Обнимашка

Машенька стояла прямо на входе, как стойкий солдатик, предвосхищая радость клиентов от посещения магазина. Однако радовалась ей только молодёжь, и то гогоча не слишком прилично. Господа серьёзные, особенно полнокровные и в теле, а также нервические дамочки в интересном положении больше пугались. Мужчины же чуть под хмельком приписывали ей совсем уж сторонние свойства вроде "оскала тёщи" или "причесона, как у бывшей"...

Машенька волновалась, слыша, видя и чувствуя посетителей: что-то не так на практике с распрекрасной идеей. Но что именно, было для неё непостижимо.. Собственное отражение казалось гостеприимным, интересным, зазывающим. Тогда в чём же дело? Эта безответность мучила сильнее самых назойливых ухажёров, преодолевающих муки обучения в седьмом классе. Атласное сердечко Машеньки под народным сарафанчиком колотилось всё чаще, а золотистая головушка под коронкой Снегурочки клонилась всё ниже...

И в одно сплошь серое зимнее утро она осерчала на себя. Тоже, стоит истуканом и не ворочается, а с заходящих радостей каких-то от встречи ожидает! Потому к первому же раннему гостю Машенька элегантно шагнула навстречу. Ласково протянула ему идеальные ручки и даже немного, насколько позволяло строгое воспитание, приоткрыла гостю объятья.
Мужчина протёр запотевшие очки, затем насадил их обратно и выпал из магазина спиной назад, открыв собой дверь. Гукнувшись об порожек так, словно бы под дублёнкой у него была пододета кольчуга, неизвестный посетитель расположился на пушистом снежке перпендикулярно обомлевшей Машеньке. Весь утыканный свежими иголочками-сосульками, облетевшими от встряски с портика магазина и с балконов дома над ним, он ругался так вызывающе грубо, что очки на лице уже никого не обманывали. Это был какой-то бескультурный оборванец, волк в овечьей шкуре, мещанин во дворянстве.. Так, простите, орать, будучи совершенно трезвым! Сражён девушкой до слабости в ногах — приляг тихонько на снег, передохни, охладись!

Машенька, перекрывая собой проход, быстро вспоминала наставления, получаемые в ателье при пансионате барышнями-курсистками от мадамочек-наставниц: "Если двуногий человек мужеского пола слаб духом и умом и не умеет выразить восхищения, сказать комплимента, а делается без сознания завидя вас, помогите ему! Будьте великодушнее и мудрее, не давайте отставку сразу. Протяните ручку для поцелуя, чуть поднимите глаза и приободрите его лёгкой, скромной улыбкой!"..

Машеньку, с протянутой рукой и в упор уткнувшуюся в гнутые очки зажмурившегося мужчины, невежливо отодвинула дюжая продавщица. Умещая Машеньку под мышку, эта непристойница заголосила, оскорбляя нежный девичий слух, ещё громче обморочного.
— Залили уже с утра, что ли?! Вы ж вроде не слепой, мужчина! Зачем вы манекен хватаете? Элитная вещь, старинная, покрытие под золото. А вы цепляете, крюком от дублёнки на улицу протащили.. Сарафан повредили. Что вы валяетесь, вставайте! Вон тот блин на дороге — шапка ваша, машина проехала, раскатала..

Пока правили сарафан под привычный уже матерок продавщицы, Машенька сокрушалась и умилялась одновременно. Варварские времена и дикие нравы настоящего меркли в сиянии благородного прошлого с его политесом (не только дресс-кодом, если по-новому), флиртом, романтикой, дуэлями в мыслях и на словах. О, каких словах! А нынче сарафаны на голое тело носят, даже без чулочков... Машенька снова лягнула продавщицу, намекая на чулки, но услышала только: "Ну-ка тпру, Машка! Ты ж не конь верховой.. Хоть корону эту вусмерть приклеили, слава те господи. Наклонись чуть-то, поясок зашью. Обнимашка выискалась.. А пинчить семиклашек будешь, опять все конфеты из вазы потягали. Я б им такое наложила в фантиках, да нарываться неохота".

Машенька наклонилась, высунув личико в торговый зал. Давешний мужчина ещё сидел на пуфе, выжимая шапку на пол и перекатывая бутылочку с водой по самым обездоленным фрагментам лица.
Увидев опять золотой манекен, теперь любопытно глядящий из-за шторки, он шало вскочил и выставил перед собой нательный крестик, принудив себя закрыть глаза под очками без второй дужки, прижатыми наискось лишь одним ухом...

Машенька дрогнула губами, часто заморгала и залилась слезами. Разрыдалась на широком плече продавщицы, поднявшей девицу повыше прямо за подштопанный сарафан и проверившей, крепко ли тот сидит. А то сорванцы тут так сдёрнули раз этот наряд, что Машка неделю из чулана не вылезала. Такая, божечки, сентиментальница, сейчас барышень-то прежнего воспитания нетути. То ли было в пансионате, в ателье... Эх, да пролилося ты, время-времечко!
Ладно, некогда сморкаться, окосевшего надо в оптику направить. Или в аптеку.. Да все они тут рядом, торговля кругом бойкая. Вот и гоняется люд за капитальцем цельный день — а там и спать пора, воспитываться некогда.