Полина. Весна в Архангельске. 3ч

Внезапное и шумное, как выход коверных на арену цирка, появление Ирочки разрушило медитацию в прошлое. Симпатичное личико девочки-сорванца выражало высшую степень благоденствия, светлые волосы взвились, словно кудри Медузы-Горгоны, цветастый кухонный передник и обнажённые руки перепачканы мукой, а в голосе звучал гимн радости:

— Madame maman et tante! Смею вам сообщить, что намеченная праздничная трапеза приготовлена в срок, стол накрыт, просим важных гостей занять свои места согласно кувертов!

Полина с Варварой дружно рассмеялись, мигом вернувшись к реальности, обещающей столь радужное продолжение. Интересно, что там настряпали наши бедовые кулинары? Ну, чай не отправят в могилу при столь надёжном наборе продуктов...

Обедали по усвоенному советскому обычаю на кухне, благо площадь последней дозволяла. Полина до сих пор иной раз удивлялась, как они умудрились прожить столько лет в барачной комнатушке, размером чуть более этого второстепенного помещения в квартире? Впрочем, к хорошему привыкаешь быстро, вон, детвора и забыла вспоминать не столь давнюю тесноту.

А стол был накрыт, образно выражаясь, на широкую ногу! Сваренный и размятый со сливочным маслом до консистенции пюре картофель в открытой кастрюльке источал блаженный аромат. Порезанный тонкими ломтиками палтус в продолговатой "селёдочнице" обещал праздник вкуса. Яства попроще, те же то квашеные огурцы и капуста, вместе с солёными грибками не нарушали гармонии. И конечно, царица северной гастрономии — тресковая кулебяка, только что из духовки! Право, запотевший графинчик с прозрачным, как слеза, содержимым прекрасно дополнил бы натюрморт, но какая водка посреди белого дня в компании несовершеннолетних, побойтесь Бога!

В общем, отобедали славно. По ходу вкушения пищи вели умеренную беседу. В частности, Полина сообщила всем, что взяла четыре билета на вечерний сеанс в кинотеатре "Мир", там идёт новый фильм-оперетта "Мистер Икс" с замечательным певцом Георгом Отсом. Молодёжь не выразила восторга, а Варвары захлопала в ладоши:

— О, я слышала в его исполнении арии из фильма по радио! Действительно, чудный баритон, прямо мурашки по телу бегут... Fantastique! — она обернулась сияющим лицом в сторону Полины. — А помнишь, как мы в Шанхае ходили на "Линди-хоп"? Вот гвалту-то было!

Сёма с Ирой, заинтригованные, направили взоры на мать. Подобной истории они ещё не слышали. Та немного замешкалась, выискивая походящие обтекаемые выражения:

— Да, были мы как-то в кинотеатре, где показывали ещё немой фильм про танец Линди-хоп, но показ сопровождал джаз-оркестр. В зале в основном были американские моряки, они так взволновались от музыки, что устроили потасовку, а усмиряли их вьетнамские полицейские.

— Вот здорово, наверное, было! Хотел бы я посмотреть такое кино! — восторженно заявил мальчик.

Полина как наяву увидела те откровенные, и даже непотребные штучки, которые демонстрировали раскрепощённые танцоры в той картине, и саркастически хмыкнула:

— Да, уж... Однако я бы возражала!

Ирина с не меньшим воодушевлением в голосе вторила брату:

— Мама, тётя, у вас такая интересная жизнь там была! Словно у Дюма, только не Парижские, а Шанхайские тайны!

— Да какие, прости Господи, тайны! Обычнейшая жизнь обычных людей!

Тут Полина получила неожиданный "удар в спину" от Варвары:

— Обычнейшая жизнь, где вашу будущую маму из ресторана похищают китайские бандиты и прячут на тайной квартире, откуда она сбежала, освободившись от цепи, по стене спустилась с четвёртого этажа, где её подхватил ваш отец и увёз на автомобиле!

— Ух, ты! — в один голос воскликнули поражённые дети. — Это же готовый сюжет для романа, или сценарий для фильма!

Полина в лёгкой досаде покачала головой. Столь экзотическими подробностями об их "доисторическом" прошлом не хотелось бы делиться с подрастающим советским поколением. Она порой сама с недоверием вспоминала события тех далёких дней, случившихся словно не с ними. И всё же определённо произошедших.

Начало той истории можно обозначить совершенно точно: 11 ноября 1928 года. Годовщина, юбилей победы стран Антанты в Первой мировой войне, которую тогда называли Великой. На набережной Бунда был организован грандиозный парад союзнических сил, включающих скромную, но бравую колонну русских воинов. Полину с Варей, по протекции Николая Горского, пустили на верхний этаж пароходной конторы, где из распахнутого окна открывался прекрасный вид на мероприятие. Проведя там несколько незабываемых часов, воодушевлённые, девушки пешком направились домой на Мадан-лу, благо путь не представлялся длинным. Уже подходя к домашнему проулку, Полина обратила внимание на суровый чёрный автомобиль, припаркованный практически на тротуаре. Окна были непроницаемо темны, и вид его внушал опасение. Оказалось, не напрасно. Когда они приблизились, из машины быстро, как черти из табакерки, появились две фигуры. Полина сразу их узнала, но оттого сердце её лишь тревожней забилось.

Полковник Чернов-Гай и капитан Щенников. Контрразведчики. Одеты безукоризненно, на лицах учтивые улыбки. Что им здесь нужно?

Оба джентльмена поклонились, приподняв шляпы, но перегородили женщинам дорогу столь надёжно, профессионально, что ни пройти прямо, ни обойти, ни даже повернуть вспять не было никакой возможности. Закричать, позвать на помощь? Но по какой причине? Мужчины их не трогают, не угрожают, наоборот, предельно вежливы. Полковник смотрел прямо в глаза Полине, в то время как его напарник беглым взглядом окидывал окрестности.

— Bonjour, дорогая Полина Георгиевна! Простите, что пришлось обратиться к вам вот так, прямо на улице, без всякого предупреждения! Поверьте, к тому нас подвигли чрезвычайные обстоятельства! Я бы сказал, ситуация смертельной опасности!

Полина не на шутку испугалась насчёт Николая, предполагая худшее. Но оказалось, речь идёт о другом. Чернов-Гай отвёл её в сторону, и на условиях секретности поведал свод фактов. Якобы в Шанхай прибыл тайный агент Коминтерна, некий Биксин, имеющий на руках крупную сумму денег, с целью поднять в городе националистское восстание, направленное в первую очередь против европейцев. Он обосновался в укромном особняке, нанял вооружённую охрану из числа китайского криминала, и проворачивает свои грязные делишки в ус не дуя. По-видимому, он хорошо подмазывает местные власти, и они закрывают на это глаза. А сие чревато кровью и насилием! "Вы же помните, что происходило тут недавно, когда головы рубили прямо на улицах? Только представьте, что случится с беззащитными мирными гражданами, вроде вас или мадемуазель Горской, сущий ад!"

Представить было действительно страшно, но при чём тут она, Полина? Полковник быстро изложил видимо тщательно разработанный план. Поскольку важные документы, могущие разоблачить агента, находятся у него дома, под замком, необходимо устроить налёт, по возможности скрытный, чтобы не привлечь внимания полиции или бандитов. Налёт и поиск документов требует много времени. Единственный способ — задержать коминтерновца в ресторане, где он обедает каждый вечер. Согласно полученным данным, у этого товарища имеется определённый пунктик: он теряет голову от блондинок аристократического вида, желательно из бывших высших кругов. Полина представляет из себя именно такой тип женщин, к тому же имеет фронтовое прошлое, и несомненно ответственную гражданскую позицию.

Первым её порывом было послать контрразведчиков к чёрту, схватить Варю и бежать куда глаза глядят. Но, во-первых, слепую девушку деликатно, но крепко поддерживал под локоть верзила Щенников, и вряд ли отпустил бы просто так. Во-вторых, Полина реально увидела в будущем, нарисованном Черновым-Гаем, страшную перспективу, причём не только для них лично, но многих-многих людей, возможно сотен тысяч. Как тут не дрогнет сердце? И она согласилась.

Похоже, в её согласии заранее не сомневались, потому что механизм операции тут же бешено заработал. Варю обеспечили временной компаньонкой, Полину отвезли в некий магазин, где в подсобке снабдили всей необходимой экипировкой, от французского нижнего белья до роскошного платья, впридачу к раритетным ювелирным штучкам. В соседнем салоне навели неотразимую, хотя чуть декадентскую красоту. Полина поразилась, глянув в зеркало, произошедшей перемене. Кто эта томная красотка, фрейлина Её Величества и фаворитка императора?

В том же чёрном автомобиле отвезли в модный ресторан. По дороге показали фотографию "объекта". Увы, ни разу не красавец, скорее, наоборот: средних лет плешивый тип неопределённо семитской внешности. Что же, назвавшись груздем...

Предупреждённый метрдотель провёл её на престижное, но уютное местно, главное, на виду предполагаемой жертвы. Предстоит ненавязчиво привлечь внимание, завязать контакт и максимально долго удерживать вдали от его пристанища (об окончании операции её известят, выключив на несколько секунд свет в заведении). Первые два пункта удались на удивление просто. Полина не успела глазом моргнуть, как ей сначала передали бокал вина с рассмешившей её чёрной розой (Александр Блок?!), а потом пригласили за соседний столик. Конечно, pourquoi pas, мы где-то встречались? Не на балу у графа Нарышкина в девятьсот пятнадцатом? Или вдруг вы родственник министра путей сообщения?

Умащенный лестью товарищ агент швырял деньги официантам, требовал лучшего Шампанского, сам пил умопомрачительно дорогой коньяк. Оркестрик шустрых негров наяривал только одним клиентом заказанные мелодии, канкан-девицы лезли из кожи и всей одежды вон. Где-то через час Биксин счёл нужным переместиться в отдельный кабинет, где веселье развернулось с удвоенной силой, но в интимном формате. Полина чудом уклонялась от прямых поползновений кавалера, в то же время стараясь не оттолкнуть его от себя всерьёз. Совсем стало тухло, когда агент вдруг засобирался домой, возможно, рассчитывая прихватить с собой партнёршу и там спокойно с ней разделаться. Мадам Прошлое резко повысила ставки. Она распахнула подол платья, открыв прекрасные формы под чулками и подвязками, вскочила на стол, пританцовывая под знойную музыку. Биксин ошалел и принялся хватать её за ляжки, орал идиотские спичи, в общем, пошёл окончательно в разнос. Полина, в свою очередь, яростно причитала про себя: "Да когда же выключится этот чёртов свет!"

Но вперёд случилось другое. Внезапно в кабинет ворвались какие-то китайцы, одетые в европейские костюмы и шляпы, яростно заорали , отчего гуляка мигом протрезвел, схватил со спинки стула пиджак, и был таков! Полина уже решила, что ситуация как-то разрешилась, и можно вострить лыжи, но не тут-то было. Опять появились китайцы, уже другие, схватили её и куда-то чёрным ходом поволокли. Она попыталась крикнуть, но лицо закрыла влажная тряпка, в нос ударил резкий запах, и мысли умчались прочь быстрее ветра.

Очнулась она явно не вскоре, с трескучей болью в голове, на массивном диване в пустой комнате, судя по резным ставням, острому запаху и шуму из окон, где-то в китайской части города. К тому же оказалось, что на одной ноге имеется железный браслет, прикованный цепью к ножке единственной здесь мебели. И хорошего ждать не приходилось. Полина рассудила, что скорее всего афера с налётом каким-то образом провалилась, Биксин оказался предупреждён, а её естественно заподозрили в соучастии, и непременно применят "интенсивные формы дознания", на это китайцы мастера! То есть нужно бежать любым способом, но как? Цепь крепкая, диван тяжёл, как гранитная глыба. Руками его не приподнять. Если бы какой-то рычаг... Тут её взгляд остановился на шторах, закрывающих дверь. Висят они на массивной палке, наверное, из хорошего крепкого дерева, но как её добыть? Полина попробовала встать на боковую стенку дивана, насколько позволила цепь. Не хватило буквально десяти сантиметров. Значит, будем двигать мебель! Страшного напряжения сил стоило продвинуться на чуть-чуть, со многих попыток. Тут ещё раздался скрежет замка, Полина едва успела рухнуть обратно, когда появилась древняя старуха-китаянка и о чём-то злобно зашамкала беззубым ртом. Бледнож.... собака, единственное, что удалось разобрать. Полина попыталась задобрить её умоляющим взглядом и немногими известными ей ласковыми фразами, но Баба Яга только плюнула и снова захлопнула дверь. Зато через минуту оттуда раздался звук вращаемого диска телефона, затем шепелявый голос. Значит, имеется связь, вот бы туда добраться! Полина возобновила попытки, встала во весь рост на боковину, и о чудо! смогла достать палку рукой. Правда, отделить её от стену оказалось непростой задачей. Но всё же решаемой.

Овладев рычагом, Полина просунула его в щель между полом и днищем дивана, поднатужилась, потянула вверх. Из чего же он сделан? Или там внутри золото хранится? Неизвестно с какого раза, но удалось приподнять махину на пару сантиметров, чего хватило, чтобы выдернуть кольцо цепи. Ура, свобода! Ну, или почти... Полина подбежала к окну, осторожно выглянула. Так, высоковато, примерно четвёртый этаж, зато приятный бонус — по внешней стене, примерно на уровне пола, проходит выступ, достаточный, чтобы пройти по нему. И окна соседней комнаты открыты, слава Богу! Снизу внутренний двор, вроде никого. Она не задумываясь перевалилась через подоконник и оказалась снаружи. Изрядно мешала цепь, приходилось держать один конец в руке, но что поделаешь? Прижавшись всем телом, мелкими шажочками, удалось добраться до следующего окна. Заглянула, пусто. Быстро нырнула внутрь, тотчас ко вторым дверям, в замочной скважине торчит ключ. Промелькнула мысль попытаться ринуться по коридорам, лестницам, но не зная планировки, легко заблудиться, да и обитатели могут помешать.

Зато телефон, вот он! Полина подняла трубку, с замиранием сердца набрала домашний номер на Мадан-лу. Ну же, ответьте, пожалуйста! И тут мужественно-сдержанный голос Николая произнёс: "Слушаю!" Она едва не закричала от радости, но постаралась по возможности негромко и лаконично описать ситуацию. Бывалый вояка не ломал трагедию, только чертыхнулся, и попросил описать, что видно из окна. Полина смогла разглядеть вывеску одного ресторанчика, а так же огромные часы на башне Стейтон-билдинг, направление и примерное расстояние. Вскоре Горский ответил, что понял, где она находится, и будет через десять минут на автомобиле.

Тут внешняя дверь задёргалась, опять раздался противный клёкот старухи, затем стук. Сколько выдержит дерево? Ну, человеческие кулаки, даже ноги, немало. А вот перед кувалдой явно спасует. Поэтому когда за дверью раздались и мужские голоса, пришлось решиться. Комната была угловой, одна из стен выходила на улицу, снизу далеко наружу выдавался тент-маркиза. Полина выбралась из окна, прошла до угла, по которому спускалась водосточная труба. Взмолившись: "Мама!", обняла тонкое железо и заскользила вниз, пока не ощутила упругую ткань навеса. Скатилась по нему до края, ещё дальше, и вот повисла на вытянутых руках, не ведая, какая высота отделяет её от земли. Поднялся людской гомон, даже смех и улюлюканье. Держаться бесконечно долго всё равно не хватит сил, будь что будет! И тут она услышала снизу знакомый дорогой голос: "Полина, Полина Георгиевна, отцепляйтесь, я поймаю вас!" И она разжала пальцы, улыбаясь и наслаждаясь падением — в его руки!

Николай был в автомобиле, который тут же дал газу и унёс их подальше от китайского злачного места.

Несколько дней Полина провела вне дома, спрятанная Горским от беды подальше у знакомых. Скандал разразился нешуточный! Чернову-Гай всё же удалось добыть бумаги, хотя не без шума. Из них следовало, что Биксин не только и не столько агент пресловутого Коминтерна, вдобавок секретный сотрудник французской разведки, но ещё больше обычный, хотя удачливый международный аферист. Пресса даже во Франции раздула шумиху, полетели головы в местном управлении и в Париже, досталось и русским ищейкам, поскольку те что-то подозревали и лезли на рожон. Чернов-Гай исчез бесследно, Щенникова таскали в участок за незаконное вторжение, потом отстали, но карьера его рухнула вниз. К счастью, насчёт Полины никто и словом не обмолвился. И то, кому захочется усугублять гудящий улей явным киднеппингом?

Так что особых последствий для наших героев не наступило. Если не считать их полное разочарование в методах и целях всевозможных служб, движений, союзов, им несть числа. И главное, Николай и Полина очень сблизились, настолько, что когда он ушёл в рейс, довольно скоро Полина оказалась в "интересном" положении. Тогда же пришло извещение о предоставлении Николаю Горскому британского подданства. В результате через несколько месяцев Полина выходила замуж за настоящего англичанина, при этом радуя глаз гостей изрядно округлившейся талией.

В целом, Полина вела благоразумную политику насчёт их с Варварой "досоветского" прошлого. Детей посвятили в основные факты биографии, кое-какие безобидные подробности, забавные или нейтральные происшествия. Возможно, когда повзрослеют, наберутся ума, опыта... Полина лелеяла мечту подробно описать прожитые дни в некоем подобии мемуаров, не для печати, разумеется, просто поделиться с близкими, доверенными людьми. Которым жить дальше, продолжать извечный путь человеческого рода. Возможно, кое-что окажется им полезным, подтолкнём к размышлениям, повлияет на выбор (дай Бог, чтобы в пользу истинного, настоящего добра). А пока что ей самой ещё ой-как непросто разобраться в этом бушующем мире, где каждый шаг чреват опасностью сорваться, или навредить другому.

После роскошного без шуток обеда, в процессе уборки со стола и мытья посуды, Сёма с Ириной запросились погулять. Погода прекрасная, уроки сделаны, до сеанса ещё несколько часов! Ладно, почему нет, о`кей, aucune objection, но в кино не опаздывать!

Полина с Варварой задержались ещё за столом, прихлёбывая чай. Грузинский. Китайский давно пропал, как только поссорились с Мао. Индийского днём с огнём не сыскать. Может, когда в Москву поездка выпадет, там по линии Союза получится достать. Впрочем, не беда и грузинский, пивали похуже. Полина обратила внимание на незнакомую стеклянную баночку с ярко-оранжевым содержимым.

—  О, это что за деликатес, откуда?

—  Да Марфа Телегина заходила, из пятой квартиры, про жизнь рассказывала, и облепиховое варенье презентовала...

— Жена этого стахановца-бригадира с "Красной кузницы"? Ну и что рассказывала?

— Опять он её бьёт! Плакала, давала пощупать синяки, terriblement...

— Что же он, вроде уважаемый человек, орденоносец! Детей трое малых!

— Так пьёт как не в себя, особенно после премий! Она пыталась в профком жаловаться, написала заявление. А он пришёл домой на следующий день, эту бумажку ей в лицо швырнул, и так надавал, что пришлось к доктору идти. Сказала, мол, упала в лестницы... А он заявил, что никто её кляузам не поверит, будет снова его компрометировать, вообще в психушку отправит, а сам... на фигуристке жениться!

Какой бы драматичной ни была описываемая картина, Полина, не удержавшись, прыснула. Представить вечно хмурого, мятого, похмельного Телегина рядом с юной тоненькой спортсменкой было выше человеческих сил. Только как иллюстрацию в "Крокодиле"! Варвара сама улыбнулась, но продолжала:

— В общем, она и намекала, и прямо попросила, ну, хоть как-то помочь ей. Вроде мы авторитетные в городе люди, вдова и сестра Героя... ты член Союза писателей... можешь написать что-то куда-нибудь... Не знаю...

— Вот именно, вроде! Любой передовик с партбилетом против меня фору до Луны имеет, пусть хоть младенцев на завтрак ест, жаренных с луком! В городе он лицо неприкасаемое, а выше кому вообще интересно?

Полина нахмурилась, раздумывая над внеочередной загвоздкой:

— Ладно, можно попытаться, так сказать, в обход... На "Красной кузнице" у меня знакомство, редактор многотиражки, он там всюду вхож. Попробую через него надавить, в самом деле, куда годится, бригадир передового коллектива, коммунист, так безобразно ведёт себя в быту! Тут разложением попахивает... Хоть не 37-ой год, а можно загреметь ой-ой-ой!

Как бы решив с этим, допив чай, они вновь переместились в зал. Всё так же звонко искрилось весеннее солнце, бодрящим холодком иногда веяло с Двины. Важно ползли пароходы, деловито шныряли катера. В комнате было уютно и немного задумчиво. На противоположной стене как-то особенно светло выделялся портрет Вертинского, опять же работы Лиды Циргвава, с памятной надписью певца, сделанной ещё накануне отъезда, в сорок втором: "Дорогим моим Ladies and friends Горским от вечного странника А.Н.В. с поклоном!" А ведь на календаре 28 мая, годовщина... Полина вздохнула:

— Варюша, сегодня же год Александру Николаевичу!

— Да, я помню, конечно... Давай, сыграю что-нибудь из его песен?

Варя вновь устроилась за пианино. Вообще, приложив руку к сердцу, она считает это место самым удобным и желанным на целом свете. Здесь она естественна, как светящийся маяк на берегу моря, или горящая лампада перед иконой. И чудно прекрасна... о чём не подозревает...

Зазвучали клавиши, полилась мелодия. Этот инструмент тоже памятен. Он достался им от одной древней, но изумительно породистой старушенции. Однажды, после концерта, её подвели под руки какие-то сердобольные люди. Она уже с трудом говорила, но осанку держала героически. И спросила Полину в лоб, не институтка ли та Екатерининская? Пораженная невероятно, та только кивнула и назвала год выпуска. Старушка торжествующе улыбнулась бледным ртом: она не ошиблась, память не подвела! А ведь прошло столько лет и событий! И тут Полина снова ахнула, она узнала эту бабульку, как бывшую их наставницу, классную даму m-m Lamothe! Боже мой! Она буквально припала к ногам престарелой дамы, не зная, как выразить переполняющие чувства. Но та сохранила достоинство, удержала дистанцию, и лишь заявила о желании подарить мадам Горской (кому же ещё?) свой семейный раритет, пианино знаменитой компании "Дидерихс". Сначала инструмент, по невозможности хранить его в комнате барака, находился в артистической комнате городского Дома культуры, и лишь с получением хозяйкой квартиры, смог получить достойное место.

Варя негромко, но проникновенно пела, слегка подражая манере Вертинского. Полина вновь предалась воспоминаниям (раз уж день такой).

Вертинские приехали в Союз годом позже них. Об этом почти не писали, но молва быстро разносила слухи, зачастую фантастические. Говорили, что певец привёз с собой целый поезд ценных вещей, что купил личный самолёт и летает на нём по стране. Полина только посмеивалась. Насколько на самом деле был беден знаменитый актёр, ей ли было не знать! Сколько раз они давали ему кров, выручали кой-какими деньгами, чтобы он мог расплатиться с назревшими долгами. Провожая их на Родину, в сорок втором, он обещал непременно разыскать и навестить. Но зная военные реалии, и сложность артистического быта, Полина не питала иллюзий насчёт возможного свидания. Зато однажды пришло письмо от мэтра, полное тёплых слов, в своеобразно романтической, Вертинского, манере. Они немало поулыбались над ним, чувствуя утешение. Затем были и другие, в том числе от Лидочки, поздравительные телеграммы с праздниками. Повстречались они гораздо позже, уже в начале 50-х. Тогда Вертинский много и трудно гастролировал по стране, не слишком к нему приветливой в официальном плане, но горячо встречающей  на уровне масс. В том числе и руководство, зачастую негласно, всячески поддерживало. Это неожиданно проявилось, когда таки состоялся концертный визит певца в Архангельск. Не было объявлений в прессе, расклеенных афиш, но все знали: приезжает такого-то числа на поезде из Москвы, будет выступать в драмтеатре, трёх ДК, ещё в Северодвинске... В тот тёмный осенний вечер они с Варей приехали на вокзал в Исакогорку, с букетиком ярких хризантем. Встречающих поезд было много, но ждали Вертинского лишь представители облконцерта. зато он сразу узнал своих друзей, раздвинул руками официоз и бросился к ним. Тут уж все трое прослезились, тем более ветер резал глаза, а темнота скрывала от посторонних. Пока добирались до гостиницы, Александр Николаевич много расспрашивал, и ещё внёс неожиданное предложение. Поскольку его постоянный сотрудник, Михаил Брохес, вдруг слёг с инфлюэнцей, он остался без аккомпаниатора! И это прямо во время гастролей! А ведь, помнится, Варенька так замечательно исполняла с ним музыку на представлениях в Шанхае! И Полечка читала свои божественные стихи с эстрады! Почему им не объединить возможности, чтобы покорить северную публику? Предложение звучало нереально, но было столь заманчивым, что подруги согласились. С управлением культуры (чудеса!) проблем не возникло... И завертелись их самые безумные, самые волшебные дни и недели в жизни! Выступать на одной сцене с Вертинским, помогать ему, исполнять собственные номера! Это вам не захолустные подмостки с полутора десятками лузгающих семечки деревенских баб. Тут постоянные аншлаги и отборная по местным масштабам публика, представители власти (инкогнито). Есть где развернуться! Но главное, великодушный метр охотно делился своей звёздной славой, сводил помощниц со многими видными личностями, рекомендовал, возносил до небес, порой безбожно! Главреды областных и городских изданий, секретари и их замы, директора, творческие деятели... В результате как-то само собой, спонтанно, через пару месяцев Полина имела в кармане несколько договоров о публикациях в местной прессе, сборниках, затем в центральных издательствах. Вышли отдельные книжки. Через год её приняли кандидатом в члены Союза Писателей, а вскоре и полноценным. Но главный приз выпал несколько позднее. Однажды на межобластном совещании она столкнулась с давним знакомым, во время войны первым секретарём в Мурманске, а нынче важным столичным лицом. Неожиданно тепло разговорились, Полина поделилась приращением семейства, и без задней мысли пожаловалась на тесноту. Важное лицо этим непритворно возмутилось, заявило о необходимости исправить положение. Когда женщина стала испуганно отнекиваться, чтобы не выглядеть попрошайкой, тот убедил не беспокоиться, подозвал Архангельского первого, и заявил, что его давняя боевая соратница, вдова героя Советского Союза, замечательная писательница, мать нескольких приёмных детей, приглашает их в гости к себе домой! Местная власть опешила, но перечить не посмела. Поехали на сияющем "ЗИС-110", при этом Полина засекла метнувшийся вперёд милицейский "Бобик", из-за чего вечно гудящий населением барак встретил делегацию мёртвой тишиной. В комнату ожидаемо смогли войти не все, больше того, даже Архангельский первый остался стоять в дверях! Ещё бы, если свободного места посреди кроватей, стола, стульев, шкафа, сундука оставалось ровно квадратный метр! Зато в спину важному московскому гостю раздалась историческая фраза: "А мы думаем, кому квартиру выделить в новом доме на набережной? Конечно, нашей уважаемой Полине Георгиевне!"

Наконец музыка стихла. Варя негромко произнесла, видимо, продолжая внутренние свои размышления:

— Как там Лидочка без Александра Николаевича, ума не приложу! Он же был для неё бог и отец родной! Работал, как вол, тащил даже не воз, а целый состав! Неудивительно, что рано сдал...

— Ну, во-первых, там её мама ведёт хозяйство, а это дама просто кремень! Она и зятя отнюдь не боготворила. Во-вторых, Лида получила высшее образование по искусству, ищет приложение талантам, дай Бог ей удачи! Справится. Дочки у них растут красивые, в родителей, наверняка проявят себя, всё же Вертинские! — Полине пришла в голову мысль, которую сразу захотелось воплотить. —Знаешь, Варь, а давай сходим на кладбище, свечки в церкви поставим, за упокой, за здравие... Колю навестим. Потом оттуда сразу в кинотеатр...

Варя не возражала, к тому же пройтись по свежему воздуху и ей не мешало бы...

Хотя солнце стояло ещё высоко, существенно похолодало. Май, отнюдь не лето на Севере. Поэтому надели демисезонные пальто, шляпки и шарфики-кашне. Однако чулки натянули капроновые, тонкие, к ним летние туфельки.

Уже спускались по лестнице, когда Варя чуть запоздало полюбопытствовала:

— А что ещё интересного было на вашем заседании, кроме рога изобилия?

Полина рассмеялась:

— Я бы не возражала, чтобы подобное изобилие стало единственной темой наших совещаний! Но увы и ах... Реальность не оставляет нас суровой дланью. Ну куды христианину податься? Пришло тут письмо из центрального аппарата, так сказать, для обсуждения. Насчёт Бориса Пастернака, вернее, романа его, "Доктора Живаго".

— А что с ним, то есть с романом? Потому что на Западе издали?

— Так не просто издали, а к тому идёт, что наверняка присудят ему Нобелевскую премию. Представляешь, какая затрещина нашей пишущей братии, да и вообще властям, у нас не издают, а там чуть ли не коронуют! Вот и готовится кампания возмущения. Заранее почву удобряют.

— Это, что, всем раздадут роман прочесть?

—  Ха-ха, где его взять, если у нас не издавали, а привозить оттуда нельзя, подсудная статья! Пересказали злостную суть вкратце, ну и призвали поверить на слово знающим товарищам!

— Но там же ничего такого нет, антисоветского! Когда ты читала, я внимательно слушала, правда, с трудом, больно длинно, нудно... Вот ты гораздо увлекательней пишешь!

Неделей ранее в дневные часы, пока оставались дома одни, они устроили читку полученного по страшно секретным каналам свеже напечатанного в Чикаго романа "Доктор Живаго".

— Варя, дело не в содержании даже, не в стилистике, и прочих специфических вещах. Вопрос принципа, он пошёл против системы. И она ему ответит. Это неизбежно, думаю, Пастернак вполне осознавал подобную перспективу, и шёл на неё. На мой взгляд, роман действительно скучный, как бесконечно затянутое стихотворение. Хотя по-своему хорош. Пастернак пожертвовал своей копейкой сегодня здесь, чтобы получить рубль завтра там. Таково противостояние систем, что в пику здешней объявят гением любого. В общем, он выбрал свой путь на маленькую, но Голгофу. Пусть не обижается. Хотя, возможно, нобелевское счастье скрасит любые невзгоды. Другое дело, что я участвовать в подобном балагане не собираюсь. Осенью, как начнётся кутерьма, возьму творческий отпуск, да махнём в Крым, а? Ну их к чёрту, красных, белых, золотых! Будем пить домашнее вино и кушать персики, и купаться в море!

— А детей куда же, размечталась, в Крым!

— Семён в море на практику уйдёт, Ирочку с собой возьмём, месяц пропустит, не беда!

— Это в выпускном-то классе? Мать, ты в своём уме?

— Ладно, ладно, не шуми! Посмотрим...

Из-за размолвки они молчали некоторое время, но скоро Варя прижалась теснее к руке Полины, даже потёрлась щекой о её плечо. Та улыбнулась и поцеловала подругу в открытый от шляпки висок. Вот так и они и ссорились всю жизнь, не дольше одной минуты.

Но оказалось, обсуждением Пастернака интересное на заседании литераторов не ограничилось. Полине показалось важным коснуться ещё одной темы:

—  Ладно с Пастернаком, время рассудит его плюсы и минусы. Там было кое-что калибром посущественней. Инструктор из ЦК собственной персоной, явился инструктировать, так сказать, инженеров человеческих душ. На предмет, кто бы мог подумать, антирелигиозной пропаганды. То есть с этим всегда было аll right, но в верхах показалось маловато огня в атеистической обработке населения, надо поднажать! Сообщил, что в конце года намечается специальный пленум, посвящённый именно этому вопросу. Намерены ударить по всему фронту. Не только попов, монахов-паразитов, всяких церковников смести, но разных вольнодумствующих, в тонких сферах так называемой духовности витающих. Вплоть до создания контрольных комиссий по выявлению скрытых верующих...

— Ох, Поличка, совсем, что ли, сдурели? Вроде чуть попустили, и снова туда же? Как война их прижала, сразу церковь вспомнили, а теперь опять?

— Ничего, волны бьют корабль, а он плывёт! Не опрокинут и сейчас! Другое дело, если придётся конкретно отвечать, какой-нибудь проверке. Если прямо спросят, веришь или нет? Когда не увильнуть или отговориться... Ну, тогда отвечу, как есть, и всё... Пусть будет что будет! Либо просто уйду заранее по добру по здоровому, на пенсию, например. Чтобы детворе заранее палок в колёса не повставлять. Вот им труднее придётся. Быть мудрыми, как змии, и кроткими, как голуби... Ну, Бог с нами и не выдаст!

Они прошли широкой двинской набережной, любуясь молодой весенней травкой, юной листвой деревьев, просторным размахом реки... Так же слушая шелест ветвей, мерный шум волн, воркование голубей. Полина иногда описывала что-то привлекшее внимание, давала характеристики, эпитеты, и они вместе придумывали разные истории на этот счёт. Свернули на Вологодскую, по которой прямая дорога в сторону Кузнечевского кладбища. Путь недолог, да по пружинистым деревянным мосткам, радость ножкам!

На углу с проспектом Ломоносова, подле киоска Союзпечати, женщина, нервно озираясь, продаёт весенние букетики. Наверное, привезла откуда-то южнее, местная флора ещё не радует разноцветьем. В наличии осталось полдюжины, Полина забирает все (к великому облегчению цветочницы).

Вот и Обводной канал, скорее, заросшая диким кустьём канава. Пешеходный мостик, ограда — выцветший редкий штакетник, ворота, распахнутые настежь. Песчаная дорожка. Храм, некогда пребывавший в мерзости запустения, нынче живой. В сорок шестом возвращён верующим, худо-бедно отремонтирован. Понятно, знавал лучшие дни, Бог даст, дождётся их снова.

Внутри, несмотря на яркий день, полумрак. Окна словно забелены, не пропускают свет. Освещение лишь от редких лампад, да в крохотной иконной лавке теплится керосиновая лампа. Старушка-служащая не поднимая глаз отпускает им свечи. Мало ли кто приходит, культурного чина женщины, а потом неприятности! Лучше не видеть и не слышать, спокойней... На стенках иконостаса висят хорошие старинные иконы. Прежнего разномастья первых лет нет. Постепенно улучшается вид. Из пономарской двери неслышной тенью появился священник, быстро двинулся к выходу. Полина с Варварой устремились взять благословение. Батюшка заметно вздрогнул, чуть замешкался, потом перекрестил сразу обеих, и не подав руки для лобызания проследовал дальше.

Поставили свечи на канун, вспомнили всех по именам. Сколько их, просто назвать занимает значительное время. Всплывают из прошлого лица, милые голоса, моменты общения... Обстоятельства кончины некоторых известны, другие растворились во мраке. Но никто не сгинул в никуда, это совершенно точно, все у Бога обитают, как овцы у доброго пастыря. Помолимся и за живых, всем нам благословение Божие не помешает, как и здравие души и тела. И терпеливое несение невзгод, которые Он попускает...

Снова вышли под долгое, почти летнее северное светило. Наручные "Elexion", ещё Шанхайские, показывают полтора часа до сеанса. Время есть, можно не торопиться. Подруги, держась под руку, неспешно, с чувством, с толком, с расстановкой направились в сторону Колиной могилы. Земля давно просохла после таяния снега, но пока не прогрелась, не затянулась травяным ковром, иногда проскальзывала под ногой. Тут смотри в оба, особенно на двоих! Полина старалась по-возможности избежать конфузного происшествия, смешного только в глупых комедиях. Чувствовала себя слегка напряжённой. А Варя вдруг произнесла:

— Что-то Леночка давно молчит, ничего не пишет, не звонит... Как у них там дела?

Уф, предаваться в этот момент предположениям о перипетиях жизни Елены со всем её семейством Полина сочла не совсем уместным, поэтому проворчала неопределённо про занятость, связь, своенравие девчонки (ага, тридцати трёх лет от роду, мамаши двух детей!). Сейчас о другом мысли.

Подошли к памятнику. Здесь посуше, поуютнее, если такое возможно на кладбище. По сравнению с тем примитивным, наспех склёпанным знаком, который они застали в сорок втором, нынешний монумент выглядит почти архитектурно. Квадратного сечения стела, сложенная из гранитных блоков, привезённых с Соловков, сверху латунная звезда, по четырём сторонам адмиралтейские якоря, соединённые цепями. Сюда бы пару старинных корабельных пушек, да горку чугунных ядер, Коля бы точно оценил! Эх, герой ты наш, герой... как тебя не хватает... и сердце продолжает томиться... В каких обителях утешил тебя Господь? Исцелились раны, изжита печаль? Узнаем, наверное, потом...

Положили цветочки, постояли, склонив головы. Молясь, раздумывая, вспоминая... Вот она, стена между видимым и невидимым, тонким и телесным. Кажется, ступи, протяни руку, и окажешься не здесь, в ином мире... Нет! И захочешь — никак... либо безрассудно, насильно, тогда всё напрасно навсегда...

Полина посадила Варю на одну из скамеек этого своеобразного сквера, сама занялась наведением какого-никакого порядка. Извлекла из укромного местечка припрятанную метлу, прошлась по кругу, сметая старую листву, ветки, остатки прошлогодних венков. На Пасху тут ещё лежал снег, поэтому тогда не убирались. Вот и хорошо, что собрались сегодня. Скоро лето по-настоящему всё озеленит, а тут уже It's all right, Captain!

Покончив худо-бедно с уборкой, она присела к Варе, прижавшись потеснее к милому тёплому бочку, положила голову на плечо. Осталось только замурлыкать. Жизнь, несмотря ни на что, это жизнь! Они посидели так, блаженствуя, сколько-то времени... минут или веков? Тут Варя протянула подруге последний букетик, оставшийся у неё, и тихонько попросила:

— Поличка, ты не могла бы отнести их... туда?

Полине не требовалось объяснять, куда и почему нести цветы. Английское кладбище, где похоронены британские военные, нашедшие здесь конец в трёх различных войнах: Первой мировой, Гражданской и последней. Пусть там нет того, кому предназначены цветы. Colonel of His Majesty's Air Force Джон Боул. Великодушный весельчак, друг и боевой товарищ Коли. Умудрившийся влюбиться в его слепую сестру, предложивший руку и сердце, и получивший отказ. Можно только догадываться о причинах последнего, хотя Полина была уверенна, что знает точно... но никогда не признается в этом даже себе. Неисповедимы и глубоки течения в сердце, и не всегда приводят к счастью. Но иногда счастье в них самих... Быть может, в последние мгновенья полёта, перед тем, как истребитель врезался в песок Нормандского пляжа, Джон Боул смеялся от радости любви?

Оставив Варю наедине с братом, под ласковым Фебом-Ярилой, Полина отправилась знакомой аллеей к "англичанам". Ели по обеим сторонам значительно подросли, вымахали в полноценные деревья., пусть довольно сурового вида. Словно воины почётного караула. Стоят навытяжку, смирно, лишь ветер чуть колышет ветви-фалды мундиров.

Лена, Леночка! На роду, видать, ей написано попадать в истории, поначалу бросаться очертя голову на амбразуру, чтобы потом героически выпутываться! Уж характер, да! От родных ли родителей, фактически безвестных, или от них, Горских, почерпнула?

Полине остро вспомнился тот звенящий от напряжения, наполненный тревогой год, когда целая эпоха начала сходить с рельсов, норовя погрести под собой человеческие судьбы. Предчувствие беды таилось под сердцем, проникало со страниц газет, лилось из репродуктора радио. Борьба с космополитизмом, врачи-вредители, заговор сионистов. Страх в голосе в телефонной трубке, страх в дрожащих строчках писем, затем вовсе молчание... Полина пыталась связаться через больницу, где Елена работала кардиологом, там отказывались давать информацию. Приходилось решаться, и она собралась в дорогу. Варю и детвору, вполне, впрочем, уже самостоятельную, поручила соседке, сама выехала скорым поездом.

К дому на Литейном подходила с опаской, в то же время молясь, как никогда. Господи, отведи беду, пусть канет мимо! Осмотрелась по сторонам, вдруг наблюдают, слежка? Но тут же отругала себя — что за шпионские игры, всё равно никого не обманешь! Почти бегом взлетела на нужный этаж, игнорируя лифт, перед дверью невольно прислушалась, внутри тихо, но звуки какие-то доносятся, жизнь есть! Наконец нажимает кнопку звонка, ужасаясь его громкости, поди, на пол-улицы слышно! Долгая, долгая пауза, равная вечности, и вдруг звук открываемой защёлки!

За дверью Леночка, но боженьки мои, как она выглядит! Осунулась, бледная, как воск, под глазами синие тени, волосы сбились, нечёсаные с неделю... Полина ахает и тянется к ней. Дочь, словно истуканчик, не выражает никаких эмоций, узнаёт ли? Пятится к стене... И лишь затем, видимо, очнувшись от прострации, кидается на грудь матери, заливаясь слезами, прижимаясь крепко, крепко, крепко!

Затем в спальню, где спит в кроватке внук Сашенька, полтора года, пухлость и радость, и в кухню, рассказ вполголоса, и снова слёзы. Фима арестован, ещё месяц назад, как и его отец, и некоторые родственники. Её пока не трогали, но приходили с обыском, и допрашивали, как свидетельницу (непонятно чего). Свидание не разрешают, передачи не принимают. Но мужу всё-таки удалось переслать записку, "маляву", очень краткую: "От моих держись подальше. Береги сына. Обнимаю". По слухам, готовится процесс, вроде дела Еврейского антифашистского комитета. Что ожидать, неизвестно.

Полина мгновенно соображает, что в квартире оставаться опасно. Загребут даже на всякий случай, а так, глядишь, волна мимо пройдёт, можно переждать. "Поехали в Архангельск, там есть где укрыться!" Но Елена категорически против. Никуда далеко от Фимы она не поедет! Раз он здесь, то и она здесь. Спор неуместен.

Значит найдём убежище тут! Однако никого из знакомых, тем более, на кого можно положится, у Полины в Ленинграде нет. За столько лет, со времён Петербурга, подрастаяли ряды... Зато припоминает Леночка. Недавно лечился у неё один лётчик, ещё молодой, но уже полковник. По-настоящему дружественный человек, надёжный... просил обращаться в любой ситуации, дал адрес... Ладно, вдруг действительно поможет? Полина отправилась искать этого уже полковника. Чудо, что застала его дома среди бела дня! Высокий, несмотря на молодость седоват, шрам через подбородок. Фронтовик, чего уж. Суть дела понял сразу. Раздумывал недолго. Назначил встречу на шесть вечера на углу Литейного и Невского, приедет сам на голубой "Победе". Из вещей иметь самое необходимое на первое время.

Так они оказались в Стрельне, в домике тётки этого самого лётчика, женщины нелюдимой, зато нелюбопытной, и ответственной. Могла выполнить небольшое поручение, и с ребёнком остаться. Елена или Полина ходили каждый день по вечерам звонить с уличных телефонов на квартиру, вдруг Фима объявится. Так продолжалось, продолжалось, а потом случилось народное горе с вождём, и вскоре всех врачей освободили, а их преследователей отправили на нары.

Гинцбурги вернулись, ничуть не растеряв апломба. Скорее, вознесясь ещё пуще, словно сами одержали эту победу. Только Ефим как-то поскучнел, или ему наскучило, почти перестал появляться дома, а затем и вовсе заявил, что хочет расстаться, при этом сына и квартиру широким жестом оставляет Елене. Причина подобной щедрости выяснилась через год. Фима женился на правильной еврейской девушке, и вместе с изрядной когортой родственников отбыл на историческую родину, в Израиль. Ну и ладно. А там через год Елена вышла замуж за своего лётчика и уехала вместе с ним в Казахстан. И очень нерегулярно оттуда пишет, звонит, enfant terrible! Хотя бы карточку новорожденной дочки прислала, полгода прошло!

Участок английского кладбища напоминал собой слегка облагороженный пустырь. Чуть позже, когда нарастёт двухметровая трава, вообще пройти будет невозможно. Каменные плиты с едва различимыми надписями. Пехотинцы, моряки, есть и лётчики. Лежат тут их косточки, ждут Страшного суда, вдали от родной землицы. Пока были живы, враги или союзники, а сейчас всем вечный покой, и вечная память!

Назад возвращалась уже поторопливей, ежесекундно ослепляясь пронзительными лучами в промежутках между елями. Оттого, наверное, не сразу заметила тёмную фигуру на соседней аллее, движущуюся параллельно, и лишь почти достигнув цели, обратила внимание, и чуть не вскрикнула. Странно, даже страшно знакомый силуэт, чёрное одеяние — морской мундир, седина короткой стрижки, взгляд, устремлённый прямо на неё! Поневоле сердце вздрогнет. Но конечно не призрак! Незнакомец, опознав смятение дамы, вызванное его появлением, поспешил с извинениями:

— Простите, что, кажется, напугал вас! Кладбище, такое место, нервы иногда могут нас подвести, подать ложный сигнал, знаете, как бывает в туманную погоду... Я увидел вас возле памятника, как вы со спутницей там убирались, очень трогательно, а потом следовал за вами к англичанам, ещё раз простите, без спроса... Но вы невероятно похожи, особенно издали, на одного близкого мне когда-то человека, и я шёл, как завороженный...

— Знаете, я тоже признаюсь, что в первую секунду приняла вас за другого, поэтому немного смутилась, простите... товарищ капитан первого ранга!

— Позвольте всё же представиться, Синицын... Евгений... Петрович, хотя без отчества гораздо лучше!

— Очень приятно, Евгений... всё же Петрович! Горская. Полина... Георгиевна.

Моряк заметно изменился в лице.

— Простите, как вы сказали, Горская? Так вы, наверное, родственница Николаю Горскому? Ну да, и памятник тут...

— Совершенно верно, я его жена, хотя правильнее, конечно, вдова. А моя спутница, как вы выразились, его родная сестра Варвара.

— Невероятно, в голове не укладывается! Ведь я был знаком с вашим мужем больше года, хотя никогда лично не встретились. Он командовал отрядом британских эсминцев, сопровождал конвои, а мой дивизион катеров встречал их в Баренцевом море, шли рядом, иногда переговариваясь по радио, даже просто перекрикиваясь... У нас его прозвали Кэптен Грей, из-за седины. Видите, сейчас я сам убелён, как он тогда. И тот последний бой произошёл на моих глазах. Когда в "Котлас" попала бомба, так полыхнуло, что все решили: кранты! Груз тем более такой, взрывоопасный, рванёт, кусочков не соберёшь. А Николай подвёл эсминец вплотную, позвал добровольцев, потом приказал отойти на безопасную дистанцию, и стал бороться за судно. Так и вёл его до Архангельска. Мы старались отогнать фрицев, как могли, а они словно взбесились, бомбили и бомбили. Наверное, знали, какой груз на борту. В общем, тогда я его увидел живым в последний раз. Потом, когда хоронили здесь, от нас был почётный караул, трёхкратный залп, как полагается. И знаете, я тогда подумал о вас, хотя совсем не знал ничего, вот, он лежит теперь на этом месте, а где-то, наверное, живут близкие ему люди, жена, дети...

У Полины немного щемило сердце, и она решила чуть разрядить обстановку:

— Вы не возражаете, если я представлю вас Варваре, сестре Николая?

— Конечно, сочту за честь, Полина... Георгиевна! Просто невероятный день!

Пока они шли, рядом, почти вплотную (Полина улыбнулась про себя, заметив, что Евгений стесняется предложить галантный локоть), он кратко поведал собственную историю. Три года назад умерла его супруга, София, Сонечка, от ничтожного, казалось бы, гриппа! Хоть дети уже выросли, двое сыновей, один закончил училище Фрунзе, служит на Камчатке, другой, младший, немного балбес, увлёкся хоккеем, всё играет, учиться не думает!

Полина раздумывала невольно, сколько же лет нечаянному встречному? Наверное, лет 55, плюс минус год. Выправка, стать, и прежний русский флот не постыдился бы таким офицером. Наверное, Коля выглядел примерно так в те горячие годы. Так давно уже... Так давно...

Синицын был предельно учтив и корректен с Варей. Впрочем, эта хрупкая, с виду беспомощная женщина обладала такой светлой и убедительной аурой, что Полина ни разу не столкнулась с таким случаем, чтобы кто-то посмел хамить в её присутствии. К тому же, наблюдая вместе m-m et m-lle Горских, моряк припомнил не столь давнее посещение Дома офицеров, где имел счастье лицезреть выступление... не их ли? Обе рассмеялись утвердительно, и пришлось им сообщить кавалеру дату и место следующего их выхода на сцену. То есть возникла некая интрига с продолжением... впрочем, не будем об этом неясно судить... Тут как в тумане... фарватер неизведан.

Когда офицер тепло раскланялся, обе наши героини вскочили и заспешили на сеанс. Не хватает опоздать на Георга Отса! Ещё и детвору подвести. И только Варя шутливо толкнула подругу в бок:

— Я хоть не вижу, но слышу и чую хорошо! Так вот, пахнет букетом роскошных роз, и доносится пение ангелов! Вот те крест!

Полина не ответила. Они шли по весенней улице вперёд, улыбаясь.

Мистер Икс,
он под куполом реет,
в чёрной маске,
отчаянно смел!
Но ничто
его грудь не согреет,
лишь игра,
где за проигрыш -- смерть!

Бросит взгляд
на партер мимолётный,
много дам там,
как розы милы,
Пудра, тушь,
словно блеск позолоты,
а под ней
слой остывшей золы!

Тот герой,
кто себе не изменит,
в трудный час,
и на царском пиру,
Пей, паяц,
славы полные жмени,
но не смей
вдруг окончить игру!

Эй, фиалка,
шепнувшая: "Браво!",
скрыв рукой
вдруг искусанный рот,
нет других
в зале слева и справа,
для тебя
лишь поёт Мистер Отс!