Мертвый город. Конан и волшебник с севера

Мёртвый город.



Глава из романа «Конан и волшебник с севера».



Ночевку Конан устроил прямо за подветренной стороной пирамиды. Недвижный страж верхней площадки больше не пугал его: ведь без удаленных мышц он, даже разбуженный силой неизвестного мага, не смог бы двигаться! Кстати, неплохо он это придумал – с очисткой каркаса от мускулов. Возни, конечно, много, но зато – можно быть уверенным в результате.

Утром варвар даже не стал снова подниматься наверх: все, что нужно, высмотрел еще вчера. Поэтому, скатав спальный мешок, уложил суму, и, не оглядываясь больше на странное сооружение с его безмолвным, и теперь беспомощным, стражем, хрустя корочкой наста, двинулся вперед. Он уже удалился от массивного сооружения на добрую милю, когда солнце, наконец, вылезло из-за пелены серо-свинцовых туч на востоке.

Равнина снова заблистала, отражая светило в мириадах снежинок ослепительными бликами, заставляя щуриться, и плотнее надвигать на глаза капюшон парки. Впрочем, морщиться пришлось недолго – через полчаса солнце, похоже, решило, что на сегодня с него хватит слепящего блеска, и снова спряталось в мглистую пелену матово-серых облаков, оставив киммерийца на теперь тускло-серой, абсолютно голой и скучной, плоскости, с равнодушно нависающей вокруг серостью морозного воздуха.

Шел Конан как обычно, размеренно и спокойно, зная, что живых врагов на этой голой и бесплодной заснеженной равнине скорее всего уже не встретит: они здесь не выживут. А с порождениями магических сил теперь можно справиться! И пусть знание того - как, досталось дорогой ценой, зато теперь он сможет противостоять чертовым тварям – не то - магическим монстрам, не то - хитро сработанным каким-то гениальным механиком, машинами.

Все равно ему достаточно часто приходилось останавливаться, чтоб прочистить снегоступы. Но передвигался Конан теперь явно быстрее, чем вчера: вот что значит приспособиться, войти в ритм. Может, для кого-то из мужчин поменьше ростом и послабее здоровьем слой рыхлого снега по колено и явился бы непреодолимым препятствием, но варвар и не относился к обычным мужчинам.

Вскоре пирамида превратилась в крохотную точку на горизонте, и только освежёванно-нагое полированное стальное тело на её вершине иногда отсвечивало тусклым бликом, отражая неверный свет низко стоящего мутно-белого пятна, что заменяло сейчас солнце. Впрочем, оглядывался варвар редко: только чтоб высмотреть опасность.

На ходу Конан отправлял в рот пригоршни снега, чтоб утолить жажду: потел он все ещё сильно. Но пока малейшие признаки отсвета от полированного металла там, за спиной, не исчезли окончательно, на обед не останавливался.

Пообедав, он отдохнул с час. Однообразие движений – - поневоле притупляло его внимание, и даже мысли словно бы ворочались в мозгу как-то медленней.

Однако совсем уж отключиться от реальности заснеженной поверхности, или заскучать, не пришлось.

Примерно через час после обеда, когда он снова втянулся было в однообразно-монотонный ритм, его взгляд, отдохнувший в приятной полутьме от вчерашнего ослепляющего великолепия, уловил далеко впереди и левее, какое-то движение.

Конан мгновенно замер, бросившись на снег!

Нет, никого и ничего.

Осторожно, пригибаясь и стараясь не шуметь, он двинулся вперед.

Опять движение! Но… Какое-то странное. Он снова двинулся вперед, ощупывая рукоятку верного меча, и пристально вглядываясь в предмет, вызвавший столько подозрений. Однако вскоре он понял, что с ним сыграло злую шутку собственное зрение, утомленное однообразием поверхности одного цвета, и сама поверхность, лишенная ориентиров и примет.

Двигалось вовсе не то, что насторожило его: двигался он сам! Двигался относительно замеченной странной вещи.

Но что же это такое – что маячит там, в стороне от его пути, на этот раз?

Смело свернув с задаваемого Проводником направления, он почти под прямым углом к курсу двинулся к немаленькому, как казалось теперь сквозь дымку, предмету, очертания которого все ещё невозможно было четко рассмотреть. Однако чем бы тот не оказался, взглянуть на него стоило: вдруг там найдется хоть что-то, позволившее бы лучше понять, с чем ещё ему придется иметь дело на территории врага! А ему сейчас любая, даже самая крошечная мелочь, деталь, может сказать о враге очень многое!

Путь до цели занял, однако, более трех часов: из-за того, что это не с чем оказалось сравнить, Конан неверно оценил расстояние. И лишь подойдя почти вплотную, смог по достоинству оценить подлинный размер сооружения.

Перед ним высился огромный столб. Вернее, колонна. Диаметр её, несколько суживающийся к вершине, у поверхности снега достигал футов двенадцати. А сама высота составляла не меньше восьмидесяти-девяноста футов, и это при том, что верхний неровный конец казался словно небрежно отломленным чьей-то чудовищной рукой… Впрочем – почему – чьей-то? Отлично он знает – чьей.

Попытавшись выяснить, из чего странная башня изготовлена, Конан снова зашел в тупик: его меч, как и в случае с лже-тигром, не оставлял на матово отсвечивающей поверхности ничего, кроме еле заметных царапин. Правда вот цвет - черный, а не стальной.

Варвар обошел вокруг башни-колонны, внимательно осматривая её, и не забывая глядеть по сторонам. Снег за колонной, на территории побольше полумили, уже не лежал таким же ровным монолитным слоем, как везде на равнине. Казалось, что на большой глубине под его толщей скрыты какие-то словно бы строения… Может быть, даже разрушенные дома, или крепость – её стены, или крыши домов чуть выдавались на поверхности системой валов, бугров, и впадин.

Может, это – крепость людей? И… Не её ли сторожил омерзительный «тигр»?!

Конан вновь повернулся к колонне. По всей её поверхности виднелись надписи на разных языках. Буквы двух-трех Конан узнал. Про другие мог только догадываться. Их было десятки: букв совершенно незнакомых ему, вероятно, древних, языков. Но все они образовывали короткую, в несколько строк, надпись.

Предупреждение? Обращение?

Завещание?..

Потому что эти одинаковые надписи, как он быстро понял, повторялись на разной высоте, с интервалом около пяти футов. Повторялись по всей высоте колонны, насколько зрение позволяло ему разглядеть.

Найдя самый знакомый алфавит, киммериец попытался прочесть надпись.

Как бы не так – сам язык оказался незнаком.

Он попробовал другую. Нет.

Третья надпись, на едва знакомом языке, позволила хоть что-то разобрать, хотя он даже не помнил, где, когда, и при каких обстоятельствах, сталкивался с людьми, говорившими на этом наречии. Но, хотя и здесь он понял смысл всего нескольких слов, интуиция и логика сделали остальное.

Надпись гласила, что Город (Название совершенно незнакомо!) находится здесь, под землей. И вход в него – только через эту колонну-башню.

Ещё раз Конан огляделся. Нет, никого! Но…

Город?

Если здесь, на поверхности ли, или под землей, был когда-то город, то сколько же веков назад его построили, что его так занесло?! И что это за город, входить в который приходилось через башню? Это что же получается – все, кто там жили, или живут и сейчас, тоже вынуждены так поступать?

Впрочем, чутье подсказывало, что город – мертв. Причем – много веков. Или могло быть и так, что там и не жили. Возможно, что это – некое культовое место, для отправления каких-то священных, значимых для какого-то народа, обрядов, ритуалов и обычаев. Словом, Святилище, или Храм. Или он неверно истолковал надпись?

Да – и где, собственно, вход-выход? Почему никаких следов, ведущих куда-то сюда, вовнутрь?.. Или уже никто не входит и не выходит настолько давно, что стерлись и исчезли любые приметы…

Почему тогда действительно не предположить, что город давно мертв, и, раз следить больше не за кем, умер и грозный страж, что охранял его с юго-запада.

Впрочем, кто поручится, что таких же пирамид не натыкано и с остальных сторон – по кругу?

Но какая же тайна скрыта здесь под толщей вековых сугробов?

От души выругавшись, Конан снял суму, отнес подальше.

Перехватил снова обеими руками верный меч, и снова… Приступил к рытью.

Э-эх, знал бы, что придется копать так часто – точно захватил бы лопату.



К тому времени, как солнце надумало спрятаться за горизонт, он углубился не больше, чем футов на семь: приходилось ещё делать и ступеньки, и выносить на одеяле выкопанные куски плотно слежавшегося за неизмеримые века, снега.

Заночевал там же, в вырытой яме, только чуть её расширив.

Утром, наскоро перекусив, он продолжил рыть, двигаясь вниз, вокруг колонны, углубляя ход по спирали, так, чтобы обнажить ту часть столба, что покоилась сейчас ниже уровня поверхности. Наконец, когда он прокопал вокруг колонны почти полоборота, углубившись уже футов на пятнадцать, вход нашелся.

Круглый люк, фута три в диаметре. Закрытый. Плотно прилегающей - так, что и лезвие ножа не всунешь, круглой же крышкой. Сбоку торчала единственная выдающаяся деталь: похоже, ручка.

Открылся люк легко, стоило только повернуть ручку вверх, и потянуть.

Внутри оказалось темно. Ничем не пахло. Засунув голову внутрь, Конан увидел вверху крошечный кусочек неба – солнце снова спряталось в молочно-серую мглу облаков, и мутное пятно сверху совершенно не рассеивало кромешную тьму внизу, куда уходил колодец.

Ждет ли его там, внутри, очередная хитрая ловушка?..

Вряд ли. Слишком многое говорит о том, что веками здесь никто не бывал. Да и не должен Норт жить здесь, в сердце бесплодной пустыни. Проводник показывает, что до его Логова ещё – ох, далеко…

Поднявшись на поверхность, Конан собрал вещи в суму, закинул её за спину. Зажег светильник-коптилку, и вернулся к открытому люку.

Свет чадящего огонька тоже ничем не помог ему: несколько ближайших метров освещенного пространства кроме круглого тоннеля шахты, больше ничего не выявляли. Тем не менее Конан стал спускаться по скобам, оказавшимся вмонтированными во внутреннюю поверхность шестифутового в диаметре колодца. Дверь он за собой на всякий случай закрыл – такая же точно ручка оказалась и внутри. Странно, но больше никаких других запоров он в люке не нашел: лишь простая защелка с пружиной охраняла «Город».

Скобы оказались ухватистыми и вполне удобными, так что спуск проходил легко. Тем более, что меч Конан просто закинул на спину, чтоб не болтался между ног, и не мешал. Он чуял, что врагов здесь… Нет. Как, впрочем, и друзей.

Спуск продолжался недолго – минуты три.

По дороге ему попались ещё три люка, каждый – футах в тридцати ниже ближайшего. Но вот открыть их он не смог: снаружи крышки надежно подпирал слой сцементировавшегося снега.

Как прикинул Конан, он спустился на сто пятьдесят – сто шестьдесят футов. Последние шестьдесят футов люков не попадалось, из чего он заключил, что уже забрался под поверхность земли. Наконец он ступил на дно шахты.

Пространство вокруг и не подумало расшириться, и он чувствовал, как стены давят, нависая над головой теснотой низкого потолка и узостью прохода. Круглое пятно вверху превратилось в крошечную светлую точку. Материал стен и пола остался тем же: несокрушимым не то – камнем, не то – стеклом.

Направо и налево уходили в непроглядную тьму два коридора. Толстенные плиты, могущие перекрывать их наглухо, (Надо же! Система-то – как у кобболдов! Позаимствована?) сейчас были подняты. И хотя с момента последнего использования наверняка прошли века, если не тысячелетия, Конан всё равно видел на стенах явственные следы копоти и мог бы поспорить, что ощущает удушливый запах гари.

Вот, значит, как здесь боролись с непрошенными гостями или лазутчиками от Норта! Да, огонь, пожалуй, понадежней воды. Плоть искусственных мышц уничтожает с гарантией…

Но что же здесь горело? Ясно же, что не дрова.

Ладно, какая разница – ему такой способ явно не подойдет. Потому что годится только вот в таком, тесном и отрезанном от свободного выхода, месте. Да и горючее, какое бы оно ни было, с собой не потащишь.

Конан двинулся наугад – по правому узкому коридору. В потолке обнаружилось несколько рядов небольших отверстий: похоже, для сброса, или слива, горючего материала. Общая длина коридора оказалась не больше пятидесяти футов, и через каждые десять шагов ему приходилось пригибаться, чтобы пройти под очередной плитой-затвором. Затем коридор расширился, и неизвестный черный материал сменился обычным камнем – насколько Конан мог судить, гранитом. На полу здесь лежал толстый слой инея, явно никем не потревоженного уже очень давно…

Вскоре повернувший под прямым углом коридор вывел варвара к небольшой комнатке, возможно, караульному помещению: вдоль стен стояли массивные дубовые лавки, по стенам развешено оружие: от арбалетов до багров.

За массивной, со скрипом прочертившей в инее дорожки, когда он навалился на нее, дубовой же дверью, оказался ещё один коридор, приведший в большой зал с четырьмя дверьми, ведущими в разные стороны, и двумя лестницами, уводящими вниз, в непроглядную темноту.

Подумав, Конан вернулся к основанию «входной» колонны-шахты, и прошел в другой конец коридора: тот казался более многообещающим: так как был куда шире, и намного выше. Однако выяснилось, что здесь строили не дураки: ведь врагам тоже наверняка так казалось! Так что привел коридор, тоже сделавший несколько крутых поворотов, только в ловушку: глухую камеру с теми же рядами отверстий наверху, и плитами перекрытия наверху. Стены покрывал куда более толстый слой копоти, и воняло здесь сильнее. Похоже, не одно тело с псевдоплотью нашло здесь своё последнее пристанище…

Пришлось вернуться к развилке, и снова зайти в комнату с дверьми и лестницами.

Наугад Конан открыл среднюю, и прошел в очередной темный и узкий коридор.

Вскоре он попал в большой зал. Потолок строители перекрыли арками, на ржавой цепи свешивался когда-то явно роскошный светильник-люстра. Впечатлило. Дальний конец зала терялся как всегда в темноте, а его светильник как всегда освещал жалкие несколько шагов непосредственно перед ним.

Конан двинулся вперед, подняв жалкую лампадку над головой и вслушиваясь – здесь имелось даже эхо от его осторожных шагов. Зал оказался длиннее, чем он думал: шагов через тридцать киммериец обнаружил огромный стол с рядами не лавок – но стульев по бокам.

Надо же… Ну в точности, как Стол для собраний у побратимов-кобболдов!

На столе высилось несколько монументальных и великолепных, в затейливой резьбе, подсвечников. В некоторых чашечках еще сохранились толстые, грубо вылепленных свечи из какого-то серовато-желтого материала. Без особой надежды на успех Конан попробовал зажечь одну из них от своей коптилки.

К его удивлению, пошипев и поплевавшись искрами, та зажглась ярким желтым огнем, сразу осветив даже самые дальние уголки длинного покоя.

А верно ему показалось, что здесь проходили заседания Советов.

Во главе стола, на величественном троне, сидел человек.

Оставив на краю стола свою жалкую плошку, Конан со светильником в руке приблизился к нему, ступая все так же мягко и осторожно. Но вовсе не от того, что опасался ловушек. Здесь их ставить, к сожалению, уже было некому.

Так как некого было и защищать.

На троне восседал явно последний Король исчезнувшего народа.

Он казался старым. Даже очень старым. Кроме того он был худ – до состояния почти скелета, кости которого обтягивает лишь слой кожи. И изможден - словно долгое время не ел досыта. Всё его высокое и когда-то явно неслабое тело словно сморщилось, съежилось. Да: кожа плотно обтягивала кости, создавая впечатление, что перед ним - мумия, четко обрисовывалась форма черепа и фаланги пальцев. Остальное тело оказалось скрыто под роскошным когда-то нарядом, сейчас превратившимся в полуистлевшие, серые, и пахнущие пылью и плесенью, тряпки.

Мумифицированное тело было явно мертво уже очень давно. Но…

Но на изможденном лице продолжали жить глаза.

Было что-то невероятное, потрясающее и пробирающее до самых глубин души, в их застывшем навсегда выражении. Они, пережив на века своего владельца, словно существовали, жили, сами по себе, говоря Конану о многом.

В них светились и фанатизм, и воля к жизни, и ум. И, кажется, фатализм: вера в то, что он, Король, сделал всё, что мог, и понимая тщетность своих даже сверхчеловеческих усилий, все равно – умирает с чувством хорошо выполненного Долга, не сдавшись!..

Да, похоже, этот человек умер, честно сделав для своего народа всё, что было в человеческих силах, и теперь смело глядел в глаза Вечности, разделив со своими людьми их Судьбу. И совесть его была спокойна.

Что ж. Не каждый Король отважится на такое: не бежать трусливо прочь от горестей и напастей, свалившихся на головы подданных, спасая себя и свою семью, поджав хвост, и думая только о своей шкуре. А пройти со своим народом весь путь. До конца.

Не каждый сможет найти в себе силы и мужество для такого.

Честь и хвала Повелителю!

Конан поклонился. Вынув меч, отсалютовал:

- Честь и слава тому, кто не сдался! Примите мои заверения в величайшем уважении и почтении, Ваше Величество!

Фигура и выражение в глазах не изменились, но через тело варвара словно бы прошла от макушки до пяток невидимая жаркая волна: словно его приняли!

Отнесли к… Друзьям. И – гостям.

И теперь он ощущал себя как-то свободней, и без стеснения рассмотрел и корону на голове мумии, и драгоценные камни – изумруды, рубины, сапфиры и алмазы – когда-то несомненно украшавшие богатый наряд, теперь же кучками лежавшие на полу под троном, в пыли и инее. И в душе киммерийца даже на миг не возникло такого обычного ранее желания забрать, присвоить себе всё это ненужное теперь этому владыке, великолепие.

Что-то, видимо, произошло с ним. Какие-то глубинные струны души затронуло то, что он по дороге, да и здесь, увидел, понял и узнал. Не мог он обокрасть этого Короля. Это казалось неправильным, и унизило бы его в глазах себя самого…

Покачав головой, Конан спустился с возвышения, на котором стоял трон. Осмотрелся внимательней. Теперь его внимание привлекли множество массивных плит из того же странного и несокрушимого черного материала, стоявших вдоль всех стен тронного зала. Высотой они были ему по грудь, а шириной – фута по три.

Все их покрывали письмена.

Почему-то Конан сразу решил, что это – Послание. Обращение к тому, кто найдет это последнее Убежище. Так как те, кто высек эти письмена, не знали, кто придет к ним, они и запечатлели свою последнюю волю, или обращение к пришельцу на всех известных им языках. И уж постарались, что материал был попрочней…

Так же, как и пояснения на колонне-шахте, из всех языков Конану оказались известны два или три. Но он, медленно обходя ряды плит, обнаружил странную вещь. Непонятные и явно неизвестные иероглифы одной из плит, словно магнитом, притягивали его внимание. Он был уверен, что они ему незнакомы – язык явно некоей древней, давно исчезнувшей, расы! Тем не менее, по мере того, как он все дольше и внимательней смотрел на них, они обретали смысл, грозный и пугающий своей недвусмысленной, и не допускающей сомнения ясностью толкования.

История гибели.

Великий Кром!

Да, это – несомненно то, о чем предупреждал Льин: он может теперь пользоваться и познаниями побратима!

Но… Как же это получается?

Ведь их сейчас разделяют сотни, тысячи миль, и могучие гранитные толщи!

Впрочем, какая ему разница, как так получается: главное – теперь он может прочесть надписи! И начать лучше с самого начала.

«Странник!

Город, (Название прочесть все равно не удалось – звучание незнакомых букв так и не открылось Конану. Зато ему стал понятен смысл этих неясно как звучащих слов!) в который ты спустился, это последний приют народа …(тоже непонятно). Ранее мы жили, – описывались границы государства, ни о чем не говорящие варвару, так как незнакомы были ни названия описываемых местностей, ни государства, ранее граничащие с этим. Не помогли и знания кобболдов: с погибшими они явно не контачили, - Теперь же нас осталось всего несколько сотен выживших из более чем четырех миллионов!

Долгие годы расцвета и могущества окончились трагедией, и мы оставляем эти… Плиты (?) чтобы поведать грядущим поколениям и расам о нашей судьбе и предостеречь их от страшной опасности, угрожающей, возможно, уже всему миру».

Далее довольно подробно рассказывалось, что из себя представляло в лучшие годы государство, названия которого он так и не смог прочесть, и которого, судя по-всему, все же не знали и кобболды.

Страна действительно была очень богата и сильна: в соседние страны продавали много мехов, льна, меда, зерна, дегтя, рыбы и чего-то ещё – возможно тех самых легендарных кедровых орешков, которых раньше на территории страны было в изобилии: вековечными кедрами было покрыто более половины территории. Ещё продавали строевую не гниющую древесину, какие-то лекарства, и металла – вероятней всего, серебра. Корабли плавали в десятки других стран. Сухопутные караваны легко пересекали и южные пустыни, которые, как понял варвар, тогда вовсе не были пустынями.

Мужчины славились как непревзойденные охотники и воины. Поэтому все торговые караваны хорошо охранялись. Наемников же профессионалов часто покупали соседние государства, платя при этом и воинам, и налог в казну их отечества. Женщины отличались редкостной красотой и трудолюбием. Основное прославившее их ремесло – изумительные ткани и роскошная одежда. Широко применялся и рабский труд: захваченных в военных походах мужчин и взрослых женщин было много. Однако по прошествии нескольких лет раб, достойно проявивший себя, мог стать полноправным гражданином – если только было такое желание, и жить, где ему понравится. Или, отработав положенный срок, вернуться домой.

С такой системой Конан раньше не сталкивался, но подумал, что она неплохо, вероятно, подстегивала желание рабов проявить себя добросовестным тружеником, и поскорее добыть себе свободу. Интересно: многие ли возвращались домой? Ведь жить в богатом и очень сильном государстве – и престижно и выгодно.

Правил страной король, наследовал трон обычно старший сын.

Довольно подробно рассказывалось о быте, обычаях, и законах. Конан, уставший переводить, еще подумал, что страны – они как люди! Стараются выглядеть в таких вот пропагандически-исторических посланиях получше, самовосхвалиться и самовозвеличиться. А темные стороны – замолчать…

А у кого он сейчас узнает правду?! Так ли оно было на самомделе?!

Ведь все соседи отправились туда же, куда и те, кто хотя бы догадался сохранить о себе память – пусть и в виде каменных страниц Летописей…

Хотя, наверное, и соседи оборонялись до последнего, не желая бросать землю отцов и пра-отцов. И если б он проходил через их земли, может, нечто такое же нашел бы и там. А сейчас на этих территориях хозяйничает только вьюга. Мчащая бьющую в лицо колючую поземку вдоль бесконечных снежных равнин. Нет ни лесов, ни сел, ни полей… Наконец ближе к концу страницы он обнаружил то, что его интересовало. То, что ни один живой свидетель описать уже не мог: способы и методы врага!

Вначале пострадали маленькие островные государства, живущие в основном за счет рыболовства, и промысла морских котиков и львов. Похолодание вынудило их переселиться с насиженных мест: море попросту замерзло насовсем, и промысловые животные откочевали! Теплей не становилось – вскоре похолодание достигло и континентальной части, с её странами. И двинулось и дальше, к югу.

Зимы становились всё длиннее, солнце грело всё слабее, и кое-где земля даже перестала оттаивать: так, что погибли даже мхи и лишайники.

Стало ясно, что это – не случайность.

А между тем рыболовство стало невозможным, зерно не успевало вызревать даже на южных окраинах, а от частых бурь и внезапных заморозков погибли и фруктовые деревья. Овощи стало трудно выращивать даже в парниках: их нечем стало отапливать, поскольку все деревья поразила странная болезнь, и они гнили изнутри, падая, и создавая в лесах непроходимые завалы. Расчищать их, и пытаться посадить новые саженцы перестали довольно быстро – как только убедились, что ничего на пораженных землях расти не будет. Вскоре вместо лесов и тайги везде простиралась бесплодная голая степь.

Соседние страны запретили переселение даже части людей, в-основном, женщин и детей, на свои даже пустующие земли, и множество воинов погибло в бессмысленной и бесполезной войне: отвоеванные с чудовищными потерями земли через несколько лет тоже стали бесплодны и пусты…

Сами же соседние народы, кто оказался попредусмотрительней и сделал вовремя правильные выводы, наученные горьким опытом, побросали дома и обжитые места, погрузились в повозки, и откочевали куда-то к югу – какая судьба ждала их там, народу погибшего Города осталось неизвестно. Но Конан подумал, что вряд ли они смогли выжить, или ассимилироваться там, где уже жили другие народы: легенды о таком не то – бегстве, не то – переселении наверняка сохранились бы у тех, кто населяет Ойкумену.

Однако вот этот народ, несмотря ни на что, решил остаться, и отстаивать свою родину до конца!

Рыболовы наладили подлёдный лов рыбы. Охотники развели оленей. Садоводы насадили везде кустов – в-основном северных морозоустойчивых ягод. Словом, переняли образ жизни приполярных северных племен. Возможно, подумал киммериец, они ещё не понимали, что с ними ведется планомерная война. Что они в этих местах Норту – что бельмо в глазу!

Вскоре пришли белые полярные медведи, белые… Львы? Белые… Слоны?!

Животные отличались очень крепкой шкурой, и были поистине гигантских размеров. В дополнение ко всем напастям прилетели странные птицы. Как именно они убивали людей, Конану осталось непонятно, но встретиться с такими он вряд ли захотел бы. Как и с описанными далее бронированными крысами. Его удивило только, что не попадалось упоминаний о гигантских насекомых. Может, они не могут жить на холоде?

Звери, действиями которых уже явно кто-то руководил, разрушили последние дома и наземные крепости. Только теперь люди окончательно убедились, что за всеми напастями стоит Норт (Здесь его имя звучало как «Ньёрд».), и послали отряд из последних боеспособных воинов, стариков, и юношей – на его цитадель.

Никто не вернулся. Достигли ли воины цитадели, по слухам, плававшей по бескрайнему ледовитому океану, осталось неизвестным…

Оставшиеся в живых построили подземные убежища с вертикальными входами-колодцами.

На какое-то время это смогло удержать звериную армию. Но не могло решить проблему пищи. Взять, или вырастить продукты стало негде. Погибли или пали все поселения кроме столицы. Она, когда-то гордо стоявшая, возвышаясь над величественной рекой, превратилась в башню, одиноко торчащую из моря снегов и льда. Враг неусыпно держал кольцо осады, не давая ни сбежать остаткам отчаявшихся, ни – помочь им тем, кто ещё пытался как-то сражаться с войсками Норда. А были в этих войсках не только монстры-чудовища, но и злобные и жестокие полулюди-карлики. Эти оказались ещё кровожадней зверей. И намного опасней: они думали! И могли находить бреши в обороне последнего прибежища народа, название которого Конан так и не прочел.

Но к счастью этот народ владел секретом изготовления горючего. Название которого тоже осталось загадкой, но действие которого позволяло надежно сдерживать врага у порога последнего приюта.

Однако кольца осады, отсиживаясь под землей, не прорвешь.

Врагу нужно было лишь немного подождать…

Что он и сделал: уж временем-то Норт располагал!

Через семь лет кончились последние запасы продовольствия. Подкоп под осаждающей армией не удался: выходы или тоннели неизменно обнаруживали, вскрывали и атаковали. Их приходилось обрушать и замуровывать. Силы и воля таяли, помощь всё не приходила.

Конан-то знал, почему она не приходила: те, кто ещё не бежали, бросив жилища и земли предков, и прокляв в отчаянии всё на свете, сами были мертвы!

Пока Конан читал, желваки ходили на его скулах, и руки сами-собой сжимались в тяжелые кулаки, но… Но помочь этим несчастным он уже не в силах. Он может лишь отомстить за их мучения и жизни… Для этого он и идет – остановить проклятого мага! Человеконенавистника.

То, что чародею нравится не просто убивать людей, а именно – мучить и унижать перед смертью, киммериец понял давно. Заряжался Норт, что ли, энергией от их страданий и проклятий?! Или он просто – выродок-живодёр?!

По рассказам кобболдов Конан знал, что численность армии монстров и карликов – колоссальна. С ней Норт легко и быстро, не считаясь с потерями, мог сокрушить любое государство, любой народ – буквально за считанные дни!

Однако он предпочитал не торопясь затягивать петлю на шее обреченных, давая их отчаянию и мучениям, как физическим, так и от осознания неотвратимости мучительной смерти, продлиться подольше…

Знавал Конан таких мерзких уродов и раньше. И не все они были магами. Но ни у кого не было в арсенале таких богатых возможностей для злодеяний…

И бессмертия!

Конан дочитывал последние строки уже отрывками – чувствовал, что напоминание о неизбежной агонии и отчаянии последних оставшихся в живых ему уже ничем не поможет и не нужно: он и так ненавидит мразь в плавучей твердыне больше, чем когда-либо ненавидел кого бы то ни было!

«Мы гордимся, что до конца остались верны заветам предков, всё вынесли, и не сдали наш последний оплот! Как не стали и поедать друг друга, чтоб продлить агонию выживания, на что, наверное, надеялся проклятый чародей!..

Нашедшим эту плиту. Завещаем вам отомстить за наши унижения и смерть. Того, кто сможет это сделать, мы назначаем нашими приемниками, и завещаем в его или их владение – все наши исконные земли! Сим документом подтверждаем это!

Благословение наше на святое дело да пребудет с вами!»



Да, мужества защитникам столицы было не занимать.

Конан, как никто другой, мог оценить его. Жаль, что им не хватало знаний: если бы они сразу поняли, кто и зачем на них напал, их отряд, посланный для уничтожения цитадели врага, был бы и побольше, и оснащен получше. И действовал похитрее, а не прямолинейно: в лоб…

Впрочем, кто может знать – помогло бы это.

Ведь Норта убивали уже не раз!

И что это дало?

Вот именно. И как знать – может, Зеннос был прав, и после каждой «смерти» волшебник, словно птица Феникс – возрождается ещё более сильным и могучим? Тогда получается, что его стремление встретиться лицом к лицу – просто самонадеянная глупость! Ну, убей он даже мага – а кто поручится, что тот не возродится в очередной раз?!

Замкнутый круг.

Не-ет, где-то должна быть лазейка, зацепочка! Где-то должен храниться секрет бессмертия чародея. Некий волшебный артефакт. Магически защищенное, подлинное сердце Норта. Или что-то ещё… И, может, нужно не ломить, словно очумевший лось по весне, напрямую, а начать искать место, где спрятано такое нечто, позволяющее чародею быть спокойным за свою смерть?..

Может, в таком отказе от личной схватки и заключено мужества больше, чем в кичении мускулами и опытом тысяч схваток?! Но…

Но для того, чтоб найти секрет, открыть тайну бессмертия чародея, как раз и нужно вначале проникнуть в цитадель врага – быть может, удастся найти там союзников? Каких-нибудь угнетаемых, или обиженных слуг? Наложниц? Рабов? Которые смогли бы поделиться этим секретом с киммерийцем? Желая отомстить своему Хозяину?

Какая «скромная и легкая» задача!

Конан сплюнул. Ну и задачку поставила перед ним последняя Хранительница!

Эти и другие схожие мысли всё сильней одолевали Конана по мере того, как он всё ближе подбирался к цитадели врага, и всё сильней разгорались глазки-бусинки ворона-Проводника. Вот уж кто не знаком с сомнениями и страхами!..

Конан тряхнул головой, чтоб очнуться от груза невеселых и пока бессмысленных раздумий. А заодно и сожалений о сгинувшем народе – он наконец понял, о ком идет речь. А кобболды-то думали, что они тоже откочевали со всеми остальными соседями на юг, и затерялись там, или уйдя слишком уж далеко, или смешавшись с местным населением.

Но они, оказывается, не сдались и не ушли. Они сопротивлялись. А узнать о мужественных защитниках Эвенсии кобболды никак не могли: все подземные коммуникации были перерезаны, а наверху прочно сжимало город в объятьях кольцо осады.

Ладно, нужно перестать играть желваками на скулах, и заняться делом. Печально, конечно, находиться в чужом склепе, но ему придется потревожить покой духов эвенсийцев. Просто для того, чтобы восстановить силы и лучше подготовиться для продолжения похода туда, куда они безрезультатно выслали целую армию. Впрочем, будь они живы, разве они сами, добровольно, не оказали бы ему всей возможной помощи?!

А сейчас ему остается только помянуть усопших защитников столицы, да постараться отомстить и за их загубленные жизни и поломанные судьбы.

Он двинулся дальше: осматривать подземную крепость в поисках подходящего места и кухонных принадлежностей. Чтоб восстановить силы, нужно согреться, и по возможности приготовить медвежатину.

Но груз памяти о загубленных душах незримой тяжестью продолжал давить на его плечи: одно дело – в тиши кабинета изучать по летописям, или слушать рассказ про наступательные действия великого и беспринципного стратега, и совсем другое – лично столкнуться с трагедией побежденных этим чудовищем людей…

Причем – даже не воинов! Подземные катакомбы стали последним приютом для женщин, стариков и детей. Ведь все мужчины погибли в походе, сражаясь!

Ничего, с холодной решимостью и твердокаменной уверенностью думал варвар: придет час, и он расплатится по старым счетам. Отдаст все долги. И пусть для этого, возможно, придется не храбро сражаться лицом к лицу, а хитро прятаться, подобно загнанной крысе, он готов пойти на всё: на любую подлость и коварную хитрость, только бы не уподобиться тем глупцам, что уже «убивали» чародея в открытой и честной схватке: лицом к лицу!

Раз уж Норт всё устроил так, что прямое его убийство ничего не даст – Конан будет умнее. И найдет способ добраться до истинного источника бессмертия мага!

И как же прав был Зеннон, сказав, что зная историю схваток с чародеем, «в лоб» на него попрёт только законченный осёл!



В комнате, расположенной за троном Последнего Владыки, Конан нашел, как и было сказано в Завещании, буквально груды сокровищ: золото в слитках и монетах, драгоценные камни, и удивительной красоты украшения – серьги, перстни, ожерелья, кокошники… Здесь же находились и старинные книги – вероятно, летописи расцвета и история падения. Сейчас они представляли из себя смерзшиеся в куски льда трухлявые кирпичи.

Равнодушным взглядом киммериец окинул всё это бренное, и такое бесполезное теперь как самим эвенсийцам, так и ему, богатство. Действительно: что оно значит по сравнению с главным сокровищем человека: его жизнью! Впрочем, летописи могли бы, пожалуй, заинтересовать побратимов-архивариусов, а сокровища – его самого. При одном условии: что Норта удалось бы окончательно и надежно уничтожить!

Пройдя вдоль длинных рядов с разложенными в порядке, а кое-где – просто наваленных как попало предметов роскоши и драгоценностей, он по старой памяти прикинул их возможную стоимость – да, хватило бы чтоб нанять огромную армию… Но если этот враг – Норт, тут и армия не поможет!

Из всех несметных сокровищ лишь один предмет привлек взгляд варвара: отлично сохранившийся, несмотря на холод и сырость, подземелья, кинжал. Сделанный явно из превосходной стали: на лезвии не было и пятнышка ржавчины! Лезвие до сих пор глянцево отблескивало в свете его коптилки, а ухватистая рукоятка не то из кости, не то – из бивня легендарного маммута, была покрыта странными письменами, похожими на защитные руны. Или – на письмена Моур, виденные им на их транспортных площадках.

В торец рукояти оказался вделан огромный камень, напоминавший рубин – он до сих пор таинственно переливался, притягивая взор переливами красного и бардового.

Конан решил взять себе это оружие – вместо сломанного своего. И – на память о несчастных эвенсийцах.

Побродив ещё с полчаса по верхнему уровню катакомб города, Конан нашел то, что его вполне устраивало: огромную комнату, вроде общественной кухни. С гигантскими очагами, котлами и вертелами, и целой грудой кухонных принадлежностей: вёдер, кастрюль, сковородок, тарелок, мисок и ложек… Но вот за водой ему пришлось подниматься на поверхность – запасов воды он не нашел, и решил не терять на это времени. Выбравшись из люка, он обнаружил, что на поверхности уже настала ночь. Тем лучше.

Он наполнил кусками снега и льдинками прихваченный из кухни огромный мешок, снова закрыл за собой люк, и спустился снова в кухню. Дрова, к счастью, ещё сохранились в одной из кладовок, окружавших кухню, и вскоре в одном из очагов потрескивал весёлый костерок: Конан обжаривал на медвежьем жиру аппетитные ломтики свежемороженого мяса. За сохранность снега в мешке, который он оставил пока в коридоре, варвар не беспокоился: здесь, в подземелье, было чуть ли не холодней, чем снаружи.

Мясо, наполнившее огромное пространство темного помещения таким восхитительным ароматом, что бежали слюнки, прожарилось. Конан поторопился запустить в него зубы.

Восхитительно! Он успел соскучиться по горячей, с пылу, с жару, пище! А утром, если всё останется спокойно, он сварит себе и суп – бульон отлично восстанавливает силы и просветляет мозги. Да и выспаться здесь можно спокойно: ни ветра, ни зверей, ни монстров не проникнет сюда так, чтоб он не заметил!

Подбросив дров, Конан разостлал прямо на полу у очага медвежью шкуру, а на неё – свое одеяло. Лег, блаженно потянулся… Просто удивительно, до чего благотворно влияет на настроение горячая пища! И сколько сил придаёт!

Не говоря уж о том, что совсем по-другому смотришь на дело, которое предстоит выполнить. Да, трудно. Но – вовсе не невозможно, как казалось в конце эвенсийцам…



Конан проспал до самого утра. Сон его был и спокоен и глубок. Каким-то шестым чувством он ощущал, что здесь его как бы оберегают и защищают духи всех тех мужественных людей, что до последнего защищали своё последнее пристанище, и которые так и не позволили врагу вторгнуться к себе. А то, что враг так и не вломился в крепость, Конан знал по еле заметным приметам и следам: чужая нога не ступала на плиты залов города.

Да и смысл был ступать: Норту не нужны ни сокровища, ни, тем более, пленные!

Открыв глаза, Конан сразу понял, что снаружи уже наступило утро: чувству времени киммерийца могли бы позавидовать даже петухи. Позавтракав оставленным мясом он решил получше рассмотреть подземные горизонты: вдруг найдется что-то полезное.

Жилых уровня Конан насчитал четыре. Соединялись они узкими тамбурами с крутыми узкими (Возможно, на случай обороны!) лестницами, и могли перекрываться такими же запорными плитами, как у входной колонны.

Медленно проходя по низким, грубо, и явно наспех вырубленным и неотделанным коридорам и комнатам, киммериец поневоле сравнивал это убежище с капитальными жилищами кобболдов. Разумеется, сравнение оказалось не в пользу людей. Но ведь они и располагали совсем не теми силами, временем и возможностями. И задачи перед ними стояли совсем иные!

Люди не рассчитывали жить под землей века, и здоровых крепких мужчин-шахтеров у них уже не было. И всё же построенная ими подземная крепость выполнила свою задачу: враг не прошел!

Впрочем, врагу это и не оказалось так уж необходимо: магу нужно было только погубить всех этих несчастных, и его совсем не интересовал захват их катакомб: похоже, у него и своих достаточно. А что касалось мучений, терзаний и отчаяния – всё это являлось, так сказать, «приятным» приложением при достижении «зачистки» территории.

Конан бродил по подземельям не боясь заблудиться: его следы четко выделялись на заиндевевшем полу в свете ярких жёлтых свечей, которыми он пользовался, твердо зная, что их большой запас здесь уже вряд ли кому-то понадобится. Но не обладающему отменными инстинктами и зрением следопыта, неподготовленному человеку (Да и не-человеку!) заблудиться здесь ничего не стоило! В катакомбах явно чувствовалось отсутствие четкого плана строительства, и комнаты и коридоры располагались и ветвились как попало. Похоже, их докапывали просто по мере необходимости и возможности.

Киммериец нашел и кладовые с солидными запасами топлива: дров и серого горючего порошка: он попробовал, как тот горит, положив щепотку в большой казан, чтоб ненароком не поджечь разом всю кучу: мало ли!..

Предосторожность оказалась не лишней: полыхало так, что лицо Конана, не успевшего отойти достаточно быстро, опалило невыносимым жаром – не покраснело бы!

Да, таким пламенем можно было легко сжечь мышцы дьявольских монстров!

Нашел Конан и комнаты, где на стеллажах лежали лыжи, снегоступы, инструменты, оружие, нарты, рыболовные снасти, даже лодки – сделанные наподобии каяков. Нашел помещение, служившее, видимо, дежурной казармой: прямо рядом с трубой-выходом. Здесь по стенам и в держаках стояло и висело много разного оружия. Обследовал варвар и галереи, из которых высыпали горючий порошок на головы проникшим внутрь врагам. От невероятного жара их защищали мощные переборки и люки.

Обнаружил Конан и жилые помещения, где в поистине спартанской простоте жили эти несчастные, сплоченные последней целью, и многоярусные нары, на которых они спали. Нашел мастерские, где мастера изготовляли инструменты и оборудование: и для себя, и для тварей Норта. Нашел и зал для собраний. Тот был огромен, и действительно мог вместить три-четыре тысячи человек. Бесконечные ряды простых скамей, покрытые вековым слоем вездесущей изморози, бритвой резанули прямо по сердцу: никогда никто здесь больше не соберется!

Эти пустые скамьи лучше рассказали ему о произошедшей трагедии, чем излишне подробные и снабженные комментариями последующих поколений Хроники кобболдов.

Он поспешно вышел, сжав губы в тонкую полосу, и прикусив их изнутри.

Но страшные открытия не кончились: футов на пятьдесят глубже жилых уровней, после лестницы, показавшейся ему бесконечной, словно спуск во владения Мардука, (Только если б тот предпочел адский мороз – жару своих топок!) он почти этот ад и нашел.

Кладбище эвенсийцев удручало. Здесь и отважному духу Киммерийца пришлось сдерживать рвущиеся наружу крики ужаса. И ярости.

В промерзшем насквозь грунте оказались проложены десять узких, шириной не больше трех шагов, галерей. У входов соединенных галереей пошире.

Здесь на скамьях из промёрзшего грунта по обеим сторонам лежали или сидели застывшие в вечные статуи в лютом холоде этого места, тысячи и тысячи безмолвных жертв чёрного злодейского волшебства: женщины, старики, дети…

Мужчин среднего возраста не попадалось совсем.

Дальние концы галерей терялись в непроглядной темноте, и, казалось, конца им нет. Подумав, Конан решил, что никакой нужды идти туда, вглубь, нет. Всё, что ему нужно, он отлично разглядел и отсюда.

Большинство людей отличались страшной, чудовищной худобой: буквально скелеты, обтянутые тоненьким пергаментом кожи! Но попадались и раненные: со страшными ранами или язвами на теле: чья это работа, Конан уже знал. Однако изучил раны и язвы пристально. Эти – от зубов. Это – от когтей. А вот эти язвы… Хм-м… Словно что-то разъело кожу, и даже кости – кислота, что ли, какая-то?

Нет, с таким он пока, вроде, не встречался. Тем лучше – он предупрежден!

Подняв повыше свой неуместно яркий и словно – бодрящий, огонек, киммериец подумал: какие же чувства должны были испытывать те, ещё живые, кто приходил сюда? Чтоб взглянуть на убитых, или умерших друзей и близких. Служили ли эти, самой природой мумифицированные, останки, постоянным напоминанием о тщетности земных усилий и забот? Или напротив – придавали сил и поддерживали бушующий в груди степным пожаром костер ненависти в борьбе за последний оплот?..

Жаль, что кобболды не знали о судьбе эвенсийцев. И хорошо, что он сам как раз-таки и узнал о ней. Огонь жгучей ненависти и стальной решимости освещает ему теперь совсем другую сторону этой битвы. И возможный путь её ведения. Потому что в битве с беспринципным мерзким негодяем схватка лицом к лицу вряд ли будет иметь смысл…

Конан вновь поднялся в уже почти обжитую им кухню. Подбросил дров в очаг, подул на угли. Суп, который он поставил готовиться, уходя на разведку, оказался готов. Приправленный кое-какими специями из запасов необъятной сумы, он оказался очень даже неплох на вкус. Особенно после вынужденного сухо- и холодоедения.

На большой сковородке Конан обжарил все свои так называемые бифштексы, и, остудив, разложил их поаккуратней, чтоб остыли и превратились в удобные для укладывания кирпичики. Позже он уложит их так, чтоб при необходимости есть прямо на ходу.

Впервые за последнюю неделю он как следует согрелся, наелся, и напился, заварив в маленький котелок напиток из листьев и трав. От цинги нужно обезопаситься заранее. Приятные ароматы наполняли теперь древние коридоры, а тепло и свет очага создавали уют и ощущение защищённости. Конан решил, что будет до конца дня отдыхать. Вряд ли ему представится ещё такой случай в стране врага. Ведь дальше – только покрытые толстым слоем слежавшегося снега необозримые равнины тундры, и вековечные льды великого Северного океана.

Вот так, посиживая в пододвинутом к очагу старинном кресле, он и провёл время до ужина, задумчиво разглядывая весёлые язычки в огромном зеве очага, и иногда подбрасывая полено-другое. Подумать нашлось о чём.



Ночевал он прямо здесь же, подвинув одеяло к огню, и следя только за тем, что на то не попали иногда вылетающие из жерла печи угольки.

Утром, позавтракав и упаковавшись, киммериец прошёл в зал, где на своём роскошном троне всё так же величественно и гордо восседал последний владыка города-государства. Медленно обведя взором закопчённые и покрытые фестонами пыльной паутины, так небрежно – только бы не задевали за головы! – обработанные своды, и плиты с печальной повестью, и стол, за которым никогда больше не рассядутся весёлые балагуры и не зазвучит непринуждённая беседа, он повернулся к Хозяину.

Конан вдруг осознал, что ему по-настоящему тяжело и грустно. Он опять прощается. Но если неделю назад он прощался с живыми, ещё полными сил и надежд, кобболдами, то теперь нужно попрощаться с - пусть оказавшими ему гостеприимство, но – мёртвыми людьми. И их Владыкой. Который так и не смог защитить или спасти свой народ.

Но всё же Конан должен сказать.

Живы ли хозяева, мертвы ли – он был их гостем. Жил и отдыхал в их последнем убежище.

- Я, Конан из Киммерии, благодарю вас, Ваше Величество, и ваш народ за приют, тепло и подаренные мне знания. Пусть вы и добыли их непомерно большой ценой - своими жизнями! – они не пропадут. Я передам ваше послание ныне живущим, и сделаю всё, чтоб отомстить за ваш народ и страну. А сейчас прощайте. Мне пора идти!

Он поклонился.

Внезапно ярчайший свет брызнул по залу багрово-красными лучами, озарив на миг все тёмные углы, стены, плиты, и трон с гордым властителем царства-склепа, который, как показалось вдруг варвару, неторопливо и с истинным царственным величием, поклонился ему в ответ!

На голове Конана сами собой зашевелились волосы – словно ледяной вихрь пронесся по пустому пространству пиршественного зала. Варвар вдруг понял, что источник вспышки – огромный рубин на рукояти его нового кинжала, торчащего сейчас за поясом.

Однако больше ничего не произошло.

Конан постоял ещё несколько мгновений, глубоко вздохнул.

Что ж. Благословение получено. И какое-то новое волшебство - он его чуял! - теперь – с ним!

Именно так он произошедшее и расценил.

Теперь дело – за ним!



Выбравшись наружу, он даже удивился: безветренно, в голубом небе ярко и приветливо светит солнце, только-только взошедшее над горизонтом. (Впрочем, он обратил внимание, что чем дальше на север заходит, тем ниже над этим самым горизонтом поднимается светило!) Невыносимо-ослепительное в таком освещении белое пространство вокруг искрилось, но отлично просматривалось на добрых двадцать миль во все стороны.

Правда, видно было лишь всё ту же бескрайнюю, покрытую небольшими буграми-наносами, и сверкающую переливами мельчайших кристалликов, равнину.

Двинувшись вперёд. Конан вдруг остановился. Всмотрелся в небо.

С севера, оттуда, куда указывал своим клювиком Проводник, приближалось несколько быстро летящих чёрных точек!

Птицы?!

Или это – те самые, что описаны в хрониках эвенсийцев?!

Убийцы?!