Русские псевдо-хайку

 
Часовой на вышке
стоит одиноко.
Дембель ещё не скоро.

Зря ты, милая,
игриво мне так улыбаешься,
ведь я импотент.

Панки пёстрые, гогоча,
сквозь толпу продираются.
Мне бы их пофигизм! 

В тощий свой кошелёк
гляжу я со вздохом:
зачем государству пенсионер?

Девушка в юбке короткой,
успеешь ты всё показать:
весна началась ещё только!

Полжизни дачу строил знакомый,
экономя на всём остальном.
А вчера сгорела она.

Гости шумные разошлись.
Смотрю удручённо в пустой холодильник:
сам завтра в гости пойду.

Собирает бутылки бродяга никчемный.
И ему, вероятно, когда-то
мать колыбельную ласково пела.

Как много есть мест,
где всё лучшее людям ты сможешь отдать!
Один, тем более ночью, туда не ходи.

Рассол огуречный
кажется райским нектаром:
крепко вчера погулял.

Много старух одряхлевших
видишь на улице нынче:
всех оживляет весна.

Опять за стеной у соседей
истошные вопли и шум:
да, нелегко с алкоголиком жить.

Мамаша на вид лет семнадцати
катит в коляске орущий комочек.
Знает ли точно, кто папа?

Иномарка крутая промчалась,
грязью прохожих обдав:
терпи, коль не ездишь в такой!

Горы мусора на берегу:
отдыхали здесь те на природе,
на ком тоже она отдохнула.

Напрасно охрипшим уж голосом
стихи читаю тебе:
от меня ты ждёшь другого совсем.

В джипе бритые бугаи,
сколько теперь их повсюду…
Куда идёшь ты, страна?

Напоминают с утра мне,
что ближе стал на год к уходу:
мой день рожденья сегодня.

Читаешь газету:
если верить всему,
пустяковы твои лишь проблемы.

Если смотреть на деревья и выше,
а не под ноги себе –
радует сердце весна.

Тает слеплённый детьми снеговик…
Немало других снежных баб,
слепят они, повзрослев.

Проплыла мимо дама вальяжно,
на глазах у меня – аж слёзы:
лучше бы ты не душилась!

Могучий дуб в три обхвата,
и лианы, обвившие ствол…
Вот так же и у людей.

Старушонка сухонькая
с огромным догом на поводке.
Кто тут выгуливает кого?

Студенты спешат в магазин:
стипендии наконец-то дождались!
Не дождётся с утра их профессор.

Новобранцы на сборном пункте
смеются и шутят…
Скоро с их лиц улыбки исчезнут надолго.

Байкеров стая отвязных
с рёвом мчат на своих драндулетах -
куда и зачем, сами не зная.

Поэт молодой
из редакции вышел понуро:
кому сейчас интересно такое?

Толпа пожилых с транспарантами,
остервенелыми криками требуют что-то…
Внучат нянчили б лучше.

Что ж ты, подруга,
накрасилась так,
ведь не видно лица твоего!

Напрасно, рыбак,
ждёшь ты здесь клёва:
комбинат находится вверх по теченью.

Чиновник дородный шествует важно с портфелем.
«Эй, ведь в нём вся твоя жизнь!» –
так и хочется крикнуть.
 
На яркий парад секс-меньшинств   
смотрю я с усмешкой:
никогда, к счастью, им большинством не бывать.

Собачонка с лаем визгливым
не отстаёт позади.
Смелая – близко хозяин.

В телевизор смотрю я уныло:
так острить и кривляться
и я запросто смог бы.

Мурлыча под нос, парикмахер
патлы мои состригает.
Вот не останется кто никогда без работы!

Открытый люк посреди тротуара.
«Добро пожаловать!» –
вывески рядом ещё не хватает.

Официантка в передничке
глазки умильно мне строит,
а на уме – чаевые ведь только.

Людный на площади митинг
то ли в поддержку чего, то ли против…
Разве шум их кого-то волнует?

Не тужься напрасно, штангист:
какой бы ты вес ни поднял,
найдётся и больше – вовек не осилить тебе.

Такое чистое небо
отражается в такой грязной луже.
Вот ведь загадка!

В небе осеннем
стая птиц улетает на юг…
Не пойму, зачем им весной возвращаться?

Если смогли здесь проехать,
значит, это дорога была…
Так вот у нас и с целой страною.

Секретарша в суде молодая
старикам заносчиво что-то пеняет...
Как же, вне этих стен кто сама ты?

Мимо больницы иду,
шаг ускоряя невольно.
Как хорошо, что давно я здесь не был!

Собак отогнав от помойки,
бомжи в ней роются сами.
Дарвин был прав, безусловно.

Задумчиво я на секундную стрелку смотрю...
Странное чувство – видеть,
как время жизни твоей истекает.

Солнце в окно заглянуло,
комнату полня весельем.
Эх, было б так постоянно!

У подъезда старухи на лавке
молодых осуждают ворчливо.
Будто не были сами такими.

Мобильник крутой в руке у подростка:
завидуйте, сверстники!
Мы, в этом возрасте бывши, кичились и жвачкой...

Пенсионер пожилой вечерами
окна чужие напротив в бинокль наблюдает:
в собственной жизни как-то и нечего вспомнить.

Молодожёны к родным и друзьям выходят из ЗАГСа.
Улыбки, цветы, поздравленья…
Будет ли жизнь ваша вместе такой же нарядной?

Дед Мороз с мешком еле ноги волочит.
Не от мороза нос его красен:
многих уже успел он сегодня поздравить.

Гневно с амвона священник клеймит всё мирское…
Любезный, скажи, кто назначил тебя
посредником между мною и Богом?

Слушаю музыку и не устаю удивляться:
если её не слышит никто,
это только колеблется воздух.

Утончённый эстет на экране –
так свысока обо всём разглагольствует он,
будто бы на унитазе сам никогда не сидел.   

В зеркало грустно смотрюсь:
в том, что я вижу,
не виновато оно.

Со старым другом сидим за столом,
без напряга беседа и чарка вина…
Что ещё надо для полного счастья?

Нищий на улице клянчит подачку.
Прохожу, отвернувшись:
кто бы подал самому.

Жарю сегодня мясо:
зарплату вчера получил.
Через неделю уже буду жарить только картошку.

Опять длинный затор на проспекте…
Кто из тех, кто строил наши дороги,
предвидел, что будут машины у стольких?

Просят цыганки на хлеб,
а хлеб не берут, только деньги.
В предлоге вся разница…

Свежий ветер в окно залетел,
растрепал на столе все бумаги.
Ему-то за что уважать их?
 
Первый осенний снег…
В такое время поймёшь стариков,
которым уже ничего не надо от жизни.

Бьётся шмель о стекло,
а открытая форточка — рядом…
Часто и мы возле выхода стену бодаем.

Перебираю старые фотки…
Немало хороших моментов всё-таки было.
Иначе зачем бы снималось всё это?

Неожиданно кто-то в дверь позвонил.
В детстве рад был этим звонкам,
теперь разве только вздрогну...

Толпа, молчащая в трауре скорбно…
Как легко теперь тому,
из-за кого вы собрались!

Змей воздушный в небе
реет на тоненькой нити, держащей его.
Но без неё он туда не взлетел бы.

Как трогательно-бесхитростны дети,
и молодые ростки, и щенки, и цыплята…
Всё таково, что только жить начинает.

В магазине книги листаю…
Насколько обложки ярки,
содержанье тускло настолько ж.

После деревни твой город как мегаполис,
после мегаполиса он как деревня.
На самом деле это просто твой город.

Училка в очках строгая
отчитывает нерадивых учеников,
забыв, как двойки домой носила сама.
 
Вороны стаей дразнят собаку…
Не самые глупые птицы:
кроме корма им что-то ещё интересно.

Гусеница превращается в бабочку,
но ни она, ни бабочка эта
ничего друг о друге не знают.

Спиливают верхушки у тополей…
Не подозревали бедняги,
что их пух мешать будет кому-то.

Очередное авто посреди дороги увязло…
Лучшей машиной в нашей стране
ещё долго останется танк.

На тусовку спешит молодёжь, одетая модно…
Что их сгоняет вместе сюда,
кроме понтов друг перед дружкой?

Спрашивают: чего не заходишь в гости?
Как объяснить вам тактично,
что поесть могу я и дома?

Даже южный ласковый ветер
с деревьев сдувает листву:
так осень знать даёт о себе.

Дачники с лицами мрачными и с рюкзаками
лезут в вагон, набиваясь вплотную.
Неужто нужны так вам эти поездки?

В военкомате брюхатый майор
грозно взирает на ребятишек:
кто тут, как я, не хочет служить? 

Вычурны у новостроек этих названья,
а означают по сути одно:
не по карману тебе!

Книжный вчера посетил –
и Музу тем отпугнул,
как репеллент мошкару.

Мобильник звонит, достаю…
Раньше думалось: «Кто бы это?»
А теперь: «Ну кто там ещё?»

Эх, если бы каждому было дано
перед концом своей жизни
пересмотреть её всю от рожденья!