Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 4. Гл 24

   Глава 24. Дым над рекой.



                Уж ближе к полудню мы всей нашей оравой выдвинулись вниз по притоку. Юрка пояснил такое начинание тем, что очень удобно на лыжах двигать по проторенному снегоходами следу, а у меня на то была своя надобность: еще с рассветом послышался в южной стороне непонятного сословия звук. Не то щелчок, не то выстрел, и это далекое действо доносило, что либо возвращаются оленеводы, либо мне на старости лет опять почудилось.  Два твердых широких следа шли вдоль самой кромки левого берега. Здесь снега было поменьше, да и солнце пригревало наскучившее от его лучей разношерстное семейство. Юрка подвязал постромком себе к поясу Альму, и чудно было наблюдать мне, как она упирается изо всех сил впереди него, пытаясь снискать на то его одобренье. А у него было чем! Славик оставил новоиспеченному корешу целую коробку шоколадных плиток, и одну он перед самым походом поделил на трех персон. Наверно, с Альмой и о второй сговорился, раз тянет мальца за собою.
               Михаил с утра опорожнил одни сани, которые с вечера никто не решился развязывать, и, к моему немалому удивлению, всю поклажу со Славиком сносили во внутрь. И когда я попытался было сказать что в ответку, мне вышло краткое разъяснение:
             - Там всё самое необходимое, и подарок от моих девчонок!
             Михалыч тоже не уехал просто так и, как я не упирался, он все равно напялил на меня толстый и колючий свитер со словами:
             - Ну, теперь ты как сам Чилингаров!
            А кто это такой, так и времени на объяснения у нас не было. Чуть прогрелись моторы, то и двинулись гости дорогие в свое путешествие, а каким долгим оно станет до Байкита, так я и не успел порасспросить.

                Погода располагала к хождению, и как я был рад, что Михаил со своими столь удачно стартовали на вторую половину своего движения. Вспомнилось, как летом сплавились Владимир Иванович с Петровичем, и почти весь день шли под проливным дождем, а тут – такое природное подношение. Да и по моему прогнозу на следующую двухдневку ничего коварного в небесах не намечалось, а значит сон мой будет спокойным, и думы будут самые теплые и приятные. Мы и так в любом случае эту неделю с Юркой будем жить на одних воспоминаниях от встречи, да по вечерам подарки рассматривать. Малец вот сразу, как только остались одни, надумал поделиться со мною своей секретной новостью:
                - Дядя Егор, а мне Слава хотел подарить свой магнитофон, но я не взял.
                - Неужто?  А почему?
                - Музыку нерусскую не люблю, и батарейки разряжаются быстро. А где возьмешь?
                - Ну да, в нашем месте бесполезная штуковина. А какую музыку любишь?
                - Не знаю, с друзьями Высоцкого слушали, и еще кого-то, уже не помню.
                - А я вот, почитай, уже больше десяти лет ничего не слышал, и что-то не тянет.
                - А я хочу, даже на гитаре учился играть.
                - Вот молодец, что ж раньше не сказал, Мишке бы наказал…

                Вскоре два следа от снегоходов слились в один, и я выдвинулся передком. Юрка, наконец, отпустил свою Альму, и теперь они с Алтаем маячили впереди в отдаленье, иногда покручиваясь на месте в ожидании нашего за ними пришествия. Ходить далеко я изначально не собирался, а лишь до слияния, где наш приток встречается с Тунгуской, и где с большого отвесного берега как на ладони открываются виды налево и направо.  Еще в прошлое своё пришествие сюда чуть задержался, разглядывая в оптику кромку леса за большой рекой, и подумал: вот бы мальцу показать эти прелести, ведь есть у него дар к рисованию, а вдруг что приглянется его душонке, и порадует меня своими творениями. Но намекать ему заранее не помышлял, а вот как возвернемся, то и поспрошаю про впечатления.
                Плотный след плавно начинал забирать вправо, а, значит, что нам пора уходить с реки и выбираться на берег, иначе потом не получится. Юрка пыхтел за мною сзади, а собачья парочка враз пристроилась вослед за ним. Снегов здесь гораздо больше, чем у нас, и с чем это связано – я даже не помышлял. Может быть место чуть пониже, а может и с реки надуло. Но нам то от этого не легче! В любом случае обратно пойдем этой же дорогой, так что придется потерпеть. А вот как поднялись от реки, то и полегче стало, и даже местами голые камни проходу не дают.  Юрка вызвался вперед, а мне того и нужно: где-то над лесом разнесся петушиный зов, а значит самое время помышлять про охоту. Снять глухаря через оптику самая необычная для меня затея, которой не случалось быть еще с прошлой весны по проталинам.  Вот лишь бы собаки не спугнули добычу. Да и Юрке нужно доложиться:
                - Попридержи собак, а я добегу до леска!
                - Дядя Егор, я с тобой!
                - Спугнем ещё, стойте здесь.
                Я обошел полукругом выступающее мелколесье у самого берега, и залег у поваленной, и наполовину укрытой снегом, сосны. И почти в тот же миг из-под самого носа поднялась расцвеченная разными красками птица и, сделав несколько размеренных махов, расселась под кроной на все мое обозрение. Я наблюдал в оптику за переливами красок и удивлялся: какой необыкновенной красоты природное создание, и красным клювом водит вверх – вниз, и что-то стрекочет по-своему. Неужто песней своей к себе созывает, да наслаждается таким изливанием. И как можно нарушить такое природное представление?   Я встал во весь рост, но певец как будто бы и не заметил меня, и подумалось вдруг: есть ли какая надобность поменять то, что сложилось без нас, и продолжит быть, когда не будет ни меня, ни Юрки? Уж лучше пусть все останется так, как оно есть сейчас, без нашего на то участия. Но все же на мой свист красавец встрепенулся, и юркнул куда-то вниз. Вот и поохотился…

                Вид с крутого берега на Подкаменную Тунгуску снова случился поразительно-пугающим мое воображение, на что Юрка нашел самые что ни есть подходящие слова:
                - А почему наш дом тут не построили?
                - Откуда ж знать? Я не строил. Нравится?
                - Красиво, как на картинке. У нас в школе такие висели на стенах.
                - Ну и запоминай, а дома нарисуешь.
                - Я смогу. Вот были бы краски!
                Я занялся своим ослабшим лыжным креплением, а Юрка продолжил в бинокль изучать окрестности. И уж в тот момент, как собрался было давать команду к отбытию, малец донес до меня свое известие:
                - Там что-то горит.
                Я приложился к окулярам, и действительно: слабый клубок дыма зачинался далеко за лесом, чуть поднимался вверх, а затем широкой пеленою спускался вниз к реке. Если бы сейчас было лето, то списал бы на лесной пожар, да и прошел мимо, а тут посередь зимы.
                - Юрок, а твои знакомые жгут костры?
                - Ну да, но лишь в чуме. Я как - то хотел запалить рядом, так дядька отругал – еще олени копыта обожгут.
                - Так может дым из чума?
                - Не-а, в ночь разжигают.
                По прямой до нашего открытия километра два будет, а, если путь прокладывать, то и побольше. Но вот двигать туда я вовсе не собирался, на что и поспешил донести до товарищей:
                - Пора домой, и пойдем по лесу вдоль берега.
                И как только скрылась за излучиной кромка красивого и пугающего леса, и спустились мы на проторённую дорогу, так и подумалось: вот и отвел меня местный лесной дух от стрельбы, а то бы пришлось разбираться со всей этой катавасией. А то, что явно послышался мне утром выстрел, я уже не сомневался, и если это все-таки оленеводы, то скоро и объявятся.