
«В лицее он решительно ничему не учился, но как и тогда уже блистал своим дивным талантом и, сверх того, начальников пугали его злой язык и едкие эпиграммы».
Из Лицея (этой бочки дёгтя) барон Корф вышел с серебряной медалью, а Пушкин третьим с конца.

"Корф субъективен и пристрастен, но его, во всяком случае, не уличишь во лжи", - поддерживают его одни; "если это не клевета", - добавляют другие. Сын директора В.Ф.Малиновского опровергает некоторые данные Корфа, но он может быть пристрастен.

Надо сказать, что Лицей задумывался, как демократическое учебное заведение, где цесаревичи  могли учиться со сверстниками, чьи родители верно служили царям. Но идея не понравилась Марии Фёдоровне, и Лицей понизили в статусе - для дворянских детей, которые будут  царскими чиновниками. И преподавателей набрали, какие были. В то время светских учебных заведений было меньше, чем военных, и были они, в основном, для девочек. А Лицей был светским заведением для небогатых мальчиков. Когда Николай l в 1826 г. спросил Пушкина об образовании, тот ответил, что частное образование следует упразднить, а общественное развивать. Задел-таки царя.

Один юношеский эпизод: слуга Пушкина пытался выяснить отношения с камердинером Корфа в передней барона. Барон же побил его палкой. Побитый пожаловался Пушкину, тот послал барону вызов.
Из письма барона Корфа Пушкину, относящегося к указанному времени:
«Не принимаю Вашего вызова из-за такой безделицы не потому, что вы Пушкин, а потому, что я не Кюхельбекер...»
«Безделица», надо думать, не сошла бы с рук Пушкину, но дубасить чужого камердинера ему и в голову бы не пришло.

Пушкин, в глазах Корфа, заслуживал пренебрежения, как и его слуга:
«В Лицее он решительно ничему не учился, но как и тогда уже блистал своим дивным талантом, а начальство боялось его едких эпиграмм, то на его эпикурейскую жизнь смотрели сквозь пальцы, и она отозвалась ему только при конце лицейского поприща выпуском его одним из последних.
Между товарищами, кроме тех, которые, пописывая сами стихи, искали его одобрения, и, так сказать, покровительства, он не пользовался особой приязнью. Как в школе всякий имеет свой собрикет (прозвище), то мы прозвали его «французом», и хотя это было, конечно, более вследствие особенного знания им французского языка, однако, если вспомнить тогдашнюю, в самую эпоху нашествия французов, ненависть ко всему, носившему их имя, то ясно, что это прозвание не заключало в себе ничего лестного.

Вспыльчивый до бешенства, с необузданными африканскими (как его происхождение по матери) страстями, вечно рассеянный, вечно погруженный в поэтические свои мечтания, избалованный от детства похвалою и льстецами, которые есть в каждом кругу, Пушкин ни на школьной скамье, ни после, в свете, не имел ничего привлекательного в своем обращении. Беседы ровной, систематической, связной у него совсем не было; были только вспышки: резкая острота, злая насмешка, какая-нибудь внезапная поэтическая мысль, но все это только изредка и урывками, большею же частью или тривиальные общие места, или рассеянное молчание, прерываемое иногда, при умном слове другого, диким смехом, чем-то вроде лошадиного ржания...»

После учёбы

После Лицея дома Корфов и Пушкиных опять оказались недалеко друг от друга, как назло:
"Дом их был всегда наизнанку: в одной комнате богатая старинная мебель, в другой — пустые стены или соломенный стул; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, с баснословною неопрятностью; ветхие рыдваны с тощими клячами и вечный недостаток во всем, начиная от денег до последнего стакана. Когда у них обедывало человека два-три лишних, то всегда присылали к нам, по соседству, за приборами. Все это перешло и на детей. Сестра поэта Ольга в зрелом уже девстве сбежала и тайно обвенчалась, просто из романической причуды, без всяких существенных препятствий к ее союзу, с человеком гораздо моложе ее. Брат Лев — добрый малый, но тоже довольно пустой, как отец, и рассеянный и взбалмошный, как мать, в детстве воспитывался во всех возможных учебных заведениях, меняя одно на другое чуть ли не каждые две недели, чем приобрел себе тогда в Петербурге род исторической (анекдотической) известности, и наконец, не кончив курса ни в одном, записался в какой-то армейский полк юнкером, потом перешел в статскую службу, потом опять в военную, был и на Кавказе, и помещиком, кажется — и спекулятором, а теперь не знаю где."

Карьера Корфа

Модест Андреевич Корф был личностью выдающейся:
служил сначала в Министерстве юстиции, в комиссии составления законов.
В 1820 году, 20-и лет от роду, Корф составил и напечатал первую книгу по русской стенографии.
Потом одновременно служил около пяти лет в Министерстве финансов (в департаменте податей и сборов - начальником 1-го отделения) и во II отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии при Сперанском. Входил в комиссию Сперанского по кодификации законодательства империи за последние 180 лет, где проявил себя с лучшей стороны и проделал гигантский объем работ.

В 1827 году - был пожалован придворными званиями камер-юнкера и камергера.
С 1831 года - служил при Комитете министров управляляющим делами.
С 1834 года — был государственным секретарём.
С 1843 года — членом Государственного совета.

В 1840—1850-х годах состоял членом секретных комитетов по крестьянским делам, в т.ч. Секретного (с 1858 — Главного) комитета по крестьянскому делу (1857—1861).

В 1840—1860-х годах преподавал юридические науки (научен в Министерстве юстиции, больше негде) сыновьям императора Николая I (великим князьям Константину, Николаю и Михаилу) и сыновьям Александра II (цесаревичу Николаю, великим князьям Александру и Владимиру).

В 1848 году назначен членом негласного комитета для надзора за книгопечатанием («Бутурлинский комитет»), был одним из инициаторов его создания.

Корфа ценили: порядок делопроизводства был доведён до совершенства. Дела решались безостановочно: … он обладал мастерством в изложении самых запутанных дел; сжатость и ясность речи достигли под его пером высшей степени. И подчинённые не жаловались на него.

В 1848 году, после революционных событий в Европе, барон М.П.Корф и граф С.Г.Строганов, подали государю записку о вредном направлении русской прессы и о необходимости чрезвычайных мер по цензуре для должной охраны государственной безопасности.

В 1849 году последовало его назначение директором Санкт-Петербургской публичной библиотеки. Он принял ее в довольно захудалом виде (в виде амбара или склада для рукописей) и превратил в один из центров культурной и научной жизни:  обновил и преобразовал её, обосновал увеличение её финансирования - привлёк частные пожертвования, облегчил доступ в библиотеку - привлёк к ней внимание публики, продвинул составление каталогов, основал особый отдел иностранных книг о России (Rossica). Каталогизация - его конёк, но всю начальную работу инициировал, организовал и исполнил Дмитрий Петрович Бутурлин (30.04.1790 — 21.10.1849), впоследствии М.А.Корф назвал его «славою Библиотеки».

С 1852 года - барон Корф Почётный член Петербургской Академии наук (не учась ни в одном Университете). Лицей тоже только мешал, значит до всего дошёл своим умом. Гениально!

С 1849 по 1855 (после смерти Бутурлина) возглавлял "Бутурлинский комитет".
В 1855 году, в апреле, стал председателем этого комитета, переименованного в "Комитет по надзору за книгопечатанием" (не путать с графом Д.П.Бутурлиным во Флоренции).

Правление Александра ll

Начав "эпоху цензурного террора", Корф ее и завершил: после сдачи Севастополя 17 марта и смерти Николая ll (18 марта 1855, на верхах начались новые веяния, при которых старым нет места. Корф предупреждая кадровые перестановки, представил Александру II, в 1856 году доклад с ходатайством о закрытии Комитета по надзору за книгопечатанием, который он возглавлял, "как не только не полезный, но и вредный" (комитет захирел).
Надо полагать, что усидеть на двух стульях не получалось. Он остался на одном - директорском - и сидел в Библиотеке до 1861 года; в делах Библиотеки и позже принимал горячее участие.

В 1861 году - был назначен главноуправляющим II отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии.
В 1864 году — председателем департамента законов Государственного совета.
В 1872 году возведён в графское достоинство.

Семья

Жену взял из своих - кузину баронессу Ольгу Фёдоровну Корф (1810—1884), дочь сестры матери, Марии Сергеевны Смирновой (1783—15.04.1854) и обер-коменданта в Митаве, барона Фёдора Фёдоровича Корфа (1760—1813). Брак был счастливым. По воспоминаниям Я.К.Грота (ближайшего подчинённого), в семействе Корфа был «патриархальный быт, посреди которого он вырос в доме своих родителей: благочестие, полное согласие между членами семьи, гостеприимство, доброта, ласка ко всем были отличительными чертами этого быта».
По рассказам сына писателя М. Загоскина:
"Ольга Фёдоровна была некрасивая собой и мало светская, но умная и образованная, она отличалась замечательною добротою и любовью к ближнему... Корфы жили в полном согласии и любви, и добрейшая Ольга Фёдоровна во всем старалась уступать мужу — даже в игре в карты, до которых была большая охотница." (Как это было на деле, если бы они играли на деньги...)
В браке имели сына и нескольких дочерей.

Коллекция Эрмитажа

Людям корфо-николаевской эпохи предшествовали люди с какими-то баснословными богатствами и непредсказуемыми нравами во время Павловского правления и Александровской эпохи. Пушкин всегда проявлял охоту знать нравы и знал людей, давал их точную суть в двух словах, даже как-то предугадывал их судьбы. Не обо всех (это невозможно), но о некоторых идёт здесь речь. О Пушкине лишь упоминается, как-будто он лицо второстепенное. Ему приходилось выносить именно это неприятное отношение, но не от всех и не всегда. Деньгами выручали или нет неизвестно, но общались.

Александра Козицкая (1772-1850) росла в богатой семье среди предметов роскоши и понимала её цену. Отец - бывший статс-секретарь Екатерины II - Козицкий. Мать - наследница миллионов Мясникова. Младшая сестра Анна вышла за князя А.М.Белосельского-Белозерского, а Александра в 26 лет ещё сидела в девках, но вдруг в 1798 году влюбилась во французского эмигранта Ивана Степановича Лаваля, служащего Министерства иностранных дел. Высокий, необыкновенно худой, «хилого здоровья», Лаваль был остроумным собеседником и начитанным человеком.
Мать, Екатерина Ивановна, согласно семейному преданию,  была малообразованной дочерью волжского паромщика-старообрядца, но посчитала брак неравным и воспротивилась.
Александра же воспротивилась матери и в 1799 году подала всеподданейшую просьбу императору - опустила её в специальный ящик, поставленный у дворца Павла I. Император все прошения разбирал сам и потребовал разъяснений от Екатерины Ивановны. Та причиной отказа указала, что Лаваль «не нашей веры, неизвестно откуда взялся и имеет небольшой чин». Резолюция императора была краткой:
"Он христианин, я его знаю, для Козицкой чин весьма достаточный. Обвенчать через полчаса."
Иван Лаваль и Александра Козицкая немедленно были обвенчаны в приходской церкви без всяких приготовлений.

Приданое, около 20 миллионов, в том числе, имения и крепостные в Пензенской и Владимирской губернии, горнодобывающий Воскресенский завод на Южном Урале, Лаваль умело применил:
1. В 1799 г. купил у графа Строганова великолепный особняк Меньшикова на Английской 4. (чтобы понимать, великолепие - под стать Эрмитажу, куда нам входа нет, а с 2008 г. в особняк вхож Конституционный суд).
В начале 1800-х годов по заказу новой владелицы графини Александры Григорьевны Лаваль дом перестроил архитектор Тома де Томон. На главном фасаде, обращённым на набережную, он создал выразительную композицию из десяти ионических трёхчетвертных колонн под ступенчатым аттиком, обильно декорированных лепниной.
В этом доме № 4 на Английской набережной, а также в имении на Аптекарском острове, Лавали имели салон, устроенный как у мадам де Сталь, их приятельнице. В салоне собирался почти весь бомонд Санкт-Петербурга: бывал и Александр I, свои стихи читали Александр Пушкин и Михаил Лермонтов.
2. 26 февраля 1800 года Лаваль был пожалован в камергеры двора великой княжны Елены Павловны,
3. 10 октября 1800 года переведен к Высочайшему двору,
4. 12 августа 1811 года пожалован церемониймейстером при Дворе, сверх штату.
5. Во время пребывания Людовика XVIII в Митаве, Лаваль ссудил его деньгами и за это 21 декабря 1814 года был возведен с нисходящим его потомством, в графское достоинство Французского королевства, признанное за ним в России в 1817 году,
В апреле 1819 года Лаваль получил чин тайного советника и гофмейстера.
6. 21 апреля 1823 года был награждён орденом Святой Анны 1-й степени.
7.Титул и успешная карьера примирили Екатерину Ивановну с выбором дочери: в 1833 году перед смертью она щедро одарила чету Лавалей.

С 1817 года, стараниями графини А.Г.Лаваль в особняке на Английской набережной 4 появились собрание античной скульптуры, расписных ваз и камей Николая Фёдоровича Хитрово.
С 1809 до 1817 года директором Императорского Эрмитажа был назначен Бутурлин, где и числился, не принимая, впрочем, в действительности никакого участия в управлении музеем. Коллекция Хитрово переехала в Эрмитаж только в 1852 г., после смерти графини в 1850 г. Особняк отошёл в казну.

В 1800 году французская армия, в ходе так называемых наполеоновских войн, завоевала Тоскану, и семья великого герцога была вынуждена бежать в Вену.
В 1801 году по Аранхуэсскому договору на территории Тосканы было создано королевство Этрурия, которое через 7 лет стало французской провинцией.
В 1809 году сестра Наполеона Элиза была назначена штатгальтером в Этрурии с титулом великой герцогини Тосканской.
В 1814 году, после падения Наполеона, Тоскана была возвращена великому герцогу Фердинанду III Габсбургу.
В 1815 г. Великий герцог Тосканский, Фердинанд III, примкнул к политической системе Австрии, заключив с ней договор о военной помощи: в случае войны тосканские войска переходят в распоряжение австрийского главнокомандующего.
Будучи любителем искусства, он прибавил к собранию своих предков Медичи несколько новых приобретений, включая Рафаэлеву «Мадонну дель Грандука».

В 1815 г. Николая Фёдоровича Хитрово назначают российским поверенным в делах при дворе великого герцога Тосканского во Флоренции.

По словам графа Ф.Г.Головкина, Хитрово был умен и приятен в обращении, но часто болел, а беспорядок в личных делах налагал на него отпечаток меланхолии и грусти, которых он не мог скрыть. Образ жизни Хитрово во Флоренции был лишен здравого смысла: по поводу каждого придворного события герцога Тосканского он устраивал у себя праздник, заканчивающийся балом или спектаклем. Всё ща свой счёт. И покупал в долг картины, гравюры и разные камни. (Не исключено, что по распоряжению царя, как это было при царице Елизавете и её после А.Г.Головкине - смотреть письмо от 26 апреля 1746 г. о покупке за свой счёт белых певчих канареек).

В начале 1817 года почти разорённый Н.Ф.Хитрово получил отставку: для сокращения расходов по дипломатическому представительству его должность ликвидировалась, а обязанности поверенного передавались русскому послу в Риме.
По сообщению Головкина, Хитрово предоставлялась небольшая пенсия с тем условием, что он продолжит жить в Тоскане (по другой версии, он не имел средств на выезд из России). Хитрово, потерявший надежду на материальную помощь от императора, нанял более скромную квартиру и, продавая своё имущество, стал рассчитываться с кредиторами.

Тем не менее, его семья сохранила все свои светские связи: дом всегда был открыт для путешествующих заграницей.
Падчерица Хитрово (Дарья Фёдоровна Тизенгаузен) часто упоминается как Долли Фикельмон, дружила с Анной-Каролиной и была на её свадьбе 16 ноября 1817 года. А.-К. вышла замуж во Флоренции за эрцгерцога Леопольда, наследника трона Тосканы, и стала великой герцогиней Тосканской.
Круг общения юной графини Тизенгаузен во Флоренции составляли богатые путешественники из разных стран, посещавшие столицу Тосканы, и представители русской знати, обитавшие во Флоренции, среди них — семья Д.П.Бутурлина, выехавшая во Флоренцию в 1817 году навсегда.

Жена посла, Елизавета Михайловна Хитрово, и её дочери были на всех праздниках Великого герцога, где завели знакомство с прусским королём Фридрихом Вильгельмом III, будущим королём Бельгии Леопольдом Саксен-Кобургским, с представителями знатнейших европейских семейств. Долли за удивительную у такой молодой девушки интуицию, позволявшую ей «до некоторой степени предугадывать будущее», получила от австрийской императрицы прозвище «Сивилла флорентийская».

В 1820 г. Дарье сделал предложение австрийский посол Фикельмон. Дарья Фикельмон, известна как хозяйка петербургского салона и автор обстоятельного «светского дневника», где есть данные,  касающиеся Пушкина и его жены, и подробный отчёт о дуэли и смерти Пушкина.

Во время путешествий заграницу Александра Григорьевна Лаваль встречалась со многими выдающимися людьми во Франции, в том числе с французскими писателями Ф.Шатобрианом и Б. Констаном, посещала салон писательницы де Сталь, с которой считалась приятельницей. Могла быть и во Флоренции у Хитрово. Она покупала предметы искусства для своего особняка. Могла купить часть или всю коллекцию Хитрово и перевезти в Петербург. Считается доказанным, что с 1817 года его собрание античной скульптуры, расписных ваз и камей размещалось в Петербурге, в особняке графини Лаваль на Английской набережной 4 до её смерти в 1850 г.

Неизвестно, что думала о приятельнице мадам де Сталь, но барон Модест Корф стращал:
"Графиня Лаваль ввела и расплодила в семье своей необыкновенное безобразие; сама она была маленькая, рябая, гадкая, как китайская кукла и вечно с обнаженными плечами и колоссальными грудями, глядя на которые, так и разбирала охота плюнуть; к этому она по характеру, тону и обращению была совершенный мужчина; муж ее нисколько не уступал ей в отвратительности, но в других совсем размерах, это род скелета маленькой цапли с глазами, как плюшки, но ничего не видящими, с ногами, которые, могут, кажется, подкосить всякое дуновение ветерка, и к тому же с подобным характером."

Графиня Лаваль, несмотря на запугивания, была известной благотворительницей, жаль, чтр не Пушкина.
В 1838 году она устроила третий приют в Санкт-Петербурге на Петербургской стороне. Он, по повелению императрицы Александры Федоровны (супруги Николая l), был назван Лавальским и назначен в заведование её дочери, почетного члена графини С.И.Борх (Лаваль).

Умер граф И.С.Лаваль 19 апреля 1846 года, был похоронен как католик в храме Усекновения главы Иоанна Крестителя в Царском Селе.

Умерла Александра Григорьевна Лаваль 17 ноября 1850 года. Похоронена в некрополе Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, там где и Модест Корф.

Умер  граф Модест Корф 2 января 1876 года в Санкт-Петербурге. Похоронен в Александро-Невской лавре на Никольском кладбище (Никольская дорожка). Возмущается Вечности своей соседкой.

Директор Эрмитажа. Библиотеки Д.П.Бутурлина

Граф Дмитрий Петрович Бутурлин (14 декабря 1763—7 ноября 1829) - полный тёзка директора Императорской библиотеки (30.04.1790 — 21.10.1849).
Дмитрий Петрович считал своим долгом ежедневно приобретать какое-нибудь новое знание, и был в жизни аккуратен и пунктуален. Владел несколькими языками, был страстным библиофилом. Собрал обширную и редкую библиотеку, одну из лучших в Европе — более 40 тысяч томов. Обладал обширной начитанностью и феноменальной памятью, позволявшей ему цитировать наизусть всех латинских и французских классиков и безошибочно указывать страницы книг в своей громадной библиотеке.

Художница Виже-Лебрён, посетившая Москву в октябре 1800 года, писала:
"Граф Бутурлин был одним из самых выдающихся людей по своей учёности и знаниям. Он говорил с удивительной легкостью на многих языках, а разнообразнейшие сведения придавали его разговору чрезвычайную прелесть, но это его преимущество нисколько не мешало ему отменно держаться просто, равно как и принимать радушно всех своих гостей. Я была поражена, слушая рассказы его чуть ли не всех городах Европы и о достопримечательностях, в оных содержащихся, про кои говорил он как человек, долго живший там. На самом же деле граф никогда не выезжал из России."
(Граф был тоже поражён, когда после посещения француженки-рисовальщицы, 12 лет спустя, осталась от библиотеки куча пепла).

Московская библиотека Бутурлина вместе с оранжереями, музеем и садом находились на Яузе в Немецкой слободе, рядом с дворцовым садом (ныне Госпитальный переулок, дом 4а/2). Среди посетителей московского дома графа были И.И.Дмитриев, Н.М.Карамзин, П.А.Вяземский. Завсегдатаями Бутурлиных были и братья Василий и Сергей Львович Пушкины, в детстве бывал Александр Пушкин с сестрой Ольгой. Дети Бутурлиных приходились дальней роднёй Пушкину.

У Бутурлиных жило полно иностранцев — гувернеров и гувернанток, воспитателей, учителей, художников, музыкантов, просто приживалов и приживалок. Среди них были люди небезызвестные — поэт и живописец Сальвадор Тончи, художник Молинари, профессор Реми Жилле, пению детей Бутурлиных обучал итальянец Перотти.

Богатейшее книжное собрание графа было открыто для посетителей. Английский путешественник Кларк писал:
"Библиотека несмотря на огромный зал, зимой постоянно отоплена. Довольно легко получить дозволение пользоваться ею. Здесь книги собраны не только для тщеславия; хозяин сам пользуется ими и предоставляет их другим."

Дмитрий Петрович был человеком своего времени - не был свободен от причуд. Его гости, какими бы знатными они не были, если опаздывали хоть на минуту на домашние представления, находили двери дома графа запертыми; в доме был странный распорядок жизни, согласно которому хозяин семьи предпочитал обедать отдельно от своих близких. Как хозяин, Бутурлин не стоял выше многих людей его времени и круга: без толка и выгоды продавал поместья, без уменья пускался в откупные дела и становился жертвой аферистов.

В 1812 году сгорел его московский дом; узнав о пожаре, истребившем ценную библиотеку (40
000 томов) граф Бутурлин перекрестился и только сказал:
"Бог дал, Бог и отнял; да будет святая Его воля."

Достигнув чина тайного советника и звания действительного камергера и сенатора, но не имея при этом ни одного ордена, вышел в отставку в 1817 году и навсегда покинул Россию.

Во Флоренцию семейство Бутурлиных переехало в 1817 году. Сначала снимали палаццо, а в 1824 году Бутурлины переехали в собственный четырёхэтажный палаццо, купленный Дмитрием Петровичем для своей многочисленной семьи. Это был старинный ренессансный палаццо Никколини (итал. Palazzo Niccolini). Здесь Дмитрий Петрович начал собирать новую библиотеку и успел собрать 33 000 томов.  Вторая библиотека была продана в 1842 году в Париже с аукциона.
О встречах с Н.Д.Хитрово во Флоренции сведений пока не обнаружено, но кажется, что он не отказал бы в помощи Хитрово.

Примечания:

- труд М.Корфа "Историческое описание 14-го декабря и предшедших ему событий"— СПб., 1848. — VI, 168 с. — история восстания декабристов с враждебных им позиций. Первые два издания выпущены маленьким тиражом не для продажи. Были переиздания.

- Награды:
Орден Святой Анны 3-й степени (21.03.1819),
Орден Святого Владимира 4-й степени (03.01.1821),
Орден Святой Анны 2-й степени (31.12.1825),
Орден Святого Владимира 3-й степени (19.01.1828),
Орден Святого Станислава 2-й степени (22.01.1830),
Орден Святого Станислава 1-й степени (15.12.1832),
Высочайшая благодарность (28.02.1833),
Орден Святой Анны 1-й степени (06.04.1835), императорская корона к этому ордену (31.12.1835),
Орден Святого Владимира 2-й степени (25.06.1839),
Орден Белого орла (16.04.1841),
Орден Святого Александра Невского (28.12.1846),
алмазные знаки к этому ордену (01.01.1851),
Табакерка с алмазами и портретом императора Николая I (02.04.1848),
Бриллиантовый перстень с портретом Его Императорского Величества (08.02.1853),
Бриллиантовый перстень с портретом Его Императорского Величества (17.04.1857),
Орден Святого Владимира 1-й степени (08.09.1859),
Высочайший рескрипт (16.12.1861),
Табакерка с алмазами и портретом императора Александра II (15.07.1865),
Орден Святого апостола Андрея Первозванного (16.04.1867), алмазные знаки к этому ордену (01.01.1870),
Знак отличия беспорочной службы за XV лет (22.08.1833),
Знак отличия беспорочной службы за XX лет (22.08.1838),
Знак отличия беспорочной службы за XXV лет (22.08.1843),
Знак отличия беспорочной службы за XXX лет (22.08.1849),
Знак отличия беспорочной службы за XXXV лет (22.08.1854).

- Д.П.Бутурлин https://nlr.ru/nlr_history/persons/info.php?id=33

- Д.П.Бутурлин (полный тёзка)
https://ru.m.wikipedia.org/wiki/,_(1763)

13.01.2025