Ночь Данилы-кузнеца. Часть V

Меня вернула в сознание щемящая боль в руках и ногах. Я открыл глаза.

Мои руки и ноги были связаны растянутыми в разные стороны веревками. Я висел под самым потолком на высоте в пару десятков метров. Помещение, где я находился, было занято большими шестеренками, блоками, противовесами. Вместо окна – циферблат часов лунного цвета, показывающий без тринадцати полночь. Я находился в башне особняка.

На выступе рядом со мной сидела Мария. На руках она держала моего ребенка и со скучающим выражением лица ласкала его.

– Можно без криков? – тихо сказала она мне. – А то разбудишь.

Собрав все силы, я рванулся к ней. Веревки лишь немного поддались, но не выпустили меня.

– Поздно, твое время кончилось, – усмехнулась Мария. – Ну может, еще тринадцать минут… а потом шестеренки разорвут тебя на части. Интересная наука эта ваша физика. Надо же: вроде безмозглые людишки, а такую интересную науку изобрели.

Она уставилась куда-то в пустоту, грустно вздохнула и снова обратилась ко мне:

– У меня, однако, к тебе вопрос из другой науки. Говорят, что бессмертие якобы хуже смерти, потому что все, кого ты любишь, умрут раньше тебя. Слыхал такое?

– Тварь, – ответил я.

– Мне так не хочется напрягаться и лезть тебе в голову, когда ты можешь ответить сам, – слабо простонала Мария. – Будь так добр, расскажи, что я прошу; тогда и я сделаю то же. Развлечемся с тобой в последний раз, а?

Я осознал, что у меня пока один выход – тянуть время.

– Ну, слыхал, – угрюмо сказал я.

– Так вот, – слегка оживилась Мария, – я думаю, что это глупейшая из глупостей. Просто не надо никого любить вот и все. Настоящая беда бессмертных – это скука.

Мария горько улыбнулась, посмотрела на младенца и продолжила:

– Сперва я пыталась захватить мир. Я потратила на это триста лет и не продвинулась дальше своего острова. Пусть я и бессмертна, но мои войска, к сожалению, были смертные. Я добивалась власти, богатства, славы – но всегда находились те, кто ради этого приносил в жертву сатане еще больше, чем я. И мне стало скучно. Я перепробовала все: обманывала, грабила, убивала – с течением времени все становилось скучным. Я даже была доброй, черт возьми.

– Тогда почему бы тебе не сдохнуть?

– Я слишком много заплатила за бессмертие и не собираюсь его отдавать так просто.

Вдруг что-то громко заскрежетало. Веревки, связывающие меня, дернулись и натянулись сильнее.

– Десять минут до ночи Данилы-кузнеца, – проговорила Мария и звонко, весело засмеялась. – Хитро же я придумала, правда? Этот кузнец и все его потомки тысячу лет ловили бездарных дур, которым хотелось стать ведьмами. А я в разгар охоты мирно поживала в теле какой-нибудь старушки и творила мелкие добрые делишки, чтобы накопить силы на новые шалости. Что примечательно – в роду этого Данилы все  выбирали сделку с нечистью. А ведь им всем на блюдечке подносили искупление грехов… Нет, вера в людей – вот глупейшая из глупостей.

Мария посмотрела вверх, и с усмешкой покачала головой.

– Я уж думала, что все повидала на этом свете, что пора, в самом деле, сдохнуть. Но тут появился ты. Ты… неповторим! Получить темный дар от баловства с бабкиными книжонками, почти разгадать мою тайну, привлечь к себе внимание высших сил – еще куда ни шло. Но использовать темный дар ради чужого блага! Как ты докатился до такого? Я всю зиму пыталась достать твоего ребенка – но твоя защита не позволяла мне и подступить.

В моей голове будто все разом перевернулось. Мария резко бросила на меня взгляд, вдруг отложила ребенка, с удивлением склонилась надо мной и, хихикая, прошептала:

– Ты не знал! Ничего не знал! – она обняла меня и прижала к себе. – Тогда слушай меня. В тебе скрыта великая сила. Ее недостойны твой жалкий городок, твое мелкое хозяйство и твоя сварливая жена. Я научу тебя управлять этой силой. Будь моим слугой – и получишь то, о чем ты в земной жизни и мечтать не мог!

Я не отвечал.

– Соглашайся же! Что ты молчишь? Скорее отвечай! – прошептала она и состроила такое милое личико, будто хотела обольстить меня.

Я собрал слюну и плюнул в это личико. Оно не исказилось, не побагровело – только помрачнело от разочарования. Мария вытерла слюну и отпустила меня.

– Теперь ясно, – равнодушно сказала она. – Ты просто дурак.

Она взяла ребенка и снова принялась его ласкать.

Опять раздался скрежет, веревки натянулись еще сильнее. Боль стала нестерпимой, и я застонал.

– Что ж, я спросила, и ты ответил, – сказала Мария. – Теперь спрашивай ты, если есть о чем. Открою любые тайны. Все равно они умрут с тобой через пять минут.

– Я хочу знать лишь одно, – простонал я. – Для чего тебе мой ребенок?

– Для того же, что и остальные дети. А для чего же еще? Твой, однако, на редкость живуч. Я получу за него целых сто восемь лет.

– Тварь!! – заорал я, и слезы отчаяния потекли из моих глаз.

Рассудок снова помутился. Мне привиделась река, полная слез. Она вытекала из тумана, а по ней плыли вереницей младенцы. Они плыли к цветущим полям, где стояла на воде чья-то фигура, излучающая мягкий и теплый свет. Она подбирала младенцев и уносила их куда-то вдаль, к рассветному солнцу…

Я очнулся и посмотрел на часы. До полуночи оставалась минута. Захлебываясь в слезах, я поднял голову кверху и залепетал что-то ребяческое и неразборчивое, но, как я верил, полное смысла и страдания.

Мария обратила на меня внимание и снисходительно улыбнулась.

– Ищешь своих небесных покровителей? – спросила она с безразличием. – Сомневаюсь, что они ответят, учитывая твое прошлое.

Стрелки часов задрожали, послышался скрежет, и веревки натянулись до предела. Вдруг раздался невообразимой силы грохот и вспыхнула молния. Что-то треснуло, весь мир качнулся в моих глазах, и я упал на Марию. Она душераздирающе заверещала, превратилась в крылатое чудовище, вцепилась когтями в ребенка и взлетела. Я схватил ее за ногу и поднялся вместе с ней. Вокруг вздулись столбы пыли – за считанные секунды особняк вместе с садом развеяло по воздуху, и от роскоши не осталось и следа.

В попытке сбросить меня Мария закружилась с бешеной скоростью, но я со сверхъестественной силой держал ее. Она рванулась вперед и полетела между деревьев. Ветки хлестали меня по телу, по лицу, по ногам, по рукам, но я не отпускал. Дальше мы полетели над белой гущей тумана, и я заметил, как Мария замахивается на меня свободной рукой, чтобы вонзить в меня острые когти.

Собрав все силы, я резко вцепился в крыло Марии, забрался ей на спину и схватил ее за волосы. Она завизжала от боли и стрелой ринулась вниз. Освободив из ее когтей ребенка, я прижал его к груди, оттолкнулся от ведьмы и зажмурился.

Все тело вздрогнуло от сокрушительного удара. Я открыл глаза и увидел, что лежу на холме и истекаю кровью, а ребенок, невредимый, плачет на моей груди. Надо мной нависла Мария.

– Отдай! – зашипела она и вцепилась в ребенка.

Тогда из тумана в низине с лязгом вырвались две длинные, острые, раскаленные докрасна цепи. Одна из них широким взмахом отсекла крылья ведьме, а другая впилась ей в шею. Разнесся запах гари и смрадный дым, а ведьма истошно завопила.

Цепь яростно рванулась, однако Мария осталась на месте. Тогда вторая цепь обхватила ее шею, и обе медленно и неумолимо потянули ее в пелену, а вместе с ней – ребенка и меня.

Я держал малыша из последних сил, мы оба надрывались от крика. Я обезумел, мои глаза заметались по небу, затянутому черными тучами, и нашли среди них единственную звезду. Я долго смотрел на нее и впал в забытье; казалось, мое тело перестало двигаться, мое сердце остановилось, но оставалась живой – надежда.

И тогда из-за тучи появилась еще одна звезда – маленькая. Обе звезды вдруг засияли ярче прежнего, и когти ведьмы соскользнули с тела ребенка. Сурово лязгнули цепи – и с грохотом исчезли в тумане, забрав ведьму с собой.

Надо мной пронесся черный всадник на крылатом коне. Он бросил на меня злобный, испепеляющий взгляд, гулко проворчал что-то и скрылся в ночи.

Я почувствовал, что умираю.

(Продолжение следует.)