99. 9, или 13 подвигов инженера Петровкина-1

Глава 1.

:Малый градус. Всё самое страшное начинается.


Кырдык, мындыр сэгдым мандыза.
Гармындыр гырды магырны.
Бандыр ламбаза сык тыргыза.
Ачап! Алдымындыр — барны.


Бывший одноклассник — олигарх Серёжа, распухший от денег ещё на залоговых аукционах, — позвонил рано утром в воскресенье и хриплым голосом прокашлял:

— Слушай, ПИН, дельце есть на миллион долларов. Заеду к тебе в семь.

— Хорошо, — сказал Петровкин, он же — ПИН, он же — философ, он же… впрочем, таких "он же" было у нашего героя слишком много, чтобы перечислять их в одном предложении, поэтому давайте остановимся.

Он полежал ещё с полминуты, потом откинул край одеяла, сел и начал искать ногами тапочки. Мысли роились.

— Серёжа… — поморщился Илья Никодимович, — что ему в этот раз понадобилось?

Наш герой посмотрел заспанными глазами на свои ладони, пересчитал пальцы и в очередной раз убедился, что работает больше остальных. Тапочки не находились. Петровкин поболтал ногами в пустоте, плюнул и побрёл босиком к холодильнику. Холодный пол неприятно обжигал непроснувшуюся кожу.

Внутри железной коробки было пусто, если не считать половины луковицы, герметично упакованной в пластиковый контейнер, пакета молока и десятка яиц.

Илья Никодимович постоял, наблюдая за капельками воды, стекающими по стенке испарителя, и, глубоко вздохнув, захлопнул дверцу.

Он посмотрел на часы, мигающие на плите: "9:32".

Времени было навалом, а как его потратить, Илья Никодимович не представлял. Поэтому он вернулся в кровать, накрылся одеялом и заснул чутким, тревожным сном, который часто посещал его в выходные.

—  В выходные?!!

Илья Никодимович рывком вскочил с кровати, схватил телефон и прочитал на экране ужасное: "Monday, 3 November".

— Азорские острова! — воскликнул он в панике. — Сегодня же Monday!

Времени на сборы не оставалось. Поэтому Петровкин успел схватить лишь пропуск на работу, телефон и карточку "Тройка", а потом, накинув осенний плащ, выскочил на улицу, где его ждал завод.

"Неужели остались в Москве места с действующими заводами?" — спросите вы. Конечно, остались. И в Москве немало таких мест. К тому же, что составляло предмет особой гордости нашего героя, это был не просто завод, а какой надо завод. И на этот завод он должен был попасть, самое позднее, через 14 минут. Илья Никодимович бежал к метро в замшевых шлепанцах "THE ROW", приятного успокаивающего цвета тауп, а на лице его светилась улыбка.

Возможно, вы также усомнитесь и в том, что на современные заводы работники приходят в замшевых шлепанцах "THE ROW", которые нечасто можно увидеть даже на банковских клерках из Сити, но тут я должен сказать вам, что вы просто давно не были на заводах: сейчас и скромный ученик фрезеровщика, и токарь 3-го разряда неизменно появляются на рабочем месте в "THE ROW" из "Harrods" или — чего уж там — в набивших мозоли и оскомину "Loro Piana".

Через проходную наш герой пролетел с опозданием в 33 минуты. Он быстро обежал основное здание, прокатился на дёргающемся лифте и вбежал в комнату 241, теряя сознание.

— Явился, — буркнула под нос Тамара Ивановна, одетая сегодня по случаю понедельника в белый однобортный жакет и зауженные брюки от "LEONID GRIVKO".

— Не запылился, —  подтвердил Гришка Гриберман. И, подмигнув нашему герою косым глазом, начал приглаживать волосы, обильно опыляя их "Nasomatto Black Afgano".

Илья Никодимович гордой походкой пересёк комнату и расположился между двумя названными участниками, выравнивая дыхание.

Он нежно потрогал клавиатуру, и экран его компьютера озарился.

— Некоторым поздороваться — ниже их достоинства, — сделала свой привычный выговор Тамара Ивановна и заиграла мощными телесными перегибами.

Петровкин покосился на соседку:

— Не видел вас, Тамара Ивановна, два дня, но замечаю в вашем теле какую-то цепляющую меня, как художника, метаморфозу.

Тамара Ивановна насторожилась и нервно задвигала мышью.

— Что-то неуловимое… — продолжал Петровкин, ворочая языком во рту и предвкушая первое ощущение от утренней затяжки.

Тамара Ивановна не удостоила нашего героя взглядом, но дыхание её стало более учащённым.

— И что же это? — спросил Гриберман.

— Кажется, — в этом месте Петровкин понизил голос, — Тамара Ивановна  похудела.

— Тьфу! — плюнула в пространство нимфа, формы которой восхвалял наш герой, а Гришка Гриберман упал на стул и залился тонким писклявым смехом, переодически помаргивая выступающим глазом.

Окружавшие их коллеги, надо сказать, не обратили особого внимания на происходящее и сонно двигались или вообще не двигались на своих рабочих местах. Для полноты картины нужно добавить, что наш герой не знал остальных присутствующих по именам, не представлял их должностные обязанности и вообще не считал их за людей. Кого могут интересовать имена ботов? Точно не нашего героя. Не из таких людей был Илья Никодимович. Наш Илья Никодимович был — ого-го! Вот таким он был человеком. Но об этом немного позже. Ещё не пришло время для основного повествования, но мы плавно подходим к нему, оберегая нашего дорогого читателя от чрезмерного эмоционального шока, который, безусловно, случится с ним где-то ближе к средине или к концу истории.

— Гриберман! — скомандовал Илья Никодимович. Упомянутый Гриберман вытянулся по стойке смирно, оставаясь однако в горизонтальном положении. — Есть ли у тебя сигареты?

— Есть, Ваша Светлость! — гаркнул Гриберман и ещё сильнее выпучил косой глаз. 

— Тогда чего же мы ждём? — удивился Илья Никодимович, взмывая со стула.

— По коням! — ужё почти кричал Гриберман, жутко вращая сами знаете чем.

И оба они устремились к входной двери, по-лошадиному топая копытами и увлекая пустые взгляды присутствующих.

— Ваша Светлость… это… пхм… пп… — выдавила непонятный набор звуков Тамара Ивановна, едва дверь за двумя молодыми людьми захлопнулась, и стала пытаться захватить мышкой конец только что нарисованной стрелочки.
 
На крыльце Гришка достал две сигареты, одну отдал нашему герою, закурил свою и, сделав затяжки две-три, произнес:
 
— Погонят они тебя, ПИН.

Илья Никодимович не стал ничего отвечать, а лишь молча выпустил дым. Гриберман ещё пару раз затянулся и продолжил:

— Ты, конечно, тянешь лямку, но, ПИН, они — приземлённые люди, очень много непонятных поступков, сложная игра… да и Амбалыч про тебя чаще обычного стал спрашивать.

— Амбалыч? — переспросил Петровкин настороженно.

— Много раз уже справлялся, — подтвердил Гриберман. — "Когда ушел?", "Когда пришел?" и прочие дела.

— Старый огурец, — сплюнул Петровкин. — Тут ты прав. Этот и уволить может. Хотя сейчас время сложное. Я здесь балансирую "50:50". Часть передовых решений только на мне и держится. Скоро же сдача в эксплуатацию. Мы ещё повоюем.

Они помолчали немного, ёжась от осеннего ветра.

— Слушай, — произнес Петровкин, — а сколько сейчас агрегат на максимуме выдает?

— Ну, на максимуме, — задумчиво прогнусавил Гриберман, — может, процентов 13. Но это в теории. Кстати, недавно, когда ты на больничном расслаблялся, мы аппарат так раскочегарили, что дым из обмотки валил, а на выходе — всего 4.75.

— Как 4.75? — совершенно искренне испугался Илья Никодимович. — Обещали же абсолютную чистоту аккурат к Новому году выдать.

— Нет, — причмокнул языком Гриберман, — тут без шансов.

— Да, дела-а-а… — Петровкину стало совсем грустно, — Довёл Амбалыч экспериментальное производство до ручки. Теперь ему точно кирдык.

Гриберман закивал, пижонски выдувая колечки дыма и хлопая себя по карманам. Глаз его продолжал вращаться. Несмотря на растерянный вид, нельзя было сказать, что он глубоко переживает происходящее. Скорее — играет. Какой-то его двоюродный или троюродный дядя был "шишкой" в курирующем завод министерстве, и увольнение ему точно не грозило. Во всяком случае, в числе первых.

А вот Амбалыч…

Тут другая картина.

Игорь Амбалович был, конечно, никаким не Амбаловичем, а имел нормальное отчество, но это никак не выправляло кривизну исторического момента. В силу своего возраста, скромных организаторских способностей, непрофильного образования и отсутствия "мохнатой лапы" наверху многие уже не первый год считали, что дни директора завода сочтены. Но каждый раз он каким-то чудом оставался в игре. Под него копали, на него жаловались, писали анонимные емейлы в министерство, но Амбалыч был неуязвим. Вероятно, было в нём что-то такое. А вот что это такое  — никто толком сказать не мог. Петровкин для себя решил, что его начальник непроходимо глуп, а это всегда высоко ценилось в аппаратных интригах. Гриберман списывал всё на тайных родственников, которых Амбалыч предусмотрительно не раскрывал. А Тамара Ивановна только тяжело вздыхала, и курсор мышки, занесённый над каким-нибудь графическим элементом, нервно дрожал.

Но каким бы неуязвимым человеком ни был в прошлом Игорь Амбалович, сейчас ему точно приходил конец. Сомневаться не приходилось.

А всё почему?

А всё потому, что последние полгода завод сотрясало от сдачи важного технического проекта, спущенного с самого верха. Проекта, имеющего решающее значение не только для страны, но и в планетарном масштабе. Поэтому коллектив завода работал на пределе своих возможностей, а на некоторых участках демонстрировал даже героизм и самопожертвование.

Завод не сильно отставал от графика, но что-то как всегда в таких случаях сбоило, ломалось, не выходило на запланированную мощность и так далее, и торжественный пуск, судя по всему, откладывался. А откладываться ему было никак нельзя, ибо совсем скоро САМ… человек, даже имя которого боялись произносить, собирался лично присутствовать на этом мероприятии. По этому случаю уже два раза приезжали группы в штатском и проверяли помещения завода от подвала до крыши. На проходных круглосуточно дежурили автоматчики, а на территории, возле основного цеха, установили дополнительные камеры с режимом ночной съемки.

Но, о чём всегда подозревал Петровкин, а сейчас подтвердил и его коллега, агрегат не только не обеспечивал чистоты выходного тела, но вообще непонятно что обеспечивал. 4.75! За два месяца до официального пуска. Шутка ли сказать. Это даже не фиаско. Это саботаж. САМ, конечно, в этом ничего не понимал и ему с тем же успехом можно было показать ведро с мигающими лампочками. Но его верный спутник — Раков… Этот Раков был тяжёлым оппонентом. Глубокий эрудит, педант, самодур и хитиновый садист. Никто точно не мог сказать, кого на Земле боялись больше: САМОГО или его ракообразного спутника. Пожалуй, второго. Вот его-то обмануть было никак нельзя. Он сразу видел все недочёты, отклонения и ошибки. А ошибок он не прощал. Судьба производственного коллектива, как все хорошо понимали, висела на волоске.

Илья Никодимович вернулся на рабочее место в мучительной задумчивости и долго ничего не говорил и не делал. Потом чудовищным усилием воли сконцентрировался и перевёл взгляд на Тамару Ивановну. Тучная дама справилась со стрелочкой и теперь пыталась переместить на плоскости какую-то окружность, энергично работая над её выделением. Илья Никодимович слышал её кряхтение и звук, с которым зауженные брюки трещали на её окороках.

"Спасу её!" — решил наш герой.

Затем он посмотрел на Гришку Грибермана. Тот пытался сфокусироваться на экране компьютера, закрывая поочерёдно то левый, то правый глаз, но, судя по всему, тщетно. Его удивлённое лицо вызывало сострадание.

"И его спасу", — добавил Петровкин.

Для укрепления своей позиции он привстал и заглянул через стекло в кабинет Игоря Амбаловича. Директор завода культивировал передовую философию "оупен спейс" и сидел с рабочим коллективом, едва прикрывшись от него одним слоем стекла. Начальник словно уловил интерес к своей персоне и поднял глаза. Их взгляды встретились. Петровкин кивнул своему визави, на что руководитель производства только лукаво прищурился и горько пошевелил губами, типа: "ну-ну".

"Старого осла тоже спасу", — подытожил свою миссию Илья Никодимович и погрузился в работу.

Он давно уже всё понял. Месяца два или три назад. Агрегат не выходил на заявленную мощность только по одной причине. И причина эта была настолько тривиальна, что иногда наш герой, размышляя о ней, начинал дико хохотать прямо на рабочем месте. Коллеги, привыкшие к частым эмоциональным эскападам Ильи Никодимовича, не придавали этому особого значения, по большей части игнорируя его. Только Гришка Гриберман иногда справлялся о том, все ли хорошо у его друга, но Петровкин не считал себя обязанным отвечать на столь глупые вопросы.

Всё было просто и очевидно. Нужно было только хорошо изучить устройство объекта. "Жертвенника", как неофициально называли его между собой посвящённые. Но никто почему-то до сих пор не удосужился это сделать. Никто, кроме нашего героя. А теперь он всё знал. Он знал причину. Он знал способ её устранения. И знал последовательность шагов.

После работы Петровкин зашёл в магазин и купил на оставшиеся до получки деньги тележку грушевого сидра и в хорошем настроении потащил пакет бутылок домой.

Конечно, он давно забыл о звонке друга детства.

Петровкин выключил звук телефона, обложился тетрадями, поместил в центральное место стола инженерный калькулятор "Texas Instruments" и ТАК НАРЕЗАЛСЯ грушевым сидром, что пришёл в сознание только через несколько дней, количество которых не мог определить даже он сам.

Через открытую форточку, вероятно с окрестных помоек, в его комнату поступал модный в этом сезоне аромат "J’adore L’or Prestige".   


Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/01/14/1919


Рецензии
Бодро!

Спасибо, автор!

с уважением,

Ирина Литвинова   27.01.2025 01:01     Заявить о нарушении