Прогулка во Владимировку

     Март-апрель 1990 года.
  Во время службы Саши в армии неожиданно пришло письмо из воинской части во Владимировке Астраханской области о его каком-то проступке. Если военные пишут, значит произошло нечто невероятное и надо бросить всё и ехать туда. Но как? Туда просто так не попадёшь, так как это закрытый Государственный лётно-испытательный центр Министерства обороны Российской Федерации имени В. П. Чкалова (929 ГЛИЦ ВВС). Попасть туда отцу Саши помогли генерал-майор авиации, первый руководитель НИИАО Анатолий Афанасьевич Польский и летающий инженер – испытатель ЛИИ им. ММ. Громова Виталий Куралесин. С их помощью ему удалось получить задание на проведение «исследований» с участием ученых ГЛИЦ, и затем разрешение на полёт во Владимировку самолётом Жуковской лётно-испытательной и доводочной базы ОКБ им. АС. Яковлева. Прилетев на аэродром, все пассажиры устремились в институт, а отец - к проходной, где ему пришлось объяснить часовым, что он прибыл по вызову командира части. Часовые подсказали отцу, где находится приёмная. В приёмной дежурил сержант в форме военного строителя. Он повторил, зачем прибыл. Дежурный позвонил в штаб, и в приёмную прибыл молодой капитан в форме лётчика ВВС.  Он рассказал, что сын совершил поступок, за который ему грозит суровое наказание - отправка в щрафбатальон: он самовольно покинул воинскую часть на машине, уехав далеко в пустыню, и там жил два или три дня. Его нашли, и возвратили в часть. Причина ему известна: над ним, как над молодым солдатом, издевались дембели – штрафники. Они не только отнимали его зарплату, но и били и домогались. Он сказал, что к его работе претензий нет. Работает он профессионально.

   Отец и офицер части разговаривали часа три. Офицер с грустью рассказал, что знает жизнь в нашей армии не понаслышке. Он участник боевых действий в Афганистане, но за какой-то незначительный проступок был переведён в стройбат на должность политрука, якобы, для усиления командного состава части. Капитан едва сдерживал слёзы, когда говорил о прошлой своей жизни, от той несправедливости, которую над ним учинили.
 
Отец рассказал о своей жизни, о работе в интересах космонавтики и морской авиации. Ему показалось, что капитан сочувствует ему и его сыну в связи со случившимся.


 
   Отцу дали направление в гостиницу, где он попросил номер на двоих.
Утром сходил в город за продуктами.  В ближайшем магазине набор съестного был весьма скудным. Хотел купить на обед и в дорогу сырков, но, оказалось, что они здесь бывают очень редко. Молоко сухое, но была сметана, из масел было только подсолнечное, колбасы никакой, но было мясо. Сходил в военторг, где хотел купить плащ, так как погода испортилась, а он был в лёгкой одежде. Однако, плащей здесь не оказалось. Купил сыну трусы, искал носки, но их здесь не было. Про трусы старшина сказал, что всех дембелей потянуло на кровавый цвет. Все они ходят в красных трусах. Это для молодых было неожиданностью. Но им объяснили, что здесь продаются только такие. Отец до сих пор не понимает, почему они оказались красного цвета.
В городке работали солдаты. Они обустраивали участки и дома для новых офицеров с семьями. Картина, как везде: один работает, трое сидят.

Сына по просьбе отца отпустили на обед с ним в гостиницу. Пообедали они куриным бульоном из таблеток, которые он брал в дорогу, намяв в него вареных яиц. На второе сын сделал яичницу с колбасой. На третье был чай с эклером.
Пообедав, сын ушёл в часть к двум часам. Отец немного отдохнул и к шести часам убыл в штаб, где встретился с командиром роты – автором письма. Разговор шёл ни о чём. Он предложил отцу посмотреть, как будут ужинать солдаты. Он прошёл к столовой, где скученно топтались хмурые солдаты в помятой, грязной рабочей робе и сапогах. Выглядели они так, будто кто-то их хорошо потоптал в грязи. Среди них он увидел сына. Ему показалось, что он чувствовал себя неуютно, он, как будто, извинялся за такую унылую картину. Отцу стало стыдно перед ним за то, что он оказался в армейском стройбате. 


Он возвратился в приёмную. Командира там уже не было. Капитан пригласил его сесть. Он рассказал о роли политорганов в армии. Закончив своё выступление, он спросил:
- Ну как Вы нашли нашу часть?
- Я не думал, что в эти годы так могут жить солдаты. Это же не казармы, это бараки в тюремных лагерях. Наша пропаганда вещает, что в тюремных лагерях делается всё для перевоспитания оступившихся. Какую пропаганду вы можете здесь вести? Какая здесь может политработа?
- Да, нам очень тяжело. Солдаты нам не верят. А как быть дальше, не знаем. Поднимаем эти проблемы на разного рода совещаниях, но бесполезно.
- Вы на хозрасчёте? – Спросил отец.
- Считается, что да. Но хозрасчёт своеобразный. В прошлом году у нас было 600 тыс. руб. прибыли, но нам в части не оставили ни рубля. Всё отдаётся в управление. Зарплату выплачивают с разрешения того же управления. План нельзя ни перевыполнять, ни довыполнять. Только план. План делать очень тяжело: то не хватает пиломатериала, кирпича, то нет краски, а объекты надо сдавать в срок.
Поговорили о сыне.

    Капитан понял, что в работе Саша ищет выгоду. На это отец ответил, что он человек независимый, особенно по отношению к начальству, или хочет казаться таковым. Он не берётся за дело, в котором он от кого-то зависит. Например, дают ему машину. Он должен за неё отвечать, но запчастей нет, их где-то доставать надо. Перерасход бензина, масла и прочие расходы списывают на него. Одни как-то выкручиваются, другие – нет. Если бы он мог решать все вопросы на своём уровне, то думаю, что он бы был на машине. А так – нет.
Второй пример, который подтверждает мысль отца. Ему предложили быть шофёром УАЗ командира роты, но он отказался, так как выдержать режим работы этого командира очень тяжело. Так, недавно согласившийся парень через две недели запил и попал на губу. Командир использовал этого солдата с машиной для решения своих домашних проблем.

   Саша работает хорошо тогда, когда ему это интересно, а не просто выгодно. Это одна из причин его конфликтности. Конечно, интересная работа – это отлично. Но надо понимать, что работа – это насилие над собой. Другие думают иначе. Например, многим кажется, что отец работает только из интереса. Нет. В 90% это не так. Порой он начинает ненавидеть работу, но она необходима для решения какой-либо более важной задачи.

В процесс общения отца с капитаном вмешался вестовой, который сообщил, что повесился их сослуживец Додик. Но в штабе было не до этого сообщения, сейчас надо было найти того, кто разбил нос и своротил челюсть солдату, который был задержан армейской полицией в самоволке и который обвинялся в том, что именно он довёл Додика до самоубийства.
При отъезде во Владимировку жуковчанка попросила отца узнать о службе своего сына. Выяснилось, что он находится на полигоне и будет примерно в 8 часов вечера.
 
Подошёл Саша и сказал, что он договорился о ночной работе, а с начальником участка - что он проводит отца на станцию.
В штаб начали прибывать командиры. Ждали командира части. Он подъехал на УАЗике. Отец пошёл навстречу ему. Увидев его, командир спросил;
- Вы же должны были уехать ночью.
- Да, но этой ночью, а сейчас я пришёл попрощаться с командирами. Я благодарю за приём. Надеюсь, что сын дослужит оставшееся время без замечаний.
- Ну, ну. Посмотрим. Это зависит от него.
- Конечно от него, но и от Вас.
В целом разговор не получился.
Перед отцом стоял огромный детина, который смотрел на него снисходительно.  А вот он подумал. Сыновья уходят служить. Они поступают в подчинение командирам. Теперь они отвечают за их жизнь. Сыновья служат Родине, стране, в которой они живут, а получается, что они служат не Родине, а командирам. На их родителей смотрят, как на неких должников.  Это взгляд тюремных надзирателей.

    Попрощавшись, отец ушёл, а Саша пошёл на построение, сказав, что будет  в 9 часов вечера.
    В гостинице отец помылся, постирал носки, и что можно сложил к рюкзак. Дверь на замок он не закрывал, поэтому Саша вошёл без стука. Снял свои резиновые сапоги. Отец увидел ноги в кровоподтёках. Они вместе посмотрели программу время, попили чая. У Саши тут же началась изжога, которая сопровождает его здесь всё время. По совету врача он борется с ней с помощью угля. 
Отец провожал сына в полной темноте, опасаясь встречи с патрулями. У солдат была потайная дыра в заборе. Через неё по «народной тропе» они, уже незаметными, могут добраться до гаража.

   Прощаясь, Саша попросил передать приветы маме, Оксане, бабушке Вере, дедушке Вите, тётям Свете и Ларисе, дяде Юре, двоюродному брату Игорю, двоюродным сёстрам Наташе и Веронике, пообещав, что больше не подведёт нас.
Поцеловались, Саша ушёл, сгорбившись. Очень грустно. У отца и у сына навернулись слёзы на глазах

      Дополнение
    За чаем отец и сын поговорили немного о том, что и как делать после демобилизации.
Сын сказал, что для него самый хороший вариант год поработать в ГАИ и поступать на заочный.
   Отец выразил сомнение о целесообразности идти по этому пути.
- Там ты быстро охамеешь, можешь стать взяточником или как там у них называется? Не знаю, но идти просто так. Зачем?
   Может быть, поступишь в сельхозинститут? Получишь высшее агрономическое образование. Техникой ты владеешь. Сейчас это востребованная профессия.  А далее- аренда или фермерство.
    -А может быть в МАИ?
    -На какой факультет?
    -На самолётостроительный
    -Сейчас надо приобретать гражданскую специальность, а значит надо идти на экономический факультет, или на факультет вычислительной техники. Да, будет тяжело. Знаний мало, да и те, что были за два года выветрились.
Саша, надо получать дневное образование. Вечернее это не образование. Это книжечка об образовании. Сейчас просто книжки не нужны. Нужны знания.

    Общие впечатления на третий день пребывания отца во Владимировке

   Отец знакомился с жизнью батальона со стороны. И понял, что она не может быть иной. В этих условиях командиры и солдаты тупеют. Тупея, им и эта жизнь кажется нормальной. Они просто живут, не задумываясь. Одни считают месяцы, другие недели, дни до конца службы, едва приступив к ней, третьи – как устраивать свою жизнь, не поцарапавшись.  Ребята ловят любую информацию. Именно любую: где и что случилось. Чем скандальнее, тем лучше. Политической информацией не обмениваются, так как её в этих местах просто нет. О событиях в Москве имеют весьма смутное представление. В части не проводятся какие-либо мероприятия по доведению до солдат свежей и актуальной информации. Он думал, что и офицеры испытывают информационный голод.  Киоск у в/ч два дня закрыт и имеет странные перерывы в работе. В воскресенье прессы до обеда не бывает. В понедельник продавали только одно рекламное приложение. Киоск больше похож на отдел канцтоваров. В городе никакой суеты. Лица спокойные. Доставать ничего не надо. Просто здесь ничего нет, а раз нет, то и для беготни причин нет. Увидев отца с луком, спрашивали:
  - Откуда или где достали?
   У местного рынка стоит машина с яблоками в ящиках. В руки дают по три-четыре кг. Подходят, спрашивают и молча уходят. Ни возмущения, ни радости.
В очереди за огурцами он был вторым за мужчиной. Торговля ещё только организовывалась. Ящики ещё только переносились. Но вот к столу энергично подошли две симпатичные женщины, и заняли место непосредственно у стола. Мужчина за отцом сделал им замечание. Улыбаясь, одна из них осталась на месте, а вторая встала за мужчиной. Появилась заведующая магазином, от которой женщины информацию о новых товарах в магазинах города.

   Короче, здесь имеет место какая-то неизвестная мне форма блата или что-то другое, просто откровенное, как нечто данное, без хамства, само собою разумеющееся явление.
   
   В городе примерно 60 тыс. человек. Дома в основном типовые, пятиэтажные хрущёвки. Дворец офицеров такого же типа, как ДК им. ВИ. Ленина в г. Жуковском. Есть спорткомплекс с бассейном, рынок по площади кажется большим, но торговых мест мало. Магазины в воскресенье не работают. Работает дежурный продовольственный. Но найти его проблема. Отец ходил в магазин за продуктами вместе с Сашей. Они купили яиц, хлеба, консервов, пряников, печенья. Мясного нигде не было.

    Когда возвращались домой, внезапно подул сильный ветер, сначала посыпалась крупа, потом пошёл мокрый снег. Стало холодно и неуютно. Отец дал сыну зонт, но он его едва удерживал. При порывах ветра зонт складывался вверх и пользы от него не было никакой. Снег лепил в бок. Отец набросил на голову капюшон, а у Саши его не было, и потому снег лепил ему прямо в лицо. Оно стало мокрым, вода затекала ему за воротник. На встречу им попались солдаты, которые шли в город. Одни были в шапках-ушанках с отвёрнутыми ушами, а другие - с такими же шапками, приставленными к лицу сбоку со стороны ветра и снега. Ветер то прекращался, то возобновлялся с новой силой, закручивая снежный поток. Стало грязно. Асфальта на пешеходных дорожках нет, а сами дороги бетонированы. Как только пойдёт дождь или мокрый снег, дорожки раскисают, покрываясь глинозёмом. Глина везде. Куда ни пойдёшь всё равно будешь в глине. Когда ботинки отца высохли, они стали неузнаваемыми – белые подтёки, как зимой от соли. Когда дороги подсыхают, глина истирается в порошок и превращается в пыль. Пыль проникает всюду. Спаса от неё практически нет.
 
   В городе военные городки обнесены заборами. Военные просто обожают бетонные заборы. Армия для народа. Но армия словно боится своего народа, прячась за бетоном. Где бы отец ни был, везде городки озаборены бетоном, да ещё и с проходными и солдатами на них. Без пропуска домой или в гости не попадёшь. Но отголоски перестройки проникают и в них. Так, в некоторых местах на проходных ворота убрали, кое-где в заборах выковыряли отдельные бетонные плиты. Здания для караула на убранных проходных кое-где остались. Но везде заборы. Заборы, заборы, заборы. Аэродром – забор бетонный, воинская часть – забор бетонный, городок, жилой городок – забор бетонный. Если у дома нет бетонного забора, то там ограда сделана из труб. Столбы из металлических труб диаметром 25-35 см. Поперечные трубы диаметром 20-25 см.

   Рядом с в/ч, по другую сторону дороги, для специалистов построены типовые коттеджи с типовыми небольшими садиками и огородами. Коттеджи двухэтажные. Двери спереди и сзади. На втором этаже с двух сторон застеклённые веранды. Говорят, что сейчас там никто не живёт. Пустуют и гостиницы. Причина затухания жизни в столь важном для России военном городке известны. Перестройка, ликвидация авиастроения, приватизация оборонных заводов и пр., и пр.
 
                Отъезд домой

    Отец рассчитался с гостиницей, заплатив 21,35 руб. за   двоих и только потом сходил и забрал свои документы в штабе части. Документы не выдают без справки от гостиницы об оплате. При оплате не забыли взять и с сына за холодильник, телевизор, которые они не включали. Оплату потребовали за полные три дня: 2.20 руб за день за проживание, 0,5 руб. за телевизор, 0.8 руб. за холодильник.

   3-го апреля 1990 года отец сел в поезд 606 Астрахань-Волгоград, где будет перецепка к основному поезду на Москву. Во Владимировку поезд прибыл и отправился строго по расписанию.

   Итак, отец прилетел во Владимировку нелегально. Повстречался с сыном и его командирами, получил важную информацию о жизни в воинской части, о её проблемах и проблемах службы в армии и многое другое. Такой информативной поездки у него давно не было. Ему казалось, что с задачами поездки он справился. Хорошо или плохо – не ему судить.