Семь грехов майора Павлова. Чревоугодие

(Из цикла "Хоррор")
***

Глава 3. Чревоугодие

1979 год.
Август-месяц.
Ленинградская область.
***
Иногда в хорошем настроении Виктор Иванович подшучивал над молодым веселым помощником. Костя не обижался, перенимая опыт своего легендарного наставника, о котором в столичном Угрозыске ходили невероятные истории.
Отдохнув пару дней после расследования в Томске и пообщавшись с близкими, оба сыщика сидели в кафе, ожидая нового расследования. Торжественно вручив табельное оружие лейтенанту Сарычеву, полковник Вдовин предупредил, что позвонит утром третьего дня, дав новые указания.
— А мне теперь по барабану все злодеи всей страны! — хвастался Костя, любовно поглаживая врученный пистолет. Майор скрытно улыбался, наблюдая за радостью помощника. Стереотип прежней его молодости сейчас сидел напротив, увлекшись первым наградным оружием. Павлов решил подзадорить младшего сотрудника.
— Спорим на бокал пива, что не сможешь съесть шоколадку за сто шагов.
Костя выкатил глаза:
— За сто шагов?
— Так точно. Обычная шоколадка, обычные шаги. В конце сотого шага у тебя во рту должно быть пусто.
— А в чём подвох? — вдруг прищурился лейтенант, ожидая насмешки.
— Да ни в чём. Просто не сможешь съесть и всё.
— По рукам! Если съем, покупаете торт моей любимой.
Костя сам выбрал шоколадку, майор расплатился. Выйдя на улицу, отмерили сто шагов. Откусив сразу несколько плиток, младший сотрудник, энергично прожевывая и глотая вязкую слюну, пошел вперед.
…Вот тут-то и случился с ним казус. На пятидесятом шаге, у него в руках по-прежнему оставалось половина плитки. На шестидесятом он тоскливо посмотрел в небо. На восьмидесятом был забит полный рот. На сотом шаге, он отупело уставился на четверть плитки, промычав полным ртом:
— Ну, надо же…
Скопившаяся во рту шоколадная масса не давала говорить. Спор был проигран. С яростью выплюнув тягучую слюну, Костя пошел заказывать бокал пива. Торт для любимой так и остался в его радужных мечтах. Виктор Иванович только рассмеялся в ответ:
— Ты знаешь, сколько уже бедолаг попались на этой уловке? Один даже проиграл свой «Запорожец», надеясь выиграть армейскую винтовку. Все дело в вязкости, друг мой. Она забивает рот. Полностью прожеванную шоколадку удавалось съесть только на двухсотом шагу — иногда и дальше. Усек физику, Ромео? Вот, если бы ты запивал чем-то, дело бы шло быстрее. И то не уверен.
 Из уст Кости вырвался такой поток виртуозных проклятий, изрыгаемых в гневе, что его предок-дед, командовавший в годы войны целой дивизией, услышав это, должно быть, открыл глаза и сел в своей могиле.
В этот момент майора позвали к телефону. Полковник Вдовин знал любимое кафе Павлова, условившись позвонить туда, как будут готовы материалы следующего дела.
—Успели перекусить? — сразу, без приветствий приступил начальник отдела, зная, что Павлов  ждал его звонка. — Как там лейтенант? Наградное оружие понравилось?
— Не выпускает из рук, товарищ полковник. Правда, рот забит шоколадом. Поддался нашей старой уловке.
— Ну, теперь будет знать! — и тут же перешел к теме. — Виктор Иванович, вам с Сарычевым предстоит выехать в Ленинградскую область. Тут, по сути, недалеко. Скоростным экспрессом, потом с пересадкой на электричку. Там вас под Ижорой встретят.
— Снова своими силами не могут справиться?
— Наслышаны твоими методами, вот и упросили столицу выслать вас туда. К тому же, это как раз по твоей части. Местные криминалисты просто в тупике.
— А подробнее?
— Вводные данные получите у дежурного, а в двух словах это выглядит так. По словам участкового, там, в поселке близ Ижоры три дня назад пропал местный учитель школы. Селение небольшое, школа одна, учитель тоже.
— Если нас будут срывать на каждое исчезновение в различных уголках страны, нас на всех не хватит!
— Ты погоди. Не кипятись. Знаю, что отрываю тебя от столичных расследований, но соседям ленинградским надо помочь. По их словам, в поселковое отделение милиции поступил анонимный звонок. Дежурный взял трубку и услышал короткие слова: «Ваш учитель школы будет убит». Точка. Ни голоса не распознали, ни откуда звонил. Вероятно, с вокзала станции — там у них автоматы стоят.
— И всё?
— Нет. Прежде чем раздались гудки, напоследок было произнесено странное слово.
— Какое?
— А вот это уже по твоей части, Виктор Иванович. Иначе, я не дал бы согласие срывать тебя туда. Слово было: «Чревоугодие».
Майор Павлов на миг замер с трубкой в руке:
— Как, простите?
— Чревоугодие.
— Хм… — после секундного замешательства выдавил следователь. — Действительно, странное слово. Похоже на какой-то библейский грех.
— Вот и я об этом. А ты у нас по религиозным маньякам как раз специалист. Потому и отправляю вас с лейтенантом туда.
— А с учителем-то что?
— В том-то и загвоздка. После звонка он как сквозь землю провалился. Мне переслали материал на него. Преподавал в поселке два года. Жил одиноко,  родственников не имел, не женат. Страдал ожирением, но без вредных привычек. Обитал в отдельной избенке на краю села. Был замкнутым, тихим, учил детей, нигде не был замешан. Сторонился людей, даже с родителями встречался только на собраниях. Очевидно, стеснялся своего веса.
— Погодите… — прервал майор. — Страдал избыточным весом?
— По данным, на момент исчезновения весил более ста сорока килограмм.
— А слово «чревоугодие», произнесенное зловеще в трубку, не могло быть связано с его весом?
— Вот это вам с Сарычевым и предстоит узнать. Всю информацию получите на месте. Там вам в помощь прикрепят местный участок. Билеты на скоростной экспресс получите в кассе — поедете инкогнито. С Ленинграда — на электричке. К вечеру будете на месте. Ну, а на станции вас встретят.
И, наказав выходить на связь, полковник Вдовин отключился.
Спустя два часа, прихватив в дежурной комнате оставленные им вводные данные, оба сыщика налегке отправились на вокзал.
Теперь им предстояло новое расследование.
***
После пересадок и почти дня пути, их встретили на станции. Сам поселок располагался в стороне от путей, и когда они переступили порог местного участка, начальник отделения, угостив чаем, сразу приступил к делу.
— Звонок поступил три дня назад. Звонивший незнакомец пригрозил, что убьет учителя. Но никаких мотивов не объяснил.
— Совсем никаких?
— Лишь короткая фраза и это странное слово в конце.
Павлов мельком обвел взглядом кабинет. После дороги оба были измотаны, но приходилось вникать в каждую мелочь, чтобы не посрамить честь столичных сыщиков, о которых ходила настоящая слава.
— Звонок проследили?
— Однозначно звонили с вокзала из автомата, — пожал плечами капитан. — Узловая станция, а это сотни пассажиров: ежедневные пересадки, электрички, скорые поезда. Кто угодно мог воспользоваться автоматом. Наши местные жители привязаны к коммутатору, так что сразу бы выяснилось. А тут сплошной тупик.
— Продолжайте.
— После странной угрозы к домику учителя пошёл участковый. По его словам дверь закрыта на висячий замок. Следовательно, внутри никого. Это было три дня назад. С тех пор об учителе ни слуху, ни духу.
— Обыскали всю округу, — вставил дежурный сержант. — Опросили соседей и родитлей учеников. Занятия-то прекратили, преподавать некому. По их словам учитель никогда никуда не отлучался. Посылок с письмами не получал. Изредка навещал магазин, но продуктов покупал мало. Это и ставило в тупик всех, кто его знал.
— Ожирение имеете в виду?
— Так точно. При его весе, он как минимум должен был навещать магазин раз в неделю. Но ходил редко. И то по мелочам.
— У нас сотрудников в поселке — раз-два и обчёлся, — добавил капитан. — Сегодня четвертый день как школа простаивает. Нигде ни следов, ни зацепок. Вот мы и позвонили с утра вашему полковнику Вдовину.
Слушая капитана, Павлов отдал указания позвонить в столичный архив криминалистики, узнать похожие исчезновения за последние месяцы. Костя сел за телефон.
— Но ни это главное, — на миг прервался капитан. — Тут уже мистикой попахивает.
— Да? — вскинул брови майор. — Интересно.
— Судите сами. Учитель въехал в избенку два года тому. Рекомендации были сплошь положительные. Но при его первом знакомстве он весил как обычный человек. Сорок лет — семьдесят килограмм. А толстеть начал буквально на глазах после череды непонятных с нашей точки зрения случаев.
— Каких? Костя, оставь пока телефон. Записывай!
Младший помощник отдал указания в трубку, взял блокнот.
— Дело в том, — с какой-то загадочностью начал капитан, — что вначале у него пропала собака.
— А была еще и собака?
— Да. Во дворе, в будке. Прежние хозяева, подавшись в Ленинград, оставили пса соседям. Когда вселился учитель, пес быстро привязался к нему.
— И что?
— Спустя три месяца пса нашли… обезглавленным.
— Что-о-о??? — подался вперед Павлов. — А вот с этого момента поподробнее, товарищ капитан!
Начальник отделения как-то сконфуженно глянул исподлобья.
— Точнее, в кустах за оградой валялась отсеченная голова. Самой туши не было. Отсеченная одним махом, будто казачьей шашкой. — Начальник отделения помедлил. — Но и это еще не все.
Оба столичных сыщика уставились на капитана.
— Следом за собакой хозяина пропали еще два поселковых пса. На этот раз голов не  обнаружили, зато в сточной канаве валялись гниющие останки внутренностей. Снятые как чулки шкуры и хвосты. По поселку поползли зловещие слухи. Бабки на базаре судачили, что кто-то занимался какими-то жуткими ритуальными жертвоприношениями.
— А вот это уже интересно! — Костя как бы невзначай выставил наружу новехонькую кобуру с наградным пистолетом. Не то чтобы покрасоваться, но чем черт не шутит…
— Дальше совсем сбивает с толку, — кивнул дежурный сержант. — Энтузиасты-грибники в лесополосе у реки обнаружили голову лисицы. Потом кабана. Зайца. Еще зайца. Еще лисицы.
— И все были отсечены таким же образом? — почти вскочил Костя Сарычев. — Виктор Иванович! А мне это расследование начинает нравиться! Теперь даже закрою глаза, зачем нас сюда послали!
Майор осадил его строгим взглядом, обратившись к капитану:
— Значит, за собаками в течение трех месяцев стали находить еще и диких зверей? — он осекся, протерев очки. — Точнее, их головы?
— Так точно. Плюс добавились три домашних свиньи. Голов не нашли, внутренностей тоже, хотя все уже знали, что это звенья одной цепочки.
Капитан вздохнул:
— Но и это еще не все!
Оба сыщика уставились на начальника отделения, как бы вопрошая: «А тут-то что?»
— Помните, я сказал, что все начали замечать его внезапное ожирение. Он стал раздуваться, толстеть. В поселке даже думали, что это какая-то болезнь, и оттого учитель такой нелюдимый. Но вот в чем загвоздка, — он немного помедлил. — Готовы?
— Не тяните резину, коллега! — бросил Павлов. Усталости как не бывало.
— Когда мы сегодня утром сбили замок и вошли внутрь избенки, то увидели… — заговорчески прошептал милиционер, — увидели… ряды консервированных банок.
И откинулся на спинку стула с победным взглядом, будто изрекая: «А? Как вам такое?»
И сразу почти по слогам:
— Это было… МЯСО!
— Мясо? — непонимающе выдавил Павлов. — И что тут необычного?
— Банками были забиты все полки кухни. Они шли сплошными рядами вдоль стен. Стояли под кроватью, в коридоре. Открыв холодильник, мои сотрудники опешили: он был сплошь заставлен десятками банок. Стеклянными. Без этикеток. Не заводскими. Не из магазина или склада. Понимаете?
Наступила пауза.
— Кроме этих банок из продуктов ничего не было! Казалось бы, толстый тучный человек — в запасах должны находиться крупы, хлеб, соленья, яйца, прочие продукты. Много, очень много продуктов, судя по его весу. А ничего этого мы не обнаружили. Только мясо-мясо-мясо! Одно мясо. Одни банки. Жуткое количество банок!
Его зловещие слова повисли в тишине. За окном сгущались сумерки. Засветились первые звезды.
— Вы… вы хотите, — запнулся Костя, — хотите сказать, что он… сам консервировал? Закатывал машинкой?
— Во-о-от! — облегченно выдохнул капитан, словно поставил отличную отметку ученику. — Их там сейчас десятки и десятки. Мы намеренно ничего не тронули, ожидая вас.
Майор Павлов размышлял. Потом подвел итог.
— Иными словами, у нас анонимный звонок с угрозой; пропавший учитель, страдающий ожирением; куча обезглавленных туш, неизвестно куда девшихся. И в конце — загадочное слово «Чревоугодие». Я ничего не упустил?
— Банки с неизвестным мясом.
— Да-да, это я уяснил. Вы так на них акцентируете внимание, что смею предположить, вы уже сделали вывод, товарищ капитан?
— После экспертизы, надеюсь, выяснится, что мясо принадлежит пропавшим зверям и собакам.
— Хм… — задумался Павлов. — Может и так.
Потом вдруг хлопнул себя по коленям.
— Символ! — почти вскричал он. — Слово «чревоугодие», это какой-то определенный символ!
Все в комнате следили, как он меряет шагами кабинет, от двери к столу и обратно. Внезапно встал, бросил взгляд на карту поселка, утыканную флажками.
— Есть у вас какая-нибудь заброшенная нерабочая столовая?
Капитан с сержантом переглянулись.
— Е-есть, — неуверенно припомнил сержант. — На окраине, где когда-то работал цех. Три года назад его закрыли. Столовую пустили под ремонт, но работники цеха подались в Ленинград, и столовую забросили.
— Отлично! — победно вскинул руку Павлов. — То, что нужно!
— Да объясните, наконец! — подался вперед капитан.
— Сейчас! — азартно выпалил майор, совсем как Костя, когда на того снисходило озарение свыше. — Дайте минуту!
Он лихорадочно что-то прикидывал в уме.
— Вывеска с надписью «Столовая» сохранилась?
— Д-да… — непонимающе запнулся дежурный сержант. — Обветшалая, старая, но висит.
— И в эту столовую никто не ходит?
— Там и оборудования не осталось, — пришел на помощь сержанту капитан. — Ни столов, ни стульев, ни котлов. Один каркас с арматурой. Всё вывезли подчистую.
— Символ… чревоугодие… звонок по телефону… — как бы про себя повторял Павлов, застыв у карты.
— Брошенное в трубку незнакомцем слово, было точно «Чревоугодие»?
— Да. А что?
— Пока ничего. Но отрезанные головы, внезапное ожирение, мясо в банках… тут прослеживается какой-то намеренный отбор.
Павлов надолго задумался. За окном сумерки уступали место ночной темноте. Загорелись уличные фонари. Где-то пролаяла собака. Проехал по дороге грузовик.
Глаза майора горели юношеским азартом.
 — Вы что-то уже придумали? Просчитали шаги убийцы? — спросил с надеждой капитан.
— Не совсем. Но чутье подсказывает, что тут прослеживается некий символизм. Чревоугодие, ожирение, угроза по телефону, пропажа учителя. Всё это звенья одной цепочки. Пока не знаю какой, но искать необходимо там.
— Где?
— В старой заброшенной столовой. Я мысленно исключил все ненужные второстепенные данные. Методом дедукции Шерлока Холмса. Понимаете?
— Никак нет.
— Искать надо в пустом помещении под старой вывеской «Столовая». Если мы напали на след очередного безумного маньяка с больным ритуальным уклоном в сторону религиозности, то он будет пользоваться неким символом. А символом в данном случае как раз и является та самая заброшенная столовая. Что тебе ответили из архивов, Костя?
— Два подобных случая в Ленинградской области за прошедший год, — тотчас с готовностью доложил младший напарник. — Читаю, — он взял блокнот. — На набережной Кронштадта обнаружен утопленный труп мужчины. Личность не установлена. Неузнаваемое лицо, объеденное рыбами. Заявлений о пропаже от родственников и знакомых не поступало. Вес трупа при жизни патологоанатомы определили в сто двадцать килограмм. Дело сдали в архив, так и не раскрыв.
— Ясно. Второй труп?
— На Ладоге. Утоплен, судя по экспертизе, как и первый. Вес соответствует ста тридцати килограмм. Тоже одинок: ни от родственников, ни от знакомых заявлений о пропаже не поступало. Одним словом, «тухлый висяк», Виктор Иванович.
— Что и требовалось доказать, товарищи коллеги! — победно поднял палец майор. — Спасибо, Костя!
Он обернулся к милиционерам:
— Замечете схожую линию? Считая вашего учителя, у всех троих был избыточный вес, отсутствие родных и близких. А тут это зловещее слово по телефону: «чревоугодие».
Он помедлил, размышляя.
— Сдается мне, товарищи оперативники, что мы наткнулись на очередного религиозного фанатика, использующего смертный грех чревоугодие в качестве символа.
— Вы предполагаете… — начал было капитан.
— Не предполагаю, а констатирую факты. Еще не уверен, но чревоугодие и столовая — тут есть какая-то связь. Шаткая версия. Но, по крайней мере, единственно возможная. Другой у нас нет. Это бы сразу объясняло и непонятный звонок, и мясо в банках и, собственно, само исчезновение учителя. Все согласны?
Повисла тишина.
— Хорошо. Примем это как рабочую гипотезу.
Он решительно шагнул к двери.
— А теперь нам срочно нужно осмотреть жилище учителя. Проводите?
И, оставив дежурного сержанта, прихватив двух милиционеров, они всей группой направились к избенке педагога, стоявшей на отшибе села.
В эту ночь Виктору Ивановичу и Косте Сарычеву поспать не удалось.
Кто бы мог знать, что для них последует дальше.
…Итак, Ленинградская область, время 22: 29. Мы с вами в жилище учителя.
***
Двор был небольшим, внутри которого примостилась неказистая избенка, утопающая в деревьях. Один из милиционеров, взятых в качестве помощников, включил фонарь на столбе. Открыв калитку, капитан пропустил вперед столичных сыщиков.
— Костя, осмотри здесь каждый уголок, а мы внутрь, — приказал Павлов.
Лейтенант принялся мерить шагами двор, подсвечивая себе карманным фонариком. Колодец, сарайчик, пустая будка под забором. Лестница, приставленная к яблоне. Запущенный огород, к которому не прикасалась рука хозяина.
Сняв опечатанный замок, остальные переступили порог. Зажгли свет. Майор быстро прошел по узкому коридору. Окинул взглядом жилище. Сразу бросалась в глаза непомерная чистота, совсем нехарактерная холостяцкой жизни. Две комнаты — гостиная и спальня. Крохотная кухня с плитой, холодильником, полками по стенам.
Павлов на миг зажмурился. Увиденное им, заставило мысли нестись с поразительной быстротой.
И было отчего.
…Все полки прогибались от бесчисленного количества стеклянных банок. Они шли рядами вдоль стен, стояли под столом, у плиты, у холодильника. Ни одной этикетки, ни одного ярлыка, указывающего на производителя или дату изготовления.
— Ручная закатка, — пояснил капитан. — Как наши бабушки и супруги закатывают соленья на зиму. Только тут… — он невольно сглотнул комок. — Тут… одно мясо.
Павлов и сам видел, что вокруг него нет ни одной банки с огурцами, капустой или помидорами. Лишь мясо-мясо-мясо. Плавающее в жиру, без специй и лука, закатанное по какой-то непонятной технологии.
— Похоже, навыками кулинарии тут и не пахнет, — заключил он. — Кустарная работа. Лишь бы закатать для хранения. — Он обшарил взглядом кухню. — Мусорное ведро не находили?
— Нет. Мои ребята поверхностно осмотрели двор, но ни мусора, ни отходов не нашли.
— Странно… — открывая холодильник, пробормотал Павлов. Заглянул внутрь. Лучше бы он этого не делал. Как и ожидалось, внутри всё было заставлено банками.
— Пошлите своего помощника с образцами для анализа, — извлек он наугад две банки. — И пусть прихватит еще парочку на полках.
Капитан дал указание милиционеру.
— К утру результаты успеете сделать?
— Будут готовы, — заверил капитан, отправляя помощника в лабораторию.
Павлов тем временем перешел в гостиную. По всем стенам тянулись полки, заставленные книгами.
— А вот это уже интересно, — обвел взглядом комнату старший сотрудник. — Прежние хозяева увлекались литературой?
— Да вроде нет, — пожал плечами начальник отделения. — Обычные колхозники. Работяги. Переехали в Ленинград к своим детям на старость лет. А книги, вероятно, самого учителя.
— То-то и оно, — листая одну за другой, в замешательстве откликнулся Павлов. — Сплошь научная литература. Ни романов, ни детективов. Одна медицина.
— Позволите? — перехватив одну из книг, просмотрел страницы капитан. Потом пробежался глазами по корешкам на полках.
— Не находите странным? — отвлек его Павлов. — Все полки уставлены сплошь медицинской литературой. По большей части анатомией.
— В-вижу… — как-то неуверенно согласился тот. — Причем, анатомией… животных.
И тут же осекся, озаренный догадкой:
— Вы полагаете…
— Да-да, коллега, друг мой. Все книги с журналами относятся к анатомическим строениям животных.
Капитан испытывающе воззрился на столичного гостя.
— Собаки… — зачарованно протянул он. — Головы зайцев, лисиц…
— Похоже, ваш учитель не такой-то и простой добряк-толстяк, — скаламбурил Павлов, проводя взглядом по полкам. На глаза попались энциклопедии строения животных, атласы, журналы. На всех обложках красовались внутренности, структуры организмов, внутри — схемы кровообращений, разрезы органов, прочие статьи. Волки, крысы, кабаны, лисицы, олени…
— Боже милостивый! — остолбенел капитан. — Даже внутренние строения медведей…
— Хм-м… — озадачено хмыкнул Виктор Иванович. — А педагог-то наш совсем не тот, за кого себя выдавал. Говорите, тихий, замкнутый, нелюдимый?
— Так т-точно… — запнулся майор, потрясенный таким обильным количеством медицинской литературы. — Выходит, он… он занимался РАСЧЛЕНЕНИЕМ? — невольно вырвалось у капитана.
— На редкость примечательная личность, — кивнул майор, открывая ящик стола, стоявшего под полками. — Сейчас мы это проверим.
Стол был дубовым, имел тумбу с дверцей. Сверху стопками лежали вырезки, журнальные статьи, прочие бумаги. И везде, на всех, с избытком изображались схемы строений организмов различных животных.
— Мясо в банках… — зачаровано выдавил из себя капитан. — Оно…
— Не горячитесь, капитан. После анализов установим, чьё оно.
И через секунду:
— А вот вам и инструменты для препараций зубов.
Виктор Иванович попеременно выдвинул ящики стола, раскрыл дверцу тумбы. Глазам милиционеров предстали боксы и контейнеры с иглами, шприцами, скальпелями, хирургическими ножницами, трубками, шлангами для оттоков крови. Резиновые перчатки и маски. Лупы и микроскопные линзы. Чашки Петри и микроцентрифуга. Вымытые колбы с ретортами, ампулы, коробки с медикаментами.
В этот момент со двора ввалился лейтенант Сарычев. Не успев доложить начальнику, уставился через плечо майора на груду инструментов.
— Нихренасе! — изумленно вытаращился внутрь стола. — Ох, мать вашу! Это чё за мавзолей? Кого препарировать надумывал этот извращенец?
— Нашёл что-нибудь? — обернулся начальник.
— Так точно, Виктор Иванович! — Костя потрясенным взглядом впился внутрь стола, но радость взяла своё. Протянул сложенную вдвое бумажку. — В пустой будке лежала. Милиционеры, видимо, не удосужились заглянуть внутрь, а я нашёл.
Поправив очки, Павлов повертел бумажку в руках. Вырванный из ученической тетради листок был исписан с одной стороны неровным почерком. Буквы прыгали, съезжая вниз: очевидно, писавший спешил, начертав всего три фразы. Павлов прочел вслух:
«Учителя найдете в старой заброшенной столовой. Грех чревоугодия — смертный библейский грех. Будут и другие жертвы»
Капитан перенял переданный листок. Павлов победно поднял палец:
— А? Друзья мои? Я был прав, когда уверился, что искать предстоит в заброшенной столовой?
Лейтенант восхищенно смотрел на старшего начальника. Недаром о нем по всем областям ходили настоящие легенды. Еще не зная конечной подоплеки и самой сути преступлений, он мог безошибочно устанавливать мотивы, а то и места самих преступлений, как это в свое время делал другой легендарный его коллега Шерлок Холмс. Но тот был выдуманным персонажем, а здесь перед Костей находился сам Павлов — легенда Угрозыска!
— Прав я был, Костя?
— Так точно, товарищ майор!
— Вот вам и религиозный фанатик, капитан! — еще раз читая записку, заключил Виктор Иванович, вертя ее в руках. — Умно поступил, паршивец. Спрятал в будке, зная, что рано или поздно в неё заглянут. Это та самая будка от первой обезглавленной собаки?
— Виноват, не предусмотрели туда заглянуть.
— Ну, на то лейтенант Сарычев и ученик мой, чтобы знать, где искать. Молодец, Костя!
— Рад стараться, Виктор Иванович! — Молодой сыщик никак не мог отвести взгляд от обилия хирургических инструментов. — Выходит, этот учитель занимался тут опытами вивисекции, а может, и расчленением животных? Но, тогда где его лаборатория? Где хирургический стол, где кровь, останки внутренностей? Сарай я осмотрел, там пусто. Чердака нет, подвала тоже.
— Он не только расчленял, — убежденно поддержал капитан, — он еще и закатывал в банки.
— А потом? — Костя проглотил комок. — Потом просто… пожирал, что ли? Оттого и стал быстро набирать вес?
— Вот вам и смысл символа слова «Чревоугодие», — подвел итог Павлов. — Тот фанатик, что охотился за учителем, можно сказать, явился неким обрядом очищения.
— Не понял? — переспросил капитан.
— Такой же самый маньяк, только калибром значительно больше. Нам в Тынде и Томске попадались серийные убийцы, но этот гораздо опаснее. Своего рода «верхушка айсберга». Религиозный фанатик, свихнувшийся на почве ритуальных поклонений. Я пока смутно представляю цепочку, но его обещание, что жертвы еще не закончились, наводит на мысль, что убийства будут и дальше.
— Так или иначе, нам срочно нужно в ту столовую? — спросил капитан.
— И, причем, немедленно! Прямо сейчас. Возможно, ваш учитель еще жив. Телефон есть поблизости?
— У соседей.
— Пошлите к ним сотрудника, пусть вызовет наряд оцепления. А мы двигаем к столовой.
Отправив сотрудника звонить в отделение, три милиционера покинули жилье учителя, быстрым шагом устремившись к окраине поселка. В спину им светила луна. Было на редкость тихо, казалось, даже местные псы почуяли скверные перемены в воздухе. Поселок затаился в ночном безмолвии.
…С этой минуты для Кости Сарычева время понеслось стремительным потоком, наваливаясь событиями «по принципу домино».
***
По пути к столовой капитан подробно рассказал планировку здания. Костя слушал исключительно из вежливости — молодому парню не терпелось выхватить из кобуры новый пистолет, показав себя в деле.
Первое, что увидел младший сотрудник по прибытии к месту, была обветшалая старая вывеска с надписью «Столовая». Как и рассказывал дежурный сержант, она едва держалась креплениями, готовая при порывах ветра рухнуть на землю. За вывеской маячил остов здания с пустыми глазницами окон. Стекла давно сняли, блоки с арматурой разобрали, высился только сам каркас помещения.
— Притушите фонарики, — шепотом велел Павлов, осторожно пробираясь в кустах. Порог здания зарос по пояс прошлогодней травой. В отблесках уцелевших осколков окон отражалась луна. Было тихо. Где-то внутри сочилась вода: КАП-КАП-КАП…
— Рванем внутрь? — азартно прошептал Сарычев, любовно поглаживая табельно оружие.
— Наряд должен подоспеть, — так же тихо напомнил капитан.
— Нас трое. Справимся! — отрезал майор, снимая с предохранителя пистолет. — Костя, бери под прицел задний вход. Мы с капитаном внутрь. Через пару минут забегай сзади в подсобку, потом в раздаточный блок.
— Есть!
Оба милиционера исчезли в темноте главного входа. Лейтенант крадущимися шагами проник с заднего входа в здание. Кругом под ногами валялись куски штукатурки, обломки кирпичей. Сквозь дыры окон просачивался лунный свет. Где-то шмыгнула крыса. В селе тявкнул сонный пес. Крадучись, Костя взвел курок. Невероятно жуткий запах мертвечины сразу забил нос, просочился в легкие, вызвал приступ тошноты. Вонь трупного разложения буквально обрушилась на молодого милиционера. В трех шагах от него жужжали навозные мухи — казалось, их были тут несметные полчища.
И тут…
— М-ММ-ЫЫМ…
За углом в темноте раздался стон, похожий на мычание.
— М-ММ-ЫЫ-ЫМ…
Лейтенант уловил свистящий хрип, будто кипела топка паровоза. Он слышал такой звук раньше. Такой хрип с присвистом издает жертва с завязанным ртом или вставленным кляпом, когда приходится выдыхать через нос.
В дальнем конце коридора, со стороны главного входа послышались крадучие шаги старших напарников. Сарычев смело шагнул в темноту. Напоролся коленом на острый выступ, правая нога съехала в сторону. Хрип повторился. Несомненно, стонал человек. Костя уже было занес ногу на поваленные кирпичи, как вдруг его ступня соскользнула в какую-то скользкую массу. В темноту взвился рой жужжащих насекомых.
— Сра-ань господня… — протянул Костя, высвобождая ногу из склизкой лужи. Неловко оступившись, он всем телом рухнул в отвратительную жижу. Спохватившись, машинально врубил фонарик, выпуская его из рук. Тот откатился в клубки извивающихся червей, застыл, устремив луч в то, отчего у Кости встали дыбом волосы.
— Боже милостивый! — донеслось из уст оторопевшего капитана с той стороны помещения. Они с Павловым только что вошли в раздаточный блок, никого не обнаружив по пути. Вошли и остолбенели. Капитан ахнул, едва не выронив фонарь.
— Това… товарищ майор, — почти по-детски всхлипнул младший помощник. — А… а эт-то что?
Его шепот перешел в настоящий ужас. Павлов и сам оказался в растерянности.
Лучи фонарей выхватывали из темноты груды скользких кровавых ошметков. Кучами громоздились кости, повсюду валялись отсеченные головы собак, кошек, крыс и зайцев. Отдельными фрагментами в лучах выступали головы свиней и лисиц. Казалось, здесь была собрана настоящая коллекция какого-то душевнобольного психопата, напоминавшая древний анатомический театр. Давно обглоданные черепа довершали сюрреалистическую картину, словно тут приложил кисть великий художник Иероним Босх. Большие и малые, эти черепа были повсюду. И слизь-слизь-слизь. Густая, пузырящаяся, пенная. В ней копошились, извиваясь, длинные ленты, похожие на шнурки ботинок.
Костя поперхнулся от исторгавшего рвоту желудка. Подкатившая волна тошноты готова была вырваться наружу. Трупная вонь просачивалась сквозь одежду, впитывалась в кожу, проникала в нос и легкие. Он продолжал семенить ногами в куче эксрементов. Ботинки никак не высвобождались из мутной, кишащей червями жижи.
— М-ММ-Ы-ЫЫМ!
Хрип со стоном доносился из угла блока, где одиноко стоял проржавевший котел.
— ХР-Р-ЫЫРХХ!
Майор бросился на источник звука, светя фонарем по разобранным стенам. Капитан склонился над лейтенантом, помогая высвободить ботинок из жижи червей. Свиная голова, источавшая трупный смрад, казалось, смотрела на них одинокой пустой глазницей. Костю вырвало прямо под себя. Предательский комок подступил к горлу.
— Срань господня! — повторил он, ошалело глядя на клубок копошащихся червей. Воздух гудел от жужжания насекомых. У капитана свело живот от нестерпимых испарений. Рванув лейтенанта на себя, он едва сам не угодил в кишащую массу. С остервенением высвобождая ногу из жижи, Костя яростно пнул ботинком свиную голову, отчего та развалилась пополам, выпуская гной.
— Зачем? — просипел от потугов рвоты капитан.
— А нечего на меня пялиться вытекшим глазом! — подавляя тошноту, выдавил лейтенант.
Оба, скользя по растекшейся слизи, поспешили к майору. Костя на ходу подобрал фонарик, брезгливо обтерев его от пенистой гнили. Брюки пора было выбрасывать на свалку: вся одежда пропиталась выделениями животных останков.
— Помогите перевернуть! — пыхтел у распластанного тела Павлов. Он склонился над связанным человеком непомерно огромного веса. — Только осторожно, Костя! Не зацепи ногой растяжки. Гляньте вверх!
Капитан с лейтенантом задрали головы. Над топчаном, залитым иссохшей кровью, будто перед этим на нем выпускали кишки, прямо над головой учителя висела громадная стальная… секира. Полукольцом острого лезвия она была обращена к голове жертвы, а к опорам, держащим это жуткое орудие пыток, тянулись натянутые веревки.
— Стоит одну растяжку зацепить, и секира рухнет на голову, — предупредил майор. — Принцип старой доброй гильотины.
— Чего-о? — не понял ошарашенный капитан.
— Гильотины.
— Такими орудиями обезглавливали в прежние века. Людовика Шестнадцатого с королевой Марией-Антуанеттой, — потрясенно добавил Костя.
— Историю будешь читать потом, — оборвал Виктор Иванович. — Мы развяжем этого бедолагу, а ты поищи где-нибудь воды. Быстро! Иначе он умрет от жажды.
Сарычев кинулся по скользкому полу к ржавому котлу. Пока старшие напарники возились с тучным телом, освобождая его от узлов и вынимая кляп, Костя в рекордно короткий срок катапультировался к окну раздачи пищи, схватил валявшуюся миску, заглянул в котел.
Пусто.
Бросился назад, и когда хотел перескочить натяжку — тут-то и случилось непоправимое.
Раздался противный треск. Нога лейтенанта зацепила одну из веревок. Самодельное орудие пыток пришло в движение. Где-то вверху скрипнул блок. Павлов, в долю секунды заметив обрыв растяжки, едва успел дернуть капитана на себя.
— Во-от чё-ёёрт! — заорал тот, заваливаясь набок вместе с майором. Оба упали в лужу засохшей крови, так и не успев перерезать узлы. Кляп остался во рту учителя. Стальная секира дернулась вверху, качнулась и, с оглушительным треском обрушилась на голову жертвы.
ВЖУ-УУУ-УХХ!
Острое лезвие вонзилось строго между вторым и третьим шейным позвонком. Миг — и голова учителя была отсечена напрочь.
Костя Сарычев как в замедленной съемке смотрел на это кошмарное видение. Чудовищная гильотина отсекла голову учителя буквально за миг, но для лейтенанта это показалось чрезвычайно долго. Вот стальное лезвие отделяется от верхнего блока; вот оно обрушивается вниз с математической точностью; вот падают назвничь его старшие коллеги  — и ВЖУ-УУУ-УХХ! Голова учителя с еще раскрытыми от жути глазами, с кляпом во рту, с мучительным издыхающим стоном, уже катится под дно топчана. Секунда — и обезглавленное тело конвульсивно дергается в агонии.
На все про все ушло мгновение. Костя еще стоял с открытым в крике ртом, а Павлов уже вскочил на ноги, помогая подняться капитану. Все втроем они уставились на агонизирующий обрубок тушеобразной массы. Тело было настолько ожиревшим, что едва помещалось на топчане.
— Килограмм сто сорок… — зачаровано попытался определить капитан. — Так вот для чего тут были растянуты натяжные веревки.
— Чтобы кто-то о них споткнулся, — печально констатировал Виктор Иванович. — Мы не успели даже кляп извлечь, черт возьми! А ведь он мог нам рассказать, хотя бы как выглядел его мучитель. Тот, кто соорудил эту машину смерти, явно не в своем уме. Психопат, лишившийся рассудка, свихнувшись на религиозной почве. Этот изверг просто сделал то, что хотел, с той лишь разницей, что не своими руками, а нашими. Точнее, твоими, Костя.
— Простите меня… — понуро подошел Сарычев. — Поскользнулся в этой мерзкой слизи, нога и зацепилась.
— Не вини себя, — успокоил начальник. — В этой темноте сам черт ногу сломает. На твоем месте мог оказаться кто угодно, в том числе и я.
— А что со всем этим бедламом? — обвел лучом фонаря скопление голов, костей, черепов и вытекших внутренностей, капитан. — Я так понимаю, здесь и была та самая лаборатория учителя, где он обезглавливал животных?
— Скорее, его свалка. Здесь он потрошил, разделывал, расчленял, выбрасывал головы и кишки. А мясо закатывал в банки, потом уносил домой. Заметили, какая чистота у него в жилище? Там брезговал, а тут для него были все условия. Старое здание никто не посещал, никто сюда не наведывался, вот и соорудил для себя гнездо.
Повисла пауза. Лучи фонарей выхватывали из темноты снующих крыс, засохшие потоки слизи, вывернутые наружу останки. Рой мух гудел в тяжелом смрадном воздухе.
— Мы не успели, — повторил Виктор Иванович. — Сами своими руками казнили того, кого предполагал казнить свихнувшийся психопат. Но как же мудро все предусмотрел, негодяй! Специально соорудил гильотину, чтобы это было похоже на ритуальное жертвоприношение! Поглядите на обезглавленный труп, коллеги, — увлекая за собой капитана с лейтенантом, подошел к топчану майор. — Не знаю, какой неизвестной науке болезнью он страдал — это установят наши патологоанатомы — но то, что он начал катастрофически жиреть от мяса животных, закатанных в банки, остается непреложным фактом. Что за болезнь, каковы симптомы, как она влияла на его ожирение — теперь слово за нашими медиками.
— А тут на топчане мучитель выпускал жертве кишки, судя по засохшей слизи, — у капитана второй раз за ночь свело желудок.
— Полагаю, вам нужно более детально покопаться в биографии вашего педагога. Потрошить и расчленять животных, закатывать мясо в банки, а потом пожирать его — тут, по сути, той же психушкой попахивает, коллега.
— Но, ведь он детей учил! — с яростью выкрикнул капитан. — Преподавал в школе, был на хорошем счету, нигде не был замешан — разве что сторонился людей.
— Сторонился людей, а тяготел нездоровым интересом к животным. Все еще считаете его нормальным человеком? После всего этого? — обвел лучом фонаря сгустки кишков майор.
— Но как? Как в одном человеке могут уживаться две противоположные личности? Хотите сказать, паранойя? Шизофрения? Тихое помешательство? — и это при его-то педагогическом опыте?
— Нам и не такие личности попадались, коллега. Вы тут в богом забытом месте, в отдаленном от цивилизации поселке, прожив всю жизнь, и не представляете, с какими извергами нам приходилось сталкиваться. Вот, к примеру, сколько за все годы вашей здесь службы вам удавалось раскрыть убийств? Настоящих убийств, повторяю.
— Ни одного. У нас тихий уютный уголок — такое встречаю впервые.
— Вот то-то и оно. Наш религиозный псих возомнил себя в качестве миссии очищения. Если учитель обезглавливал животных каким-то хирургическим инструментом в виде сабли или шашки — мы, кстати, их так и не нашли — то фанатик ритуальных жертвоприношений использовал самодельную гильотину. Вот вам и второй символ. Первый символ был в самом помещении под вывеской «Столовая», а второй символ — вот эта гильотина. Учитель обезглавливал зверей; палач обезглавил его стальной секирой. Взаимозаменяемость. Все сходится как дважды два. Теперь нам известен и мотив.
Пока майор с капитаном обследовали стосорокакилограммовое тело, Костя с отвращением посветил фонарем под топчан. Там покоилась откатившаяся голова, стеклянными глазами ужаса взиравшая в темноту. Выхватив лучом фонаря фрагмент раскрытого в беззвучном крике рта, младший сотрудник вдруг заметил нечто, привлекшее его внимание.
— Погодите, товарищ майор, я что-то вижу.
Присев у топчана, лейтенант поводил лучом фонаря вправо-влево, пока не заметил прямо под отсеченной головой что-то похожее на свернутый клочок. Пришлось ползти по-пластунски, извлекая из-под отвратительной плоти комок бумаги.
— Что там, Костя? — Виктор Иванович, тем не менее, не забывал о возможном присутсвии опасного маньяка, постоянно держа под прицелом все помещение. Капитан следовал его примеру, водя фонарем и пистолетом из стороны в сторону.
— Вылезай. Оставь это бригаде зачистки. Мы свое дело сделали, учителя нашли. Дальше местные органы сами разберутся. А ты уже все обмундирование себе испортил.
— Черта с два! — выругался младший помощник. — Я нашел записку, товарищ майор. Еще одну.
— Вторую? — удивился Павлов, пока Костя, кряхтя и ругаясь, выползал из-под топчана.
Именно в этот момент снаружи раздались голоса.
— Прибыл наряд оцепления, — капитан вопросительно взглянул на майора. — Сказать, чтобы дали сюда свет?
— Да. Пусть исправят освещение. Здесь ничего не трогать. Внутрь войдут только патологоанатом, специалист по отпечаткам и стенографист. Остальным распорядитесь осмотреть округу столовой. Сомневаюсь, что фанатик затаился где-то рядом, но проверить будет нелишним. Скорее всего, он уже на вокзале. И будет звонить в ваше отделение.
Капитан поднял брови.
— Откуда такая уверенность?
— Чутье столичного сыщика, — впервые пошутил Виктор Иванович. — Распорядитесь, чтобы ваши люди вынесли тело, составили протокол, засняли все здесь на пленку, а мы с лейтенантом поспешим в ваше отделение, ждать звонка от незнакомца. Чувствует мое сердце, в этой второй записке хранится какая-то важная информация.
— Я  с вами! — поспешил капитан.
 Выйдя наружу, тотчас отдал распоряжения. Десять сотрудников милиции принялись за работу, разделившись на группы.
А майор принялся в свете фонарей читать вслух записку:
«Чревоугодие — третий библейский грех. Два уже было, остальные впереди. Я очищу Землю от грешников, а вы мне поможете»
Несколько секунд в воздухе висела безмолвная пауза.
— И это всё? — наконец молвил Костя.
— Всё.
Капитан недоуменно уставился на Павлова:
— Какие, к черту, два греха и третий? Какая, к бесу, Библия?
— Пока не знаю, — вертя в руках клочок бумаги, рассматривал майор. — Но что-то мне подсказывает, два наших предыдущих маньяка как-то связаны с данным преступлением. Еще не знаю как, но уверен, что скоро найду ответ.
— Почерк тот же, как в первой записке, — доложил Сарычев. Бедного лейтенанта не покидала вина, что из-за его неловкости оборвалось задание, а он так и не смог применить свое наградное оружие. — Исключительно умный индивид! — восхитился он находчивости незнакомца. — Одна записка в будке, вторая под топчаном. Причем знал, сволочь, что кто-то зацепит растяжку и гильотина отсечет голову. Просчитал всё с математической точностью.
— Вплоть до того, куда скатится голова, — согласился старший начальник. — Под топчан мог бы полезть кто угодно из нас, и записка так или иначе была бы обнаружена. Ты прав, сынок.
Спустя несколько минут три милиционера, оставив указания оперативникам, направились назад в отделение.
…Там-то и произошел последний акт этой жуткой трагедии.
***
Виктору Ивановичу всю дорогу не давала покоя зыбкая мысль, крутившаяся в голове.
Три греха… почему убийца упомянул три библейских греха? Как они там идут по порядку? Впрочем, не важно. До этого в Тынде и Томске они обезвредили двух маньяков. Что-то здесь было связано, что-то объединяет их в одну цепочку. Но в какую, черт возьми?
Из размышлений вывел голос Сарычева:
— Ночь наисходе, товарищ майор, а мы так и не поспали. Вы бы прикорнули в «дежурке», а я посижу у телефона.
— Дома выспимся, братец мой.
— А вдруг это всего лишь наши домыслы, что он позвонит? Не до утра же сидеть. Вдруг этот тип уже сел на поезд, укатив куда-то в Ленинград?
— Я часто ошибался, Костя? — устало присел на стул Виктор Иванович.
— Почти никогда.
— Вот и сейчас, проанализировав заново все данные, мне чутье подсказывает, что наш религиозный псих не скрылся на вокзале, а где-то тайком следил, укрывшись в помещении.
— Но мы ведь держали под прицелом каждый угол, каждый коридор.
— И много ты в темноте разглядел? Тем более, когда ползал под топчаном?
— И вы думаете, что…
— Что наш психопат дождался устроенной нами невольной казни над его жертвой, убедился в найденной нами записке, и тайком покинул столовую. Потом скрытно обошел только что прибывшее оцепление,  и только тогда поспешил на вокзал.
— Значит, он никуда не уехал?
— Думаю, сейчас он как раз добрался до станции, если двигался налегке пешком. Там телефоны-автоматы. До утра позвонит. И только потом сядет на любой проходящий поезд. Я прав, капитан?
Начальник отделения кивнул. Он спешно кипятил воду на заварку. Выставил на стол вазочку с печеньем, пепельницу, папиросы. Было видно, что всеми силами милиционер пытается осмыслить заданную незнакомцем головоломку о каких-то грехах, которые еще будут продолжаться.
Прошли долгие минуты ожидания.
Время близилось к 4:00. В «дежурку» вошел тот самый сержант, что заступил в наряд еще прошлым днем. Мерно и тихо тикали часы. Поздний в эту пору рассвет не спешил сменять сумрак ночи. Луна скрылась в облаках. Чай был допит, печенье съедено. Все четверо, переговариваясь по рации с оставленной командой зачистки, склонились над расписанием поездов, на тот случай, если в авральном режиме придется мчаться на станцию. Вокзальной милиции даны были указания скрытно негласно проверять одиноких пассажиров-мужчин подозрительного вида. Костя Сарычев связался с коммутатором столицы, доложив дежурному, собранную ими информацию. Утром в 7:00 Виктор Иванович должен выйти на связь с полковником Вдовиным.
— Крутится у меня в голове мысль, но никак не могу связать ее воедино, — зевнув от бессонницы, с покрасневшими глазами, заявил Павлов. Обе записки от незнакомца лежали на столе. Почерки были идентичны.
— Не могу ухватить ниточку, бес ее возьми! — принялся мерить шагами кабинет Павлов. — Вот хоть убей! Вертится в голове, но никак не сопоставлю.
Он внезапно встал, словно наткнулся на невидимую стену. Проблеск озарения мелькнул в усталых глазах.
— Стоп! Капитан, есть другой телефон? Этот нам понадобится, когда фанатик позвонит со станции.
— В соседнем кабинете, — непонимающе откликнулся начальник отделения.
— Костя, давай-ка мухой, набери наш архив в столице, пусть они дадут нам справку по всем смертным грехам в религии. Ну, ты понял — библейские, те самые, что искуплялись веками, дабы грешник мог попасть в рай. Я в религии не знаток, но что-то тут есть.
— Я ведь могу разговор с убийцей пропустить! — запротестовал лейтенант.
— Ничего. Мы запишем его на магнитофон. Он подключен? — обратился Виктор Иванович к дежурному сержанту.
— Так точно! Нажмем кнопку, и включится запись.
Костя нехотя вышел в соседний кабинет. Набрал междугородку. Описал степень запроса. Принялся помечать в блокноте.
Тем временем Павлов на прикрепленной к стене доске начал выводить мелом замысловатые фразы, проводя между ними стрелки и линии. Капитан с сержантом недоуменно следили за его действиями. Когда вернулся лейтенант и протянул листок, Павлов тут же лихорадочно стал чертить мелом новые линии.
— Тында… Томск… — приговаривал он себе под нос, начисто забыв остальных коллег. — Сначала проститутки… — провел линию. — За ними продажный чиновник, — провел вторую. — Теперь ожиревший, питающийся звериным мясом учитель, — начертал еще одну линию.
 Оглянулся на коллег. Отчего-то усмехнулся своей догадке. Сверился с Костиным списком. Дописал в колонке пару фраз. Отступил, любовно уставившись на получившуюся схему, словно только что изобрел атомный двигатель. Бросил взгляд на записки. И, бормоча, вывел под конец один общий знаменатель.
— Итак, друзья мои! — победно воззрился он на коллег. — Стало быть, в Тынде мы раскрыли дело с проститутками. В Библии такой грех называется «Похотью». Там орудовал маньяк, очищая стройку БАМа от девиц легкого поведения. В Томске нами был обезврежен другой маньяк, специализирующийся на продажных номенклатурщиках. В Библии есть характерный для таких случаев грех под названием «Алчность»! — он поставил мелом галочку у второй фразы. — У вас мы столкнулись с грехом номер три: «Чревоугодие». Если мои размышления правильны, то все эти преступления связаны одной цепочкой. В записке говорится, что будут еще. Итого, стало быть, всего семь грехов. О чем это говорит, товарищи коллеги?
— О чем?
— Два маньяка обезврежены. Но их главарь — или назовем его как угодно — шефом, патроном, контролером, высшим начальством — вот он! Почти был у нас в руках! Тот, кто оставил записки! Если этот инкогнито предупреждает в них, что преступления будут еще, то только он мог контролировать весь процесс их выдуманного «очищения грехов». Понимаете? Похоть, алчность и чревоугодие — все это одна цепочка. Я недаром попросил лейтенанта уточнить семь грехов. Три из них уже воплощены в жизнь. Остаются четыре. Вы видите их на доске: уныние, гнев, гордыня, зависть.
Он на миг умолк. За окном светало. Послышался гул, словно исходящий из гигантской паяльной лампы — вдалеке мимо станции промчался скоростной экспресс.
— Остаются эти четыре. В каком порядке они идут в воспаленных мозгах незнакомца, бес его знает. Но мы можем теперь предугадать следующий шаг этого серийного маньяка. Очевидно, прежние два убийцы были его подельниками, а может и в качестве учеников — тут нам приходится только гадать. Что касается…
Договорить он не успел. На столе зазвонил телефон. Все невольно вздрогнули, хотя как раз и ожидали данного звонка. Дежурный сержант бросился к магнитофону, нажал «запись».
— Слушаю! — нарочито спокойно отозвался в трубку Виктор Иванович. Капитан стоял рядом. Костя приготовил блокнот. В кабинете повисла нагнетающая атмосфера. Десятки людей в эту минуту были подключены к заданию: в стенах столовой, в столичном архиве, на дому учителя, здесь в кабинете и, собственно, на самой узловой станции вокзала.
— Кто у телефона? — раздался приглушенный голос. Видимо, незнакомец прикрывал тряпкой мембрану на том конце провода.
— Майор Павлов, столичный отдел криминалистики.
— Наслышан о тебе, майор. И о твоем щенке-помощнике. Это вы, собаки милицейские, угробили двух моих лучших учеников. Двух последователей моей миссии очищения!
Сквозь трубку улавливались гудки тепловозов, характерные узловой станции. Виктор Иванович бросил восторженный взгляд на коллег, как бы вопрошая: «А? Ну что, черт возьми, я вам говорил?»
— Значит, все-таки последователи? — начал тянуть он время, пока капитан метнулся в коридор, отдавая наказ установить источник звонка. Послышался топот — сотрудники бросились звонить вокзальной милиции.
— Они были моими лучшими учениками, мразь ты милицейская! На БАМе они помогали мне очистить землю от «похоти». В Томске от «жадности». Здесь под Ленинградом — от «чревоугодия». Нашли записки? Видели банки с мясом? Значит, недаром я всё устроил так, чтобы твоими грязными руками совершить казнь! — в трубке послышался приглушенный издевательский смех.
— А те два утопленных трупа? У Кронштадта и на Ладоге — тоже ваша работа?
— Моя. И моих последователей.
— Зачем вам всё это нужно? — тянул время майор. — Только умалишенный психопат может возлагать на себя миссию очищения. Тем более, от смертных грехов.
— Уже уловил связь, собака? Да, это семь грехов. И я буду продолжать дальше очищать Землю от нерадивых грешников. Последователей и учеников у меня хватает по всей стране! А теперь прощай!
— Погодите! Как мне вас называть? — сделал уловку Павлов.
— Называй меня… НОВЫМ МЕССИЕЙ! Как отец наш Иисус.
— Но вы же не Иисус! Не сын божий!
— Не важно. Для всех я шанс искупления. А вам, милицейские псы, я приготовил следующий грех.
— Какой?
Трубка хохотнула голосом незнакомца:
— Четвертое искупление грехов…
Повисла секундная пауза. Потом зловещим шепотом религиозный маньяк процедил по буквам:
— ГНЕВ!
И…
И, собственно, отключился.
В кабинете царила безмолвная тишина. Стало тихо, будто уснула вся Вселенная.
Майор медленно положил трубку. Взглянул на сержанта. Тот кивнул, давая понять, что разговор записался на пленку.
Спустя какое-то время, всеми овладела кипучая, но теперь уже запоздалая энергия. Как позднее выяснилось, за время разговора и последующие несколько минут, от станции отошли три электрички и проследовали с краткими остановками семь пассажирских поездов. Все они, разумеется, были взяты под контроль, однако в бесчисленных потоках транзитных пассажиров вокзальной милиции так и не удалось выявить подозрительного типа. Одиноких туристов и рабочих, спешащих домой или на предприятия, были сотни и сотни. Незнакомец так и канул в круговороте людей.
Через час подоспели результаты анализов.
— Как и предполагали, мясо оказалось смешанным из различных зверей, — отчитался капитан.
А Павлов тем временем докладывал полковнику Вдовину:
— У нас серийный маньяк, товарищ полковник. Буквально, дело национального масштаба. Прежние убийцы были его последователями. Теперь мы вышли на саму «верхушку айсберга», на их главного, возомнившего себя НОВЫМ МЕССИЕЙ!
— Ты полагаешь, мне стоит уведомить само Министерство Внутренних Дел? Самого министра?
— Так точно!
На том конце провода начальник отдела столичного Угрозыска надолго задумался.
— Тут не все так просто, товарищ полковник. Судя по угрозам в записках, убийства будут продолжаться. Как минимум еще четыре преступления нам обеспечены.
— Если считать количество грехов?
— Да. Он сам поставил в известность, что руководствуется именно библейскими грехами. И следующим очищением, по его словам, будет ГНЕВ.
— Хм-м… И где это произойдет, мы не знаем?
— Где угодно. По сути, если брать во внимание Тынду, Томск, а теперь еще и Ленинград, то география убийств может простираться от Алтая до Таймыра. От Волги до Амура. От Кавказа до Сибири.
Павлов умолк. После короткой паузы полковник ответил:
— Хорошо. Раз ты считаешь это делом национального масштаба и всесоюзного розыска, пойду на прием к министру. Необходимо получить санкцию. Будет тебе всесоюзный розыск, Виктор Иванович.
— Спасибо, товарищ полковник!
Он бросил взгляд на застывшего притихшего, всего во внимании, Костю. Подмигнул. Спросил в трубку:
— Наша работа выполнена. Полагаю, нам можно возвращаться домой?
— Да. Передайте бразды правления местному отделению. Дальше они своими силами разберутся. Теперь их забота — доставить куда следует и обезглавленное тело, и улики в банках, и прочий материал. А вы возвращайтесь. Следственная машина начнет набирать обороты во всесоюзном масштабе.
— Пару-тройку дней отдыха мы заслужили?
— Пару-тройку дней? — усмехнулся на том конце связи Вдовин. — Ну, думаю, заслужили. Это если ничего не изменится, и не потребуется вашего вмешательства, — поспешил добавить полковник, отчего Костя тихо выругался. — Возможно, мы выйдем на след этому безымянному маньяку, пока будете отдыхать.
С тем и отключился.
А майор с лейтенантом, спустя время, провожаемые капитаном, уже были на вокзале. Их работа в Ленинградской области была закончена.
Прибыв домой, оба столичных сыщика получили удовольствие отдохнуть. Виктор Иванович, наконец, смог заняться покосившейся теплицей на даче. Костя Сарычев, повинуясь чувству безмерной любви, умудрился сделать предложение своей очаровательной невесте. Всё шло замечательно. Пока…
Пока на третий день, посреди ночи,  в доме Виктора Ивановича не раздался тревожный звонок. Спросонья схватив трубку, он услышал:
— Майор Павлов?
— Да.
— У нас труп!
********