99. 9, или 13 подвигов инженера Петровкина-2

Глава 2.

:Обезьяна твоей мечты.


Сознание медленно возвращалось. Петровкин прихлёбывал ледяное пиво и рефлекторно открывал и закрывал глаза.

— Послушай, — строго сказал друг детства Серёжа, когда Илья Никодимович в очередной раз продемонстрировал блеск очей своих, — напиться до такого состояния газировкой мог только ты, старик. Мелко плаваешь.

Петровкин на это ничего не ответил. Он беспомощно лежал в плаще на диване, рядом с которым стоял ящик пива.

— Хорошо, что я заехал, — продолжал друг детства, — а то кто знает, чем бы всё это закончилось.

Петровкин допил бутылку и поводил рукой в воздухе, как бы прося мир о помощи.

Серёжа откупорил ещё одну и протянул Илье Никодимовичу. Тот приложил стекло к лицу и ощутил приятный холод.

— На работу поедешь? — поинтересовался друг детства.

Петровкин помотал головой.

— Почему?

— Нет смысла, — многозначительно ответил он.

На кухне послышался звон посуды. Петровкин перевёл взгляд на своего приятеля.

— Сюрприз, — расплылся в улыбке Серёжа.

Наш герой не любил сюрпризы.

— Снова невесту привёл? — грустно спросил он.

— Нет, лучше.

— Что может быть лучше… — Петровкин тяжело перевалился на бок и, после нескольких неудачных попыток, сел. Он допил вторую бутылку и, поглядывая на ещё полный ящик, взвешивал свои шансы.

Героя, как было видно, немного знобило, и он вынужденно совершал маятникообразные движения, пытаясь успокоить головную боль.

— Зови, — разрешил он.

Серёжа повернул голову в сторону кухни и выкрикнул то, от чего у Ильи Никодимовича прошли не только головная боль, тошнота и скованность в теле, но и пол, диван, да и вся комната поплыли перед его прекрасными глазами, не думая останавливаться.

— Гарри! — ещё раз весело крикнул Серёжа тому, кто гремел на кухне посудой. — Гарри, мон ами, будь добр — яви нам свой ангельский лик. Это, в конце концов, просто невежливо!

— Кто? — прохрипел Петровкин и без чувств упал на диван. По полу покатилась выроненная пустая бутылка.

Когда он открыл глаза, в дверях комнаты застыло странное существо, при виде которого не хотелось жить. Вернее, если и хотелось жить, то точно не так, чтобы видеть всё это.

Возраст существа было сложно определить, но это был явно самец обезьяны в расцвете сил, одетый в костюм жокея. Его торчащие жёлтые зубы закрывали добрую половину лица, голову защищал шлем, а на кривых ногах красовались начищенные до блеска сапоги.

Петровкин захотел что-то сказать, но изо рта вырывались только бессвязные звуки.

Друг детства Серёжа быстро сориентировался и, откупорив очередную бутылку дешёвого "Барного" (ведь не просто так он стал олигархом), приложил горлышко к губам Ильи Никодимовича.

— Зачем? — прохрипел Петровкин, когда ему полегчало.

— Что зачем? — не понял друг детства.

Петровкин сделал несколько глотков.

— Зачем ты его Будённым переодел? — спросил он.

— А, ты про это… Так из загородного клуба едем, — пояснил Серёжа, — нового скакуна объезжали. Не успели переодеться.

Петровкин посмотрел на своего школьного приятеля и только теперь заметил, что тот был в обтягивающих белых бриджах и длинном чёрном пиджаке или куртке (наш герой совершенно не владел скаковой терминологией).

Наступила тишина. Илья Никодимович перевернулся на спину и в этой позе ему вдруг сильно захотелось плакать. Он сделал несколько подходов, но, не получив от своего организма желаемого отклика, успокоился. "Наверное, я все глаза на работе выплакал", — заключил он и ещё раз взглянул на примата.

— Это горилла? — робко поинтересовался он.

— Нет, — просиял Серёжа, заметив, что первый шок от контакта с неизведанным прошёл, и его старый товарищ приходит в себя, — это шимпанзе. Они умнее и более активные.

— Господи, — прошептал Илья Никодимович и залпом допил остатки пива. Активного самца обезьяны ему сейчас очень не хватало.

— Помогите подняться, — попросил он.

Человек и шимпанзе разом бросились на помощь и нежно усадили нашего героя на диване.

Илья Никодимович снова покачался взад и вперед, оценивая свое состояние. Потом он долго раздумывал, разглядывая давно не маникюренные пальцы ног.

— Нет, — наконец произнёс он, — на кухню пойдем. Разговор, чувствую, нам предстоит долгий.

Кажется, в этот момент он снова потерял сознание, так как в следующий раз, когда глаза его открылись, он уже сидел на кухне, завёрнутый в домашний халат, а до органов его обоняния доносились приятные запахи готовящейся еды.

— У тебя, как обычно, жрать нечего, — услышал он недовольный голос своего друга. — Живёшь, как студент.

Наш герой поводил головой по сторонам и к своему удивлению обнаружил самца шимпанзе, который пристроился у плиты и ловко там что-то переворачивал.

Довольный Серёжа небрежно развалился в центре кухни и, закинув ногу на ногу, развязно пил пиво. Лицо его выделяло в окружающую среду восторженные эманации.

— Понимаешь, старик… — рассуждал он. — Я всегда знал, что тебе нужен друг. Настоящий партнёр. Товарищ. Существо, которому можно доверять. Ты же типичный мизантроп, отшельник. Друзей у тебя нет. Жены тоже. Дети бросили. Соседи обдумывают план по отравлению тебя ртутью. Ты балансируешь на краю пропасти. Один шаг — и… Поэтому! Поэтому я и привёл Гарри.

Тут Петровкин попытался что-то возразить относительно своих милых соседей, но друг Серёжа не дал ему даже на минуту открыть рот и продолжал:

— Поживёт у тебя немного. Вы подружитесь. Наладите общение. Глядишь, придумаете себе занятие. У меня на этот счёт хорошее предчувствие. Ну, что скажешь?

Петровкин только искривил рот.

— Вот, — не унимался друг детства, — я же вижу, что вы один одному подходите. Я такие вещи сразу просекаю.

Илья Никодимович почесал голову, посмотрел на копошащегося у плиты самца и сказал хриплым, но уверенным голосом:

— Серёжа, ты мне в уши-то не дуй про любовь и дружбу. Я тебе не девочка Марина, созревшая на "Одиссее капитана Блада”. Ты зачем ко мне гориллу притащил? Из страны, что ли, драпаешь, мизантроп?

Серёжа не ожидал такой грубой реакции и как-то сразу замялся, перестал излучать свет, поник и, похоже, расстроился.

— Эээ… понимаешь ли, ПИН, — неуверенно начал он, — тут такое дело… ты же сам видишь, что в стране происходит: зажимают комитетчики нашего брата олигарха, ломают через колено… Поэтому мне нужно срочно выехать в одну европейскую странИшку, уладить кое-что — так, ненадолго. И потом сразу — домой!

Он посмотрел на нашего героя бегающими глазками, какие часто бывают у продавцов на курортных рынках, когда те обсчитывают расслабленных отдыхающих на суммы, в два раза большие обычных.

— Я скоро вернусь… Может, через месяц-два… Гарри мне просто оставить не на кого. Я хотел уже свою бывшую попросить, но она…

— Запросила, что ли, много? — уточнил Петровкин.

— Не в этом дело, — начал отпираться друг детства. — Это же деликатный акт. Я, со своей стороны, вверяю любимого питомца… А она сразу видит в этом скверный намёк. Но её тоже можно понять: одинокая женщина… бывший муж-тиран… домашнее насилие… незаживающие шрамы совместной жизни… и тут появляется мускулистый самец! Просятся нехорошие предположения. О чём начнут судачить соседи? А если дойдёт до бульварных изданий или, прости Господи, блогеров? Ты представляешь себе такое?

— Хватит! — грубо оборвал его Петровкин.

— Нет, не хватит, — запротестовал Серёжа. — Допустим, на бывшую мне плевать, но ты поставь себя на место Гарри. Это же чудовищная травма для существа с тонкой душевной организацией. Вспомни мою благоверную… Её безумные выходки. Работа на ключе радиостанции… спортивное ориентирование… стрелковый клуб… ночные гонки по лесам на мотоцикле… Я же жил всё это время — как на пороховой бочке. Удивляюсь, как до сих пор дышу…

Петровкин покивал головой: "Мол да, такое забудешь".

— А ты, — продолжал Сережа, — ты же самый близкий мне человек. У меня, если разобраться, никого, кроме тебя, нет. С первого же класса вместе. Помнишь, как школу прогуливали и сидели на крыше, вдыхая запах труб и вытяжек, а?

Лицо Петровкина ничего не выражало.

— Тогда ещё выходы на крыши не закрывались… было ведь время… А как ты пальто свое венгерское за гвоздь зацепил и боялся домой идти, а моя мать его зашивала… Как уток в парке кормили, не забыл? Булочками.

Петровкин слушал своего школьного друга и улыбался. За эти годы, несмотря на сокрушительный финансовый успех, тот не сильно прибавил и по-прежнему считал окружающих глупее себя. Так беспомощно спекулировать на прошлом. Это же примитив!

— Серёжа, — произнес Илья Никомидович, когда его товарищ закончил, — а что я с твоим жокеем делать буду? Загородный клуб я не посещаю. С работы меня почти выгнали. Денег на чёрный день не отложил. А это обезьяна. Её чем-то кормить надо. И ест она, думаю, не меньше здорового мужика. Не смогу твоего антропоида взять, извини. Сдай в зоопарк или на передержку.

Петровкин предпринял неуверенную попытку подняться.

Друг детства бросился к нему и снова усадил на стул.

— Зря ты его недооцениваешь, — затараторил он. — Я через Гарри все бизнес-схемы прогоняю. Это гениальное существо!

Петровкин закрыл глаза.

— А ты не закрывай глаза, — серьёзно возразил друг детства. — Кто первым в Москве после введения санкций начал российские евробонды скупать для последующего замещения, а?

— Кто? — поинтересовался Петровкин.

— Я! — гордо воскликнул Серёжа.

Петровкин пожал плечами. Ему уже очень хотелось есть.

— А кто начал АДРки пылесосить в расчете на редомициляцию? — не унимался друг детства.

— Кто? — снова изобразил неведение Петровкин.
 
— Тоже я! — выпятил грудь друг детства.

— А кто сейчас строит в Америке сеть дата-центров, ориентированных на искусственный интеллект, и оформляет всё на коренное индейское население, чтобы скрыть "русский след" и получить налоговые льготы? Кто?

— Тоже ты?

— Тоже я! — с самодовольной улыбкой подтвердил Серёжа.

Петровкин не мог больше терпеть эту пытку собственной значимостью и, собрав все силы в кулак, самостоятельно встал со стула. Он настроился, вытер рукавом халата вспотевшее лицо и заорал в лицо своему школьному приятелю:

— Серёжа! Что ты несёшь? Какой ещё искусственный интеллект? Какие схемы ты через свою обезьяну прокачиваешь? Ты в своём уме? Тебе горилла бизнес-планы пишет? У меня нет денег, говорю тебе! Я не знаю, на какие шиши завтра жратву покупать. Хожу в обносках. За квартиру два месяца неуплачено. Я не смогу твоего делового партнёра пристроить, пойми ты меня! Просто не смогу. Мы с тобой живём в разных мирах. Сдай в специальную службу. Пусть присмотрят, пока тебя не будет. Это выход!

— Нет! — закричал в свою очередь друг детства Серёжа. Он сорвался с места и упал, обнимая ноги Петровкина. — ПИН, я не могу так. Какая ещё служба? Будь человеком. Я прошу тебя, мне не к кому обратиться. Я прошу, прошу… Ради нашей дружбы. Помоги мне. Кого мне ещё просить?

Голос его таял. Петровкин стоял в полной растерянности. Он никогда не видел могучего Серёжу в таком состоянии и сейчас не знал, что тут можно сказать. В этот момент самец обезьяны, как по сигналу, повернулся лицом к нашему герою и тоже начал трогательно скулить, надувая глаза и терзая волосы на теле.

— А-у-э-у-э, — завывал он не хуже платной восточной плакальщицы, а из носа его с отвратительным хлюпанием вытекала зловонная жижа и капала на модную жокейскую куртку.

Петровкин, хотя и не был жалостливым человеком, почувствовал, что внутри его что-то надломилось и стало больно колоть ребра и под лопаткой.

Он опустился на стул и молчал. Друг детства Сережа продолжал валяться на полу и только произносил свое "ПИН, ПИН".

Надо было это заканчивать.

— Хорошо, — потерянно произнёс Илья Никодимович. — Хорошо. Я возьму твою обезьяну. Ненадолго!

Он начал шарить по столу в поисках калькулятора.

— Что ты ищешь? — спросил друг детства Сережа, который быстро успокоился и уже смотрел полными надежды глазами. Обезьяна, похоже, тоже пришла в себя и вернулась к своим кулинарным приготовлениям.

— Калькулятор где-то был, — Петровкин нервно переворачивал беспорядочно разбросанные листы бумаги, испещрённые магическими письменами.

Самец шимпанзе стыдливо засунул руку в штаны и извлек вычислительную машинку.

Петровкин удостоил его таким взглядом, что этот новый друг — Гарри — в страхе отвернулся к плите и втянул голову в плечи.

— Так-с, — выдохнул Илья Никодимович, — на сколько твой вышибала в месяц наедает?

— Господь с тобой, — всплеснул руками Сережа, — сущие копейки.

— Ладно, — предположил Петровкин, — положим, что где-то на стольник. Плюс одежда. Плюс культурная программа. А отъехать ты решил, наверное, на годик-другой, да?

— Какое там! — заволновался друг детства. — Максимум на пару месяцев.

Петровкин нажимал кнопки.

— Короче, — закончил вычисления он. — С тебя, Сережа, два миллиона рублей. И это со скидкой.

Школьный товарищ, покопавшись в карманах, стал извлекать деньги.

— Понимаешь, — бормотал он, — даже не знаю, сколько у меня с собой. Но спасибо, дружище. Я же ненадолго. Ты заметить не успеешь. Деньги — не проблема. Я вышлю, если что. Ты меня знаешь. А наличка… Где ж я столько наличных найду. Ты когда сам-то в последний раз наличные в руках держал? Все уже забыли, что это такое. Сейчас насобираю, сколько тут у меня… Всё отдаю. Сейчас…

Он жалко пятился к двери.

— ПИН — ты человек, человечище. Выручил. Спасибо. Век не забуду. Деньги пришлю. Ты только дай знать.

Его руки, прямо за спиной, с поразительной ловкостью открыли дверь, и друг детства, спиной вперед, продолжая бормотать, вывалился из квартиры.

Петровкин посмотрел на обезьяну. Самец Гарри переложил содержимое сковородки на тарелки, добавил поджаренный лучок, нарезал хлеб, разлил молоко по стаканам и стоял навытяжку, скаля желтые зубы.

Повсюду валялись скомканные купюры.

Друг детства Сережа кубарем скатывался по лестнице. Лицо его сияло. Занятия с театральным коучем, значит, не прошли даром. Он торжествовал. Ха-ха. Вот так он обделывает дела с этими простофилями. Вложенные в собственное развитие деньги всегда приносят ещё бОльшие деньги. Всегда нужно тренироваться. Быть в ударе! Дело не в сумме. Дело в принципе. Два миллиона ему дай! Еще и обезьяну пристроил. Чёткая работа! Бах-бах двоечку — и готово!

Петровкин, конечно, не видел торжество школьного приятеля. Он сидел за столом и ковырял яичницу. Как ни странно, но приготовлена она была очень хорошо. Не подгорела. Умеренный просол. Однако Гарри знал свое дело!

"Может, не всё так плохо", — подумалось Илье Никодимовичу, и он пересчитал деньги.

144 тысячи.

— Вот же — проныра! — выругался он вслух.

— У-у-а-а! — отрывисто подтвердил Гарри, который, похоже, тоже кое-что знал о внутреннем мире своего бывшего хозяина и скрывать это больше не собирался.

Они славно позавтракали.

— Послушай меня… как тебя там… Гарри! — обратился наш герой к обезьяне, когда с последнем куском яичницы было покончено. Самец отложил столовые приборы и замер, весь во внимании. — Раз уж ты перешёл под моё командование, то слушаться меня будешь беспрекословно. Толку от тебя немного, но одному было бы ещё тяжелее.

Гарри покивал.

— Выступаем завтра на рассвете. Возьмёшь под командование левый фланг. Я буду на правом. За тобой — отвлекающий удар. Ввяжешься в бой, скуёшь противника, а потом на него обрушусь я со всей своей милитаристической мощью!  — коротко изложил план предстоящей кампании Илья Никодимович. — Пиво осталось?

Гарри метнулся в спальню и притащил ящик с оставшимися бутылками.

— Разливай! — скомандовал Петровкин. И Гарри снова загремел посудой.


Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/01/17/68