9. Доброе утро, любовь моя

   Она поселилась в трешке Мартина, на одной лестничной площадке с квартирой Ильи.  И с некоторых пор никуда не исчезала. Илью это мучило, он ждал подвоха. А поскольку  каверзы мироздания  заплутали где-то между Юпитером и Сатурном, отъем энергии на ожидание катастрофы  начал внутри него  убегать  в отрицательные числа.  Организм сигналил: «Срочно на бензоколонку!». А где она, та бензоколонка? Разве что в соседней квартире? Круг замыкался.
 
   Он вышел на балкон с чашкой кофе. Майское утро предвещало близкое лето. Погулять бы, пройтись по набережной, заглянуть в Нескучный… Но его ожидало  неотложное дело:  до вечера необходимо закончить статью о поэзии Поля Элюара. Редактор  просил не затягивать,  а то в следующий раз не позовут.
 
Частица тебя обитает в голосе эха
И в зеркале
В комнате в городе
В каждом мужчине в женщине каждой
В моем одиночестве
И это всегда частица тебя

Строки француза пазлами укладывались в  состояние Ильи.  Он, как и Поль,  писал эпическое полотно своей любви  в  известной технике, соединяя мечту с желанием.  А для этого старательно выстраивал  лучшую версию самого себя  с единственной целью:  чтобы  любимая  женщина  оставалась  рядом. Но лучшая версия в итоге  не получалась.  И, в конце концов, он понял, что ее пребывание в этом мире с ним никак не связано. Вот  это-то и  раздражало больше всего.  Как оказалось, он ничего не контролировал, ничем не управлял. Был и не был, жил и не жил одновременно.  Как-то она сказала, что встреча – это музыка двоих. И даже если один из них переживает утрату, то в музыке расставания не происходит. Тогда он подумал, что  его  приговаривают  к  одиночеству   навсегда. Но после этого тревожного  разговора  она вновь появилась и его  страх  слегка поубавился,  хоть и  не сбежал окончательно.  Улегся у двери в душу  верным псом, охраняя Илью от  решительного   прощания с миром живых.

   На соседнем балконе открылась  пластиковая дверь.   Она выплыла  в купальнике под  ультрафиолет  весеннего майского солнца.

   - Доброе утро, Илья!

   - Доброе.
 
   - А почему ты не вспомнил одно из самых оптимистических стихотворений Элюара?  - Спросила она.

 -  А почему ты подглядываешь за мной?
 
 -  Это давняя привычка. Но я с ней борюсь. Когда-нибудь преодолею.

 -  Лучше оставь все как есть.
 
 -  Хорошо, - согласилась она, -  Так вот, почему  ты  не включил это стихотворение  в свой анализ? Распалась бы задуманная печалью концепция?  Но, согласись,  вы с Элюаром давно заслужили счастье радостного взаимодействия с жизнью.  И потом, текст,  в котором есть  неравные  аспекты настроений и состояний  интереснее, чем  грусть  по касательной.  Поль был разным, как и все.  Вот послушай:

В мире нет беспросветных ночей
Вы мне верить должны если я говорю
Если я утверждаю
Что всегда даже в самой кромешной печали
Есть открытое настежь окно озаренное светом
В мире есть мечта начеку
Есть желанье которое нужно исполнить
Есть голод который нужно насытить
В мире есть благородное сердце
И пожатье надежной руки
И внимательные глаза
И жизнь которая хочет
Чтоб ее разделили с другими

   Во время  этого неожиданного урока  декламации  Илью вдруг, с ног до головы, охватил золотистый  поток энергии. От  очевидности силы, залившей  светом балкон,  у него перехватило дыхание.  Элюар, конечно,  тут был не причем.  Это она заботливо оформила доставку  завтрака, оживляя  его  сильно обесточенное  тело  полноценной едой  из   ресторана  щедрой   Вселенной.
 
   -  Прости, писатель, ты сыт?  Если не возражаешь,  я намерена немного позагорать.

   Она  улыбнулась,  опустилась в пластиковое кресло, покрытое махровой простыней, и подставила лицо солнцу.
 
   - Доброе  утро, любовь моя, - подумал Илья, покидая балкон.

   Что она делает целыми днями? Где бывает? С кем встречается?   Он понимал, что ее чувства к нему были реальными, теплыми и добрыми. Но она с самого начала  ему не принадлежала. И, похоже, никогда  не будет. Ее нежность растворяла  в себе, а свобода и независимость  - разрушали до нейтрино. Он ждал от  женщины  иного. Ее нереальность то складывалась в образ перелетной птицы, то в ангельское подобие, то в яркое, алое оперение женщины-вамп, с  которой они  танцевали  аргентинское танго… Как первый, второй, так и третий образы имели отношение к нему, но ни к ней. Увидеть ее земными  глазами у него  получалось.  Обнять, чувствуя, как  физическое сердце бьется в его ладонях, он мог.  Но, как только он пытался соединить земной образ с ее альтер эго  антенна мироздания ломалась, экран покрывала паутина межгалактических  помех…  Кто-то  усердно  прятал от него   ее главную суть,  ценную, важную…   Прятал и  хранил в ином измерении  (или в подпространстве?).  Илье было необходимо попасть туда , найти ее целостную и то место, где они когда-то были вместе,  где давно знали друг друга .    "Твоя рука так долго лежит на моем сердце, что я уже не знаю, где ты, а где моё сердце...",  -  Элюар бы его понял. Но  небесные стражи  были глухи и  равнодушны  к  желаниям земного человека.  Завеса в ее мир была для него закрыта, что  вызывало в Илье  бешенство, вплоть  до физической  тошноты.

       Вечером того же дня Мартин  возвращался  домой. Он устроился на работу в цветочную оранжерею.  Туда приводили на «работу» детей из начальных классов. Он возился с ростками рассады, с малышами, в сущности, с теми же ростками, и испытывал самое земное, обычное, человеческое счастье.  Сверхусилия  ему были не нужны.  Он легко нашел баланс между любовью к своему далекому миру и служением здесь, на провинциальной планете Земля в  галактике Млечный путь.