Не заглуши память...

рассказ Игната

Проснулся в тревоге и поту…

Увидел себя ребёнком - дошкольником; лежал с закрытыми глазами и вспоминая, вспоминал далекое время детства.

Сколько себя помню, сновидения случались в моей долгой жизни и вещие были сны.

Такие сны, порою записывал в дневник жизни; отдельные – сбывались... душа не успокоилась и по - прежнему, оберегая, хранит и дорожит золотым временем детской поры.

Поворачиваюсь на другой бок, засыпаю: и уже повзрослевший, «перелетаю» на тропинки детства; иду по ним, вспоминая прошлое, ушедшее навсегда, разговаривая,   признаюсь в любви к ним.

Рассматриваю каждую более или менее запомнившуюся особенность местности, уверяя себя - они помнят меня.

Вот растёт куст калины; я школьник, подбегаю сорвать несколько горьковатых оранжево-красноватых ягод.

Жимолость, как редкая ягода вспоминается больше других - тёмно-фиолетовая ягода растущая по заливным лугам и мокрым долинам- полянам: горьковатый вкус запомнился. Ими лакомился на моём длинном – до 25 вёрст школьного пути.

Таёжная река видится во снах чаще других. Вырос на ней.

С момента выезда с территорий малой родины, посетил её один раз; эта тема особая; ехать некуда и не к кому...

В родных для меня местах, ликвидированы и стёрты с лица земли деревни-сёла, лесоучастки леспромхозов: бездорожная и когда-то пораненная человеком необъятная глубинка - моя малая родина, приобретает сегодня первозданный вид.

Покинуть её пришлось вынуждено – не по своей воле-желанию...

Родные, особенно детского взросления места, живут в нашей душе всю жизнь, хотя и заросли давным-давно детские тропки-дорожки - не найти.

За длительное время разлуки, я научился с ними разговаривать и воспоминании, порой кажется, что они помнят всё ещё и ждут меня, но слышится упрёк: зачем уехал от нас, мы помним тебя, ждём и по-прежнему бережём память.

На миг среди ночи просыпаюсь…

Вытянувшись в приятном запахе постели, засыпаю и "перелетаю" в другую панораму детства - приехал в дом моего детства - к родителям.

Мать и отец с радостью встречают у ворот ограды, жмурясь от ласкового солнечного света - всплакнув, обнимаемся.

Отец крепко жмёт мою руку со словами: хорошая у тебя рука, сынок, крепкая: и как бы про себя шепчет: откуда быть ей слабой-то - с раннего детства знали эти руки настоящий труд и засмущавшись эмоционального состояния, шепчет: да что мы стоим-то тут, в дом, в дом!

«Наскучался: вижу твои влажные глаза», — сказал отец, и я с радостью вхожу в открытую матерью дверь.
Здравствуй дом мой родной; здесь я рос-возрастал и запомнил каждую клеточку стен твоих и...всё остальное...

Здравствуй матушка – русская печка; ты кормила, согревала и лечила нас.

Здравствуйте полати наши - спасители от холода.

Ответа на приветствия не услышал.

Мама, а где мои братья и сёстры, почему их нет здесь? - спрашиваю я.

- Повырастали сынок твои братья – сёстры.
Разъехались кто куда, одни мы с отцом остались здесь.

Нас с отцом теперь греют стены дома, да русская печь, и редкие письма от вас, - ответила мама.

Как хорошо-то было всем вместе, когда 10 человек садились за стол, а я еле поспевала блюда-тарелка ставить-убирать, радуясь вашему здоровому аппетиту.

- У каждого, теперь своя жизнь, да и не просто сюда добраться-то, за двое суток вряд ли доберёшься в наши отдалённые таёжные места, забытые богом и людьми.

Моя душа рвётся осмотреть все...

Открываю входную дверь горницы; в ней проходило большее время раннего детства.

Горница залита солнечным светом, окна смотрят на восток.

Сосновые полы выскоблены косарём до яркой желтизны.

Улавливаю запах детства.

Мама, следуя за мной, пытается заглянуть в глаза и понять моё состояние.

Слышу голос мамы: сынок, горницу с отцом для тебя приготовили, жить в ней будешь? - хватит, настрадался вдали, живи дома.

Знаю, Кубань край богатый, но ведь богатство материальное и богатство душевное, они разняться; тебе второе присуще, береги его.

Если и не останешься тут навсегда, то поживёшь с нами, душевный покой восстановишь, душу отогреешь и шепчет: спасибо Господу Богу, помог тебе до родного краю-очага добраться - даль такая!

Мой сон теряет маму из виду, и, я падаю на душистое сено сеновала и как щенок, потерявший мать - заскулил.

Вдыхаю аромат разнотравья душистого сена на сеновале.

Вид родного и запах детства, вновь растревожили душу.

Зачем же всё это кончилось?..

Вновь слышу голос мамы.

Она поднялась за мной на сеновал с одеялом в руках, но быстро спустилась по лестнице и пошла навстречу отцу - отец нёс подушку.

«Не мешай, пусть поспит», - сказала мама и отвернулась.

А я не спал.

Я лежал на душистом сене сеновала с закрытыми глазами и вспоминал, вспоминал.

Зачем же быстро закончилось всё.

Как хорошо-то было, когда жили все вместе, любимые, родные, счастливые и я ощутил состояние, когда ничего не болит, а душе больно, очень больно!

И уже наяву просыпаюсь в своей взрослой постели.

Рядом спокойно посапывая, спит жена, и я вновь «удаляюсь» с реальности в сон, засыпаю.

И снова снится мама родная и любимая…

 Иду по сказочно красивому зелёному лугу, лугу, где проходила юность и где знаком каждый куст и дерево; такого чудесного края на земле не встречал за свою долгую жизнь.

Обозреваемая территория округи - заливные луга таёжной реки Федоровки; леса-перелески с зарослями малинника и кустами смородины и жимолости, калины, черёмухи и берёзы.

Ковыльные травы заросли по лугам выше пояса…

Они, в период моего детства, обкашивались и осенью панораму лугов украшали стога сена.

Река на своём пути, загадочно извиваясь змейкой, меняет направление по маршруту течения.

Выбрав путь по берегу реки, удлинишь свой путь в несколько раз.

По берегу реки, по изгибам, ходили не всегда, минуя изгибы реки, спрямляя расстояние - уменьшали путь-дорогу и время пути - дороги.

На одном из поворотов реки, во сне, увидал себя, довольно молодого, примерно в тридцатилетнем возрасте.

Сильный порыв ветра заставляет повернуться в обратную сторону.

Повернувшись назад, увидел, впереди, словно морская волна раскачивается луговой ковыль-трава  по лугу.

Напрягая взгляд-внимание, вглядываясь вдаль, увидал маму в ситцевом платье, подвязанную платочком в крупный белый горошек на синем фоне платка - мама любила этот платок и чаще других повязывалась им.

Главное то, что шла она не в мою сторону - от меня.

Я не видел её лица, шагов и движений при ходьбе. Она по пояс в ковыльной траве, плавно удалялась от меня, как клин журавлей в небе.

Ковыль – траву, как морскую волну, раскачивает ветер, словно волна волну подгоняет, временами касаясь её плеч.

Голову мамы вижу чётко с затылочной стороны.

Я со страхом осознал - уходит.

Порывистый ветер, от удаляющейся от меня мамы, лаская, обдувает и меня.

Я встал на кочку-бугорок - возвышенность, и закричал: «Мама! - а-а–мама - а-а - а».

Голоса своего не услышал и со страхом осознал: не долетел голос до слуха мамы - его встречный ветер отнёс в противоположную сторону.

Закричал ещё раз и вновь не услышал своего голоса…

Голова мамы плавно и медленно скрываясь, скрылась в ковыльной траве.

От своего крика проснулся.

Сев на кровати... память, уже не во сне, вновь уводит в детство и юность.

Прошли годы с момента сна: мамы наяву нет с нами давно, но силуэт её по плечи, в ковыльных травах, видится в воспоминаньях и сегодня.

Моя мама уникальна - из близнецов - Вера и Надя с 1906 года рождения.

Я в жизни присматривался к людям: образ матери искал: чистоты душевной искал и нравственности искал в людях - они матери моей присущи.

Я всю жизнь восхищаюсь терпением мамы - жили всегда исключительно бедно, но никогда не слышал от неё жалоб на что-либо.

С мужем, детьми, соседями и окружающими миром, не конфликтовала никогда, но и в душу не пускала.

Материнскими качествами дорожу на протяжение жизни.

Мне никогда не нравилось в человеке, который «выворачивает наизнанку» свою душу на показ, рассказывая о личной жизни – маме это не присуще!

К родным своим относилась с пониманьем и участием.

Образ матери, память моя, шагает моими шагами материнской поступью.

Чистота взглядов и мыслей, даёт жизненные силы смотреть на окружающий мир с любовью и не озлобляться.

Проживая жизнь, скажу: не изводите себя в злобе и обиде, не обвиняйте других в созданных вами же жизненных проблемах.

Помнить: дружи с теми, с кем живёшь, а не наоборот.

Оберегай семейные тайны; они кроме самих домочадцев не нужны и не интересны. Только родители укажут правильную дорогу своему ребёнку и, добрые и правильные дадут советы, хотя советы и поучения родителей, разными детьми, и в разный возрастной период воспринимаются по-разному.

У нас не принято было обижаться и не разговаривать друг с другом длительное время и, я счастлив тем, что это отвратительное качество человека не сопровождало меня по жизни.

Родители детям всегда добра желают и это как «Отче наш» - на все времена.

Слова эти привожу для особого понимания их значимости.

В нашей огромной семье застолий с выпивкой не было; за этим следила мама.

Ей не хотелось, чтобы водка и её разновидности присутствовали в жизни её детей.

Я не видел, чтобы мать подняла стакан с вином и выпила вместе с детьми со словами: «Будем здоровы» - слов таких от мамы не слышал никогда!

Был май 1968 года.

Приехав с Кубани в станицу на проводы меньшего и последнего в роду брата в армию: отправка новобранцев через военкомат.

Гостей и новобранцев родственники «угощают» водкой.
Вижу, мама стоит в сторонке.

Пробегающая мимо, женщина, сунула в руки мамы бутылку с водкой, конечно же, подержать, а сама помчалась обнимать и целовать своего сына - новобранца.

Клянусь, бутылку с водкой в руках мамы увидел впервые.

В это время подогнали автобус для новобранцев - старшина объявил посадку.

С трясущимися руками от волнения, мать, бросив бутылку с водкой на землю, в сторону, рванулась к сыну.

Удивление и перегляд окружающих был заметен...

Я с одобрением оценил жест мамы, потому, как знал её отношение к спиртному.

Мать никогда не обезьянничала перед зеркалом - рассматривая себя.

Не красила губы, не пользовалась кремами и пудрами, не выводила стрелы возле глаз, не крутила кудрей, не отращивала и не красила ногтей.

Раскрасками лица не привлекала к себе посторонние взгляды внимание.

Редкость? Да редкость по сегодняшним меркам; такова она - моя Мама.

Вечером, после проводов сына, находилась в подавленном состоянии и просила отказаться от успокоения: «С мыслями своими побуду и пожелаю сыну достойно отслужить и благополучно возвратиться в дом матери», - говорила мама.

Когда проживали в посёлке лесорубов, тогда из нашей семьи сразу ходили в школу несколько учеников малого возраста.

Начальная школа в 10 верстах от посёлка, в деревне Буровы.

В Синегорье-селе, средняя общеобразовательная школа от посёлка в 25 верстах по тому же маршруту – мимо начальной школы и деревни Буровы.

Каждую субботу встретить детей и в воскресенье проводить и собрать-дать продуктов на неделю.

Котомку собрать из имеющихся в доме своих продуктов, не из магазина, а это совсем другое...

Магазина с продовольствием вообще нет и не было никогда в нашем посёлке, как и электрического света.

Уходили на неделю пешком через 2 реки, через леса, перелески, луга и поля.

К месту переправы второй на пути реки Мытец шли 7 вёрст.

Там на другом берегу реки деревня Кузнецы и переправы нет; иди вброд, а если повезёт и будет деревенский рыбак в лодке на реке - перевезёт.

Выходя из леса к реке броду-переправе на другой берег, видели лодки на противоположном берегу, а людей вблизи нет.

Моменты, когда перейти реку вброд не представлялось возможным, начинали кричать-аукать.

Стояли и ожидали. Надеялись на жителей деревни заметит или услышит «крик о помощи», спустится с деревенского крутояра и подойдёт до лодки и перевезёт нас.

Деревня Кузнецы на большом взгорье от реки, примерно 400 метров.

Заметивший, или услышавший наш голос-просьбу, житель деревни, спускался с деревенского крутояра и шёл по тропке к реке - перевозил.

Денег никогда и никто за эту услугу не брал: спутниками в жизни того периода в людях были и честь, и совесть...

С раннего детства в голове звучали слова мамы: «Чтобы быть счастливыми, не забывайте, что главой жизни должна быть совесть».

Город от нас был далеко и, Слава Богу, жили по чести и совести и, большинство жителей и в городах-то никогда не были.

Иногда можно услышать: «Провинция».

А по - моему мироощущению, провинция, она и совесть и честь; её несу из детских лет.

В школу шли без провожатых. Мать целую неделю в неведении о судьбе своих детей; связи никакой.

В наших местах не было электричества и телефонной связи вообще и никогда.

В деревне, где школа и начальное образование, жили у чужих людей.

В селе Синегорье средняя школа и жили в интернате и пользовались койко-местом.
Столовой или буфета не было в интернате.

От интерната по селу Синегорью, до школы 1км.

Пообедать старались сразу после уроков в рабочей столовой.

В субботу убегал домой за продуктами или деньгами.

В пути затрачивал до 5 часов ходу.

В воскресенье снова уходил из дома на неделю.

По утрам, вставая топить русскую печь и готовить еду, мама зажигала маленький фитилёк и ставила на шесток русской печки - его смастерил отец из консервной банки, чтобы меньше расходовался керосин.

Так мать обходилась с фитильком, чтобы экономить керосин.

На столе стояла керосиновая лампа со стеклом, но её, в связи с экономией керосина, зажигали, когда этого требовала обстановка.

Керосин стоил не дорого, но он не всегда был в наличии на складе лесоучастка, а ближайший магазин далеко.

Я охотно брался за подготовку керосиновой лампы к вечеру: прочистить закопчённое накануне стекло, подлить керосину, проверить фитиль.

Работа не мудрёная, но важная и хорошо мне запомнилась.

Росли послушными детьми и по приходу домой садились выполнять задание учителя.

Особо строго относились к противопожарной безопасности. Мама с особой требовательностью и тревогой напоминала всем об этом.

Дом-то деревянный, а пользовались лучиной для подсветки, огнеопасно; при неосторожности недалеко до беды.

Каждый вечер в горнице собирались все вместе.

Иногда подкатывали железную кровать на колёсиках к печке и усаживались на ней, ногами касались горячих кирпичей печки.

«Ноги калите, прогревайтесь», - говорила мама.

Доставали из печки печёную картошку и ели.

Папа любил хорошо пропеченную картошку и, разминая её, разрывал часть кожуры, посыпая солью, ложечкой выедал. Получалось так, как выедают яйцо, сваренное всмятку.

Посидев с нами, папа уходил заниматься своими делами, или ложился на краю русской печки и дремал.

Здоровье отца было плохое: с войны, с фронта, вернулся с застуженными лёгкими и до последних дней жизни сильно страдал.

А мама, рассказывала сказки, читала стихи нам в тёплой горнице и слова произносить просила чётко и правильно, поправляла не правильную речь.

Каждый день и годы мои в родительской семье, со мной на всю жизнь.

Берегите память об отце-матери…
16.01.2025года.