Жизнь прожить гл 57 Нужный разговор

Гл. 57                НУЖНЫЙ РАЗГОВОР
Но прежде, чем идти на луг, захотелось еще раз обойти коровник- рядом, и пройти мимо? Вчера, пока с Авдеичем обнимались, ничего разглядеть не успел.
Дернул на себя дверь- открыта, внутри, кажется ни кого- тишина. Оглядел от порога стены, потолок. Опять всколыхнулись воспоминания- все досталось большим трудом. Пришлось и с начальством лаять- хворост чуть не с дракой добывался, а теперь, вон, разобрались- на дрова раздали, что тоже приятно. А как строили… И топор и вилы, наравне со всеми, в руках держал. Шпальный сухостой- материал неплохой, еще годков с пяток, а надо, и больше постоит. Но это дерево, не камень. Да, тепло, но сырость и тепло дают гниль. А это значит надо настраиваться на новый- прочнее, больше по размеру, просторней. Тепло всегда будет- скотинка сама, что печка. Вон, в первую зиму, кто брал корову в избу- были так довольны- дров не надо, коровка и в мороз согревала. 
Да, кровля теплая- обычная родненькая ржаная солома. Но, тоже сгниет. И пока больше нет иного. А ведь где- то есть и черепица, и жесть, и прочнее, и не протекает. Да и на земле скотина лежит- разве это дело? Подстилка никакая, да и мокрая к утру. Полы нужны, иначе падеж молодняка неминуем, и сами коровы могут свалиться, какое тогда молоко?
Иван Пантелеевич прошел чуть вперед, по проходу меж стойлами, разглядывая паутину под плетневым потолком, и то ли показалось, то ли слышит по- настоящему- кто- то сопит. Повернул голову- вот это да! Спит! Кто? Да, это взрослый мужик, чуть не во всю коровью кормушку!

Стр. 147
Сразу мысль- Володька. Больше тут некому. Иван Пантелеевич подошел ближе: «Вот он, собственной персоной. И искать не надо. Интересно проспался- ли, успел?- И тут же мысль- из- за слабости духа этого здоровеного малого пришлось торчать там, на лесоповале. Доведись такое до простого, нормального  мужика- тут бы с пинков отходил. Но это только продолжить зло. А делу не поможешь.» А вот кто из них сегодня оказался сильнее- большой вопрос!
Иван Пантелеевич бросил под ноги из кормушки пук объедков, присел рядом- сопение притихло- ага- проспался. Легонько толкнул  в бок:
-Володь…
Тот вздрогнул, взлохмаченная голова с остатками соломы в волосах нехотя приподнялась.
Угнувшись, не открывая глаз, тяжело дыша, Владимир несколько секунд сидел не меняя позы.
Иван Пантелеевич теперь не торопился, куда спешить- он давно ждал этой встречи.
И вот, здоровая рука Владимира тяжело приподнялась к лицу, потерла, словно умываясь, голова выпрямилась и… в доли секунды, резко повернулась. В сарае было сумеречно, свет шел только из единственного окошка, со спины сидящих тел, но, это испуганное лицо Владимира у Ивана Пантелеевича в мозгу отложилось на всю жизнь.  В ней был не только шок от неожиданной встречи- глаза то опускались, то поднимались, то уходили в сторону. Наконец взгляд остановился на глазах неожиданного соседа, ссохшиеся губы смогли прошептать одно только слово, которое выражало все- и мученический вопрос всех этих тяжких дней, и само состояние их владельца, по той причине, что ни как не находилось ответа:
-Что? 
Иван Пантелеевич, пока не зная сути этого вопроса, спросил почти так же:
-Что случилось?
Ответ обескуражил его:
-Не могу…
Опять не понял.
-А за чем начинал, у тебя семья, ребенок.
Владимир отвернулся, потом снова внимательно посмотрел в глаза собеседника- и опять отвернулся:
-При чем тут это?
Иван Пантелеевич растерялся- Владимир говорит не как пьяный человек, хотя от него разит крепким душком, тогда он сам чего- то не понимает.
-Как причем, Володь, опомнись…
-Давно опомнился, это я виноват.
-Ты, что, обо мне? Ты видишь, я вот он перед тобой. Я спрашиваю,  ты почему пьешь?
-Потому и пью.
Иван Пантелеевич резко отвернулся, сплюнул:
-Тьфу, чудак! Я ж перед тобой, все, оправдали, понимаешь?- Он сидел, напрягшись всем телом внимательно смотрел на Владимира. Тот смотрел себе в ноги. Оба молчали. Наконец, начинало проясняться.
Иван Пантелеевич положил ладонь на крупную, теплую руку Владимира.
-Тебя подловили?
-Да, еще на фронте.
-Это урок, но этот узелок- он пальцем показал на свою шею надо завязывать. Сможешь?
Владимир медленно повернув голову, растерянно посмотрел в глаза председателя, тихо проговорил:
-Смогу, стыдно…
-Переживем- видишь, сколько работы, не до этого. Поднимайся, ты нужен колхозу, людям..
Растягивать нюни было некогда- Иван Пантелеевич четко понимал- надо дать время ему, самому во всем разобраться, самому над собой поработать. Теперь все в его, Володькиных руках. Он дал ему шанс. Поднялся, похлопал по плечу, сказав напоследок:
-Давай, время не ждет.
Стр. 148
Шел на выход к двери и чувствовал, почти видел на своей спине взгляд- не похмельный, а тяжелый, растерянный, взгляд благодарности за понимание. Сегодня показалось- он, кажется, прав. Парень оступился не по своей воле, а поняв, не знал как все исправить, и из за этого, мог, и сам совершенно сломаться, и другим жизнь сломать. Надо ему помогать.
Ещё Ивана Пантелеевича заинтересовало другое обстоятельство- знала ли об этой оплошности мужа Тоня, ведь Тая ни чего об этом не говорила- значит не знала. Подруги друг дружке обязательно проболтаются, это ж бабы. Вот бы Вовка бросил пьянку. Уже через тройку месяцев, к концу осени, а к весне- точно, был бы свой тракторист в МТС.
И опять поплыли в голове планы, планы. Пока шел, встретил еще воз, вылезший из- под бугра, не мог не остановить- пусть волы с минутку передохнут.
-Как там дела на лугу?- Вместо приветствия начал разговор Иван Пантелеевич с возницами.
-Без председателя пропадаем.
-Хватит смешить- Иван Пантелеевич потрогал сено рукой- пропадают они, управились без дождей. Сено- то отличное, словно лук- одни витамины. Это ж настоящее сено, если под дождь не попало.
-Да будет тебе, Пантелеич- у нас второй день в колхозе праздник- председатель вернулся, а он свое- сено, витамины… Цоб, цоб, пошли, окаянные.
И крепко слаженный возок покатил.
 «Ну, вот, поприветствовали, работнички, называется. Думают они о делах!»- Иван Пантелеевич качнув головой, ухмыльнулся. А все ж  на душу опять капнули елеем. Как для таких не стараться?
Сказал бабам про погоду и сам подумал, а ведь и вправду в это лето повезло- видимо дожди были не за долго до него, трещин на земле не единой, травка налитая, темненькая. Сенокос пришелся на эту пору- сочный травостой косится легко. И просушить, и свезти успеют, а тогда пусть полощут хоть до самой уборки, только б хлеба не положили.
А ведь, бывали года, как в пословице- стукнул о косу- отозвалось в небе громом, и поперли ливни, не остановишь. Руки отрываются от ворошения, а надо ж сено спасать. А не подсуетишься- сено в навоз уйдет, и труды всего колхоза насмарку. А в зиму скотина без корма- ржаной соломой с крыши корми. Бывало и не раз такое. Старики рассказывали, с того и голод начинался, с бескормицы. Даже без хлеба зиму переживали. На молоке. Если был корм у скотины.
 И в войну, рассказывали- у тех, кто вблизи линии фронта не эвакуировался, пала корова- считай нет и семьи. Не было коровы, а была коза- также, и даже больше- коза жила на печи, и ребятишки с ней спали- под её бочком теплее. Было, все было.  А вон и луг, и еще два воза на погрузке.