Теория и практика семьи в современном обществе

Ужас детонерождения

Катастрофическая демографическая ситуация во многих европейских и некоторых азиатских странах заставила учёных, политиков и общественность в целом глубоко задуматься о закономерностях воспроизводства населения. Право слово, зачем, например, японцам Курильские острова? Просто по приколу? Ведь уже сейчас В Японии их только 120 миллионов, тогда как на пике в конце двадцатого века было более 150 миллионов человек. Но главное – в Японии среди местного населения СКР приближается к 1,0, а это значит, что в условиях минимального притока населения извне к концу двадцать первого века их будет уже около 70 миллионов, а далее они и вовсе могут превратиться (и, скорее всего, превратятся) в совсем небольшой островной народ. И тогда людей с японской внешностью на американских просторах, возможно, будет соотносимое количество с таковыми на самом японском архипелаге…

В области демографии народы развитых стран несколько расслабились. Сотни тысяч лет существовало простое правило: если численность народа быстро растёт, он хорошо расселяется, прогрессирует, подчиняет себе окрестные народы. Напротив, народ с убывающим населением обречён на постепенную деградацию и диссоциацию, то есть на порабощение и поглощение другими, более успешными и многочисленными по населению народами. Теперь же создаётся впечатление, что прямая зависимость между численностью народа и его международным статусом практически не прослеживается… Кроме того, в прошлые века доминирующие религиозные или традиционные нравственные системы надёжно обеспечивали рост населения в соответствующих странах. Ислам, традиционные христианские конфессии, конфуцианство, буддизм и синтоизм служили надёжной основой для положительной демографической динамики в обществе. Теперь все эти верования, кроме разве ислама, стремительно отходят на второй план, перестают быть реальным законом жизни в обществе. Французским просветителям, Марксу с Энгельсом или большевикам-ленинцам казалось, что религия – это опиум для народа, а воспроизводство населения происходит как-то само, чисто по биологической инерции. Нынешние реалии опровергли их залихватские идеи. Религиозные концепции были сплошь заточены под демографический бум и общественное развитие. На практике даже коммунисты «в ручном режиме» поддерживали рождаемость на должном уровне, поскольку социалистическим государствам нужны были новые рабочие и солдаты. Но в отдалённой перспективе как коммунистические страны, так и постхристианские буржуазные страны рано или поздно практически обречены на демографический коллапс. Ибо в любом обществе «самостоятельно» происходит только насилие и грабёж. Всё остальное требует особого структурирования общества, особой его традиционной организации…

Два века отчаянной борьбы за женские права и женскую эмансипацию не прошли для человечества даром. Женщина сперва получила избирательные и минимальные имущественные права, затем расширенные имущественные права и почти равное с мужчиной право на труд. Но главное, к чему стремилась женская часть «западных» сообществ, это право активно и безнаказанно блудить, а также рожать или не рожать детей по своему усмотрению. В традиционных христианских или мусульманских сообществах СКР обычно не ниже 4,0, а часто – и выше 5,0, как, например, это было в Петровской России или как это сегодня наблюдается в Афганистане. В современных «западных» и некоторых азиатских сообществах со вполне эмансипированными женщинами СКР составляет от 0,8 до 1,6. То есть одни такие сообщества вымирают стремительно, другие очень постепенно, но вполне заметно. Иные западные страны пытались внедрить практику мультикультурализма и активно приглашали азиатских мигрантов-мусульман в надежде поправить демографию и получить дополнительные рабочие руки. Никто не подумал при этом, что мусульмане станут быстро размножаться в странах Запада только в том случае, если останутся верны исламу и отвергнут оевропеивание! Оевропеившись же, и пришлые азиаты начнут рожать одного-двух на семью. То есть мигранты либо окажутся культурно чужеродны метрополии, либо вскорости тоже перестанут «хорошо рожать детей».

Если пытаться хоть немного возрождать традиционную веру в Бога (что крайне сложно на самом деле), повести кампанию по массированному экономическому поощрению деторождения (что весьма дорого для бюджета), ввести обязательный мониторинг женского здоровья и большее/меньшее ограничение абортов (что тоже весьма дорого и проблемно), то, быть может, и удастся несколько увеличить рождаемость в России, поднять СКР хотя бы до 1,8-2,0. Но я бы попытался взглянуть на проблему с другой стороны. В традиционном обществе, что на Востоке, что на Западе, главной основой деторождения является крепкая семья как союз мужчины и женщины (нескольких женщин). Поэтому с детальными законами и правилами существования современной семьи следовало бы разобраться очень подробно!

Зарождение протосемьи в первобытном обществе

Начнём с того, что семья – это очень ранимая, неравновесная и неустойчивая структура почти исключительно социального характера. Начнём с того, что для приматов в живой природе семья в человеческом понимании не характерна. Чаще всего у них встречается широко понимаемая групповая семья или отсутствие настоящей семьи вовсе, когда самка сама воспитывает своих малышей. Образ полигинической семьи возможно выдернуть из дикой природы, но внутреннее наполнение такой семьи довольно различно у человека и современных приматов. Поэтому я бы вовсе не стал выводить прообраз человеческой моногамной или даже полигинической семьи из биологии приматов. В моей статье «Подлинная история человечества» убедительно показано, что у ранних предков человека (австралопитеков, эректусов) секс интенсивно использовался самкой в поощрительных целях, отчего у современной женщины мы наблюдаем сложно устроенный менструальный цикл, «примиряющий» способность к обильному, частому сексу и необходимость эффективного зачатия, деторождения. Сексуальные отношения в группах ранних предковых форм человека можно считать групповым браком. В нём, возможно, у отдельных особей были свои предпочтения, но в целом обычная самка была ориентирована на максимум сексуальных связей в пределах группы, так как именно это повышало её статус в группе, способствовало безопасности и хорошему питанию как для неё лично, так и для её потомства. Ориентация на одного самца была бы чистым безумием, поскольку жизнь группы была полна превратностей и любой её конкретный член мог легко погибнуть. Кроме того, даже выдающаяся особь мужского пола в одиночку не смогла бы ни защитить семью, ни эффективно поохотиться.

Следует также напомнить, что у самых давних предковых форм человека (начиная с австралопитека) была практика обмена (прямого или дистанционного) совсем молодыми самками. Так кочующие группы интуитивно пытались избежать засилья близкородственных скрещиваний,  что положительно сказывалось на потомстве. Соответственно, юная самка, перешедшая в новую для себя группу, была наиболее «чуждым» в ней элементом. Поначалу её хуже всех защищали, кормили, а при случае она могла бы стать наиболее вероятной жертвой каннибализма в группе. Главным способом подняться в групповой иерархии был, со всей несомненностью, секс, причём – с максимальным количеством самцов новой группы. Все эти соображения ведут к простой истине: заметная биологическая подоплёка моногамной семьи у Homo sapiens отсутствует напрочь! Тем она (семья) ранимее, и тем легче может быть разрушена неумными социально-политическими нововведениями.

Напомню, что с чисто биологической точки зрения к виду Homo sapiens следует относить хайдельбергского человека, появившегося в Африке 800-750 тыс лет тому, а также все производные от него подвиды (неандертальцы, денисовцы, кроманьонцы и т.д.). Все они, кроме кроманьонца, также были обречены на групповой брак, дававший в дикой среде охотников и собирателей максимальную возможность к выживанию потомства. Кроманьонцы, обособившиеся в Африке около 200 тыс лет назад, стали постепенно переходить к более-менее индивидуальным бракам. В чём же причина того, что устойчивая ситуация с групповыми браками, которая воспроизводилась несколько миллионов лет, вдруг стала меняться в течение каких-то десятков тысяч лет в направлении к индивидуальной семье? Дело в том, что кроманьонец был гораздо более продвинут в области абстрактного мышления и общественной социализации. Все формы «проточеловеческой жизни» были обречены существовать небольшими группами – от пятнадцати-двадцати до сорока особей. С их умениями и навыками доступные окрестности могли прокормить где-то именно такое количество охотников и собирателей. Кроманьонцы тоже изначально были охотниками и собирателями. Но их умения и навыки уже позволяли прокормить за счёт окрестностей группу из 100-200 человек! Более того, соседние группы кроманьонцев могли коммуницировать между собой и при необходимости предпринимать совместные манёвры! Понятное дело, это дало кроманьонцу решающее эволюционное преимущество. Стоит ли удивляться, что он довольно быстро уничтожил (поглотил) все остальные подвиды рода Homo?! Более того, кроманьонец стал наиболее мощным хищником на планете, поскольку сотне воинов, вооружённых копьями, факелами и уймой новых технологий не могли противостоять ни стая волков, ни прайд львов, ни стадо слонов или мамонтов. Эта революционная социализация не могла не сказаться на структуре первобытного сообщества людей.

В прошлые эпохи протолюди жили недолго, средняя продолжительность жизни составляла 20-25 лет, затем едва дотягивала до тридцати. В таких условиях только групповой брак позволял нормально доращивать детей всех родителей, причём группа брака соответствовала группе кочующих. У кроманьонца группа кочующих была настолько велика, что в неё могло входить несколько относительно автономных брачных групп. Тем самым был в принципе преодолён относительный промискуитет, существовавший в кочующей группе протолюдей на протяжении миллионов лет! Большая первобытная община даёт первоначальное, пусть и ограниченное право выбора партнёров по бытовой жизни и по сексу. Но, кроме того, в большой общине во многих случаях невозможно коллегиальное руководство. Один, двое, трое опытных и общепризнанных активистов должны были генерировать важные решения или представлять на сходках всю кочующую группу. То есть в группе должен быть староста, его помощник, шаман группы, начальник охоты и мало ли кто ещё! И, видимо, эти первые мужчины кочующего племени могли себе позволить жить «отдельным домом», что создавало условия для возникновения полигинии. У старосты кочующей группы, скажем, три женщины, причём вряд ли кто-то другой уже посмеет к ним прикоснуться (за очень редким исключением!). Вы сомневаетесь, что все три жены и их потомство будут нормально обеспечены и защищены? Напрасно, во всяком случае, пока жив уважаемый и сильный староста…

Некоторые современные племена, вроде чукчей и эскимосов, до сих пор воспроизводят подобные реликтовые формы группового или полигамного (полигинического) брака. Незадача подобных «первобытных» браков заключается в том, что очень трудно проследить родословную в таких браках; чаще всего она определяется только по матери. Даже староста или шаман кочующей группы не может быть вполне уверен в своих жёнах: а не погуляли ли они ненароком на стороне?! Ведь надёжный институт брака ещё не сформирован и сурового табу на «левые» половые связи не наложишь! Но если родословная большинства членов кочующей группы не известна толком, то и избежать близкородственных половых связей в группе не выйдет. Такая плохо структурированная кочующая группа может проиграть в межгрупповой борьбе. Ведь, вытеснив в небытие всех протолюдей, кроманьонцы быстро умножались, и межгрупповая конкуренция кочующих групп кроманьонцев возрастала очень значительно.  А победят в ней те кочующие группы, которые максимально устаканят и оптимизируют свои брачные отношения внутри общины. К тому же именно в это время активно распространяются многие болезни, передающиеся половым путём. Новые, более герметичные формы брака – действенная попытка защититься от подобных заболеваний.

Автор призывает как учёных, так и феминисток очень осторожно относиться к идеям матриархата или широкого распространения полиандрических семей. И то, и другое бывало по временам в истории древних племён. Но это, скорее всего, носило редкий и ситуативный характер. Скажем, статуэтки кроманьонской «Венеры» 30-40-тысячелетней давности не следует ассоциировать с доисторическим матриархатом. У первобытных людей был не матриархат, как таковой, но культ женского чадородия! Всякая власть женщины в обществе издревле производилась от её чрева, но не от её разума и, тем более, не от силы её скелетных мышц. Ибо мужчина может сделать всё, что может женщина, включая даже мелкие манипуляции предметами или неостановимый женский трёп. Он не может только одного: зачать от мужчины плод, выносить его и родить полноценного ребёнка. Поэтому любое племя или любая страна, которая отвлекала женщину от её главной чадородной функции в пользу функций второстепенных, не столь важных, довольно быстро покидала историческую сцену раз и навсегда. Можно, конечно, послушать древних греков, которые увидали на краю ойкумены племена, у которых иные женщины владели луком и скакали на лошадях, и создали замечательный миф о прекрасных, но очень жестоких амазонках. Эти амазонки выжигали себе груди и запаивали половой проход, чтобы только не отвлекаться от дел войны. Ну да, эти гречишки были такими очаровательными рассказчиками! У них было столько забавных, отчасти правдоподобных мифов!!!

Моногамия, поздняя полигамия как гарантия благополучия общества   

Приблизительно пятнадцать-четырнадцать тысяч лет назад  конкуренция между кочующими группами кроманьонцев значительно усилилась, поскольку общее число людей росло, а количество доступных для охоты крупных животных, напротив, сокращалось. Вместе с тем, из-за большого числа людей в кочующей группе и наличия многих заболеваний, передающихся половым путём, половая организация групп стала постепенно меняться. И групповые браки всё больше стали уступать место полигиническим или моногамным бракам. Причём происходило это ещё до перехода продвинутых кроманьонцев к оседлости и земледелию. Так же, как и во многих других областях: у кочующих охотников и собирателей уже были начатки керамики (на территории современного Китая), начатки праземледелия (как у северо-американских индейцев) и задолго до стадии оседлости одомашненный волк (собака).

Приблизительно двенадцать тысяч лет назад стали появляться сперва жреческие стационарные поселения в местах, имеющих принципиальное культовое значение. А уже одиннадцать тысяч лет назад появляются первые сельскохозяйственные пэгэтэ, в которых проживало по одной-две тысячи человек (видимо, в целях безопасности; на территории Малой Азии и Ближнего Востока).  Понятное дело, что в таких условиях групповые браки стремительно уходят в прошлое. У семьи появляется заметная собственность, владение и наследование которой возможно установить именно благодаря полигинической или моногамной семье. В системе языческих верований ранних оседлых земледельцев появились не только божества, покровительствующие половой страсти и женскому чадородию, но и  покровители брака, блюстители супружеской верности. Постепенное имущественное и сословное расслоение общества только способствовало укреплению институтов полигинической и моногамной семьи, ибо отовсюду напирали не только вопросы наследования имущества, но и проблемы знатности родословной, причём теперь уже преимущественно по отцовской линии.

Уже ближе к античному периоду в развитых цивилизациях устоялась система: бедные простолюдины имеют право лишь на моногамный брак, тогда как мужчины побогаче и познатнее по статусу могут претендовать на брак полигинический, явный или завуалированный.  Впрочем, тут многое зависело ещё и от конкретных традиций конкретного человеческого сообщества. Следует обратить внимание на ещё одно обстоятельство. В докроманьонских кочующих группах людей и пралюдей, начиная с австралопитеков, обычно количественно преобладали самцы. Это было связано с тем, что женщина (самка) была очень уязвима при вынашивании и родах, а также страдала от ряда заболеваний, возникавших под влиянием частых беременностей и родов. По мере эволюции кроманьонцев, а особенно в цивилизованном обществе ситуация резко меняется. Дело даже не в том, что иные женщины стали рожать меньше, а родовспоможение заметно улучшилось. Развитие цивилизации привело к перманентным войнам, в которых в основном массово гибли именно мужчины. Поэтому во многих древних и не очень древних цивилизованных сообществах женщин детородного возраста было заметно больше мужчин. Последнее приводило к активизации различных форм полигинического брака. А человек богатый и крайне знатный вообще мог претендовать на целый гарем, иногда довольно многочисленный. Многожёнство характерно для ранних иудеев и формально закреплено в исламе. Полиандрический брак тоже бывал характерен для некоторых сообществ, но скорее как нечастое ситуативное исключение из правил. Более часто подобные браки теперь характерны для реликтовых сообществ. Но совсем необязательно. Скажем, наша Екатерина Великая де факто состояла в откровенном полиандрическом браке, о котором имели полное представление все посвящённые царедворцы её эпохи.

Христианство решительно установило строгую моногамию, что стало венцом эволюции брачных отношений в человеческом обществе. Брак в христианском учении стал почти нерасторжимым! Кроме смерти одного из супругов, прекратить брак позволяло неизлечимое безумие одного из супругов, а так же супружеская неверность.  Но на практике в христианском обществе могла таким образом «наказываться» только супружеская неверность жены, да и то в редких случаях. Христианство также настрого запретило любые близкородственные браки, которые могли допускаться в других «продвинутых» брачных системах. Скажем, в Древней Греции в брак могли вступать дети одного отца (но не одной матери), в Древнем Египте был возможен брак между родными братом и сестрой, а скифы допускали даже браки между отцом и дочерью. Общеизвестна практика близкородственных браков в довольно герметичных иудейских общинах Средневековья. Христианство запретило присущие многим древним сообществам детские сексуальные игры, раннее начало половой жизни, различные формы добрачных сексуальных связей.

Но ещё задолго до христианского жёсткого диктата в области семейных отношений вопросы семьи и заключения браков перестали быть делом исключительно самих новобрачных. Жесткий контроль над процессом осуществляло племя или государство в лице представителей как светской, так и духовной власти. Любая власть хорошо понимала: сохранить нормальную социальную структуру общества и обеспечить прогрессивное воспроизводство населения возможно только с помощью аптечно отрегулированного института семьи.   Поэтому почти всегда на протяжении прошлых эпох мы сталкиваемся с ситуациями, когда в заключении брака главную роль играли не сами брачующиеся, а государственные и духовные институты, община самих брачующихся, их род или патриархальная семья. И тут любые ухищрения для успешного продолжения рода могут быть хороши! В иных племенах замуж брали только женщин, уже родивших от кого-нибудь ребёнка, ведь это была единственная надёжная гарантия от потенциального женского бесплодия «новобрачной».   Впрочем, понятия любви и личной привязанности существовали с доисторических времён и не исчезали даже во времена «Домостроя». Ещё у австралийских аборигенов возможно проследить понятие о любви, которую они обозначают как «получать радость вместе», а в одном из таких аборигенных племён Австралии существует особое слово для обозначения самостоятельно выбранной мужчиной, а не навязанной кем-либо жены («пундира» - «любимая»).

Там, где семейные отношения вполне отлажены, власть может чувствовать себя довольно уверенно. Так, Пётр Великий «расходовал» население своей страны, не больно задумываясь о том,  и к концу его царствования население империи сократилось приблизительно на двадцать процентов. Это, впрочем, практически не повлияло на дальнейшее развитие Российской империи, поскольку СКР тогда в стране превышал 5,0, и население почти мгновенно восстановилось, а затем и пошло в рост относительно исходных величин. Позднее для полнейшего воспроизводства населения приходилось предпринимать серьёзные усилия. Так, вскоре после Октябрьского переворота, в начале тридцатых годов, Иосиф Сталин объявил неактуальной теорию «стакана воды» феминистки Александры Коллонтай, затруднил процедуру развода и запретил аборты, которые были разрешены одним из первых декретов большевистского правительства. Ибо новой власти нужны были рабочие и солдаты – не только сейчас, сегодня, но и через двадцать-тридцать-сорок лет!

Патриархальная семья и её постепенное разрушение

Основной ячейкой традиционного общества, каким оно было ещё каких-то двести-триста лет назад, служила патриархальная семья. Она представляла собой несколько поколений ближайших родственников по отцу, ведущих общее хозяйство и проживающих вместе. Женщина, как и при групповом браке в доисторические эпохи, традиционно выходит замуж, покидая свою прежнюю семью и переселяясь в семью мужа. Статус новобрачной (исключая разве элитные династические браки) по-прежнему на новом месте был сравнительно низким, но повышался по мере успешного чадородия, взросления её детей и интеграции женщины в ткань новой семьи. Большая семья мужа как бы порабощала женщину в интересах продолжения «своего рода», и хотя статус рода женщины имел значение, главным её капиталом в новой семье были появляющиеся дети – будущее той семьи, в которую она вошла. Женщина попадала в новую семью для исполнения главного её предназначения, а по результатам её «работы» была ей и честь.

В Новое время институт семьи стал подвергаться сильному давлению «общественных обстоятельств». В литературе вполне обычным стал сюжет о незадачливом муже-рогоносце и оборотистом, ловком любовнике жены. Наполеон Бонапарт в статье 312 своего Кодекса утвердил следующее: «Отцом ребёнка, зачатого во время брака, является муж». По мере нарастания буржуазных отношений в обществе, широкого распространения наёмного труда, перетекания рабочей силы из региона в регион, падения старых феодальных канонов патриархальная семья начинает диссоциировать, распадаться. На смену ей в большинстве слоёв общества приходит нуклеарная семья, состоящая обычно из двух супругов и их детей, проживающих в отдельном жилье, зачастую съёмном.  Или же двое супругов без детей. Или же один супруг со своими детьми. Нуклеарная семья теоретически может быть многодетной, но на практике таковой обычно уже не является. Впрочем, эта семья, при нередком привлечении бабушек и дедушек, способна родить и воспитать двух-трёх-четырёх и даже более детей – в зависимости от желания родителей и конкретных обстоятельств.

В такой семье, правда, мужчина уже далеко не всегда глава семьи, а его внутрисемейные интересы могут в значительной степени игнорироваться. В итоге выходит, что мужчине имеет смысл заключать официальный брак с женщиной или по очень большой любви, или по откровенно меркантильным соображениям. В нуклеарной семье женщина обычно работает наравне или почти наравне с мужчиной. В семье женщина бывает зачастую «по остаточному принципу». Какой уж там СКР 5,0! Но хуже того, в патриархальной семье за новопоступившей женой глаз да глаз – поди измени с кем-нибудь! В нуклеарной семье женщина находится сразу на нескольких орбитах. Порой сексуальные отношения с начальником для неё не более чем рутинная часть производственного процесса. Происхождение её детей интересует современное российское государство так же, как и Наполеона Бонапарте! В браке россиянина все дети его жены принадлежат именно этому россиянину. И никак иначе! А иначе (с биологической точки зрения) бывает довольно часто. Мужчина толком не знает даже, его ли это дети и его ли только эта жена! Вдруг, по каким-то довольно тёмным причинам, жена решает уйти от мужа. Российские суды отдадут детей матери в трёх случаях из четырёх – и ты уже только слегка их папа! Вместе с женой и детьми (если ты не олигарх, конечно) у тебя умыкается две трети имущества. В свои сорок мужчина оказывается в ветхой, плохо обставленной однушке без жены и детей. Процентов сорок своей зарплаты он должен теперь отдавать в виде алиментов. Если алименты будут «жирными» и если он будет покладисто себя вести, то бывшая жена, глядишь, разрешит ему от случая к случаю видеться с детьми.

Возникает логический вопрос: зачем нужны здравомыслящему мужчине такая жена и такой брак?! Он тратится на детей, но дети по сути ему не принадлежат и не факт, что даже являются его биологическими детьми. Жена может уйти от него в любой момент, а он, например, не может – скажем, во время её беременности и в течение года после родов! А если это биологически не его ребёнок? А в РФ глубоко наплевать на это, как если б тому Наполеону. Гражданский брак проще – там хоть имущество твоё не так пострадает в случае, если пара решит разбежаться. Но с новой ДНК-полимеразной реакцией от алиментов всё равно не открутишься! Но послушайте, гомикам в РФ  существовать несравненно проще – никаких проблем с детьми и эмансипированными жёнами. Только надо на людях не слишком светиться: гомиков в народных массах РФ не больно празднуют! А с бабой – так вовсе хлопот не оберёшься! Ещё и детей рожает – а на что эти дети?! Как?! Плод твоей большой любви! А если такой большой любви что-то не видать, так и не нужны они, получается… Ибо ты – глубокий партизан в собственной семье, и никто тебя от этой партизанщины при случае не защитит. Традиционная, исторически сложившаяся семья мужчиноцентрична и сама по себе неустойчива. Законодательство РФ, случись что, будет защищать интересы государства, интересы детей, женщины, но только не мужчины. Мужчина в семейном кодексе РФ – это готовая потенциальная жертва семейных отношений! Возникает вопрос – зачем ему (мужчине) такая семья? – и этот вопрос беспомощно повисает в воздухе…

Кризис семейных отношений и к чему он ведёт

В итоге всех разговоров о семье мы пришли к выводу, что моногамная семья исторически сложилась очень недавно (счёт на тысячи лет тому, но не на сотни тысяч), а следовательно, она очень уязвима под влиянием различных экономических, социальных, культурных факторов. В прошлые исторические эпохи институт семьи защищали культы языческих божеств – покровителей семьи, а позднее – основные монотеистические религии. В сегодняшних сообществах эту функцию сохраняет, главным образом, ислам, отчего в большинстве мусульманских государств не имеют понятия об убыли народонаселения и о кризисе института семьи. В современных христианских и постхристианских государствах, в основном, наблюдается кризис нуклеарной семьи, которая становится непрочной, замещается гражданским браком или и вовсе ни к чему не обязывающими «отношениями». Уже в шестидесятых-семидесятых годах прошлого века в США более половины детей, которые после поступили в американские университеты, воспитывались в неполных семьях, в которых не было отца или матери. Позднее та же «болезнь семьи» накрыла западно-европейские страны и Россию.

Суть проблемы заключается в том, что государственный и религиозный блок произвольного разрушения семьи успешно преодолён в поисках индивидуальной свободы личности. Личности по преимуществу внезапно обнаружили, что почти невозможно всю жизнь прожить в браке с одним человеком, что не только молодым людям, но и людям средних лет для удовлетворения личных потребностей больше подходят свободные сексуальные отношения. У большинства граждан законный или даже церковный брак замещается браком гражданским, условия которого таковы, что почти все женщины в нём считают себя замужними, тогда как абсолютное большинство мужчин в нём чувствуют себя свободными, холостыми. Даже совместные дети не всегда хотя бы чисто экономически связывают мужчину в таких, по большей части, ситуативных союзах. Мужчина легко может вполне изобильно получать секс и межполовое общение вне брака, а в детях у него в современном обществе, по большей части, нет острой необходимости. Всякий интерес вступать в формальный брак при этом у мужчины пропадает полностью. Остаётся надеяться только на то, что мужчина вдруг влюбится по самые уши, а девушка, как минимум, пойдёт ему на встречу. Или у него возникнет религиозная потребность в браке и семейной жизни. Ну, то есть остаётся надежда, что законный моногамный брак не исчезнет вовсе. В противном случае человек скорее склонен избегать большой ответственности, предпочитая заводить собаку или кошку. Некоторые пытаются даже вступать с питомцами в брак (не путать с зоофилией!), чтобы в случае своей смерти вполне обеспечить экономически своего ненаглядного питомца!

Некоторые проповедуют идею «срочного» брака, скажем, на семь лет. По истечении «срока» брак расторгается или может быть продлён на новый «срок», если стороны всё вполне устраивает. Но, кажется, эта «срочность» только ещё больше подорвёт идею брака традиционного, подлинного. Мужчина в современном обществе всё больше похож на кочующего одиночку. Женщина всё чаще оказывается в неполной нуклеарной семье с ребёнком (детьми), или и вовсе норовит эмансипироваться вплоть до создания образа «мужика в юбке». Иной мужчина может и хотел бы вступить в брак, но от этого образа «мужика в юбке» его начинает тошнить… Некоторые мужчины, стартовав ещё в соцпериод, успели побывать в четырёх браках. Первый брак – студенческий, романтический, второй и третий – карьерные и детородные, а четвёртый – уже гражданский – поздний союз с духовно близким человеком, дабы вместе встретить тихую и не всегда здоровую старость…

К сожалению, Российское государство в принципе не в состоянии возобновить статус моногамной долгосрочной (потенциально пожизненной) семьи в современном российском обществе. Оно надеется исключительно на четверть-меры: там устроим рекламу семейной жизни, тут обеспечим небольшие экономические вливания, сям оптимизируем медпомощь женщине и родовспоможение, здесь усложним процедуру развода. Глядишь, оно и поможет?! Нет, конечно, принципиально такими четверть-мерами ничегошеньки не изменишь! Отменять эти четверть-меры, конечно, не нужно, ибо слегка улучшить положение они могли бы. Но всё-таки следует готовиться к тому, что традиционная семья останется уделом лишь трети членов нашего общества. В законный брак вскоре станут вступать или религиозные адепты, или просто чрезвычайно влюбчивые люди. Большинство же будет довольствоваться ситуативными гражданскими браками – или и вовсе текущими «отношениями». Нынче, пожалуй, только обилие серьёзных инфекций, передающихся половым путём, заметно удерживает значительную часть российской молодёжи от перехода к доисторическому групповому браку «по интересам» (хиппи, готы, панки, эмо, квадроберы, продвинутые айтишники, такое проч.).

Чтобы избежать депопуляции, в России следует, для начала, прекратить неконтролируемый рост крупных городов, прежде всего –  Московской и Питерской агломераций. А в долгосрочной перспективе выстроить грамотную демографическую миграционную политику. Хотя бы для того, чтобы в страну не вламывались с заднего взяточного двора Мехметы и Ашики с тремя жёнами, десятком детей и полным отсутствием знания как русского языка, так и русской истории и культуры. Напротив, грамотная акцепция русскоговорящих специалистов-мигрантов с адекватной моногамной семьёй или даже без неё видится теперь в России и неизбежной, и желательной.