Памяти дочери моей, Евгении Королёвой

                В.И.Королёв

  Женя рано ушла из жизни, ей было всего 52 года. Она оставила после себя дневники, которые вела в определённые периоды своей жизни, записи, а самое главное, тетрадь стихов и много вложенных в неё листочков с набросками стихов разных лет. Ту самую тетрадь, в которую мы начинали записывать её первые стихи ещё с дошкольного возраста, а затем она сама вела её, записывая новые стихи, всю оставшуюся жизнь. Это очень личные стихи, она никогда не думала их публиковать, только иногда делилась ими с близкими людьми. Но после её ухода, по просьбе тех, кто знал Женю или только сейчас познакомился с её творчеством, мы решили хотя бы для себя их опубликовать.

  В предлагаемом сборнике всё осталось в том виде, как она сама негласно распорядилась: года, даты, посвящения, какие-то существенные для неё ремарки. Практически не редактировались, может быть, и не очень удачные литературные выражения в рифме или в ритмическом рисунке, особенно это касается детских стихов. Но если их исключить из сборника, потеряется очень важный смысл — понимание течения её очень непростого, неоднозначного и трагичного жизненного пути. Поэтому просто выделены его периоды в разделы: «Детским взглядом» (5–7 лет), «Взрослеем» (8–11 лет), «Поиски смыслов» (12–15 лет), «Мир меняется» (16–18 лет), «Нет, всё не так. Не так всё было…» (после 18 лет), «Последнее…» (2019–2021 годы). И для того, чтобы понять содержательную часть стихов, несколько слов о её жизни.

  Природа подарила Жене многое — милую внешность, способности, настойчивость в достижении своих целей и оптимистичность характера, но позабыла попросить судьбу позаботиться о ней и уберечь от излишних бед и ненужных страданий.

  Она родилась в Сочи, и на пятый месяц после рождения вместе с мамой прилетела в Иркутск, куда меня распределили на работу в Академгородок после окончания московского института. Город был охвачен массовым заболеванием дизентерией среди детей. Молодые и неопытные родители, мы не справились с этой бедой, пришлось госпитализировать ребёнка в местную детскую инфекционную больницу. События развивались самым худшим образом, быстро наступал критический момент. Срочно прилетела бабушка, сама врач, и забрала их обратно в Сочи. Всё это не прошло бесследно: в больнице ей делали уколы новым тогда антибиотиком;—;стрептомицином, который поразил слуховые нервы. Но главное — её удалось спасти.

  Последствия детского заболевания мы заметили, когда ей было уже три-четыре годика;—;она как-то запоздало реагировала при общении. До самого школьного возраста пытались лечиться в специализированных клиниках, но, увы, она осталась на всю жизнь с существенно пониженным слухом.

  После Иркутска семья вернулась в Москву, куда я получил перераспределение в один из НИИ.

  Это были самые счастливые годы нашей жизни. Хоть и небольшая, но своя квартира, в которой потом  поселился ещё и братик Жени Андрей. Работа по специальности и интересам, как у папы, так и у мамы. Самостоятельная жизнь — ведь в Москве у нас не было никого из родственников. Лето — к бабушке в Сочи, где, кстати, также родился и брат Жени, или на Кубань к моим родителям. Женя очень любила свою малую родину:
          Где тёмные ночи и ясные зори,
          Где шепчутся волны и пальмы поют,
          Раскинулся горный большой город Сочи.
          В нём люди и чайки живут.

  Дети росли вполне самостоятельными, ходили в детский садик. Женя рано научилась читать и писать: в четыре года читала по слогам, а в пять лет появились её первые каракули, похожие на детский взгляд на жизнь в стихотворной форме:
          Родилась в апреле.
          Капали капели,
          Птицы все запели,
          Ручей зажурчал.

  В школе проблем с учёбой не было, ситуацию со слухом объяснили учительнице. Первая парта в классе (пока без слухового аппарата, он появился уже в университете), серьёзная и ответственная ученица (по словам её первой учительницы). Кстати, очень тёплые отношения с первой учительницей сохранились у Жени и до самого окончания школы, другой школы, на другом конце Москвы. Именно ей она посвятила одно из стихотворений в день окончания школы:
          В тот день светило солнце горячо,
          И осень шелестела за окном,
          Ты, положив мне руку на плечо,
          Открыла дверь в просторный школьный дом.

  Не только общему образованию уделялось время. Мама пыталась привлечь её к занятиям в музыкальной школе по своей специальности, к обучению игре на фортепиано. Но её больше тянуло к спорту. Рядом с домом в большом спортивном комплексе была выбрана секция художественной гимнастики. Появились какие-то результаты — и вдруг серьёзная травма, связанная с позвоночником. Всё вроде бы восстановилось, но из секции художественной гимнастики пришлось по совету врачей перейти на плавание. Эта травма только потом сыграла трагичную роль.

  Какой характер у неё формировался можно судить по эпизоду, который можно оценивать и как забавный, и как нелепый.

  Мы жили на первом этаже пятиэтажки. Дети часто оставались одни дома, когда я задерживался на работе, а мама была занята в музыкальной школе. Школа располагалась рядом, так что при необходимости всегда можно было прибежать домой. Мы всегда предупреждали детей о том, чтобы они никогда не открывали двери чужим людям. В этот день мама пришла раньше обычного в хорошем, игривом настроении, к несчастью, ключи от квартиры забыла дома, позвонила. На вопрос: «Кто там?» — вдруг «страшным» голосом неудачно пошутила: «Открывайте, волк пришёл!». За дверью тишина. Позвонила ещё раз, звала, звала: «Женя, это я!». Опять тишина. Начала тревожно и нервно стучать в дверь. Вышли соседи.

  А в это время в квартире развивался свой сюжет. Женя быстро одела брата, оделась сама, открыла окно, спустилась вниз на землю (ведь первый этаж) и вытащила из окна брата, несмотря на то, что тот плакал и сопротивлялся. Можно только представить удивление и недоумение прохожих при виде двух несущихся по тротуару ребятишек... В милицию! Доложить, что в квартиру лезут воры. Наряд пришёл быстро, отделение милиции располагалось через четыре дома от нашей пятиэтажки. Картину они застали потрясающую: рыдающая мама, сосед с топором, приготовившийся вскрывать дверь квартиры.

  Женя много читала, подруги, друзья, обязательные дни рождения отмечались дома в их кругу, ожидание новогодних праздников с обязательно живой ёлочкой, увлечение своей любимой собакой — Каем 1-ым (потом был и Кай 2-й) и, конечно, периодически выпускалась домашняя газета «В кругу семьи», главным редактором которой была она.

  Отношение к этому периоду жизни можно почувствовать по её стихам, пусть ещё незрелым, но нараспашку открывающим внутреннее состояние детской души.

  Далее жизнь обретала свои контуры, следуя моим изменениям по работе. Меня перевели работать на Старую площадь, слава богу, по моей специальности. Получили новую квартиру в так называемом «царском селе» в Новых Черёмушках и переехали жить в новый дом. Это был 1981 год. Жене исполнилось 13 лет, и в 7 класс она пошла в другую, чужую для неё школу № 19.

  Этот отрезок жизни востребовал выплеснуть свои новые темы в стихах: грусть по старому дому и прежним друзьям, первое ощущение девичьей любви, попытка найти своё место в новом коллективе, новые друзья и осмысливание первых непоправимых потерь среди друзей. И, как всегда, отношение к своему большому дому — городу, где она родилась, к Родине:
          Тихо шепчутся берёзки
          На краю реки глубокой.
          Словно жемчужные слёзки
          Спит роса в траве высокой.

          Тихий пруд покрылся ряской,
          На поляне клён красивый.
          Это — песня, это — сказка
          Моей родины — России.

  Но было и первое соприкосновение с непорядочностью, озлобленностью в реальных человеческих отношениях, с социальными противоречиями. Дело в том, что в школе № 19 с появлением детей из семей, поселившихся в «царском селе», начались столкновения отношений в преподавательском коллективе и среди родителей, в которые были вовлечены дети. Критичность ситуации заставила власти ускоренно, за 8 месяцев, рядом на запланированной ранее площадке построить и ввести школу № 3, расформировать преподавательский коллектив школы № 19, а детские коллективы либо влить в новую школу, либо часть детей перевести в другие школы.

  Но у детей была своя жизнь, ведь они вошли в пору юности, когда совершенно оголяются чувства и из-за отсутствия опыта появляются максимализм чёрно-белого восприятия жизни, безапелляционность мнений и поведения. Учёба сначала не очень заладилась. Сказывалась проблема со слухом: не такое, как в прежней родной школе, внимательное и тактичное отношение к этому недостатку, да ещё при упорном нежелании Жени показывать возникающие из-за этого трудности. В силу своей внутренней сдержанности непростое вхождение в новый коллектив. К тому же поглощала первая безответная влюблённость, которая стала одной из основных тем её стихов того времени. Но самый большой отклик в юной душе нашли трагические события ухода из жизни её одноклассников, к которым обращены многие потрясающие по глубине переживания стихи — слова посвящения:
          Какою ценой здесь искупится горе? —
          Живыми руками, живыми глазами…
          Хованское кладбище — сумрачный город,
          Засыпанный болью, тоской и слезами.
 
  В школе постепенно всё наладилось.

  Но последний школьный год начался и продолжался в нарастающей тревоге. Вдруг начала давать знать о себе ранее полученная травма. Появились резкие боли в шейном отделе позвоночника. Обследование, все попытки консервативного лечения, физиотерапия положительных результатов не дали. Пытались в больнице имени Боткина пройти курс мануальной терапии — улучшения не последовало. В дальнейшем стало ясно, что все эти процедуры только отрицательно влияли на течение болезни.
К весне 1985 года ситуация настолько ухудшилась, что стало трудно посещать школу, сидеть за партой. Тем не менее, учёба продолжалась через боль, постоянные недосыпания, мучения, связанные с посещением школы. Десятый класс, впереди выпускные экзамены. В мае 1985 года Женю взяли на постоянное наблюдение в Центральный институт травматологии и ортопедии. При поддержке ЦИТО её освободили от выпускных экзаменов и аттестовали по годовым оценкам (4 и 5). Мечту о поступлении в университет на факультет журналистики пришлось отложить.

  Летом, как всегда, дети с мамой отправились в Сочи. К этому времени бабушка Жени стала заведующей хирургическим отделением 2-й городской больницы города. Энергичная, волевая, талантливый хирург и администратор, она успешно «воевала» со своим мужским коллективом. Кто знает те времена, тот поймёт, что согласие председателя Исполкома (по сегодняшним временам — мэра) города Сочи доверить себя на операционном столе после неудачной операции, сделанной московским профессором, — это знаковый показатель её профессионализма. Кстати, Женя при рождении названа была именем бабушки. Надеялись, что в Сочи разберутся с заболеванием.

  Бабушка привлекла для консультации и лечения довольно известного специалиста по заболеваниям позвоночника главного травматолога города Сочи Селиванова Валентина Петровича. Не знаю, как проходило лечение, мне говорили по телефону и писали, что наметилось улучшение.

  После возвращения мало что изменилось. Начались бессонные ночи, спать лёжа было невозможно. Перед глазами Женя. Ночь. Прислонившись к моему плечу;—;слёзы по лицу, без звука, молча. Только выражение лица передаёт всё, что у неё творится в мыслях, в душе. Затем мы заметили, что начался процесс онемения бёдер, голеней и стоп.

  13 ноября её положили в 7-е отделение ЦИТО на обследование и лечение. После обследования и консультации специалиста из Института нейрохирургии им. Бурденко меня позвал к себе в кабинет заведующий отделением профессор Казьмин Аркадий Иванович. Начал как бы спокойно, издалека. Мы не можем, мол, точно утверждать диагноз, в нашем институте нет таких возможностей. Необходимо выполнить специальные исследования, сделать миелографию. Но симптомы очень нехорошие, они указывают на опухоль в области позвоночника. Она прогрессирует. Девочку необходимо переводить в Институт нейрохирургии им. Бурденко. Мы подготовим заключение и рекомендацию. Потом посмотрел на меня как-то задумчиво и добавил: «Делать это надо, по возможности, быстрее».

  В выписном эпикризе стоял диагноз «опухоль спинного мозга».
14 января 1986 года Женя поступила на стационарное лечение в 1-е отделение Института нейрохирургии им. Бурденко АМН СССР. Только 5 ноября 1986 года ей сделали операцию.

  Вечер перед операцией был невыносимо тяжёлым. Нам разрешили побыть втроём в полутёмном конференц-зале Института нейрохирургии. Тишина, уже закончилась дневная больничная суета. Договорились с мамой держаться, не показывать наше состояние. Пытались в лёгком тоне вести разговор о постороннем, строить планы на будущее, убеждать Женю, что впереди ночь, ей дадут снотворное, а завтра, наконец, всё благополучно закончится. Но мы чувствовали, что она очень плохо воспринимает нашу игру. «Я боюсь…», — эта короткая фраза глухим тревожным голосом постоянно мне вспоминалась много лет спустя, когда Женя уходила от нас. Проводили её в палату — и далее всё, что сдерживалось, вырвалось наружу по полной программе.

 На следующий день я один поехал в Институт нейрохирургии. Операция, которую делал профессор Сергей Николаевич Фёдоров, длилась более пяти часов. Профессор Фёдоров — удивительный человек, прошедший войну, ранение, высокий, подтянутый, с рельефным лицом. Когда он говорил, по его глазам, внимательно смотрящим из-под густых бровей, невозможно был понять, подшучивает он или ведёт серьёзную беседу. Это как-то разоружает, снимает напряжение, внушает доверие.

  Я слонялся в приёмном фойе института, выходил во двор клиники. Но вне здания было уже холодно. В ожидании окончания операции и каких-то известий я стоял на лестничной площадке и нервно курил. Неожиданно появился Сергей Николаевич. Я слышал, что он обычно сам выходит после операции к родственникам больного. Он был очень напряжён, неожиданно, как-то запросто, попросил: «Дай закурить». Закурили, я молчал. Он ответил: «Операция была очень сложная. Я сделал всё, что мог. Ничего обещать не буду. Завтра посмотрим».

  Потом из эпикриза я понял всю критичность ситуации при вскрытии. Цитирую: «Следует отметить, что из-за больших размеров опухоли спинной мозг был резко дислоцирован, повёрнут вокруг продольной оси на 90 градусов». Позже Сергей Николаевич мне признался, что при вскрытии первой была мысль — ничего не трогать, чтобы не повредить спинной мозг. Но всё-таки рискнул, иначе было бы поздно.

  Следующий день внёс ясность: наблюдалась «слабость в правом плечевом поясе» и был очевидный «парез сгибателей левой стопы». Левая нога практически не работала. Сергей Николаевич пригласил меня в ординаторскую, там же с ним рядом была невропатолог отделения Фаллер Тамара Оскаровна. Сидел спокойный, как всегда, курил (тогда это было возможно): «У вас сильная девчонка. Когда анестезия отошла, и она поняла, что произошло, держала себя в руках по-взрослому, только отвернулась к стене и молча заплакала. Но вы не переживайте, мы уверены, всё должно восстановиться». Пришёл результат анализа биопсии, не подтвердивший опухоль злокачественной.

  Первые дни после операции и поджившей раны. Длинный коридор отделения, и по нему практически тащит на себе Женю её лечащий врач, молодой парень по фамилии Страздиньш, родом из Прибалтики, заставляя работать практически висевшую безжизненно левую ногу. Оба почему-то чуть ли не смеются. Молодость. Позже начались занятия в тренажёрном зале — туда на коляске, в зале — напряжённая, длительная, требующая неимоверных усилий работа с врачом-методистом. И практически постоянно под пристальным вниманием Тамары Оскаровны, которая смогла настолько расположить к себе, создать доверительные отношения, что потом много лет Женя не теряли контактов с ней, как с близким человеком.

  26 ноября 1986 года Женю выписали домой из Института нейрохирургии, пока ещё на костылях. Начался длительный период реабилитации, возвращения к себе самой, к ощущению нового состояния, к размышлениям и планам о дальнейшем. На всю жизнь так и остались последствия — подволакивалась ступня левой ножки, несколько неестественно зафиксировалась шея. Если специально не обращать внимания, то эти недостатки были почти незаметны.

  После операции Женя заметно изменилась, как-то подзакрылась, казалось, более ушла в себя, в прошлое и новое тревожное состояние. Это заметно и по её стихам этого времени:
          Я узнала счастье своё,
          и узнала горе,
          Я узнала и то, что, наверно,
          не каждый знает.
          Где-то в сердце моём
          беспокойное бьётся море,
          И поэтому море
          мою тоску изливает.

  Она повзрослела и, наделённая от природы упорным и независимым характером, как-то сразу перешагнула за грань самостоятельных решений. С одной стороны, это было хорошо, правильно, с другой стороны, при отсутствии жизненного опыта её эмоциональность, рискованность характера и появившееся упорное неприятие других мнений привели в дальнейшем к печальным последствиям. Тем более, что впереди были проклятые «девяностые-нулевые годы», которые изломали жизнь не только нашему старшему поколению, но и перелопатили судьбы молодых девчонок и парней.

  Пожалуй, знаковым для нас переломом было её неожиданное «вопреки» во время прохождения реабилитации в 57-й больнице Москвы, где по профилю занимались травмами позвоночника. В это время там реабилитацию проходил парень из города Горького (теперь Нижний Новгород), лежачий больной, с переломом позвоночника после автомобильной аварии. Уж, какой там больничный роман случился у них, не знаю, но было понятно, что Женя неравнодушно отнеслась к нему. После выписки она заявила, что вернётся в больницу ухаживать за парнем, ей врачи разрешили. У него нет родственников в Москве, он остался один. Наша реакция на эту инициативу была понятна;—;она сама самостоятельно ходила ещё с трудом, волоча левую ножку. Мама не сумела её отговорить, решили, что я попытаюсь это сделать.

  По пути в больницу мы вышли на площади Маяковского и во внутреннем сквере у входа в театр им. Моссовета зашли в кафе, куда иногда забегали побаловаться мороженным. За столиком я долго пытался убедить её в бессмысленности её поступка. Это взрослый парень, он старше тебя, у него семья. По мнению врачей, он останется парализованным, закончит процедуры и уедет. Женя ответила: «Он один, жена его бросила». Далее она упорно молчала, отвела взгляд, делая вид, что не слушает меня. Есть у неё стихотворение, объясняющее эту черту характера («Молчание»). И вдруг я понял, что лгу себе, тому, чему мы её негласно учили, понял бессмысленность продолжения разговора. В больнице на всякий случай переговорил со знакомым врачом, тот меня успокоил: «Не беспокойтесь, присмотрим». Женя случайно заметила меня и бросила зло: «Ты мне не доверяешь!».
Этому парню посвящено небольшое стихотворение (Успела я многое, многое сделать…), а я в результате этой истории всё больше и больше терял откровенные отношения с дочерью. Нет, они не стали холодными или какими-то недружественными, просто она перестала делиться своим как прежде. В дальнейшем отношения превратились в совсем уж меркантильные. Она всё чаще обращалась ко мне скорее не за советом, а когда без моего решения нельзя было что-то сделать, необходимое для неё.

  После того, как Женя немного окрепла, стала уверенней физически, она устроилась работать секретарём в НИИ МВД, благо, здание его находилось рядом с нашим домом. Одновременно она не теряла надежды и упорно готовилась к поступлению в университет на факультет журналистики, искала дополнительные пути реализации этой цели. К нашей общей радости, появилась первая публикация в газете «Комсомольская правда» от 8-го марта 1987 года. Это была небольшая заметка «Почти художники» о женщинах-кондитерах из ресторана «Золотой колос» на ВДНХ, выпекавших в то время очень популярный торт «Птичье молоко». Женя после интервью вернулась домой сияющая и довольная, с большим тортом в руках. «Ты что, девушка, взятки берёшь?» — в шутку заметил я. На что она с упоением стала рассказывать, как её там встретили и как всё это интересно.

  В 1989 году, как абитуриент со стажем работы, она поступила в МГУ на вечернее отделение факультета журналистики, удачно разместив перед этим небольшие заметки в прессе, представила некоторые стихи, сдала экзамены и выдержала собеседование. На вечернем отделении практически все студенты были работающими. Появились свои связи в группе, и не знаю, каким образом, появилась работа на телевидении, не где-нибудь, а в таком проекте, как «Утренняя почта» с Юрием Николаевым.
Она входила в группу организации (не знаю, как точно именовать её): организационная работа с участниками, переговоры с ними, встречи и проводы, помощь при съёмках, на природе или в павильонах, на выезде из Москвы, а порою и в позднее время, когда предоставляют площадку. Её фамилия стала появляться в соответствующих титрах передачи. Рассказывала курьёзные случаи, например, когда София Ротару снималась в клипе, спускаясь на санях в зимних Апатитах на Кольском полуострове в шубке Жени, так как её шуба для этой съёмки была слишком шикарная.

  Случайно пришлось и нам коснуться процесса реализации этого проекта. Как-то ранний утренний звонок позвал к домашнему телефону. Тревожный, но уже знакомый голос с приятным акцентом, Тамара Гвердцители. Вчера после вечерней съёмки забыла записи в студии. Нужно предупредить Женю. Другой раз пришлось пообщаться с Ленинградом поздно вечером, когда Женя ещё не пришла домой. Сергей Захаров просил передать, что не сможет быть завтра на записи, накладка.

  Увлекательная работа в таком проекте нас радовала (нашла себя), в то же время доставляла беспокойство (на наш взгляд — ещё девчонка, постоянные командировки, поздние возвращения домой). Но, судя по немногочисленным стихам этого времени, в ней самой, на самом деле, шла серьёзная переоценка отношений к жизненным ценностям.

  В 1990 году она неожиданно уходит с телевидения сначала в газету «Пропеллер» Московского авиационного института, затем в 1991 году переходит в газету «Честное слово» Информационно-издательского центра «Консум-инфо», затем в газету «Базар» издательской фирмы «Дюжина». Это было её самостоятельное решение, она заявила: «Хочу заниматься своим делом». Однако, это желание оказалось благим намерением. Шли жуткие, испепеляющие «девяностые-нулевые» годы. Взрослое поколение «совков» металось в этом хаосе в изнуряющих поисках работы и своего места в новой жизни. Те, кто помоложе, и совсем ещё юнцы, пытались проторить себе дорогу на непонятных, заманчивых и ещё неизведанных просторах так называемого рынка, сулившего тёплое место под солнцем без особых усилий, —;рынок сам приведёт к благосостоянию. Успешными становились самые циничные, изворотливые и, безусловно, неглупые, но моментально потерявшие всякие моральные устои прежнего времени. Впрочем, и восьмидесятые перестроечные годы не были в этом отношении для них положительным примером.

  Эти годы для нашей семьи были вдвойне трагичными. В 1991 году умерли наши близкие: бабушка Женя, мои родители, а в 2001 году после долгой тяжёлой болезни мы потеряли маму.

  В 1994 году по окончанию университета Женя становится заместителем главного редактора газеты «Базар». Предполагаю, что область её новых интересов на работе в этой газете повлияла определённым образом на её дальнейшую судьбу. В 1996 году она прошла обучение и стажировку в скандально известном агентстве недвижимости «Интер­Оксидентал», возглавляемом гражданином США Деном Коркораном, расчёты по сделкам в котором осуществлялись наличной валютой и концентрировались в руках руководства. На рынке недвижимости в те времена крутились огромные шальные деньги. Агентство недвижимости «ИнтерОксидентал» — первое в списке рухнувших агентств недвижимости с последующим уголовным делом против исчезнувшего директора. После провала агентства Женя начала работать в столичном агентстве недвижимости «СТАН». Решила начать отдельную самостоятельную жизнь в квартире, которую ей оставила бабушка Женя. Рождались какие-то, на мой взгляд, авантюрные бизнес-планы, которые потом иногда реализовывались, но часто проваливались.

  Сформировалось новое жизненное кредо — «я хочу и буду работать только на себя».
  В 22 года она пишет:
          Я научилась так плевать в лицо,
          Как мне плевали в невезенья дни.
          Я столько в жизни знала подлецов,
          Что сделалась такой же, как они.

  С этого момента и до последних дней течение её жизни можно разделить на два противоположных потока. Образно говоря, это показательный пилотаж «в штопор» и болезненный, на грани срыва, выход из него. А в качестве разделительной полосы — время, когда у неё появилась семья и, казалось, она обрела то, к чему всегда стремилась. Но этому времени не суждено было долго продлиться: в 2002 году у неё родилась дочь, а в 2009 году умер муж:
          Верните мне мой две тыщи восьмой,
          Где я такая, какая есть.
          Где мы ещё вместе идём домой,
          Где нам за тридцать, а дочке — шесть.

  Остался невыплаченный кредит банка под залог квартиры, огромные долги, приобретённые по глупости от контактов с непроверенными теневыми кредиторами, неналаженный, практически нулевой бизнес в части создания автосервиса, на который были надежды и взяты займы. Начался, казалось, самый отчаянный период её жизни: скитания по съёмным квартирам, безденежье, поиски любой работы, угрозы кредиторов, суды…

  Необходимо отдать должное — она всегда очень много работала, зажигалась идеями, с оптимизмом искала выходы из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Не гнушалась любых предложений и возможностей, которые приносили хоть какой-то результат. Участвовала в работе предпринимательских фирм по продажам и сервису, сама организовывала и возглавляла их, пыталась вкладываться в гостиничный и ресторанный бизнес.

  Прекрасно владея автомобилем, имея большой стаж вождения и умение общаться с людьми, работала инструктором автошколы, при этом к ней выстраивалась очередь на обучение вождению из «бизнесвумен» и женщин, имеющих свой личный транспорт. Рейтинг её никогда не опускался ниже 5 из 5. Многие из её «учениц» становились затем хорошими приятельницами и часто повторяли уроки вождения частным образом, созвонившись и договорившись о встрече и времени проведения сеанса. В подтверждение тому — многочисленные отзывы в Интернете. И все отзывы приблизительно в таком духе: «…очень довольна своим автоинструктором, и рекомендую её всем женщинам. И водить машину научитесь, да и просто есть возможность пообщаться с интересным человеком»; «…это талантливый педагог и высококлассный водитель. Любая информация в её устах проста и понятна. Она весьма интересный человек: много видела в жизни, и много знает». Я сохранил эти отзывы, чтобы показать её дочери, моей внучке, которая все эти годы жила со мной. Кстати, в последний год жизни она часто сажала за руль дочь, давая ей уроки вождения.

  Оформив необходимые разрешительные документы, не гнушалась она работать таксистом, в том числе и в ночное время.

  Женя вполне профессионально владела сегментом рынка риэлтерской деятельности не только в отношении городской недвижимости, но и изъездила все прилегающие к Москве и Московской области районы, проводя сделки по загородным объектам. А в последнее время попыталась войти в страховой бизнес. При этом она постоянно училась на каких-то курсах повышения квалификации или освоения нового ремесла. Много работала над собой, осваивая «премудрости» ведения различного бизнеса и приобретая навыки делового успеха.

  Оставшись без квартиры и с немыслимыми долгами, большая часть которых;—;это мошеннические схемы заёмщиков (к сожалению, часто по самонадеянности и при попустительстве самой Жени), через суды и погашения объективных долговых обязательств она постепенно всё-таки вышла из опасной зоны. Взяла в аренду с выкупом загородный дом в Чеховском районе и в лизинг достойную машину с «механикой», о которой все время мечтала:
          Мой номер двадцать шесть и два.
          Меняю паспорт на права.
          И «автомату» — шах и мат!
          Ведь жизнь моя не автомат!

  Не думаю, что все дела всегда велись уважительно и дружественно, скорее, средства и методы соответствовали социальной обстановке и духу времени. Она писала своему близкому другу:
          Я принимаю правила игры,
          Где игроков — несметное число.
          Где счастье, как бильярдные шары.
          Я буду в ней играть тебе назло.

  Это, безусловно, не оправдывает её в отношении тех, кто сохранил в памяти неприятные сюжеты.

  Конечно же, всё это время ей было не до творчества. Тем не менее, она изредка обращалась к своей тетрадке стихов:
          Не суди меня, Бог, послушай,
          И отринуть меня не спеши.
          Дай мне, Господи, новую душу
          Вместо старой разбитой души.

Возвращаясь в детские годы, она обращается к самой себе:
          Девочка, не страшно в этом мире,
          Где такие злые дуют ветры?
          Ты сейчас одна
          в своей квартире,
          Со своей душой,
          пока что светлой.

  Как правило, многие стихи её юношеских и взрослых лет касаются личной жизни, которая так и не сложилась, не считая времени в семье до смерти мужа. Эту женскую тему можно объединить посвящением своему любимому поэту Анне Ахматовой:
          Эти стихи, как напевные грёзы,
          Рифмы сливаются в нежные звуки.
          Анна Ахматова. Женские слёзы.
          Вечная песня любви и разлуки.

  Она всё чаще возвращалась к мысли вернуться к своей профессии, которая затерялась в турбулентном потоке прошедших лет. В конце 2016 года восстановила диплом факультета журналистики МГУ по специальности «Журналист, литературный редактор», вошла в контакт с участниками Литературного объединения Центрального дома учёных РАН, планировала написать учебник по вождению автомобиля, какие-то ещё рассказы и книги по тем наброскам, которые постоянно рождались и фиксировались в дневниках и текущих заметках. Стала восстанавливать английский язык, которым она неплохо владела после окончания университета.

  Но в 2018 году вдруг обнаружилось опухолевое образование на шее в районе лимфоузла. Опухоль росла, первые обследования не показали, что это злокачественное образование. Далее более серьёзные гистологические исследования указали, что первичным источником опухоли был рак щитовидной железы. В течение 2019–2020 годов ей пришлось перенести три операции в Московском клиническом научном центре им. А.С. Логинова, пройти два курса радиойодтерапии в Медицинском радиологическом научном центре в городе Обнинске, перейти на постоянный курс химиотерапии, участвовать в протоколе исследования нового американского препарата в Московском научно-исследовательском онкологическом институте им. П.А. Герцена. И всё это время её поддерживал хирург-онколог профессор Кропотов Михаил Алексеевич, замечательный человек, к которому она всегда относилась с большим уважением, доверием и благодарностью.

  До самого конца своей недолгой жизни это были годы борьбы с собой, с прогрессирующей болезнью (пошли метастазы в лёгкие). Почти каждый вечер через силу она заканчивала день записью в дневнике: «Я, Евгения Вадимовна, люблю и благодарю тебя, Господь Бог, за то, что ты даёшь мне всё самое лучшее, и больше, чем надо, и в нужный момент. Есть!! Роспись». А утром, всё более и более с трудом приводя себя в порядок, писала в дневнике: «С каждым днём я чувствую себя всё лучше и лучше. Есть!! Роспись».

  Она планировала будущее (кстати, необходимость планирования и постоянный контроль, что выполнено, а что необходимо завершить, стали стилем её жизни). Всё это осталось в записях. Например, она очень хотела приобрести какое-то жильё в её родном Сочи, попутешествовать по миру. А пока реализовывала то, что было возможно в сложившихся условиях: посещала в экскурсиях города «золотого кольца», Подмосковья, дважды съездила в Севастополь к своей приятельнице. Она не сомневалась, что, как всегда, ей удастся отразить очередной удар судьбы. Не удалось:
          Поздно! Мы стоим, не понимая.
          Поздно! Мы такого не хотели.
          Поздно! В сердце бьёт тоска немая.
          Поздно! Не успели! Не успели!

  Несмотря на постоянное тревожное состояние, она чаще стала обращаться к своей тетрадке, записывая небольшие ироничные стихи о своих кошках, о текущих бытовых зарисовках. Написала посвящение в день восемнадцатилетия своей дочери:
          А помнишь, как на твой юбилей четвёртый
          Ты вышла к нам, словно от Миуччи Прада?
          Модная сумочка, майка, шорты,
          Ну и, конечно, губная помада…

  Вращаясь в мутной среде так называемого российского бизнеса «девяностых-нулевых» годов, которая, безусловно, наложила отпечатки на её отношения с людьми, ужесточила характер, Женя внутренне оставалась прежней. Ещё в 13 лет она написала:
          Я люблю. И никто не заставит меня разлюбить
          То, что в жизни всего мне бывает дороже.
          Я люблю этот мир, это синее небо и жизнь.
          Я люблю. Человек без любви жить не может.

  В душе она осталась той маленькой девочкой, которая впервые увидела в прикубанском весеннем лесу среди первых зелёных лепестков травы пробившийся через оставшуюся осеннюю листву яркий фиолетовый цветочек — фиалку. Её радости и восторга не было предела. А в последнее своё лето, уже будучи очень больной, её глаза светились такой же детской радостью, когда вдруг в лесу на прогулке около её загородного дома она находила спрятавшиеся в траве немногочисленные грибы.

  Особенно тяжёлыми были последние полгода. Стало трудно дышать, обеспечение должной поддержки со стороны онкологов усугубила пандемия, так как симптоматика осложнения на лёгкие в период болезни Covid-19 и раке лёгких схожи. Принимаемый в рамках химиотерапии препарат стал давать больше побочных эффектов, чем улучшения или хотя бы поддержки. Все надежды остались на новый препарат, который поступает в Россию по решению специальной комиссии.
 
  В начале марта 2021 го­да Женя вынуждена была лечь в стационар. Её определили в больницу № 15 в «красную зону», обосновывая это симптоматикой, хотя все анализы на Covid-19 были отрицательные. Продержав там неделю, её выписали. Дышать без кислородного аппарата она уже не могла. Пришлось брать аппарат в аренду на дом. Ночами она практически не спала. 23 марта поздно вечером она мне позвонила: «Папа, поговори со мной, «кукса» на меня напала». Мы долго говорили просто обо всём, вспоминая прошлое, пытались обсудить наши дальнейшие действия по обеспечению лечения. Вот тогда я и услышал опять, как много лет назад в Институте нейрохирургии, то самое: «Я боюсь…», — короткая фраза глухим тревожным голосом.

  На следующий день я забрал Женю из её загородного дома к себе в Москву и начал, подключив близких людей, пытаться определить в стационар, где можно было бы выкачать из лёгких скопившуюся жидкость и обеспечить необходимую кислородную поддержку, ведь она несколько суток не спала. Взял направление от лечащего врача из онкодиспансера, вызвал на дом врача из паллиативной службы, которого долго пытался убедить, что Жене необходима срочная помощь, не дожидаясь решения о госпитализации специальной комиссии. После каких-то звонков и согласований врач пообещал госпитализацию на следующий день, а сегодня на ночь ей необходим укол морфия, Женя отдохнёт, поспит.

  После укола Женя посмотрела на меня, улыбнулась своей мягкой, на удивление спокойной улыбкой, покрутила пальцем у виска: «Что-то меня закружило». Я ей ответил: «Вот и хорошо, поспишь, отдохнёшь, а завтра решим все проблемы». Мы не знали, что мы попрощались навсегда. Больше она не проснулась.

  Это случилось 26 марта 2021 года, а ранее на «прощёное воскресенье» 14 марта 2021 года она попросила прощения, обращаясь ко всем:
          Попрошу у всех прощенья,
          Кого обидеть я могла!
          Простите в это воскресенье
          Все те, кому не помогла,
          Кому когда-то солгала,
          О ком нечаянно забыла,
          К кому на встречу не пришла.
          Я попрошу у всех прощенья
          За всё, в чём есть вина моя…