Шофёр и хранительница
У дороги стояло село. Темнело. Туман выплывал из низин и качался на ветках ив. В вечерних сумерках Яков спустился на пустынную сельскую улицу. В здании с резными наличниками горел свет. Оно походило на продуктовый магазин.
Не глядя на табличку, Ладогин дёрнул дверь. Открыто. Но внутри вместо прилавков и витрин – запах рассохшегося дерева, воска, домотканых половиков. Запах старины, будто попал в бабушкин чулан. Вдоль стен чернеют прялки, тележные колёса, висят холщовые рушники, керосиновые лампы и длинные рубахи с вышивкой.
На звук из комнаты справа выглянула женщина.
- Музей уже не работает, - сказала она. – Приходите утром.
- Извините, - растерялся Яков. – Я думал – магазин… Желудок подвело. Машина сломалась, а я перекусить ничего не взял.
- Магазинов у нас всего два, - огорчилась хозяйка. – Оба уже закрылись, они до восьми. Вы дальнобойщик?
- Нет, панелевоз с ЖБИ. Ближние перевозки, на стройку из города. Оттого и в дорогу ничего не прихватил. Надеялся до кафешки дотерпеть, да не вышло. Топливный насос крякнул. Это что за село?
- Называется Кузнечное. А я хранительница местного краеведческого музея Евгения Кучерова.
- Много ездил мимо, но не знал, что в этой глуши есть музей, - сказал Яков.
Почувствовал, что насмешка прозвучала не к месту, выругал себя, но русоволосая хранительница не обиделась.
- О нас почти никто не знает, - вздохнула Евгения. – Когда-то Кузнечное славилось своими мастерами. А я тут живу. И папа с мамой, и дочка… Моя бабушка заведовала этим же музеем. Бабушка мудрая была. Всегда говорила: «Дорог не тот, с кем сладко живётся, а тот…» Впрочем, это не важно.
Яков оглядел экспозицию. Кожаные меха, русская печь, детская люлька. Уютно, чисто, скромно. Наплыва посетителей здесь наверняка не бывает. Сельцо на отшибе. Основная школа, пара торговых точек, ферма и воскресный рынок.
- Только школьники иногда заходят, - кивнула Евгения. – И очень редко – туристические автобусы из города. А я по вечерам пишу здесь книгу. Спокойно, удобно, никто не отвлекает. Проходите.
На первый взгляд Яков дал хранительнице лет сорок, но Евгения включила дополнительный свет – и стало ясно, что ей не больше тридцати. В приталенном платье и домашних тапочках, без косметики. На лбу очки, волосы небрежно рассыпаны вокруг плеч.
- Вы голодный? – сказала она. – Столовой в селе нет. Но у меня есть чайник, сахар, домашнее сало и картофельные шаньги. Водопровод и удобства тоже имеются.
– Мне приходилось питаться в поле, в лесу, в кабине, - сказал Ладогин. – Но ещё ни разу я не ужинал в музее. Если я вас не стесню…
Они пили горячий чай в боковой комнатке. Вскоре Яков знал, что хранительница Евгения живёт с дочкой и родителями через три улицы отсюда, а её муж утонул на зимней рыбалке вместе с «Нивой» – провалился, когда пьяный выехал на лёд.
На столе светился дешёвый ноутбук. Женщина пояснила, что вечерами пишет книгу о родном селе. В ней будут собраны архивные материалы, воспоминания ещё живых бабушек и дедушек, соседей, друзей, родственников. Их родовая фамилия – Кучеровы. Покойный муж тоже был Кучеров, раньше треть села состояла из однофамильцев. Есть ещё Уфимцевы и Богатырёвы.
- Работа над книгой кропотливая, хотя мало кому нужная, - грустно улыбнулась Евгения. – За неё никто не заплатит, но по экземпляру на семью раздам – и то какая-то память.
Во время чаепития Яков подзарядил из розетки телефон. Можно было идти спать в машину, но не хотелось покидать музейный домик, набитый волшебными древностями … и его приветливую хозяйку.
- А это что? – Яков ткнул пальцем в развешанные железки. – Сам по слесарной части балуюсь, но впервые такое вижу.
- Кузнечный инструмент наших предков, - Евгения встала – легко, танцующе. – Сейчас включу подсветку… Самые ранние упоминания о нашем селе датированы тысяча семьсот девятнадцатым годом. Здесь работали четыре кузницы, в том числе одна на водяном приводе…
Увлёкшись, Евгения говорила и говорила, проводя экскурсию для своего единственного случайного гостя. Яков поневоле заслушался её мягким тембром. Что-то тёплое, полузабытое зашевелилось в душе.
Хранительница была похожа и непохожа на женщин, которые обычно окружали Якова. Ему нравилось, как Евгения откидывает со лба волосы, как плавно движутся её руки. Они вместе перенеслись в то время, когда село Кузнечное было шумным и богатым, по осени играли залихватские свадьбы, на лугу паслись табуны пугливых жеребят, а на пруду вздымало пену скрипучее водяное колесо, приводившее в работу громадный двадцатипудовый молот.
…Евгения говорила долго и Яков её не перебивал. А потом вдруг очнулась и зарумянилась, как школьница.
- Я вам надоела? – сказала виновато. – Соседи судачат, что я помешалась на музейных бирюльках, книжки глупые сочиняю… Почти все мои одноклассники давно в городах.
- Да что там хорошего? – буркнул Яков. – Суета, крик, пыль. Огромное спасибо за хлеб-соль, за прекрасный рассказ… Женя. Может, перейдём на ты? Мне бы дойти до трассы, машину проверить. Плиты с прицепа, конечно, вряд ли украдут, но на всякий пожарный...
Они снова пили чай, потом гуляли по предрассветному селу. Туман уползал в овраги, просыпались ранние птицы. Травы присели от росы. День обещал быть погожим. Лепестки липового цвета летели по улице и запутывались в причёске хранительницы Жени.
- Красота, - сказал Яков, стоя с нею на околице у пруда. Лучи солнца простреливали кружево облаков, зеленоватая вода казалась вызолоченной.
- Да, - сказала Женя. – У нас очень красиво.
- Я не о природе, - сказал Ладогин. – Ты – настоящая хранительница и носительница женской красоты.
Евгения засмеялась. К её щеке тоже прилипла крупинка липового цвета.
***
…А потом позвонил Димка, и Якову пришлось с головой уйти в шофёрские хлопоты. Но он взял у Жени телефон и через день вернулся в Кузнечное – теперь на легковой машине, к тому же домику с наличниками.
- Ты приехал, - сказала Женя, словно сама себе не верила. – Я ждала тебя. Правда.
- Ты в тот раз не закончила, - Ладогин взял её за руку. – Как говорила твоя бабушка? «Дорог не тот, с кем сладко живётся, а тот…»
- «…с кем больно расставаться», - сказала Женя.
Свидетельство о публикации №225011601300