99. 9, или 13 подвигов инженера Петровкина-2

Глава 2.

:Обезьяна твоей мечты.


Сознание медленно возвращалось. Петровкин прихлебывал ледяное пиво и рефлекторно открывал и закрывал глаза.

— Послушай, — сказал друг детства Сережа, когда Илья Никодимович в очередной раз продемонстрировал блеск очей своих, — напиться до такого состояния газировкой мог только ты, старик. Мелко плаваешь.

Петровкин ничего не ответил. Он лежал в плаще на диване, рядом с которым стоял ящик пива.

— Хорошо, что я заехал, — продолжал друг детства, — а то кто знает, чем бы всё это закончилось.

Петровкин допил бутылку и поводил рукой в воздухе, как бы прося мир о помощи.

Сережа откупорил еще одну и протянул Илье Никодимовичу. Тот приложил стекло к лицу и ощутил приятный холод.

— На работу поедешь? — поинтересовался друг детства.

Петровкин помотал головой.

— Почему?

— Нет смысла, — многозначительно ответил он.

На кухне послышался звон посуды. Петровкин перевел взгляд на своего приятеля.

— Сюрприз, — расплылся в улыбке Сережа.

Наш герой не любил сюрпризы.

— Снова невесту привел? — грустно спросил он.

— Нет, лучше.

— Что может быть лучше… — Петровкин тяжело перевалился на бок и, после нескольких попыток, сел. Он допил вторую бутылку и, поглядывая на еще полный ящик, взвешивал свои шансы.

Нашего героя немного знобило, и он вынужденно совершал маятникообразные движения, пытаясь успокоить головную боль.

— Зови, — разрешил он.

Сережа повернул голову в сторону кухни и выкрикнул то, от чего у Ильи Никодимовича прошли не только головная боль, тошнота и скованность в теле, но и пол, диван, да и вся комната поплыли перед его прекрасными глазами.

— Гарри, — весело позвал Сережа того, кто гремел на кухне посудой.

— Кто? — прохрипел Петровкин и без чувств упал на диван. По полу покатилась выроненная пустая бутылка.

Когда наш герой открыл глаза, в дверях комнаты застыло странное существо, при виде которого не хотелось жить. Вернее, если и хотелось жить, то точно не так, чтобы видеть все это.

Возраст существа было сложно определить, но это был явно самец обезьяны в расцвете сил, одетый в костюм жокея. Его торчащие желтые зубы закрывали добрую половину лица, голову защищал шлем, а на кривых ногах красовались начищенные до блеска сапоги.

Петровкин захотел что-то сказать, но изо рта вырывались только бессвязные звуки.

Друг детства Сережа быстро сориентировался и, откупорив очередную бутылку дешевого "Барного" (ведь не просто так он стал олигархом), приложил горлышко к губам Ильи Никодимовича.

— Зачем? — прохрипел Петровкин, когда ему полегчало.

— Что зачем? — не понял друг детства.

Петровкин сделал несколько глотков.

— Зачем ты его Будённым переодел? — спросил он.

— А, ты про это… Из загородного клуба едем, — пояснил Сережа, — нового скакуна объезжали. Не успели переодеться.

Петровкин посмотрел на своего бывшего школьного приятеля и только теперь заметил, что тот был в обтягивающих белых бриджах и длинном черном пиджаке или куртке (наш герой совершенно не владел скаковой терминологией).

Наступила тишина. Илья Никодимович перевернулся на спину и в этой позе ему сильно захотелось плакать. Он сделал несколько подходов и, не получив желаемого результата, успокоился. "Наверное, я все глаза на работе выплакал", — подумал он и еще раз посмотрел на самца обезьяны.

— Это горилла? — спросил он.

— Нет, — просиял друг детства, заметив, что первый шок прошел, — это шимпанзе. Они умнее и более активные.

— Господи, — прошептал Илья Никодимович и допил остатки пива. Активного самца обезьяны ему сейчас очень не хватало.

— Помогите подняться, — попросил он.

Человек и шимпанзе бросились к нашему герою и усадили его на диване.

Илья Никодимович снова покачался взад и вперед, оценивая свое состояние. Состояние было плохое. Он долго раздумывал.

— Нет, — наконец произнёс он, — на кухню пойдем. Разговор, чувствую, нам предстоит долгий.

Кажется, в этот момент он снова потерял сознание, так как в следующий раз, когда Илья Никодимович открыл глаза, он уже сидел на кухне, завернутый в домашний халат, а до органов его обоняния доносились приятные запахи готовящейся еды.

— У тебя, как обычно, жрать нечего, — услышал он голос своего друга. — Живешь, как студент.

Наш герой поводил головой по сторонам и к своему удивлению заметил самца шимпанзе, который стоял у плиты и ловко что-то переворачивал.

Довольный Сережа небрежно утроился в центре кухни и, закинув ногу на ногу, развязно пил пиво. Лицо его выделяло восторженные эманации.

— Понимаешь, старик… — рассуждал он. — Я всегда знал, что тебе нужен друг. Настоящий партнер. Товарищ. Существо, которому ты бы мог доверять. Ты же типичный мизантроп, отшельник. Друзей у тебя нет. Поэтому я и привел Гарри.

В этот момент Петровкин попытался что-то возразить, но друг детства Сережа не дал ему закончить и продолжал:

— Поживет у тебя немного. Вы подружитесь. Наладите общение. Глядишь, придумаете что-нибудь вместе. У меня на этот счет хорошее предчувствие. Ну, что скажешь?

Петровкин только скривил рот.

— Вот, — не унимался друг детства, — я же вижу, что вы друг другу понравились. Я такие вещи сразу просекаю.

Илья Никодимович почесал голову, посмотрел еще раз на самца обезьяны и сказал хриплым, но уверенным голосом:

— Сережа, ты мне в уши-то не дуй про дружбу. Ты зачем ко мне гориллу притащил? Из страны, что ли, драпаешь, мизантроп?

Сережа как-то сразу замялся, перестал излучать свет и заерзал на стуле.

— Эээ… понимаешь, ПИН, — неуверенно начал он, — тут такое дело… ты же сам видишь, что в стране происходит: зажимают комитетчики нашего брата олигарха, ломают через колено, поэтому мне нужно срочно выехать в одну европейскую страну, уладить кое-какие делишки… ненадолго.

Он посмотрел на нашего героя бегающими глазками, какие часто бывают у продавцов фруктов на курортных рынках, когда они обсчитывают тебя на сумму, в два раза большую обычной.

— Я скоро вернусь… Может, через месяц-два… а Гарри мне оставить не на кого. Я хотел уже свою бывшую попросить, но она…

— Запросила много? — уточнил Петровкин.

— Не в этом дело, — начал отпираться друг детства. — Это же деликатное дело. А она усмотрела в этом какой-то нехороший намек. Сам понимаешь, одинокая женщина… самец обезьяны… бывший муж тиран. Просятся нехорошие предположения.

— Хватит! — грубо оборвал его Петровкин.

— Да, — согласился Сережа. — Но ты поставь себя на место Гарри. Это же чудовищная психотравма для существа с тонкой душевной организацией. Вспомни мою бывшую…

Петровкин покивал головой: "Мол да, как такое забудешь".

— А ты, — продолжал Сережа, — ты же самый близкий мне человек. У меня, если разобраться, никого, кроме тебя, нет. Мы с первого класса вместе. Как мы с тобой школу прогуливали и сидели на крыше на портфелях, а?

Лицо Петровкина ничего не выражало.

— Тогда еще крыши не закрывались… было время ведь… А помнишь, как ты пальто свое венгерское за гвоздь зацепил и боялся домой идти, а моя мать его зашивала… А как мы уток в парке кормили, помнишь? Булочками.

Петровкин слушал своего школьного друга и улыбался. За эти годы, несмотря на сокрушительный финансовый успех, тот не сильно прибавил и по-прежнему считал окружающих глупее себя. Так беспомощно спекулировать на прошлом. Кто из них двоих еще мелко плавает?..

— Сережа, — произнес Илья Никомидович, когда его товарищ закончил, — а что я с твоим жокеем делать буду? Загородный клуб я не посещаю. С работы меня скоро выгонят. Денег я не отложил. А это обезьяна. Ее кормить надо. И ест она, думаю, не меньше здорового мужика. Не смогу взять, извини. Сдай в зоопарк или на передержку.

Петровкин сделал слабую попытку подняться.

Друг детства бросился к нему и снова усадил на стул.

— Зря ты его недооцениваешь, — затараторил он. — Я через Гарри все бизнес-схемы прогоняю. Это гениальное существо!

Петровкин закрыл глаза.

— А ты не закрывай глаза, — серьезно возразил друг детства. — Кто первым в Москве после введения санкций начал российские евробонды скупать для замещения, а?

— Кто? — поинтересовался Петровкин.

— Я! — гордо воскликнул Сережа.

Петровкин пожал плечами. Ему очень хотелось есть.

— А кто начал адрки пылесосить в расчете на редомициляцию? — не унимался друг детства.

— Кто? — снова изобразил неведение Петровкин.
 
— Тоже я! — выпятил грудь друг детства.

— А кто сейчас строит в Америке сеть дата-центров, ориентированных на искусственный интеллект, и оформляет все на коренное индейское население, чтобы скрыть "русский след" и получить налоговые льготы? Кто?

— Тоже ты?

— Тоже я! — с уверенной улыбкой подтвердил Сережа.

Петровкин не мог больше это терпеть и нашел в себе силы, чтобы самостоятельно встать со стула. Он вытер рукавом халата вспотевшее лицо и заорал в лицо своему школьному приятелю:

— Сережа! Что ты несешь? Какой еще искусственный интеллект? Какие схемы ты через свою обезьяну прокачиваешь? Ты в своем уме? Тебе горилла бизнес-планы пишет? У меня нет денег, говорю тебе! Я не знаю, на какие шиши жратву покупать. Хожу в обносках. За квартиру два месяца неуплачено. Я не смогу твоего делового партнера пристроить, пойми ты меня! Просто не смогу. Мы с тобой живем в разных мирах. Говорю тебе, сдай его в специальную службу. Пусть присмотрят.

— Нет! — закричал в свою очередь друг детства Сережа. Он сорвался со своего места и упал, обнимая ноги Петровкина. — ПИН, я не могу, какая еще служба? Будь человеком. Я прошу тебя, мне не к кому обратиться. Я прошу, прошу… Ради нашей дружбы. Помоги мне. Кого мне еще просить?

Голос его таял. Петровкин стоял в полной растерянности. Он никогда не видел Сережу в таком состоянии и не знал, что тут можно сказать. В этот момент самец обезьяны, как по сигналу, повернулся лицом к нашему герою и начал трогательно скулить, закатывая глаза и терзая волосы на теле.

— А-у-э-у-э, — завывал он не хуже платной восточной плакальщицы, а из носа его с отвратительным хлюпанием вытекала зловонная жижа и капала на модную жокейскую куртку.

Петровкин не был готов к такому повороту событий и, хотя не являлся жалостливым человеком, почувствовал, что что-то внутри его надломилось и стало больно колоть ребра и под лопаткой.

Он опустился на стул и молчал. Друг детства Сережа продолжал валяться на полу и только произносил свое "ПИН, ПИН".

Надо было это заканчивать.

— Хорошо, — потерянно сказал Илья Никодимович. — Хорошо. Я возьму твою обезьяну. Ненадолго!

Он начал шарить по столу в поисках калькулятора.

— Что ты ищешь? — спросил друг детства Сережа, который быстро успокоился и смотрел полными надежды глазами. Обезьяна, похоже, тоже пришла в себя и заканчивала кулинарные приготовления.

— Калькулятор где-то был, — Петровкин нервно переворачивал беспорядочно разбросанные листы бумаги, испещренные магическими письменами.

Самец шимпанзе стыдливо засунул руку в штаны и извлек вычислительную машинку.

Петровкин удостоил его таким взглядом, что новый друг Гарри в страхе отвернулся к плите и втянул голову в плечи.

— Так-с, — сказал Илья Никодимович, — на сколько твой вышибала в месяц наедает?

— Господь с тобой, — всплеснул руками Сережа, — сущие копейки.

— Ладно, — предположил Петровкин, — положим, что где-то на стольник. Плюс одежда. Плюс культурная программа. А отъехать ты решил, наверное, на годик-другой, да?

— Какое там! — заволновался друг детства. — Максимум на пару месяцев.

Петровкин нажимал кнопки.

— Короче, — закончил вычисления он. — С тебя, Сережа, два миллиона рублей. И то со скидкой.

Школьный товарищ, покопавшись в карманах, стал извлекать деньги.

— Понимаешь, — бормотал он, — даже не знаю, сколько у меня с собой. Но спасибо, дружище. Я же ненадолго. Ты заметить не успеешь. Деньги — не проблема. Я вышлю, если что. Ты меня знаешь. А наличка… Где ж я столько наличных найду. Ты когда сам-то в последний раз наличные в руках держал? Совсем уже забыл, что это такое. Сейчас насобираю, сколько тут у меня… Всё отдаю. Сейчас…

Он жалко пятился к двери.

— ПИН — ты человек, человечище. Выручил. Спасибо. Век не забуду. Деньги пришлю. Ты только дай знать.

Его руки прямо за спиной с какой-то поразительной ловкостью открыли дверь и друг детства спиной вперед, продолжая бормотать, вывалился из квартиры.

Петровкин посмотрел на обезьяну. Самец Гарри переложил содержимое сковородки на тарелки, добавил поджаренный лучок, нарезал хлеб, разлил молоко по стаканам и стоял навытяжку, скаля желтые зубы.

На столе валялись скомканные купюры.

Друг детства Сережа кубарем скатывался по лестнице. Лицо его сияло. Занятия с театральным коучем, значит, не прошли даром. Он торжествовал. Ха-ха. Вот так он обделывает дела с этими простофилями. Вложенные в собственное развитие деньги всегда приносят еще большие деньги. Всегда нужно тренироваться. Дело не в сумме. Дело в принципе. Два миллиона ему дай! Еще и обезьяну пристроил. Четкая работа!

Петровкин, конечно, этого не видел. Он сидел за столом и ковырял яичницу. Как ни странно, но приготовлена она была очень хорошо. Не подгорела. Умеренный просол. Гарри знал свое дело.

"Может, не все так плохо", — подумал Илья Никодимович и пересчитал деньги.

144 тысячи.

— Вот же — проныра! — выругался он вслух.

— У-у-а-а! — отрывисто подтвердил Гарри, который, вероятно, тоже кое-что знал о внутреннем мире своего бывшего хозяина и скрывать это больше не собирался.

Они славно позавтракали.

— Послушай меня, Гарри, — обратился наш герой к обезьяне. Гарри отложил столовые приборы и замер. — Раз уж ты перешел под мое командование, то слушаться меня будешь беспрекословно. Толку от тебя немного, но одному было бы еще тяжелее.

Гарри покивал.

— Выступаем завтра на рассвете, — коротко изложил план предстоящей кампании Илья Никодимович. — Пиво осталось?

Гарри метнулся в спальню и притащил ящик с оставшимися бутылками.

— Разливай! — скомандовал Петровкин. И Гарри снова загремел посудой.


Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/01/17/68