Релятивизм в психоанализе и аналитич. психологии
2024, №1
https://doi.org/10.17072/2078-7898/2024-1-33-43
Релятивизм в психоанализе и аналитической психологии
Аннотация
В статье излагается взгляд на релятивистскую составляющую психоаналитических концепций Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга. В данном контексте обращается внимание на изначально негативное, но при этом входящее в противоречие с базовыми установками данного направления отношение к релятивизму основателя психоанализа. Высказывая мнение, что постулирование наличия скрытой части психической системы значительно расширило область применения психиатрии и психологии и релятивизировал понимание «душевных расстройств», автор вместе с тем утверждает, что, оставаясь преданным ключевой позитивистской установке, Зигмунд Фрейд последовательно отвергал все прочие, кроме науки, методы познания, считая их спекулятивными и потому не заслуживающими доверия. Отношение Фрейда к релятивизации научной истины сравнивается в статье с позицией Юнга, который, последовательно преодолевая мировоззренческие рамки классического психоанализа, по мнению автора, стал тем, кто продолжил развитие идей его основателя в их естественном направлении. В частности, как глубоко релятивистская по духу автором характеризуется ключевая юнговская концепция коллективного бессознательного, поскольку принцип его действия: материализация автономного содержания в явлениях самого различного рода, фактически подразумевает такое мироустройство, в котором и роль человека, и его возможности весьма относительны. Автор также высказывает мысль о том, что принципы проявления коллективного бессознательного по Юнгу базируются на релятивистском понимании пространственно-временного фактора, тогда как акаузальный характер проявлений автономного содержания подразумевает деабсолютизацию представлений о времени и пространстве; на этой основе делается вывод о взаимопроникновении концептуальных установок аналитической психологии и релятивистской физики (теории относительности и квантовой механики).
Аbstract
The article presents a view on the relativistic component of the psychoanalytic concepts of Sigmund Freud and Carl Gustav Jung. In this context, attention is drawn to the initially negative, but at the same time in conflict with the basic tenets of this direction attitude towards the relativism of the psychoanalysis’s founder. Expressing the opinion that the postulation of the mental system hidden part presence has significantly expanded the scope of psychiatry and psychology and relativized the understanding of “mental disorders”, the author at the same time argues that, while remaining devoted to the key positivist attitude, Sigmund Freud consistently rejected all methods other than science knowledge, considering it speculative and therefore not trustworthy. Freud's attitude to the relativization of scientific truth is compared in the article with the position of Jung, who, consistently overcoming the ideological framework of classical psychoanalysis, according to the author, became the one who continued the development of the ideas of its founder in their natural direction. In particular, the author characterizes Jung’s key concept of the collective unconscious as deeply relativistic in spirit, since the principle of its operation: the materialization of autonomous content in phenomena of various kinds, actually implies a world order in which both the role of man and his capabilities are very relative. The author also expresses the idea that the principles of manifestation of the collective unconscious according to Jung are based on a relativistic understanding of the space-time factor, while the acausal nature of the manifestations of autonomous content implies a deabsolutization of ideas about time and space; on this basis, a conclusion is drawn about the interpenetration of the conceptual attitudes of analytical psychology and relativistic physics (the theory of relativity and quantum mechanics).
Ключевые слова: аналитическая психология, психоанализ, Юнг, Фрейд, Фромм, Самуэлс, релятивизм, мировоззрение; душа; бессознательное; психика.
Keywords: analytical psychology, psychoanalysis, Jung, Freud, Fromm, Samuels, relativism, worldview, soul, unconscious, psyche.
Введение
В 35-й лекции «О мировоззрении» цикла «Введение в психоанализ» Зигмунд Фрейд высказывает следующую мысль: «Интеллектуальные нигилисты, конечно, были и раньше, но в настоящее время… теория относительности современной физики ударила им в голову» [Фрейд З. Тридцать пятая лекция. О мировоззрении. Введение в психоанализ. М.: Наука. 1991. С.411].
Обрушиваясь на «аналог политического анархизма» в науке, Фрейд далее говорит о том, что «нигилизм лишь временная установка, нужная лишь при решении этой задачи», что необходим он исключительно для того, что освободить место для «какого-нибудь мистицизма». Основателя психоанализа возмущает, что «нигилисты» действуют по принципу: «находим только то, что нам нужно, видим только то, что хотим видеть»; это, по его мнению, приводит к тому, что «согласованность с внешним миром отпадает» и все становится «одинаково истинно и одинаково ложно» [Фрейд З. Тридцать пятая лекция. О мировоззрении. Введение в психоанализ. М.: Наука. 1991. С.411].
Хотя Фрейд и не произносит здесь ключевое слово, понятно, что речь идет о релятивизме; если точнее, о релятивизации научной истины, об отрицании ее единичности и, наоборот, абсолютизации относительности любого знания – тенденции, уходящей корнями в некоторые направления античной философии (например, софистика), но по-настоящему ставшей данностью и неизбежностью с развитием квантовой механики, которая изначально строилась на невозможности обосновать, доказать, а временами и объяснить весьма значительный массив выявленных фактов (1).
Мало того, будучи фанатично преданным ключевой позитивистской установке (примат науки и естественнонаучного метода познания), скептически относится Фрейд и к философии, полагая ее метод спекулятивным и потому не заслуживающим доверия [См., например, Фрейд З. Тридцать пятая лекция. О мировоззрении. Введение в психоанализ. М.: Наука. 1991. С.401].
Парадоксально, но факт: тем самым основатель психоанализа словно бы отрицает сам себя – ведь это он, фактически постулировав наличие скрытой части психической системы, значительно расширил области психиатрии и психологии, релятивизировал понимание «душевных расстройств», распространил психотерапию на «широкие массы», а психоанализ превратил, помимо узкопрофессионального и методического, еще и в общефилософское направление.
Имманентный релятивизм в психоанализе
Говоря о вкладе психоанализа в этику, немецкий психоаналитик и философ Эрих Фромм еще в 1947-м году высказывает мнение, что «психоанализ — первая современная система психологии, предметом которой является не какой-то отдельно взятый аспект проблемы человека, а человек как целостная личность» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ. ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002. С. 337].
Фромм пишет: «В противоположность экспериментальному методу традиционной психологии, вынужденной ограничиваться изучением частных феноменов, Фрейд выдвинул новый метод, давший ему возможность изучать личность в целом, а также понять, что вынуждает человека поступать так, а не иначе» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ. ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002. С. 337].
Впрочем, по мнению Фромма, к широкой экстраполяции Фрейд шел поэтапно, опытным путем: сначала его интересовали невротические симптомы, но чем дальше продвигался психоанализ, тем более очевидным становилось, что полное понимание симптомов невроза возможно только при понимании типа характера человека. Вследствие этого, «уже не отдельные симптомы, а сам невротический характер стал предметом психоанализа» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ.ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002. С. 337].
Именно через «характерологию», как полагает Фромм, психоанализ оказал влияние на этику, поскольку «добродетельный или порочный характер, а не отдельные добродетели или пороки» являются истинным предметом этики [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ.ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002. С. 338].
Схожим, в целом, образом проникает психоанализ и в философию: пытаясь найти ключ к невротическим патологиям, Фрейд предполагает наличие скрытого содержания психической системы; это, в свою очередь, заставляет охватывать более широкую область, выходя за пределы только лишь исследований душевных расстройств и их причин, то есть говорить о характерах и их типах; определение же предметом исследования человека вообще, а не человека в ряде специфических случаев неизбежно выводит Фрейда на следующий, онтологический, уровень обобщения: речь заходит как о сущности души, так и о весьма широкой проблематике социального и культурного характера. Так психоанализ, несмотря на постоянно декларируемую Фрейдом приверженность научному методу, превращается в оригинальное философское направление; причем – и это весьма значимо – по базовой установке, которую можно охарактеризовать как нацеленность на личность, психоанализ объединяется с теми философскими течениями, которые сам Фрейд, полагая иррациональными (иллюзорными или, быть может, «иллюзиегенными»), весьма эмоционально отрицает (иррационализм, философия жизни, экзистенциализм, персонализм и т.д.).
Фромм (который, считая себя последователем классического психоанализа и будучи практикующим психоаналитиком, в своих трудах тяготел в большей степени к социальной тематике) отмечает также и следующее: несмотря на неприятие релятивизма Фрейдом, релятивизм присущ психоанализу имманентно, можно сказать, органически. Так, например, он указывает, что релятивистской является занимаемая Фрейдом позиция, «согласно которой психология может помочь в понимании мотивации ценностных суждений, но не в силах утверждать что-либо об их общезначимости» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ.ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002. С. 339].
Фромм пишет и о том, что релятивизм Фрейда наиболее отчетливо проявился в его концепции Сверх-Я («Супер-Эго», «Ид» - прим.авт.), так как «согласно этой теории, нечто может стать содержанием сознания лишь в том случае, если будет частью системы требований и запретов родительского Сверх-Я либо существующих культурных традиций» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ.ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002. С. 339]. Речь, как можно догадаться идет об этическом релятивизме, которым, в частности, подразумевается зависимость морально-нравственных оценок от массы внешних факторов и условий. Как полагает Фромм, «сознание с этой точки зрения есть не что иное, как интернализованный авторитет» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ.ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002. С. 339].
В том же ключе анализирует Фромм и собственно взгляд Фрейда на нравственность, которая, по мнению последнего, «есть в сущности реакция на зло, изначально укорененное в человеке». Фромм также пишет: «Он (Фрейд – прим.авт.) полагает, что сексуальные стремления ребенка направлены на родителя противоположного пола, что в результате он ненавидит как соперника родителя одного с ним пола и что отсюда с необходимостью возникают чувства вины, страха и враждебности (Эдипов комплекс)». Потому человек, по его мнению, «постепенно вырабатывал нормы социального поведения, защищавшие как отдельного индивида, так и большие группы людей от опасности проявления этих побуждений» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ.ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002. С. 340].
К этому, пожалуй, стоит добавить и то, что сам принцип формирования личности (характера), который моделирует Фрейд, в основе своей исключает возможность чрезмерно строгих обобщающих заключений. Пусть бессознательное, в понимании Фрейда, и манифестирует через поведение человека исключительно базовое свое содержание: возникшие на основе ранних сексуальных переживаний и вытесненные в силу травматического воздействия стремления и желания [См. Фрейд З. Восемнадцатая лекция. Фиксация на травме, бессознательное. Введение в психоанализ: лекции. Пер. с нем. Г.В. Барышниковой. М.: Наука, 1991. С. 173–182. Freud S. Introductory Lectures on Psychoanalysis. Hogarth, London, 1917], уже и разнообразие индивидуальных оттенков подобного опыта не оставляет никаких шансов для того, чтобы ввести в характерологию раз и навсегда исчерпывающий перечень причин и следствий; то есть истина, по самой постановке вопроса, становится и относительной, и недостижимой, что в свою очередь вполне соответствует как интуитивному, то есть вытекающему из утверждения принципов относительности в естественных науках, в первую очередь, в физике, варианту эпистемологического релятивизма, так и современному, теоретически обоснованному пониманию принципиальной невозможности достичь абсолютную истину – ввиду различий в способах мышления на уровне цивилизаций, культур индивидов («несоизмеримость» Т.Куна и П.Фейерабенда [См. Кун Т. Структура научных революций. Пер. с англ. И.З. Налетова. М.: АСТ, 2020; Фейерабенд П. Избранные труды по методологии наукию Пер. с англ. и нем. А.Л. Никифорова. М: Прогресс, 1986]).
«Воинствующий» антирелятивизм в психоанализе
Тем не менее, по мнению Фромма, «страстная вера в истину как в цель, за которую человек должен бороться, не позволяет Фрейду занять последовательно релятивистскую позицию», в результате чего последний и противопоставляет себя «анархизму», а психоанализ квалифицирует как попытку раскрыть истину в самом себе. «В этом отношении Фрейд, - полагает Фромм, - продолжает вслед за Буддой и Сократом традицию мысли, согласно которой познание истины есть та сила, которая делает человека добродетельным и свободным, или, в терминологии Фрейда, «здоровым» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ. ред. В.М.Лейбина. СПб.: Питер. 2002. С. 340].
То есть антирелятивистская позиция Фрейда суть та же открыто им декларируемая «антииллюзорная» – и проистекает она из исповедуемой им позитивистской установки, согласно которой: а) окружающий мир полностью познаваем, а окончательная истина в принципе достижима; б) мир познаваем, а истина достижима научным путем; при этом, однако, фрейдовский психоанализ содержит целый ряд концептуальных составляющих, в корне противоречащих самому допущению подобных возможностей.
Характерно, что Фромм, вроде бы фиксируя ряд противоречий, в отношении рассматриваемой тематики придерживается взглядов, схожих с Фрейдом; в упомянутой же работе он не столько констатирует встроенный во фрейдовскую теорию мировоззренческий парадокс, сколько пытается показать, каким образом его преодолевает основатель психоанализа. Так, в другой своей работе, где он, констатируя некоторое сходство функций психоаналитика и священника [См. также Юнг К.Г. Проблемы современной психотерапии. Проблема души нашего времени. М.: АСТ. 2022. C. 6], предпринимает попытку проанализировать характер пересечений и взаимоотношений психоанализа и религии на примере взглядов Фрейда и Юнга, собственное отношение к релятивизму Фромм обнаруживает гораздо более откровенно. В частности, характеризуя позицию Юнга в отношении того, что есть истина (факт, а не суждение, согласно Юнгу), он заявляет: «Подход Юнга… это – проповедь релятивизма, который, хотя на поверхности и более дружелюбен к религии, чем взгляды Фрейда, по духу своему фундаментально противоположен таким религиям, как иудаизм, христианство и буддизм». Таким образом, полагает Фромм, дело обстоит потому, что «для этих религий поиск истины является одной из главных добродетелей и обязанностей человека» [Фромм Э. Фрейд и Юнг. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ.ред. В.М.Лейбина. СПб.: Питер. 2002. С. 456].
Далее Фромм, критикуя юнговские критерии субъективного и объективного, высказывает мнение, что они суть тот же релятивизм («Его критерий для различения субъективного и объективного состоит в следующем: имеется идея у одного только индивида, или же она разделяется обществом»), причем релятивизм социологический, то есть подразумевающий приоритет сообщества над индивидом; заканчивает же он тем, что прямо утверждает: «Релятивизм, согласно которому ценным оказывается любой идеал или любое религиозное чувство, опасен и ошибочен» [Фромм Э. Фрейд и Юнг. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ. ред. В.М.Лейбина. СПб.: Питер. 2002. С. 456].
Понятно, что, обрушиваясь на релятивизм Юнга и фактически объявляя взгляды последнего «последовательно релятивистскими», Фромм преследует определенную цель: так он обосновывает свое неприятие упрощенной трактовки отношения Фрейда к религии как к явлению. Фромм пытается показать: пусть и объявляя религию иллюзией, Фрейд сохраняет верность религиозной этике; тогда как Юнг, отдавая дань религии как неотъемлемой части психической структуры (через коллективное бессознательное), на самом деле девальвирует ее, низводит до психического феномена [Фромм Э. Фрейд и Юнг. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ. ред. В.М.Лейбина. СПб.: Питер. 2002. С. 459-460], причем наиболее значимым здесь представляется не столько степень обоснованности подобной трактовки, сколько фактически прозвучавшее признание Фромма: для Юнга имманентно присущий психоанализу релятивизм не является камнем преткновения. Вероятно, как раз поэтому взбунтовавшийся против основателя «крон-принц психоанализа» как раз и стал тем, кто после кризиса конца 1910-х гг. продолжил развитие идей Фрейда в их естественном направлении.
Стоит, впрочем, отметить, что попытки расширения рамок теории с целью выхода из тупика однозначности предпринимались и самим Фрейдом. Так, в частности, уже после разрыва с Юнгом, Фрейд дополнил описание психической системы промежуточной, областью, так называемым «предсознательным», через которую в виде представлений происходит переход содержания из сознания в бессознательное и обратно [См., например, Фрейд З. Бессознательное. Демоны у нас внутри. Пер. с нем. М.: Родина, 2022. С. 150-155]. Этим, а также рядом других допущений Фрейд пытался повысить роль бессознательного, а также отвести ему более значительную, отчасти созидательную роль - тем самым сближаясь с Юнгом, но прямо не признавая этого. Частично отказавшись от рационалистической враждебности по отношению к бессознательному (и, соответственно, от принципиальной возможности достичь безотносительной истины), в итоге Фрейд, что естественно,вплотную подошел к вопросу о его автономности, продолжая однако такое допущение последовательно отрицать; то есть, следуя по пути снижения строгости системы, Фрейд, в полном соответствии с концепцией И.Лакатоса, на самом деле всеми силами стремился защитить, оставить неизменным теоретическое ядро.
Заметим, кстати, и то, что последний вовсе не отказывад психоанализу в статусе «научно-исследовательской программы»; и даже напротив, критикуя «догматический фальсификационизм» Поппера, высказывал мнение, что по основным характеристикам теория Фрейда вполне органично встает в один ряд как с теорией тяготения Ньютона, так и с теорией относительности Эйнштейна (так как научные теории или «научно-исследовательские программы», позволяющие опровергнуть или хотя бы поставить под сомнение на основе единичного наблюдаемого факта не частный случай, а всю систему, в принципе отсутствуют)(2; здесь, впрочем, как и в случае с Поппером, психоанализ оказался вовлечен в дискуссию о методологии демаркации научного знания в качестве «удачного примера» в силу особенности своего положения на стыке естественных и гуманитарных наук (а желание Фрейда считать его частью науки [См., например, Фрейд З. Будущее одной иллюзии. Пер. с нем. В. Бибихина. Ницше Ф., Фрейд З., Фромм Э., Камю А., Сартр Ж.-П. Сумерки богов. Сост. и общ. ред. А.А. Яковлева. М.: Политиздат, 1989. С. 120, 141] и медицинские корни психоанализа такому вовлечению весьма способствовали) – вне всякой связи с его культурной ценностью и динамикой результатов соответствующей практики.
Формальный релятивизм в аналитической психологии
Весьма примечательно, что в период после разрыва с Фрейдом значительное влияние на Юнга оказал швейцарский физик, лауреат Нобелевской премии 1945 г. Вольфганг Паули, научная деятельность которого была в основном сосредоточена в области квантовой механики и физики элементарных частиц. Сохранилась обширная переписка Юнга и Паули, позволяющая с большой долей обоснованности можно говорить о том, что введение и развитие понятий акаузального принципа и синхронии в аналитической психологии – есть результат глубочайшего проникновения теорию Юнга идей релятивистской квантовой механики; собственно, и концепция коллективного бессознательного завершенную форму обрела в работе «Синхронистичность: акаузальный принцип», которая вошла в изданную Юнгом совместно с Паули книгу «Интерпретация природы и души».
Характерно и то, что здесь же, а именно в статье «Влияние архетипических идей на научные теории Кеплера», уже Паули, анализируя взгляды немецкого астронома, приходит к выводу о существенном влиянии на них архетипов коллективного бессознательного: так, в частности, Кеплер одушевляет небесные тела, полагая, что последние «знают», как им двигаться [См. Паули В. Влияние архетипических представлений на формирование естественнонаучных теорий у Кеплера. В сборнике статей «Физические очерки». М.: Наука, 1975]; позже Юнг объяснит «психоидные свойства» предметов автономными психическими процессами, объективными представлениями, изначально формируемыми представлениями людей, а использование акаузального принципа позволит ему также сказать несколько слов в защиту астрологии – на основе синхронистического, а не каузального понимания связи человеческих судеб и движения планет [См. Юнг К.Г. Синхронистичность: акаузальный принцип. К. Г. Юнг. Синхронистичность. М.: Рефл-бук. Ваклер. 1997].
Синхрония событий, возникающая вследствие наличия объективных представлений или автономного содержания коллективного бессознательного, активирующего, казалось бы, связанные между собой, но никак не обусловленные причинно-следственной связью события, есть также своего рода релятивистская декларация Юнга; не только признание им, но и утверждение невозможности установления окончательной истины – однако же, вместе с тем, и заявление о необходимости принимать окружающий мир во всем его многообразии и органически встраиваться в него, не боясь обретения трансцендентного опыта и не пытаясь в обязательном порядке втиснуть «видимое» в рамки рациональных представлений, тем более поставить под контроль человеческого «разума».
Весьма важно также и то, что глубоко релятивистской по духу является и ключевая юнговская концепция коллективного бессознательного – хотя ее посредством Юнг вроде бы пытается снизить роль субъективного фактора. Действительно, отсутствие автономного коллективного содержания в теории Фрейда, на первый взгляд, повышает значение индивидуального опыта и, как следствие, субъективизирует взаимодействие с внешним миром (или с представлением о нем). Однако же принцип действия коллективного бессознательного, которое материализует элементы своего содержания в явлениях самого различного рода, в том числе в поведении людей [См. также Юнг К.Г. Понятие коллективного бессознательного. Избранные работы. Пер. с нем. и сост. А.М. Руткевича. СПб.: Изд-во РХГА, 2014. С. 35–42. Jung, C. G. (1964). Man and his Symbols. Dell, New York], фактически представляет собой агностическую или близкую к агностической картину мира – то есть такое его устроение, в котором и роль человека, и его возможности весьма относительны, как минимум, зависимы от множества факторов, повлиять на которые непосредственно он в принципе не способен.
Кроме того, сам принцип проявления коллективного бессознательного: через активацию и приложение объективного смысла в действиях людей и событиях природного характера, не связанных каузально, очевидным образом, базируется на релятивистском понимании пространственно-временного фактора – что также непосредственно перекликается с концептуальными установками теории относительности и квантовой механики. Хотя Юнг не предпринимает последовательных попыток объяснить физическую природу коллективного бессознательного или хотя бы предположить саму принципиальную возможность ее наличия, автономное коллективное идейное содержание, вероятно, мыслится им как некий аналог квантового поля с волновыми возмущениями всего разнообразия «объективных представлений»(3). Акаузальный характер синхронизации таких возмущений предполагает, по сути, вторичность времени и пространства по отношению к проявлениям коллективного бессознательного, то есть деабсолютизацию представлений о них. Речь, иначе говоря, о том, что человеческое сознание, в силу своей ограниченности (неважно, возможностями ли чувственного восприятия или априорными понятиями субъективного разума), в принципе не способно представить наличие какой-либо связи там, где нарушается «естественная установка»(4) - выражающаяся в данном случае необходимости жестко привязать множество явлений к определенным точкам во времени и (или хотя бы «или») в пространстве, выстроив их тем самым в каузально обусловленную цепочку.
Что также значимо, аналитическая психология, базируясь на достаточно интуитивных представлениях о тех движущих силах, которые, оставаясь вне пределов постижения разумом, тем не менее оказывают самое непосредственное, если не определяющее, влияние на формирование личности и, как следствие, социума, отнюдь не страшится этого. Отсутствие возможности объяснить наблюдаемое (а для Юнга синхронные, акаузально связанные явления есть не метафизическое построение, а вполне конкретные эмпирические данные) на основе научного (опытного) метода познания не воспринимается ни как непреодолимое препятствие, ни как препятствие вообще, поскольку значительно более важным, чем строго научное обоснование, Юнгу представляется достижение целительного эффекта – не стоит забывать, что и психоанализ, и аналитическая психология корнями уходят в медицинскую практику.
Практический релятивизм в аналитической психологии
Отсюда вытекает принципиально различное отношение к целям практической психотерапии в классическом психоанализе Фрейда и в аналитической психологии Юнга. В первом случае, по выражению Фромма, «оздоровление» выглядит как «замена иррационального (Id) разумом (Ego)» [Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ. ред. В.М.Лейбина. СПб.: Питер. 2002. С. 340] или, по сути, как превращение бессознательного содержания индивидуальной психики в ясно, без «иллюзий», осознаваемое; тогда как Юнг фактически исповедует следующий принцип: поскольку содержание коллективного бессознательного объективно, нет иного выхода, как, что называется, принять условия сотрудничества и, попытавшись понять смысл посланий, именно этим достичь личностной целостности (индивидуации).
Нацеленность на синтез бессознательного и сознания обуславливает, в свою очередь, и разницу в практическом подходе – и в этом также проявляется релятивистский дух аналитической психологии (или, вернее, реализация в аналитической психологии релятивистского духа, изначально характерного для психоанализа). Идеологическая установка на приверженность наличию безотносительной истины и ее достижимости заставляет психоаналитика оставаться прежде всего врачом, задачей которого является постановка диагноза (а само его наличие считается возможным); вследствие этого психоанализ всегда испытывал проблемы с преодолением ограниченной применимости исключительно к области «душевных расстройств» (по крайней мере, обосновать иное представлялось затруднительным). Аналитический психолог в принципе не скован подобными рамками (одна из известнейших цитат, приписываемых Юнгу: «Покажите мне психически здорового человека, и я его вылечу» - как раз об этом). Индивидуация и достижение целостности, или, иными словами, поиск и, в идеале, обретение смысла жизни – это личностное развитие, а не «лечение»; соответственно, и аналитик в этой ситуации выступает далеко не как врач.
Например, как свидетельствует Эндрю Самуэлс, «Юнг постоянно утверждал, что анализ – это диалектический процесс. Самуэлс поясняет: «Под этим он понимал, что (а) здесь участвуют два человека, (б) между ними имеет место двустороннее воздействие, и (в) что их следует рассматривать как равных участников» [Самуэлс Э. Юнг и постюнгианцы. М:Добросвет. КДУ. 2006. С. 255].
Самуэлс заостряет внимание на значении, которое вкладывает в данном случае Юнг в понятие «равенство», подчеркивая, что речь идет о моральном и духовном равенстве. Смысл, по мнению Самуэлса, в том, что «аналитик не обязательно является лучшим человеком, поскольку получил соответствующую подготовку или аналитически работал над собой» [Самуэлс Э. Юнг и постюнгианцы. М:Добросвет. КДУ. 2006. С. 256]. Отсюда, как он полагает, следует, что контакт с пациентом (5) изменяет жизнь аналитика.
Речь, таким образом, идет о принципиально ином типе отношений в рамках анализа. Самуэлс в этой связи упоминает следующее высказывание Юнга: «Если врач (6) хочет руководить другим или даже сопровождать его на части пути, он должен чувствовать вместе с душой этого человека», а также утверждение последнего, что «аналитик – это партнер при анализе» [Цит. по Самулэлс Э. Юнг и постюнгианцы. М:Добросвет. КДУ. 2006. С. 256]. Соответственно, утверждает Самуэлс, «целью анализа является взаимное преобразование». Более того, как он полагает, «Юнг пошел еще дальше и утверждал, что если аналитик не ощущает, что анализ воздействует на него как на личность, тогда из такого анализа ничего не получится»; отсюда, в частности, проистекает императив Юнга об обязательной необходимости анализа самого аналитика [См. Самулэлс Э. Юнг и постюнгианцы. М:Добросвет. КДУ. 2006. С. 257].
Стоит отметить также неоднократно высказанную Юнгом мысль о том, что собственные душевные качества часто известны пациенту лучше, чем его врачу, поскольку это не только в принципе исключает менторскую роль аналитика, но ставит под сомнение даже и его интерпретационную функцию. «Когда пациент ждет от меня определенного совета или руководства к действию, - пишет также Юнг, - я, как и он, не знаю ответа и должен искать пути излечения в бессознательном» [Юнг К.Г. Цели психотерапии. Практика психотерапии. Пер. А.А.Спектор. Мн.: Харвест. 2003. С. 50].
Именно это, как утверждает Юнг, заставляет его, в частности, обращаться к анализу сновидений пациента; здесь, однако, примечательно следующее его признание: «Меня побуждает к этому (к работе со сновидениями – прим.авт.)… вовсе не какая-нибудь особая теория. Нет, я просто не знаю, где еще можно почерпнуть нужные сведения… Я не обладаю теорией сновидений и не знаю, как они формируются. Я даже не думаю, что такой способ… можно назвать методом… Тем не менее я знаю, что длительное и тщательное размышление над содержанием сновидения обычно позволяет что-то обнаружить… Разумеется, это не будет научным результатом в строгом смысле, но… меня должен вполне устраивать практический результат таких рассуждений, то, что жизнь пациента благодаря этому обретает направленность» [Юнг К.Г. Цели психотерапии. Практика психотерапии. Пер. А.А.Спектор. Мн.: Харвест. 2003. С. 50-51].
Описывая в общих чертах аналитический процесс, Юнг рисует картину, напоминающую не столько лечение, сколько путешествие – в глубины бессознательного клиента посредством обсуждения его сновидений, рисунков, иных вариаций творческого самовыражения, а также применения фрейдовского метода свободных ассоциаций; такого путешествия, в которое сам аналитик отправляется вместе с клиентом в поисках указаний на скрытые смыслы и которое далеко не всегда обречено на успех. При этом Юнг пишет: «Врач должен не поучать или убеждать, а просто предоставить пациенту свою реакцию на его особый случай» [Юнг К.Г. Проблемы современной психотерапии. Практика психотерапии. Пер. А.А.Спектор. Мн.: Харвест. 2003. С. 78.]. Ключевым здесь, очевидно, является слово реакция, поскольку под ней Юнг понимает вовсе не диагноз: «… лечение происходит благодаря взаимному влиянию, в котором пациент и врач проявляют всю свою сущность. А сущность человека иррациональна, ибо вместе с сознанием… она несет в себе таинственное и неопределимое бессознательное. Поэтому личность врача для успеха лечения более важна, чем его слова и даже мысли… Встреча двух личностей напоминает химическую реакцию между двумя веществами: если она вообще произойдет, то оба вещества изменятся» [Юнг К.Г. Проблемы современной психотерапии. Практика психотерапии. Пер. А.А.Спектор. Мн.: Харвест. 2003. С. 78].
Таким образом, задача аналитика, по Юнгу, состоит, вероятно, в том (7), чтобы суметь обеспечить кооперацию (возможно даже, объединение) собственного бессознательного с бессознательным клиента с целью синхронного соприкосновения с полем объективных содержаний и создания условий для акаузально связанных событий – чтобы тем самым создать больше возможностей для выявления смысла посланий коллективного бессознательного и их интеграции в сознание. Аналитик, соответственно, в таком процессе выступает не столько интерпретатором, сколько участником процесса погружения в бессознательное клиента, вводя себя в этот процесс не как постоянную, а как переменную (как раз в силу своей включенности) величину – при условии полной неопределенности как в отношении результатов данного процесса, так и в отношении критериев его успешности; то есть, собственно, и потенциальная конечная точка того, что Юнг, пытаясь не слишком сотрясти традиционные представления, еще сам часто называет «лечением», и ее принципиальная достижимость понимаются в аналитической психологии вполне в релятивистском ключе [См. также Юнг К.Г. Сознание, бессознательное и индивидуация. Структура психики и процесс индивидуации. М., 1996. С. 197].
Заключение
Хотя релятивизм был заложен в психоанализе на концептуальном уровне, а также подразумевался самим его генезисом, классический вариант данного направления был сильно заряжен отрицательным отношением к нему. Естественная потребность в релятивизации, проистекающая из преимущественно интуитивного и гипотетического характера теоретических построений и отсутствия критериев практической результативности предложенных методов, сталкивалась с глубоко укорененными в медицине мировоззренческими установками основателя психоанализа Зигмунда Фрейда и его наиболее известных последователей (А.Адлера, Э.Фромма). Их приверженность научному методу и рационалистической картине мира также в существенной мере сужала поле практической применимости психоаналитического метода, не позволяя вывести его использование за рамки собственно «лечения» - в данном случае так называемых душевных расстройств и неврозов; тогда как сама гипотеза о наличии скрытой части психики как раз и подразумевала преодоление данного барьера и более широкую экстраполяцию.
Антагонизм мировоззренческих установок обусловил «отпадение» (а вернее, отлучение) от психоанализа Карла Густава Юнга, однако же именно отсутствие предубеждения против иррационального и, более того, стремление усматривать в иррациональных психических мотивах не «иллюзии», а имеющие место и, стало быть, объективно обоснованные явления [См. также Юнг К.Г. Психология и религия. Избранные работы. СПб: Издательство РХГА. 2014. С.67] в конечном счете позволили ему, оттолкнувшись от идей Фрейда, значительно развить и дополнить их содержание, а также – что крайне важно – превратить концепцию бессознательного в своего рода открытую систему. В этом плане Юнг, как это ни парадоксально, действовал целиком и полностью в русле современной ему науки, с одной стороны, внимательно прислушиваясь к ней, с другой – внося тем самым собственный посильный вклад в значительное расширение обозреваемой картины миры посредством допущения принципов относительности.
В итоге Юнг стал одним из тех, кто, применяя релятивистский подход в практической деятельности, внес значительный вклад в его апробацию и, можно сказать, популяризацию; вероятно, именно так, а не как мракобесие стоит понимать и проделанную Юнгом огромную разъяснительную работу по реабилитации «артефактов мышления», которыми «рационалистические материалисты» (8) в запале объявили едва ли не все отличные от строгой науки формы мировоззрения; причем руководствовался он, очевидно, вовсе не декадентскими соображениями, но неприятием своего рода интеллектуального авторитаризма, пытающегося обесценить значительную часть человеческой культуры и в конечном счете свести все к тому или иному варианту «единственно верного учения».
В этом смысле Юнг, как ни парадоксально, следовал вполне в русле научного способа познания – ведь призывая постоянно оставаться в состоянии интуитивного поиска и не пренебрегать трансцендентным опытом (к примеру, наблюдением акаузально связанных явлений и событий), познание он, наследуя классической традиции, тем самым абсолютизировал, возводил в первооснову – как бесконечный созидательный процесс и, соответственно, как единственно возможную цель.
Список литературы
Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М.: Иностранная литература, 1961. С.151.
Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М: Прогресс. 1986.
Фейнман Р. Характер физических законов. М.: АСТ. 2021.
Фрейд З. Бессознательное. Бессознательное. Демоны у нас внутри. М.: Родина.2022.
Фрейд З. Будущее одной иллюзии. Сумерки богов. М., 1989. С.94-143.
Фрейд З. Восемнадцатая лекция. Фиксация на травме, бессознательное. Введение в психоанализ. Лекции. М.: Наука.1991.
Фрейд З. Тридцать пятая лекция. О мировоззрении. Введение в психоанализ. Лекции. М.: Наука. 1991.
Фромм Э. Этика и психоанализ. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ. ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002.
Фромм Э. Фрейд и Юнг. Гуманистический психоанализ. Сост. и общ. ред. В.М.Лейбина.СПб.: Питер. 2002.
Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ. 2020
Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.: Медиум. 1995.
Паули В. Влияние архетипических представлений на формирование естественнонаучных теорий у Кеплера. В сборнике статей «Физические очерки», М.: Наука, 1975.
Самуэлс Э. Юнг и постюнгианцы. М:Добросвет. КДУ. 2006.
Юнг К.Г. Синхронистичность: акаузальный принцип. В сб. К. Г. Юнг. Синхронистичность. М.: Рефл-бук, К.: Ваклер, 1997.
Юнг К.Г. Аналитическая психология и мировоззрение. Проблема души нашего времени. М.: АСТ. 2022.
Юнг К.Г. Понятие коллективного бессознательного. Избранные работы. СПб: Издательство РХГА. 2014.
Юнг К.Г. Проблемы современной психотерапии. Практика психотерапии. Пер. А.А.Спектор. Мн.: Харвест. 2003.
Юнг К.Г. Проблемы современной психотерапии. Проблема души нашего времени. М.: АСТ. 2022
Юнг К.Г. Психология и религия. Избранные работы. СПб: Издательство РХГА. 2014.
Юнг К.Г. Сознание, бессознательное и индивидуация. Структура психики и процесс индивидуации. М., 1996.
Юнг К.Г. Цели психотерапии. Практика психотерапии. Пер. А.А.Спектор. Мн.: Харвест. 2003.
Freud, S. (1916-17). Introductory Lectures on Psychoanalysis. Std Edn 15&16, Hogarth, London.
Jung, C.G. (1964). Man and his Symbols. Dell, New York.
Bibliography
Bohr, N. (1961) Atomic physics and human cognition. Inostrannaya literature, Moscow.
Feyerabend, P. (1986) Selected works on the methodology of science. Progress, Moscow.
Feynman, R. (2021) The nature of physical laws. AST, Moscow.
Freud, S. (1991) Eighteenth lecture. Fixation on trauma, unconsciousness. Introduction to psychoanalysis. Lectures. Nauka, Moscow.
Freud, S. (1916-17). Introductory Lectures on Psychoanalysis. Std Edn 15&16, Hogarth, London.
Freud, S. (1989) The future of one illusion. Twilight of the Gods. Moscow. P.94-143.
Freud, S. (1991) Thirty-fifth lecture. About worldview. Introduction to psychoanalysis. Lectures. Nauka, Moscow.
Freud, S. (2022) Unconscious. Unconscious. We have demons inside. Rodina, Moscow.
Fromm, E. (2002) Ethics and psychoanalysis. Humanistic psychoanalysis. Comp. and general editor V.M.Leibina. Piter, Sankt-Petersburg.
Fromm, E. (2002) Freud and Jung. Humanistic psychoanalysis. Comp. and general editor V.M.Leibina. Piter, Sankt-Petersburg.
Kuhn, T. (2020) Structure of scientific revolutions. AST, Moscow.
Lakatos, I. (1995) Falsification and methodology of research programs. Medium, Moscow.
Pauli, V. (1975) The influence of archetypal ideas on the formation of natural science theories in Kepler. In the collection of articles “Physical Sketches”, Nauka, Moscow.
Samuels, E. (2006) Jung and the Post-Jungians. Dobrosvet, Moscow.
Jung, K.G. (1997) Synchronicity: an acausal principle. On Sat. K. G. Jung. Synchronicity. Refl-book, Moscow.
Jung, K.G. (2022) Analytical psychology and worldview. The problem of the soul of our time. AST, Moscow.
Jung, K.G. (2014) The concept of the collective unconscious. Selected works. Publishing house RKhGA, Sankt-Petersburg.
Jung, K.G. (2003) Problems of modern psychotherapy. The practice of psychotherapy. Per. A.A. Spektor. Harvest, Moscow.
Jung, K.G. (2022) Problems of modern psychotherapy. The problem of the soul of our time. AST, Moscow.
Jung, K.G. (2014) Psychology and religion. Selected works. Publishing house RKhGA, Sankt-Petersburg.
Jung, K.G. (1996) Consciousness, unconsciousness and individuation. The structure of the psyche and the process of individuation. Moscow.
Jung, K.G. (2003) Goals of psychotherapy. The practice of psychotherapy. Per. A.A. Spektor. Harvest, Moscow.
Jung, C. G. (1964). Man and his Symbols. Dell, New York.
1.Например, Р.Фейнман, говоря о необъяснимости того, почему один из атомов в упаковке атомов радиоактивного урана распадается в данный момент, а другой остается нераспавшимся тысячи лет, утверждал, что «этого не знает не только познающий субъект, но и сама Природа» [Фейнман Р. Характер физических законов. М. 2004. С. 145.]; в свою очередь Н.Бор, выдвигая «принцип дополнительности», высказывает мысль о том, что «…в отношении анализа и синтеза в других областях знания мы встречаемся с ситуациями, напоминающими ситуацию в квантовой физике». [Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М.: Иностранная литература. 1961. С.151].
2.«Поппер спрашивает: «Какого же рода клинические реакции могли бы в глазах психоаналитика опровергнуть не только отдельный его диагноз, но и психоанализ в целом?» А какое наблюдение могло бы опровергнуть в глазах ньютонианца не только какое-нибудь частное объяснение, но саму теорию Ньютона?» [Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.: Медиум. 1995. C. 175]
3.«Объективный», по Юнгу, действительно, в известной степени, синоним «коллективного» (на что указывает Фромм), поскольку критерием отличия субъективного от объективного для него является индивидуальная или коллективная применимость. Трудно не согласиться с Фроммом в том, что такая позиция имеет определенные изъяны. Собственно, сам Юнг именно «прорывом коллективного бессознательного» склонен был объяснять охватывающие «целые континенты» случаи долговременного массового психоза; стало быть, как минимум в гносеологическом аспекте коллективная применимость не есть показатель объективности в смысле ее отличия от субъективности. Вместе с тем, возникновение конфликта объективного с коллективным является, по Юнгу, следствием захлестнувшей европейскую цивилизацию сверхарационализации, в условиях которой людьми были утрачены естественные формы проекции темной стороны индивидуального содержимого; в дальнейшем, «выгруженные» в бессознательное, они, находя, соответственно, коллективные формы проекций (например, демонизация евреев, славян и т.п.), и захлестнули Европу, в первую очередь немцев – как нацию, по мнению Юнга, отличающуюся высокой степенью внушаемости. Таким образом, данные «объективные представления», по сути, нельзя назвать коллективными. В конечном счете, остается, вероятно, следуя и здесь принципу относительности, констатировать множественность значений термина «объективность» и, как следствие, усомниться в принципиальной возможности поставить даже знак приблизительного равенства между «объективностью» и «истинностью».
4.«Естественная установка», «наивная установка», по Э.Гуссерлю, - обыденное состояние субъективного мышления, при котором внешний мир (вещи и события) мыслятся существующими физически в пространстве и времени.
5.Самуэлс оговаривается, что термин «пациент» он употребляет, поскольку это соответствует его обычной практике. Стоит отметить, что термины «врач», «пациент», «лечение» употребляются также и Юнгом – очевидно, сказывается его медицинский бэкграунд; в дальнейшем более употребительными в аналитической психологии стали нейтральные определения, такие как «аналитик», «анализируемый», «клиент», «аналитический процесс».
6.Имеется в виду психотерапевт – прим.авт.
7. В общих чертах; согласно тому же Юнгу, аналитический процесс носит скорее интуитивный, чем методический характер. [См., например, Юнг К.Г. Цели психотерапии. Практика психотерапии. Пер. А.А.Спектор. Мн.: Харвест. 2003. Стр.48.]
8. Юнг утверждает: «Психоанализ в своем мировоззрении придерживается рационалистического материализма». [Юнг К.Г. Аналитическая психология и мировоззрение. Проблема души нашего времени. М.: АСТ. 2022. С.273.]
Свидетельство о публикации №225011300659