Путевка в жизнь

В дверь постучали.
- Кого нелегкая несет? – проворчал Евпатий.
- Заходите, гости дорогие, – Галина Ермолаевна не была столь категорична.
- Да ну их, надоели, – Ирина Васильевна перевернулась на другой бок.
Вошла Верка.
- Вот, пряников принесла, – Верка смущенно улыбнулась. – В подоле.
- Все сразу проснулись и принялись жевать.
- Я историю хорошо знаю… – начала Верка.
- Знаем, "пятерка" у тебя, – ее перебили.
- Древний Рим, Древний Египет, Древняя Русь… – перечисляла Верка.
- Брехня, – Ирина Васильевна была кратка.
- А вот, что происходило в нашей стране последние тридцать лет – не знаю, – Верка взмолилась. – Помогите, люди добрые!
- Как же не знаешь, – приподнялся с полатей Евпатий. – А где же ты была?
- Еще не родилась, потом маленькая, потом школа и все, – Верка развела руками, показывая, что в них ничего нет.
- А разговоры взрослых? А сама, куда смотрела? – Верке был задан коллективный вопрос.
- Маленьких это не интересует, а сейчас, когда столкнулась с реальностью, когда рядом уже нет папки и мамки, и надо самой принимать решения, возникают вопросы, на которые нет ответов. Как жить? Доколе? Кто виноват? – Верка насупилась. – А взрослые только о том, как раньше было хорошо в СССР, когда они ничего не делали, разговоры ведут. И вода была вкуснее, и деревья… Будто белое пятно на страницах истории последние тридцать лет.
- Сама об этом и напишешь через тридцать лет, – Ирина Васильевна дожевывала последний пряник. – Прошлое хорошо видишь на расстоянии, через призму настоящего, которого пока нет. Хорошо жизнь сложится – напишешь с ностальгическими нотками, с розовыми соплями. Вурдалаки станут принцами… короче, подгонишь под свою ситуацию. Или навыдумываешь с три короба на римскую империю и древнюю русь.
- Поэтому я к вам и пришла, пока вы еще живы, как к очевидцам, – Верка рассуждала логически. – Пока вы еще в здравом уме, не впали в старческий маразм и вода еще невкусная.
- В этом что-то есть, – троица переглянулась. – Какой аспект тебя интересует? Культура, политика, астрономия?
- Как так получилось, что жили люди, как люди, самые обычные, звезд с неба не хватали, и вдруг война? Что? Почему? Где каждый из вас был? Только не надо про СССР, – Верка была настроена решительно. – Тетя Ира, вам первой слово.
- Я просто выживала. От зарплаты, до зарплаты, которая кончалась через неделю, а впереди еще месяц, учитывая задержки. Мне было не до политики. – Ирина Васильевна перекрестилась.
- То есть, это все из-за вас? Вы и есть то самое молчаливое большинство? – сделала вывод Верка.
- Деточка, – Ирина Васильевна с трудом сохранила самообладание. – Когда надо кормить семью – не до политики. И я не молчала. Все что происходило в политике, в стране, в телеке я воспринимала в штыки, негативно. Моим единственным критерием истины была моя зарплата, сроки ее выдачи и ее размер…
- Вы плохо работали? – Верка сразу приняла сторону богатых.
- Дипломированный специалист получает нищенскую зарплату – это плохо работать? Или ты имела в виду, что я сама виновата, что соглашалась на нищенскую зарплату? Не бросила семью, не уехала на заработки?
- У других же получалось? – Верка в роли судьи чувствовала себя уверенно.
- А кто ты такая, чтобы меня судить? Молоко на губах еще не обсохло! – взбеленилась Ирина Васильевна. – Запомни, деточка, если специалист получает нищенскую зарплату, которая в будущем обеспечит ему нищенскую пенсию, это говорит о том, что он живет в воровском государстве и для понимания этого не нужно знать историю и политику, потому что они будут смодулированы под схему воровства. Когда ты выкручиваешься, "умеешь жить", ты только укрепляешь эту воровскую безнравственную систему несправедливости и беззакония на своем маленьком незаметном месте. Любая система имеет нравственную надстройку, которая изменяет в свою пользу сознание винтиков в нее входящих. И все имеет свою цену.
- Тетя Галя, объясните мне вышесказанное простыми словами, – обратилась Верка к тете Гале.
- Совсем запугала нашу девочку! – вступилась за Верку Галина Ермолаевна. – Не расстраивайся, дитя, это тетя Ира со своими тараканами воюет. А хотела она сказать вот что… – Галина Ермолаевна кинула суровый взгляд на Ирину Васильевну. – Политика и история прямо пропорциональны уровню жизни отдельного человека. Прежде, чем смотреть, открыв рот, в телек, сначала надо посмотреть в свой кошелек и в холодильник. Это самая лучшая правда.
- В СССР люди жили бедно, но были лучше? – Верка первая нарушила правило не говорить об СССР.
- В тесноте, да не в обиде. Это не была уравниловка, как нынче пытаются представить воры. Это была система социально-экономического регулирования, чтобы реальный прожиточный минимум соответствовал минимальной зарплате и минимальной пенсии. Семьдесят рублей - это как сейчас семьдесят тысяч. Кто крадет эту разницу десятки лет? С учетом цен на нефть она выросла минимум в двое-трое. Не все могут быть умными, не все богатыми, профессионалами и задача социалистического государства состояла в том, чтобы эти люди могли жить и чувствовать себя полноценными гражданами. Эту часть программы поздний СССР выполнил, но часть без целого обречена, – Галина Ермолаевна жестами продублировала свою речь.
- Скажу, как есть, – слово взял академик Евпатий. – Все, что произошло, мы сделали своими руками, за исключением присутствующих, кои есть погрешность во все времена и даже в дикой природе. Поэтому, мадмуазель, все, что тут мы тут говорим, каким бы ни было истинным, совершенно нереально, бесполезно и ненужно в любом государстве, во все времена. Это нужно природе, один-полтора процента, чтобы сохранять импульс движения.
Поэтому смотри за другими, наблюдай, повторяй и учись, если хочешь есть из серебряной посуды.
- Ну чему ты ее учишь! – Ирина Васильевна вспыхнула как спичка. – Сам-то, что не скурвился? – и, повернувшись к Верке, продолжила. – Мы предполагаем, а жизнь располагает. Все может быть, все можно вытерпеть и под все подстроиться, но все имеет свою цену и за все придется заплатить. За обман, за трусость, за подлость, за кривду.
СССР был абсолютно бездуховным обществом с набором одинаковых шаблонов в головах совков. В рамках СССР это было неплохо и позитивно. Но, когда СССР распался – это стала страна проституток, с мышлением проституток. Проститутки у власти, проститутки на заводах, проститутки в школах, в больницах, в органах… с одним аргументом на все случаи жизни – "везде так, не грузи". Думаешь, это труп, который сдох, придумал, что у них тоже воруют? Нет, это квинтэссенция проституции, это не конформизм, не приспособленчество.
Конформизм, приспособленчество создают новую реальность, которая в положительном моральном свете представляет действия человека. У проституток же нет новой реальности, они знают, что они проститутки, знают, что дерьмо, и их аргумент самоотбеливания – "везде так". Я это слышу уже тридцать лет из каждой будки, каждой подворотни. Как только раскроешь рот про недостатки, про несправедливость, про преступления, так сразу – не телек, не начальство, а обычные твои знакомые, коллеги затыкают уши, мол, "везде так", пора привыкнуть. Сами привыкайте! – Ирина Васильевна аж раскраснелась от борьбы с невидимым злом.
- Я вас про историю пришла спросить, а вы мне про свои обидки гнете, – Верка надулась.
- История зиждется на морали и психологии, под этими углами идет ее восприятие, – академик Евпатий не был борцом с невидимым злом. – Варьируй этими функциями и одни и те же факты будут восприниматься по-разному. Так уж вышло, что прошло тридцать лет, а вспомнить нечего. Одни воры, и, как говорит уважаемая Ирина Васильевна, проститутки. Гора родила мышь. Это не белое пятно истории, это один день Сурка-подлеца, не заслуживающий внимания, если бы не десятки миллионов загубленных, искалеченных, бесполезных судеб…
- На которых сидят проститутки и как мантру повторяют: "везде тоже самое, пора бы привыкнуть, не грузи", – Ирина Васильевна не удержалась вставить реплику.
- Но были же борцы с режимом? – Верка достала шпаргалку. – Нава…ый, оппозиционеры, митинги, и… слово непонятное, антиквариат…
- Я устала, – Ирина Васильевна откинулась на подушку. – Галка, давай ты.
- Дорогая моя, миленькая, – начала стелить Галина Ермолаевна, чтобы не вспугнуть Верку. – Эти движения сродни детскому крестовому походу тысяча двести двенадцатого года, поправь меня Евпатий, если ошибаюсь. Взрослые, на эти детские шалости под видом якобы борьбы с коррупцией ни ухом, ни рылом. Митинги, болотные, если и имели народный импульс, то мгновенно возглавлялись продажными прощелыгами с личными корыстными интересами. Результаты "народного гнева" – ноль. Прощелыги стали оппозиционерами. Ноу-хау было привлечь для своей карьеры молодежь, которая в силу природных возрастных ограничений тупа. Вот и вся суть фондов борьбы с коррупцией. Поигрались с детьми и выбросили на помойку. Но не сомневайся, что ее лидеру в будущем поставят памятник, сочинят такую прекрасную легенду, что будут плыть пароходы и гундеть: "привет мальчишу!" Провокаторы и агенты спецслужб, одним словом.
- Тогда зачем его было убивать? – Верка не верила ни единому слову.
- Начну издалека, – Евпатию показалось, что он слишком долго держит паузу. – Представь, что ты играешь в карты с шулером, который видит твои карты, сами карты крапленые, есть у тебя шансы? Государство – это шулер. Или почему до сих пор не заморозят вклады?
- Почему? – этот вопрос интересовал всех участников несанкционированного собрания.
- Утечка информации. Как только соберутся из одного кармана в другой переложить, тут шельма-народ бежит и снимает вклады. Вот что с таким тупым народишком делать? Не дает себя обворовать. Отменяют заморозку, чтобы в следующий раз, как соберутся украсть, и снова закричат: "волки" – не поверили и оставили вклады. Так сказать, дискредитировать источники правдивой информации. Переиграть шулера, если он видит все твои деньги? Да еще мошенникам тебя сливает...
- Это слишком издалека, – Верка раззевалась.
- Он стал бесполезен, а выпускать нельзя. Все уже поделили в его фонде, деньги, должности, бабу. Живой никому не нужен. Практически, лидеры общественных движений сами эти движения и угробили, привели к беззубому знаменателю. Режим создавал не холодильник, режим создавали совки, дружно, коллективами, с энтузиазмом, интеллигенция в нерушимом союзе с работягами. А когда однажды проснулись в клетках, почесали репу и изрекли: "везде клетки, не о чем говорить. Мы люди маленькие", – Евпатий почесал репу.
- Вообще ничего? Мы будто и не жили все эти годы? – Верка уже пожалела, что пришла сюда, а не к председателю. Там было бы все по-другому. В беспамятстве, но весело.
- Жили, конечно, и по трудам узнаете их, – буркнула спросонок Ирина Васильевна. – А узнаете, без слез не взглянете.
- Когда военные преступники вернуться с войны, не сделай глупость, не ищи там себе жениха, – напутствовала Верку Галина Ермолаевна. – По-хорошему, их всех… слово забыла, Евпатий, подскажи.
- Утилизировать? – Евпатий иногда попадал не только пальцем в небо, но и в самую точку.
- А мне их жалко, – Верка окончательно не поверила собравшемуся консилиуму.
- Жалеть – наша бабья доля, – примирительно заговорила Галина Ермолаевна. – А вот красиво жить не запретишь. Придется выбирать – или отбросы или нормальные робятки. Хотя, где их сейчас найдешь? – вопрос был обращен к Евпатию.
- Понятия не имею. Конформизм еще лечится, а проститутки – это навсегда. Какая культура может вырасти на выжженной земле? Дегенеративная? Карликовая, с уродцами? – Евпатий посмотрел на Галину Ермолаевну.
- На безрыбье и рак рыба, – Галина Ермолаевна встала. – Так что, девка, не горюй, утро вечера мудренее.