99. 9, или 13 подвигов инженера Петровкина-1

Глава 1.

:Малый градус. Все самое страшное начинается.


Кырдык, мындыр сэгдым мандыза.
Гармындыр гырды магырны.
Бандыр ламбаза сык тыргыза.
Ачап! Алдымындыр — барны.


Бывший одноклассник — олигарх Сережа, распухший от денег еще на залоговых аукционах, — позвонил рано утром в воскресенье и хриплым голосом прокашлял:

— Слушай, ПИН, дельце есть на миллион долларов. Заеду к тебе в семь.

— Хорошо, — сказал Петровкин, он же — ПИН, он же — философ, он же… впрочем, таких "он же" было у нашего героя слишком много, чтобы перечислять их в одном предложении, поэтому давайте остановимся.

Он полежал еще с полминуты, потом откинул край одеяла, сел и начал искать ногами тапочки. Мысли роились.

— Сережа… — поморщился Илья Никодимович, — что ему в этот раз понадобилось?

Наш герой посмотрел заспанными глазами на свои ладони, пересчитал пальцы и в очередной раз убедился, что работает больше остальных. Тапочки не находились. Петровкин поболтал ногами в пустоте, плюнул и побрел босиком к холодильнику. Холодный пол неприятно обжигал непроснувшуюся кожу.

Внутри железной коробки было пусто, если не считать половины луковицы, герметично упакованной в пластиковый контейнер, пакета молока и упаковки яиц.

Илья Никодимович постоял, наблюдая за капельками воды, стекающими по стенке испарителя, и, глубоко вздохнув, захлопнул дверцу.

Он посмотрел на часы, мигающие на плите: "9:32".

Времени было навалом, а как его потратить, Илья Никодимович не представлял. Поэтому он вернулся в кровать, накрылся одеялом и заснул чутким, тревожным сном, который часто посещал его в выходные.

—  В выходные?!!

Илья Никодимович рывком вскочил с кровати, схватил телефон и прочитал на экране ужасное: "Monday, 3 November".

— Азорские острова! — воскликнул он в панике. — Сегодня же Monday!

Времени на сборы не оставалось. Поэтому Петровкин успел схватить лишь пропуск на работу, телефон и карточку "Тройка", а потом, накинув осенний плащ, выскочил на улицу, где его ждал завод.

"Неужели остались в Москве места с действующими заводами?" — спросите вы. Конечно, остались. И в Москве немало таких мест. К тому же, что составляло предмет особой гордости нашего героя, это был не просто завод, а какой надо завод. И на этот завод он должен был попасть, самое позднее, через 14 минут. Илья Никодимович бежал к метро в замшевых шлепанцах "THE ROW", приятного успокаивающего цвета тауп, а на лице его светилась улыбка.

Возможно, вы также усомнитесь и в том, что на современные заводы работники приходят в замшевых шлепанцах "THE ROW", которые нечасто можно увидеть даже на банковских клерках из Сити, но тут я должен сказать вам, что вы просто давно не были на заводах: сейчас и скромный ученик фрезеровщика, и токарь 3-го разряда неизменно появляются на рабочем месте в "THE ROW" из "Harrods" или — чего уж там — в набивших мозоли и оскомину "Loro Piana".

Через проходную наш герой пролетел с опозданием в 33 минуты. Он быстро обежал основное здание, прокатился на дергающемся лифте и вбежал в комнату 241, теряя сознание.

— Явился, — буркнула под нос Тамара Ивановна, одетая сегодня по случаю понедельника в белый однобортный жакет и зауженные брюки от "LEONID GRIVKO".

— Не запылился, —  подтвердил Гришка Гриберман. И, подмигнув нашему герою косым глазом, начал приглаживать волосы, обильно опыляя их "Nasomatto Black Afgano".

Илья Никодимович гордой походкой пересек комнату и расположился между двумя названными участниками, выравнивая дыхание.

Он нежно потрогал клавиатуру, и экран его компьютера озарился.

— Некоторым поздороваться — ниже их достоинства, — сделала свой привычный выговор Тамара Ивановна и заиграла своими телесными перегибами.

Петровкин покосился на соседку:

— Не видел вас, Тамара Ивановна, два дня, но замечаю в вашем теле какую-то цепляющую меня, как художника, метаморфозу.

Тамара Ивановна насторожилась и нервно задвигала мышью.

— Что-то неуловимое… — продолжал Петровкин, ворочая языком во рту и предвкушая первое ощущение от утренней затяжки.

Тамара Ивановна не удостоила нашего героя взглядом, но дыхание ее стало более учащенным.

— И что же это? — спросил Гриберман.

— Кажется, — в этом месте Петровкин понизил голос, — Тамара Ивановна, вы похудели.

— Тьфу! — плюнула в пространство нимфа, формы которой восхвалял наш герой, а Гришка Гриберман упал на стул и залился тонким писклявым смехом, переодически моргая выступающим косым глазом.

Окружавшие их коллеги, надо сказать, не обратили особого внимания на происходящее и сонно двигались или вообще не двигались на своих рабочих местах. Для полноты картины нужно добавить, что наш герой не знал остальных присутствующих по именам, не представлял их должностные обязанности и вообще не считал их за людей. Кого могут интересовать имена ботов? Точно не нашего героя. Не из таких людей был Илья Никодимович. Наш Илья Никодимович был — ого-го! Вот таким он был человеком. Но об этом немного позже. Еще не пришло время для основного повествования, но мы плавно подходим к нему, оберегая нашего дорогого читателя от чрезмерного эмоционального шока, который, безусловно, случится с ним где-то ближе к средине или к концу истории.

— Гриберман! — скомандовал Илья Никодимович. Упомянутый Гриберман вытянулся по стойке смирно, оставаясь однако в горизонтальном положении. — Есть ли у тебя сигареты?

— Есть, Ваша Светлость! — гаркнул Гриберман и еще сильнее выпучил косой глаз. 

— Тогда чего же мы ждем? — продолжил Илья Никодимович, взмывая со стула.

— По коням! — уже почти кричал Гриберман, жутко вращая сами знаете чем.

И они оба устремились к входной двери, по-лошадиному топая копытами и увлекая пустые взгляды присутствующих.

— Ваша Светлость… это… пхм… пп… — выдавила непонятный набор звуков Тамара Ивановна, едва дверь за двумя молодыми людьми захлопнулась, и стала пытаться захватить мышкой конец только что нарисованной стрелочки.
 
На крыльце Гришка достал две сигареты, одну отдал нашему герою, закурил свою и, сделав затяжки две-три, произнес:
 
— Погонят они тебя, ПИН.

Илья Никодимович не стал ничего отвечать, а лишь молча выпустил дым. Гриберман еще пару раз затянулся и продолжил:

— Ты, конечно, тянешь лямку, но, ПИН, они — приземленные люди, очень много непонятных поступков, сложная игра… да и Амбалыч про тебя чаще обычного стал спрашивать.

— Амбалыч? — переспросил Петровкин настороженно.

— Много раз уже справлялся, — подтвердил Гриберман. — "Когда ушел?", "Когда пришел?" и прочие дела.

— Старый огурец, — сплюнул Петровкин. — Тут ты прав. Этот и уволить может. Хотя сейчас время сложное. Я здесь балансирую "50:50". Часть передовых решений только на мне и держится. Скоро же сдача в эксплуатацию. Мы еще повоюем.

Они помолчали немного, ежась от осеннего ветра.

— Слушай, — произнес Петровкин, — а сколько сейчас агрегат на максимуме выдает?

— Ну, на максимуме, — задумчиво прогнусавил Гриберман, — может, процентов 13. Это в теории. А то вот недавно, когда ты на больничном расслаблялся, мы аппарат так раскочегарили, что дым из обмотки валил, но на выходе — всего 4.75.

— Как 4.75? — совершенно искренне испугался Илья Никодимович. — Обещали же абсолютную чистоту аккурат к Новому году выдать.

— Нет, — причмокнул языком Гриберман, — тут без шансов.

— Да, делааа… — Петровкину стало совсем грустно, — Довел Амбалыч экспериментальное производство до ручки. Теперь ему точно кирдык.

Гриберман закивал, пижонски выдувая колечки дыма и хлопая себя по карманам. Глаз его продолжал вращаться. Несмотря на растерянный вид, нельзя было сказать, что он глубоко переживает происходящее. Скорее — играет. Какой-то его двоюродный или троюродный дядя был "шишкой" в курирующем завод министерстве, и увольнение ему точно не грозило. Во всяком случае, в числе первых.

А вот Амбалыч.

Тут совсем другая картина.

Игорь Амбалович был, конечно, никаким не Амбаловичем, а имел нормальное отчество, но это никак не выправляло кривизну исторического момента. В силу своего возраста, скромных организаторских способностей, непрофильного образования и отсутствия "мохнатой лапы" наверху многие уже не первый год считали, что дни директора завода сочтены. Но каждый раз он каким-то чудом оставался в игре. Под него копали, на него жаловались, писали анонимные емейлы в министерство, но Амбалыч был неуязвим. Вероятно, было в нем что-то такое. А вот что это такое  — никто толком сказать не мог. Петровкин для себя решил, что его начальник непроходимо глуп, а это всегда высоко ценилось в аппаратных интригах. Гриберман списывал все на тайных родственников, которых Амбалыч предусмотрительно не раскрывал. А Тамара Ивановна только тяжело вздыхала, и курсор мышки, занесенный над каким-нибудь графическим элементом, нервно дрожал.

Но каким бы неуязвимым человеком ни был в прошлом Игорь Амбалович, сейчас ему точно приходил конец. Сомневаться не приходилось.

А все почему?

А все потому, что последние полгода завод сотрясало от сдачи важного технического проекта, спущенного с самого верха. Проекта, имеющего решающее значение не только для страны, но и в планетарном масштабе. Поэтому коллектив завода работал на пределе своих возможностей, а на некоторых участках демонстрировал даже героизм и самопожертвование.

Завод не сильно отставал от графика, но что-то как всегда в таких случаях сбоило, ломалось, не выходило на запланированную мощность и так далее, и торжественный пуск, судя по всему, откладывался. А откладываться ему было никак нельзя, ибо совсем скоро САМ… человек, даже имя которого боялись произносить, собирался лично присутствовать на этом мероприятии. По этому случаю уже два раза приезжали группы в штатском и проверяли помещения завода от подвала до крыши. На проходных круглосуточно дежурили автоматчики, а на территории, возле основного цеха, установили дополнительные камеры с режимом ночной съемки.

Но, о чем всегда подозревал Петровкин, а сейчас подтвердил и его коллега, агрегат не только не обеспечивал чистоты выходного тела, но вообще непонятно что обеспечивал. 4.75! За два месяца до официального пуска. Шутка ли сказать. Это даже не фиаско. Это саботаж. САМ, конечно, в этом ничего не понимал и ему с тем же успехом можно было показать ведро с мигающими лампочками. Но его верный спутник — Раков… А вот Раков был тяжелой личностью. Глубокий эрудит, педант, самодур и хитиновый садист. Никто на земле точно не мог сказать, кого боялись больше: САМОГО или его ракообразного спутника. Пожалуй, второго. Вот его-то обмануть было никак нельзя. Он сразу видел все недочеты, отклонения и ошибки. А ошибок он не прощал. Судьба производственного коллектива, как все хорошо понимали, висела на волоске.

Илья Никодимович вернулся на рабочее место в мучительной задумчивости и долго ничего не говорил и не делал. Потом чудовищным усилием воли сконцентрировался и перевел взгляд на Тамару Ивановну. Тучная дама справилась со стрелочкой и теперь пыталась переместить на плоскости какую-то окружность, работая над ее выделением. Илья Никодимович слышал ее кряхтение и звук, с которым зауженные брюки трещали на ее окороках.

"Спасу ее!" — решил он.

Затем он посмотрел на Гришку Грибермана. Тот пытался сфокусироваться на экране компьютера, закрывая то левый, то правый глаз, но, судя по всему, тщетно. Его удивленное лицо вызывало сострадание.

"И его спасу", — добавил Петровкин.

Для укрепления своей позиции он привстал и заглянул через стекло в кабинет Игоря Амбаловича. Начальник завода культивировал философию "оупен спейс" и сидел с рабочим коллективом, едва прикрывшись от него одним слоем стекла. Начальник словно уловил интерес к своей персоне и поднял глаза. Их взгляды встретились. Петровкин кивнул своему визави, на что руководитель производства только лукаво прищурился и горько пошевелил губами, типа: "ну-ну".

"И старого осла спасу", — подытожил свою миссию Илья Никодимович и погрузился в работу.

Он давно уже все понял. Месяца два или три назад. Агрегат не выходил на заявленную мощность только по одной причине. И причина эта была настолько тривиальна, что иногда наш герой, размышляя о ней, начинал дико хохотать прямо на рабочем месте. Коллеги, привыкшие к частым эмоциональным эскападам Ильи Никодимовича, не придавали этому особого значения, по большей части игнорируя его. Только Гришка Гриберман иногда справлялся о том, все ли хорошо у его друга, но Петровкин не считал себя обязанным отвечать на такие глупые вопросы.

Все было прозрачно и очевидно. Нужно было только хорошо изучить устройство объекта. "Жертвенника", как неофициально называли его между собой посвященные. Но никто почему-то до сих пор не удосужился это сделать. Никто, кроме нашего героя. А теперь он все знал. Он знал причину. Он знал способ ее устранения. И знал, что нужно было делать.

После работы Петровкин зашел в магазин и купил на оставшиеся до получки деньги тележку грушевого сидра и в хорошем настроении потащил пакет бутылок домой.

Конечно, он сразу забыл о звонке друга детства.

Петровкин выключил звук телефона, обложился тетрадями, поместил в центральное место стола инженерный калькулятор "Texas Instruments" и ТАК НАРЕЗАЛСЯ грушевым сидром, что пришел в сознание только через несколько дней, количество которых не мог определить даже он сам.

Через открытую форточку, вероятно с окрестных мусорок, в его комнату поступал модный в этом сезоне "J’adore L’or Prestige".   


Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/01/14/1919