99. 9, или 13 подвигов инженера Петровкина-2

Глава 2.

:Обезьяна твоей мечты.


Сознание медленно возвращалось. Петровкин прихлёбывал ледяное пиво и рефлекторно моргал.

— Послушай, — строго сказал друг детства Серёжа, когда Илья Никодимович в очередной раз продемонстрировал блеск очей своих, — напиться до такого состояния “детской“ газировкой мог только ты, старик. Мелко плаваешь.

Петровкин на это ничего не ответил. Он беспомощно лежал на диване, рядом с которым стоял ящик пива.

— Хорошо, что я заехал, — продолжал друг детства, — а то кто знает, чем бы всё это закончилось.

Петровкин допил бутылку и поводил рукой в воздухе, как бы прося мир о помощи.

Серёжа откупорил ещё одну и протянул Илье Никодимовичу. Тот приложил стекло к лицу и ощутил приятный холод.

— На работу поедешь? — поинтересовался друг детства.

Петровкин помотал головой.

— Почему?

— Нет смысла…

На кухне послышался звон посуды. Петровкин перевёл взгляд на своего приятеля.

— Сюрприз, — расплылся в улыбке Серёжа.

Наш герой не любил сюрпризы.

— Снова невесту привёл? — грустно спросил он.

— Нет, лучше.

— Что может быть лучше… — Петровкин тяжело перевалился на бок и, после нескольких неудачных попыток, сел. Он допил вторую бутылку и, поглядывая на ещё полный ящик, взвешивал свои шансы.

Героя, как было видно, немного знобило, и он вынужденно совершал маятникообразные движения, пытаясь успокоить головную боль.

— Зови, — разрешил он.

Серёжа повернул голову в сторону кухни и выкрикнул то, от чего у Ильи Никодимовича прошли не только головная боль, тошнота и скованность в теле, но и пол, диван, да и вся комната поплыли перед его прекрасными глазами, даже не думая останавливаться.

— Гарри! — ещё раз весело крикнул Серёжа тому, кто гремел на кухне посудой. — Гарри, мон ами, будь добр — яви нам свой ангельский лик. Это, в конце концов, просто невежливо!

— Кто? — прохрипел Петровкин и без чувств откинулся на оттоманке. По полу запрыгала выпавшая из рук бутылка.

Когда он открыл глаза, в дверном проёме застыло странное существо, при виде которого просто не хотелось жить.

Возраст существа было сложно определить, но это был крупный самец обезьяны явно в расцвете сил. Его торчащие жёлтые зубы закрывали добрую половину лица, голову защищал шлем, а на кривых ногах красовались начищенные до блеска сапоги.

Петровкин захотел что-то сказать, но изо рта вырывались только бессвязные звуки.

Друг детства Серёжа быстро сориентировался и, откупорив очередную бутылку дешёвого “Барного“ (ведь не просто так он стал олигархом), приложил горлышко к губам Ильи Никодимовича.

— Зачем? — прохрипел Петровкин, когда ему полегчало.

— Что зачем? — не понял друг детства.

Петровкин сделал несколько глотков.

— Зачем ты его Будённым переодел? — спросил он.

— А, ты про это… Так из загородного клуба едем, — пояснил Серёжа, — нового скакуна объезжали. Не успели переодеться.

Петровкин посмотрел на своего школьного приятеля и только теперь заметил, что тот был в обтягивающих белых бриджах и длинном чёрном пиджаке или куртке (наш герой совершенно не владел скаковой терминологией).

Наступила тишина. Илья Никодимович перевернулся на спину и ему вдруг сильно захотелось плакать. Он сделал несколько подходов, но, так и не получив от своего организма желаемого отклика, успокоился. “Наверное, я все глаза на работе выплакал“, — заключил он и ещё раз взглянул на примата.

— Это горилла? — робко поинтересовался он.

— Нет, — просиял Серёжа, заметив, что первый шок от контакта с неизведанным прошёл, и его старый товарищ приходит в себя, — это шимпанзе. Они, как правило, умнее и более активные.

— Господи, — прошептал Илья Никодимович и залпом допил остатки пива. Активного самца обезьяны ему сейчас в жизни очень не хватало.

— Помогите подняться, — попросил он.

Человек и шимпанзе разом бросились на помощь и нежно усадили нашего героя на мягких подушках.

Илья Никодимович снова покачался взад и вперёд, оценивая свое состояние. Потом он долго раздумывал, созерцая давно не маникюренные пальцы ног.

— Нет, — наконец произнёс он, — на кухню пойдем. Разговор, чувствую, нам предстоит долгий.

Кажется, в этот момент он снова потерял сознание, так как в следующий раз, когда глаза его открылись, он уже сидел на кухне, завёрнутый в домашний халат, а до органов его обоняния доносились приятные нотки готовящейся еды.

— У тебя, как обычно, жрать нечего, — услышал он недовольный голос своего друга. — Живёшь, как студент.

Наш герой поводил головой по сторонам и к своему удивлению обнаружил самца шимпанзе, который пристроился у плиты и ловко на ней что-то переворачивал.

Довольный Серёжа небрежно развалился в центре кухни и, закинув ногу на ногу, развязно пил пиво. Лицо его выделяло в окружающую среду восторженные эманации.

— Понимаешь, старик… — рассуждал он между глотками. — Я всегда знал, что тебе нужен друг. Настоящий партнёр. Товарищ. Существо, которому можно доверять. Ты же типичный мизантроп, отшельник. Друзей у тебя нет. Жены тоже. Дети бросили. Соседи обдумывают страшный план твоего отравления ртутью. Ты балансируешь на краю пропасти, братец. Один шаг — и… Поэтому я и привёл Гарри!

Тут Петровкин попытался что-то возразить относительно своих милых соседей, но друг Серёжа не дал ему даже на минуту открыть рот и продолжал:

— Поживёт у тебя немного. Вы подружитесь. Наладите общение. Глядишь, придумаете себе занятие. У меня на этот счёт хорошее предчувствие. Ну, что скажешь?

Петровкин только искривил рот.

— Вот, — не унимался друг детства, — я же вижу, что вы один одному подходите. Я такие вещи сразу просекаю.

Илья Никодимович почесал голову, посмотрел на копошащегося у плиты самца и сказал хриплым, но уверенным голосом:

— Серёжа, ты мне в уши-то не дуй про любовь и дружбу. Я тебе не девочка Марина, созревшая на “Одиссее капитана Блада“. Ты зачем ко мне гориллу притащил? Из страны, что ли, драпаешь, мизантроп?

Серёжа не ожидал такой грубой реакции и как-то сразу замялся, перестал излучать свет, поник и, похоже, глубоко расстроился.

— Ээ-э… понимаешь ли, ПИН, — неуверенно начал он, — тут такое дело… ты же сам видишь, что в стране происходит: зажимают комитетчики нашего брата олигарха, ломают через колено… Поэтому мне нужно срочно выехать в одну европейскую странИшку, порешать там кое-что — так, ненадолго. И потом сразу — домой!

Он посмотрел на нашего героя бегающими глазками, какие часто бывают у продавцов на курортных рынках, когда те обсчитывают расслабленных отдыхающих на суммы, в два раза большие обычных.

— Я скоро вернусь… Может, через месяц-два… Гарри мне просто оставить не на кого. Я хотел уже свою бывшую попросить, но она…

— Запросила, что ли, много? — уточнил Петровкин.

— Не в этом дело, — начал отпираться друг детства. — Это же деликатный акт. Я, со своей стороны, вверяю любимого питомца… А она сразу видит в этом скверный намёк. Но её тоже можно понять: одинокая женщина… бывший муж-тиран… домашнее насилие… незаживающие шрамы совместной жизни… и тут появляется мускулистый альфа-самец! Просятся нехорошие предположения. О чём начнут судачить соседи? А если дойдёт до бульварных изданий или, прости Господи, блогеров? Ты представляешь себе такое?

— Хватит! — грубо оборвал его Петровкин.

— Нет, не хватит, — запротестовал Серёжа. — Допустим, на бывшую мне плевать, но ты поставь себя на место Гарри. Это же чудовищная травма для существа с тонкой душевной организацией. Вспомни мою благоверную… Её безумные выходки. Работа на ключе радиостанции… спортивное ориентирование… стрелковый клуб… ночные гонки по лесам на мотоцикле… Я же жил всё это время — как на пороховой бочке. Удивляюсь, как до сих пор дышу…

Петровкин покивал головой: “Мол да, такое забудешь“.

— А ты, — продолжал Сережа, — ты же самый близкий мне человек. У меня, если разобраться, никого, кроме тебя, нет. С первого класса вместе. Помнишь, как школу прогуливали и сидели на крыше, вдыхая запах труб и вытяжек, а?

Лицо Петровкина ничего не выражало.

— Тогда ещё выходы на крыши не закрывались… было ведь время… А как ты пальто свое венгерское за гвоздь зацепил и боялся домой идти, а моя мать его зашивала… Как уток в парке кормили, не забыл?

Петровкин слушал своего школьного друга и улыбался. За эти годы, несмотря на сокрушительный финансовый успех, тот не сильно прибавил и по-прежнему считал окружающих глупее себя. Так беспомощно спекулировать на прошлом!

— Серёжа, — произнес Илья Никомидович, когда его товарищ закончил, — а что я с твоим жокеем делать буду? Загородный клуб я не посещаю. С работы меня почти выгнали. Денег на чёрный день — увы — не отложил. А это обезьяна. Её чем-то кормить надо. И ест она, думаю, не меньше здорового мужика. Не смогу твоего антропоида взять, извини. Сдай в зоопарк, или на передержку.

Петровкин предпринял неуверенную попытку подняться.

Друг детства бросился к нему и снова усадил на стул.

— Зря ты его недооцениваешь, — затараторил он. — Я через Гарри все бизнес-схемы прогоняю. Это гениальное существо! Послушай меня! Секретный проект. Ты даже не представляешь, как он ко мне попал…

Петровкин закрыл глаза.

— А ты не закрывай глаза, — серьёзно возразил друг детства. — Кто первым в Москве после введения санкций начал российские долги скупать для последующего замещения, а?

— Кто? — поинтересовался Петровкин.

— Я! — гордо отрапортовал Серёжа.

Петровкин пожал плечами. Ему уже очень хотелось есть.

— А кто депозитарные расписки начал пылесосить в расчёте на редомициляцию? — не унимался друг детства.

— Кто? — снова изобразил неведение Петровкин.
 
— Тоже я! — выпятил грудь друг детства.

— А кто сейчас строит в Америке сеть дата-центров, ориентированных на искусственный интеллект, и оформляет всё на коренное индейское население, чтобы скрыть “русский след“ и получить налоговые льготы? Кто?

— Тоже ты?

— Тоже я! — с самодовольной ухмылкой подтвердил Серёжа.

Петровкин не мог больше терпеть эту пытку собственной значимостью и, собрав все силы в кулак, самостоятельно встал со стула. Он настроился, вытер рукавом халата вспотевшее лицо и заорал в лицо своему школьному приятелю:

— Серёжа! Что ты несёшь? Какой ещё искусственный интеллект? Какие схемы ты через свою обезьяну прокачиваешь? Ты в своём уме? Тебе горилла бизнес-планы пишет? У меня нет денег, говорю тебе! Я не знаю, на какие шиши завтра жратву покупать. Хожу в обносках. За квартиру два месяца неуплачено. Я не могу твоего делового партнёра пристроить, пойми ты меня! Просто не могу. Мы с тобой живём в разных мирах. Сдай в специальную службу. Пусть присмотрят, пока тебя не будет. Это выход!

— Нет! — закричал в свою очередь друг детства. Он сорвался с места и упал, обнимая ноги Петровкина. — ПИН, я не могу так. Какая ещё служба? Будь человеком. Я прошу тебя! Мне не к кому обратиться. Я прошу, прошу… Ради нашей дружбы. Помоги мне. Кого мне ещё просить?

Голос его таял. Петровкин стоял в полной растерянности. Он никогда не видел могучего Серёжу в таком состоянии и сейчас не знал, что тут можно сказать. В этот момент самец обезьяны, как по сигналу, повернулся лицом к нашему герою и тоже начал трогательно скулить, надувая глаза и терзая волосы на теле.

— А-у-э-у-э, — завывал он не хуже платной восточной плакальщицы, а из носа его с отвратительным хлюпанием вытекала зловонная жижа и капала на модную жокейскую куртку.

Петровкин, хотя и не был жалостливым человеком, но почувствовал, что внутри его что-то надломилось и острыми краями стало больно колоть рёбра и под лопаткой.

Он опустился на стул и молчал. Друг детства Серёжа продолжал валяться на полу, произнося свое унизительное: “ПИН, ПИН“.

Надо было это заканчивать.

— Хорошо, — потерянно произнёс Илья Никодимович. — Хорошо. Я возьму твою обезьяну. Ненадолго!

Он начал шарить по столу в поисках калькулятора.

— Что ты ищешь? — спросил друг детства Сережа, который быстро успокоился и уже смотрел полными надежды глазами. Обезьяна, похоже, тоже пришла в себя и вернулась к отложенным на время исполнения номера кулинарным приготовлениям.

— Калькулятор где-то был, — Петровкин нервно переворачивал беспорядочно разбросанные листы бумаги, испещрённые магическими письменами.

Самец шимпанзе стыдливо засунул руку в штаны и извлёк вычислительную машинку.

Петровкин удостоил его таким взглядом, что тот в страхе отвернулся к плите и втянул голову в плечи.

— Так-с, — выдохнул Илья Никодимович, — на сколько твой вышибала в месяц наедает?

— Господь с тобой, — всплеснул руками Сережа, — сущие копейки.

— Ладно, — предположил Петровкин, — положим, что где-то на стольник. Плюс одежда. Плюс культурная программа. А отъехать ты решил, наверное, на годик-другой, да?

— Какое там! — заволновался друг детства. — Максимум на пару месяцев.

Петровкин нажимал кнопки.

— Короче, — закончил вычисления он. — С тебя, Сережа, два миллиона рублей. И это со скидкой.

Школьный товарищ, покопавшись в карманах, стал извлекать деньги.

— Понимаешь, — бормотал он, — даже не знаю, сколько у меня с собой. Но спасибо, дружище. Я же ненадолго. Ты заметить не успеешь. Деньги — не проблема. Я вышлю, если что. Ты меня знаешь. А наличка… Где ж я столько наличных найду. Ты когда сам-то в последний раз наличные в руках держал? Все уже забыли, что это такое. Сейчас насобираю, сколько тут у меня… Всё отдаю. Сейчас…

Он жалко пятился к двери.

— ПИН, ты — человечище! Выручил. Спасибо. Век не забуду. Деньги пришлю. Ты только дай знать.

Его руки, прямо за спиной, с поразительной ловкостью открыли дверь, и друг детства, спиной вперёд, продолжая бормотать слова благодарности, вывалился из квартиры.

Петровкин посмотрел на обезьяну. Самец Гарри переложил содержимое сковородки на тарелки, добавил поджаренный лучок, нарезал хлеб, разлил молоко по стаканам и стоял навытяжку, довольно скаля жёлтые зубы.

Повсюду валялись скомканные купюры.

Друг детства Серёжа кубарем скатывался по лестнице. Он хохотал! Занятия с театральным коучем, значит, не прошли даром. Вот так он обтяпывает дела с этими простофилями. Вложенные в собственное развитие деньги всегда приносят ещё бОльшие деньги. Всегда нужно тренироваться! Дело не в сумме. Дело в принципе. Два миллиона ему подавай! Ещё и обезьяну пристроил. Чёткая работа! Бах-бах двоечку — и готово!

Петровкин, конечно, не видел торжество школьного приятеля. Он сидел за столом и ковырял яичницу. Как ни странно, но приготовлена она была очень хорошо. Не подгорела. Умеренный просол. Однако этот Гарри знал свое дело!

“Может, не всё так плохо“, — подумалось Илье Никодимовичу, и он пересчитал деньги.

Сто сорок четыре тысячи.

— Вот же — проныра! — выругался он вслух.

— У-у-а-а! — отрывисто подтвердил Гарри, который, похоже, тоже кое-что знал о внутреннем мире своего бывшего хозяина и скрывать это больше не собирался.

Они славно позавтракали.

— Послушай меня… как тебя там… Гарри! — обратился наш герой к обезьяне, когда с последним куском яичницы было покончено. Самец отложил столовые приборы и замер, весь во внимании. — Раз уж ты перешёл под моё командование — слушаться меня будешь беспрекословно. Толку от тебя немного, но одному было бы ещё тяжелее.

Гарри покивал.

— Выступаем завтра на рассвете. Возьмёшь под командование левый фланг. Я буду на правом. За тобой — отвлекающий удар. Ввяжешься в бой, скуёшь противника, а потом на него обрушусь я — со всей своей милитаристической мощью!  — коротко изложил план предстоящей кампании Илья Никодимович. — Всё понятно?

Гарри ещё раз покивал.

— Пиво осталось?!!

Самец шимпанзе метнулся в спальню и притащил ящик с бутылками.

— Разливай! — скомандовал Петровкин.

И Гарри снова загремел посудой.


Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/01/17/68