Добрые сельчане

Рассказала знакомая, Вера Петровна.

Она купила дом в деревне. Ну, обычная история — хотелось на пенсии жить на природе, в тишине, неспешно, выращивать цветы, клубнику, огурчики. Она это всю жизнь любила. И вот в этом году она открыла свой первый сезон.

В деревне есть магазин — обычный сетевой, эконом-класса. Вера Петровна пошла посмотреть и кое-что прикупить. Выложила на ленту свои покупки, и вдруг подбежал мальчик лет восьми-девяти, быстро положил перед её покупками шоколадку и отскочил на другую сторону кассы, куда кассир сдвигает пробитый товар. Кассирша, немолодая женщина, поднесла шоколадку к сканеру, тот пикнул, и она протянула шоколадку мальчишке. Тот взял и грязными руками с нестрижеными ногтями стал колупать плотную обёртку.

Ребёнок был какой-то замурзанный, с широко расставленными косящими глазами, скошенным подбородком, нестриженный. Одет самым нелепым образом — в потрескавшиеся пластиковые шлёпанцы, явно женские и на несколько размеров больше, узкие жёлтые шорты до колена и неожиданно хорошую толстовку, бордовую и тоже словно с чужого плеча или купленную сильно на вырост.

Кассирша протянула руку к товару Веры Петровны, но та поставила перед ним ладонь ребром и сказала:

- Стоп! Вы закрыли чек с шоколадкой?

- Женщина, как я его закрою, если она ещё не оплачена?

- А как же вы собираетесь мой товар пробивать, если предыдущий чек не закрыт?

- Ой, до чего ж все умные стали! Сейчас всё вместе и пробью.

- То есть, вы собираетесь приплюсовать мне чужую шоколадку и так спокойно об этом говорите? - изумилась Вера Петровна.

- А вы что, против? - удивилась не меньше неё кассирша.

- Конечно, против. Эту шоколадку взял мальчик, который влез без очереди, вот этот. Кстати, он её уже ест.

Мальчишка, действительно, помогая себе зубами, разодрал обёртку, уронил на пол и, не обращая на это внимания, направился к выходу.

- Вам что, сто рублей жалко? - возмутилась кассир.

- Смотря на что.

- Ребёнку на шоколадку. Это же Глебка!

- Ну, и что? - не поняла Вера Петровна.

- Он из многодетной семьи! - заявила кассирша с такой интонацией, словно эти слова объясняли всё.

- А что, многодетным теперь шоколад бесплатно положен? - снова удивилась Вера Петровна.

- Им много чего положено, только от государства нашего ничего не добьёшься, - с претензией, направленной явно не по адресу, высказалась кассирша. - Так пробивать будем? Вон, очередь за собой уже собрали.

Вера Петровна обернулась. За ней стояли ещё два покупателя и выказывали признаки нетерпения и неодобрения.

- Закройте чек с шоколадкой и пробивайте.

- Женщина, я же вам объясняю: это Глебка, Таньки сын. Вам, что, жалко ребёнку шоколадку купить?

- Не жалко.

- Ну, так оплачивайте, а то развели тут: положено, не положено.

Сзади одобрительно зашумели.

Вера Петровна, не желая дальше продолжать глупую дискуссию, коротко ответила словами незабвенного профессора Преображенского:

- Не хочу.

- Подвиньтесь тогда, - с досадой сказал мужик и, сдвинув рукой покупки Веры Петровны назад, свалил свои. - Пробивай мне, Нина Ивановна, - и презрительно зыркнул на Веру Петровну. - Шоколадку ребёнку пожалела!

Вера Петровна вернулась домой в лёгком недоумении.

Постепенно она разведала окрестности и обнаружила в пятнадцати минутах езды на автобусе большой посёлок, где было несколько магазинов и небольшой рыночек, и обычно ездила за продуктами туда. Дети и родственники, когда приезжали, тоже, естественно, привозили. Многое заказывала с доставкой на дом. Так что в «свой» магазин заглядывала довольно редко.

Но как-то раз оказалась свидетелем ещё одного подобного случая. Перед ней в кассу было два человека, вдруг подбежали два ребёнка, мальчик и девочка, лет четырёх-пяти, тоже замурзанные и одетые самым нелепым образом, положили на ленту бутылку какой-то сладкой газировки, кассир её невозмутимо отсканировала и дала им, они взяли и ушли, а человек, чьи покупки в тот момент пробивались, молча всё оплатил. Вера Петровна, поняла, что это какая-то принятая всеми жителями деревни система.

Через некоторое время она расчищала территорию у себя за забором. И к ней подошли две женщины.

- Здравствуйте! Вы наша новая соседка? Это вы у Сазоновых дом купили? Жить собираетесь или только на лето?

- Здравствуйте. Ну, на тёплый сезон точно, а там посмотрим, как пойдёт.

- Ну, обживайтесь. У нас тут хорошо. Если нужно что, обращайтесь. Мой дом вон, белого кирпича, на той стороне, видите?

- А мой за магазином, жёлтый штакетник.

- Спасибо.

- А мы к вам по делу. Скоро август, мы всегда ребятишек Таньки помогаем в школу собрать. Вот, деньги собираем. По тысяче рублей со двора. Ну, кто-то, конечно, и больше даёт.

- А сколько дворов в деревне? - поинтересовалась Вера Петровна.

- Около шестидесяти.

- А детей у Таньки?

- Шесть, седьмого ждёт.

- А школьников среди них сколько?

- Двое.

- Вы своих детей тоже на тридцать тысяч в школу собираете? - удивилась Вера Петровна. - Не жирно ли? Тем более, к учебному году государство и денежку начисляет, и акция везде проходит «Собери ребёнка в школу». Или Танькины в Кембридж учиться едут?

Одна женщина призадумалась, другая, видимо, родная сестра кассирши, высказалась:

- Ну, чего там государство начислит, слёзы одни! Это у вас там, в Москве, и акции, и волонтёры, а мы тут всё сами. Танька у нас единственная в деревне многодетная, да ещё мать-одиночка, мы над ней всем миром шефствуем.

- Зачем? - поинтересовалась Вера Петровна, и обе женщины аж задохнулись от такого дикого вопроса.

- Как это — зачем? Потому что надо помогать. У неё семь детей на руках, мужа нет, малоимущая, родители умерли давно, кто ей поможет?

- Родители от чего умерли? - снова поинтересовалась Вера Петровна, - вроде не старые ещё должны быть.

- От пьянки, - неохотно ответила одна.

- А сама Танька пьёт?

- Ну, выпивает, конечно, не без этого. А кто сейчас не пьёт?

- На что же она пьёт, если малоимущая и детей не на что в школу собрать? Добрые соседи подкидывают?

- Вот не надо осуждать, пока не побывали на её месте, - оговорили Веру Петровну, - думаете, ей легко?

Вера Петровна именно так и думала. Они с сыном однажды пошли погулять по деревне и прошли её всю, от края до края, «с целью ознакомительной». На том конце, за магазином, который стоял примерно посередине длинной улицы, им бросился в глаза участок, похожий на городскую свалку.

Участок находился ниже уровня дороги, был обнесён сгнившим, частично разломанным, возможно, на дрова, штакетником и просматривался как на ладони. Старая покосившаяся изба, но с новыми пластиковыми окнами, одно из которых, среднее по фасаду, было разбито, новое металлическое крыльцо из трёх ступеней с перилами, которое просто приставлено к старой обитой входной двери, из которой клочьями вылезает вата (!).

Участки в деревне большие, пока шли по дороге, посматривали — интересно же, у кого как всё устроено, что растёт. У всех деревья, кусты, грядки, парники, цветы. Картошка!

На этом участке не было ничего. Вообще. Ни кусточка, ни цветочка, ни хоть какой захудалой грядочки или старой антоновки. Ни качелей, ни песочницы, ни верёвки со стираным бельём.

Вся передняя и средняя часть вытянутого участка толстым слоем завалена горами мусора — неимоверное количество цветного тряпья, какие-то ломаные тазы, вёдра, игрушки, доски, бутылки, банки, обувь, старые рамы, ещё какой-то неопознаваемый хлам. В этих завалах копошились, чем-то перебрасываясь, несколько маленьких детей. И запах стоял соответствующий — помоечный. На задах мусора было поменьше, там стоял в рост человека бурьян. Видимо, так далеко носить мусор было лень. А может, бурьян пророс уже сквозь него.

Входная дверь была приоткрыта, и оттуда раздался громкий пьяный голос:

- Танька, …, сходи за пивом!

Куча тряпья слева от дома зашевелилась, оказавшись обтянутой леопардовыми лосинами объёмистой пятой точкой хозяйки усадьбы, над ней обнаружился большой круглый живот и внушительного размера бюст, прикрытый коротким топиком в пайетках. Всю эту щедрую красоту венчала нечёсаная голова с опухшим, в пятнах и с синяком под глазом лицом.

- Щас!.. - откликнулась многодетная мать и, высоко поднимая ноги, стала пробираться к калитке, как была, не взяв ни кошелька, ни сумки.

Вере Петровне стало интересно — а пиво этой семье тоже кто-то оплатит? Но этот вопрос остался без ответа, потому что они с сыном пошли гулять дальше, а Танька направилась в другую сторону, к магазину, который они уже прошли.

Тяжело ли живётся Таньке? На взгляд Веры Петровны, вовсе нет. Тяжело тому, у кого много дел, забот, ответственности, а сил, здоровья, денег не хватает, и душа болит, и старается он на пределе возможностей, потому что надо, потому что кто, если не он.

А Таньку всё устраивает. Забот у неё особых нет.

Дети растут сами по себе, копошатся, как таракашки, в помойке, бродят по всей деревне, все их подкармливают, угощают, в магазине бери, что хочешь, добрые сельчане оплатят. И пособия на них платят, и выплаты всякие, и льготы — шесть хлебных карточек, седьмая на подходе. Это у кого зарплата сто тысяч, нос воротят: что там пособия? Гроши! А для Таньки, которая ни дня в своей жизни не работала и других доходов не имеет, это очень даже хорошие деньги.

Окна и крыльцо явно не на свои деньги куплены и установлены.

Соседи деньги собирают к учебному году, да государство подкинет, да в соцзащите наборы канцтоваров выдадут. Вот уж о чём не стоит беспокоиться. И питание в школе бесплатное, и продлёнка.

Двое детей инвалиды, на них пенсия идёт. Это вообще, считай, платиновые карточки. Нет, если заниматься всеми реабилитациями-массажами, то да, этого не хватит, ещё своих сколько денег постоянно вкладывать. Но это если лечить. А зачем лечить? Чтобы инвалидность сняли, а заодно и пенсию? И куда это она их возить из деревни будет? А остальных ребятишек на кого оставит? Вот отправляли их несколько раз за государственный счёт куда-то полечиться, и достаточно. Не вылечили, конечно, но подкормили, позанимались, опять же, Танька от них отдохнула. И она точно знает, это не лечится, на форуме одном прочитала, так что две постоянные пенсии обеспечены.

Стиральную машинку ей выделила, опять же, соцопека, только она её давно продала за ненадобностью. Одежду мешками несут добрые люди, дети роются, сами выбирают, что надеть, а как запачкается, просто выбрасывают во двор, достают другую. Зимой они этой гниющей одеждой топят печку, дым из трубы идёт вонючий, чёрный.

Посуду, игрушки, велосипеды, самокаты, пусть и не новые, тоже дают сочувствующие тяжкому материнскому труду работающие люди.

И продукты регулярно выдают как нуждающимся, и соседи тащат со своих огородов картошку, морковь, капусту, яблоки, кабачки — у неё-то, бедной, ничего нету, а мы вон сколько вырастили, нам столько и не съесть.

А Танька, палец о палец не ударяя, попивает пивко баклажками и чего ещё покрепче, меняет сожителей, и процесс обеспечения себя постоянным пассивным доходом поставлен у неё на поток.

И о чём болеть Танькиной хмельной головушке? Разве только о том, чтобы эта лафа не кончилась. А кончиться она может только в том случае, если Таньку посчитают плохой матерью и отнимут детей. Вот тогда беда.

Но тут на страже стоят добрые соседи. Перед приходом проверяющих наводят в доме порядок, забивают холодильник. Во время опросов говорят, что Танька мать хорошая, детей любит. Нельзя же детей с матерью разлучать, чтобы в детдоме над ними издевались!

Всё это Вера Петровна уже знала от ещё одних, на год раньше купивших здесь дом соседей, и от некоторых местных.

- Зачем мне быть на её месте? Мне на своём месте хорошо.

- Так, сколько сдаёте? - одна женщина деловито раскрыла блокнотик — ты смотри, у них и отчётность ведётся! - дом номер семнадцать… Фамилию свою скажите.

- Фамилия моя Котова, а денег я не сдаю нисколько.

- Почему?

- Не хочу.

- Почему? - наседали тётки. - Вы не любите детей? Или денег жалко?

- Детей я как раз очень люблю, - сказала Вера Петровна, вырастившая одна троих детей — рано овдовела — и имеющая семерых внуков. - А денег да, жалко. Мне есть, кого в школу собирать без вашей пьянчужки.

- Да вы понимаете, у неё же шесть детей! Ше-е-есть! Семь уже скоро. Такое богатство! И ей трудно одной, надо помочь их всех вырастить.

- Богатство сомнительное, - заметила Вера Петровна, - дети, рождённые по пьяни пьющей матерью от таких же алкашей. Вы же видите, она и беременная пьёт! Хотите помочь — отправили бы её на лечение. Или хоть закодировали, что ли, вдруг поможет. Так что, - решительно свернула разговор Вера Петровна, - если будете скидываться ей на стерилизацию, приходите, поучаствую. А больше ничем помогать молодой спившейся лентяйке и неряхе не буду. И вам не советую. Вашими стараниями лет через двадцать у вас таких тунеядцев, как Танька, на шее уже восемь будет, а то и больше.

- Как вы можете детей тунеядцами?..

- А кем, по-вашему, они вырастут, имея такой пример перед глазами? Передовиками производства? Вы же сами их развращаете. И Таньку с её кавалерами поощряете вести такой образ жизни.

- Помощь не может развращать. Ну, пьёт, да, что ж теперь. У них в роду все пили. А всё-таки, она мать, хозяйка. А вы же не знаете, каково это, с шестью детьми.

- Слава Богу, не знаю, - согласилась Вера Петровна, - а мать и хозяйка она отвратительная.

- Да как вы можете судить? Вы тут без году неделя!..

- Могу. Я видела её участок и нескольких её детей. Этого достаточно, чтобы сделать определённые выводы.

- Не дадите денег?

- Нет.

Обозлённые тётки ушли. Вера Петровна слышала обрывки их слов в её адрес: понаехали… зажратые… москвичи… дома покупают…

Где-то в начале октября к ней в калитку постучались. Она открыла. Там стояли две молодые женщины и пожилой дядька в старой одежде, у обочины стояла «Нива». Веру Петровну звали на субботник — убирать мусор с Танькиного участка.

- У нас уже, считай, как традиция, - добродушно говорил дядька, - мы каждый год мусор у неё упаковываем в мешки и вывозим, чтобы под снег не ушло.

- А она к следующему октябрю накапливает новый, - продолжила Вера Петровна.

- Ну… да.

- Послушайте, ну вы же взрослый человек, - воззвала к мужику Вера Петровна, - ведь у вас же на участке наверняка нет такой помойки, правда? И у меня нет. У нас около магазина установлена официальная помойка, под крышей, с контейнерами, которую регулярно вывозят. Почему я каждый раз, как иду в ту сторону, обязательно захватываю с собой мусор, а то и специально хожу выбрасывать, а вашей молодухе, которой до помойки вдвое ближе, чем мне, лень сказать кому-нибудь из детей, чтобы сбегали, выбросили пакет в контейнер? Может, она потому и грязнуля, что вы её в этом поощряете?

Мужик покрутил носом, покусал ус. Ему не нравилось, что его чёткие, правильные жизненные установки кем-то подвергаются сомнению.

- Поедете? Мешки, грабли, всё у нас с собой есть. Там делов часа на три.

- Нет.

Благотворители круто развернулись, сели в машину и уехали. На «субботник».

- Кажется, я нажила очередных врагов, - сказала Вера Петровна сыну, который как раз был у неё.

- Не расстраивайся, - успокоил сын, - со временем они убедятся, что ты была права.

И они поехали в другое село в строительный магазин. Ехали как раз мимо Танькиного дома.

Там кипела работа. Человек десять собирали тряпьё, запихивали в мешки, выносили и складывали за забором крупный жёсткий мусор. Все были в длинных хозяйственных перчатках, некоторые в масках. Танька сидела на узкой перекладине крыльца и наблюдала за процессом. Время от времени к ней обращались:

- Тань, это нужно? - и показывали какую-нибудь рухлядь.

- Не-а-а, - лениво ответствовала хозяйка.

На лице её была написана скука и желание, чтобы эти… поскорее закончили и, наконец, ушли.

Вера Петровна обратила внимание, что участок с одной стороны был крайним — выходил на прогон, по которому раньше гнали на луг коров, а с другой стороны стоял высокий забор из металлопрофиля. И вот на том, соседнем, участке были и ровные ухоженные грядки, и теплица, и беседка, и детская площадка, и яблони, и кусты, и полный палисадник цветов.

Вот каково им жить в таком соседстве?

Дорогие читатели!

А вы стали бы шефствовать над подобной Танькой?

Оплачивать её детям газировку и шоколадки?

Давать деньги на школу?

Чистить двор?

Да?.. Нет?..

А почему?

                05.01.2025