Договориться с Тенью. продолжение 7

…   София гнала машину в сторону Севастополя и вспоминала, как они познакомились с Леной в Австрии на горнолыжном курорте четыре года назад. Обе девушки впервые приехали в горы и оказались в одном номере отеля «Святой Георгий» в чудном маленьком городке Цель-ам-Зее, что у подножия Альп. Вообще-то, София собиралась в эту поездку с мужем и его друзьями, но в последний момент мужу отказали в шенгенской визе, и он настоял, чтобы София ехала без него. Было очень обидно: они прожили вместе всего год и так мечтали об отпуске вдвоём, готовились. Софии купили классные лыжи и модный комбинезон ослепительно белого цвета (именно он и сыграл роковую роль). Весь прошлый год по выходным они выезжали с друзьями на Ай-Петри, и София довольно уверенно научилась держаться на лыжах. Долго выбирали, куда поехать, решили — гулять так гулять и остановились на австрийских Альпах. В последний момент, когда уже были заказаны номера в пятизвёздочном отеле и спланирована программа отдыха, София узнала, что ей придётся ехать без мужа.

Сначала она решительно отказалась от поездки, но муж убедил, что ничего страшного не случится, если они проведут эти две недели врозь. «Так даже лучше — для укрепления семьи, — пошутил он. — Ты научишься уверенно кататься, а в феврале поедем вдвоём в словацкие Татры».
     София согласилась, хотя не любила посторонних в своём хоть и временном жилище. Но цены перед Новым годом на отдельный номер были столь высоки, что она решила перетерпеть некоторые неудобства и поселиться в двухместном номере с подселением. Тем более что терпеть соседство постороннего человека приходилось только по ночам. Днём — катание на лыжах, по вечерам — сауна, бассейн, ужин, дискотека с друзьями.
     Софии повезло с симпатичной соседкой: Лене было тогда двадцать,  девушка обладала лёгким характером и к тому же оказалась землячкой. Нет, она не осложнила чудесный отдых. Четыре дня они катались бок о бок, с каждым днём выбирая всё более сложные трассы — от зелёной до чёрной. На чёрной София и «улетела». Когда её прооперировали, Лена навещала землячку в госпитале и каждый раз приходила со своим другом из Германии. Кажется, всё свободное время они теперь проводили вместе.


— Расскажи ему, — требовала Лена, — как ты умудрилась так улететь с самой вершины. Я даже не поняла, что к чему. Мы только с подъёмника встали на лыжи, за нами — группа со сноубордами. Они меня сразу обогнали — в один прыжок. Я только успела увидеть, как ты обернулась и потом уже летела вниз, как звёздочка, крутилась по трассе, на ногах — лыжи. Ганс спрашивает: кто тебе крепления ставил, почему лыжи не отстегнулись? Ведь из-за этого ты связки порвала. А я объяснить ему ничего не могу, но продемонстрировать на горе твой полёт не решаюсь.
— И правильно. Не думаю, что это хорошая идея, — скривившись от боли, ответила София. — Как произошло? По глупости. Не нужно мне было покупать белый комбинезон. В тот день шёл снег, из-за плохой видимости меня в белом на снегу было практически не видно. Вот мы и не поделили дорожку с одним сноубордистом. Ведь было предчувствие ещё с вечера, что лучше сделать перерыв в катании, съездить в Зальцбург, купить сувениры, заглянуть в музей Моцарта. Но друзья меня не поддержали, а одной ехать не хотелось.
   

 София не стала открываться посторонним людям: друзья не просто не поддержали — они поссорились за ужином. София не знала близко друзей мужа, их связывал общий бизнес, и встречались они не часто вместе. Игорь и Света жили в Севастополе с родителями Светы. У них был маленький сын, которого они оставили на родителей. Высокая, чрезмерно худая Светлана, с тонкой бледной кожей в крупных веснушках, казалась Софии беззащитной и хрупкой перед хамоватым Игорем. Большие серые глаза Светланы были всегда печальны. За последние четыре дня, что они провели вместе, София не раз становилась свидетельницей грубого обращения Игоря с женой. Игорь мог запросто ударить лыжной палкой жену по спине за неправильную стойку при катании. И за ужином София не сдержала своих эмоций, сделала Игорю замечание.
Тот отреагировал резко:
— Не вмешивайся в чужую семью. Ты рассуждаешь,  как феминистка. Я запрещаю своей жене общаться с тобой. Ты плохо влияешь на неё!
 

Светлана, окрылённая поддержкой, вдруг осмелела и, хлопнув рюмашку водки, неожиданно выдала:
— А что с него взять?! Ни воспитания, ни происхождения! Когда мы впервые приехали к его родителям, так они на завтрак предложили мне борщ! Ты можешь такое представить? Люди на завтрак едят вчерашний борщ!
     София почувствовала, что даже за соседним столом воцарилась тишина, и увидела, как побледнел и опустил глаза Игорь. Из крутого нового русского мужа он превратился вдруг в застенчивого деревенского парня. И Светлана уже не казалась такой беззащитной, как несколько минут назад. София извинилась и вышла из-за стола под предлогом, что ей срочно нужно позвонить.
А на другой день с ней случилось несчастье. Софию с разорванными связками спасатели спустили с горы,  погрузили в автомобиль и привезли в госпиталь. Так как страховой полис она не брала с собой на гору и, конечно, не располагала десятью тысячами долларов на операцию, то оперировать не стали, а, упаковав ногу до бедра в гипс, отправили в отель. Такую её, одинокую и беспомощную, с температурой, в гипсе, и обнаружила парочка вечером.
   

  Светлана принялась громко охать, а Игорь, как опытный горнолыжник со стажем, переживший не одну травму, трезво оценил ситуацию и принялся дозваниваться в страховую компанию. Ему ответили, что рабочий день закончился и придётся ждать до утра. У компании «Пан Юкрейн» не было желания оплачивать соотечественнице операцию, и они тянули с ответом двое суток, пока, наконец, не вынесли вердикт: «Руководство компании решило, что оперировать вас будут в Киеве. Такого уровня операции в Австрии стоят дорого».
— Да вы, что, сошли с ума? Какой Киев? Уже двое суток без помощи, такую дорогу — пять часов в автомобиле и затем два самолёта — она не выдержит! Вы бы видели её ногу! У неё может начаться гангрена!
Игорь сказал всё, что думал про них и про их компанию, и, бросив трубку, выскочил из комнаты.
Нога действительно распухла, температура поднималась и София, не выдержав боли от впивающегося гипса, разрезала его. Она лежала в своём номере одна беспомощная, когда поздно ночью к ней вошли Игорь и Света.  Игорь был слегка пьян, но глаза его радостно сияли:
— Не боись, малышка! Я познакомился с хозяином отеля, мы с ним весь вечер выпивали. Вот такой мужик! Хоть и немец, — Игорь поднял кверху большой палец. — У него друг работает хирургом в госпитале в нескольких часах езды отсюда — в городе Шварцах.

 Завтра тебя сам хозяин на машине отвезёт, и тебя прооперируют.
— Как? Без денег? — не поверила София.
— Так — под моё честное слово! Мы с Пашкой всех знакомых обзвонили. Надо чтобы кто-то через американский банк быстро перевёл деньги на госпиталь. А пока я свои все до цента отдам.
Игорь принялся выворачивать карманы и считать свою наличность. Всегда бледное, личико Светланы пошло пунцовыми пятнами:
— Как отдашь? А как же мы?  А новые лыжи? А сувениры маме?
Кажется, она даже не замечала лежащей перед ней Софии.
— Молчи, женщина, когда муж говорит!
Игорь взял под локоть жену и вывел из комнаты.
София лежала, крепко сжав веки. Из её закрытых глаз катились слёзы.
— Какая же я дура! Я совсем не разбираюсь в людях, — прошептала она обветренными губами.
   

 На другой день, ранним утром хозяин отеля с Игорем вынесли её на руках, уложили в автомобиль. Водитель вёл машину очень осторожно, стараясь не причинить ей лишней боли и время от времени участливо справлялся об её самочувствии, успев по дороге рассказать, как его дед, оказавшийся в числе военнопленных в одном из сибирских лагерей, испытал на себе великодушие русского народа. Непривычный к суровым морозам, он сильно простыл и тяжело заболел, решив уже, что будет похоронен в чужой земле. Но его выходила  русская женщина, приносившая в барак  горячее молоко. Теперь его очередь отдать долг русской за деда — решил хозяин отеля.
     Через два часа они были на месте. Возле дверей госпиталя Софию уже ожидал санитар с каталкой. Её приняли в госпиталь без предоплаты, благодаря поручительству хозяина отеля. « Вот и верь расхожему штампу о «капитализме со звериным лицом», — думала София, «уплывая» под наркозом. Перед глазами промелькнули  ослепительные вершины гор, синее небо и склонившиеся лапы елей под тяжестью снега.

   

 София лежала в просторной палате. Кроме неё, здесь находились ещё три пациентки. То ли так было принято в Австрии, то ли не хватало мест, — горнолыжный сезон был в разгаре. Но в одной палате лежали и до, и послеоперационные больные. София оказалась в интернациональном коллективе. Напротив была кровать пожилой австрийки, которую готовили к операции, ежедневно к ней приходил муж. Он часами оставался возле её постели. София с интересом наблюдала за этой парочкой. Всегда происходило одно и то же. Сначала они перебрасывались парой-тройкой дежурных фраз, а затем просто тихо сидели, прижавшись друг к другу, смотрели на окружающих и молчали. Они прожили вместе много лет и не нуждались в словах. У них было о чём молчать. Иногда они переглядывались и улыбались друг другу. Здесь же при входе стояла вешалка, и посетители приходили в верхней одежде, раздевались, садились рядом со своими родными и оставались надолго.

Рядом с Софией находилась кровать молодой француженки. Она тихо лежала и ни с кем не разговаривала. Но когда её навещал муж с двумя маленькими дочурками, женщина начинала жаловаться и плакать. Постепенно её тихие слёзы переходили в истерику, дети смотрели испуганно и жались к отцу,  тот нажимал на кнопку над кроватью, прибегал доктор с медсестрой, больной делали укол — и она затихала. Так повторялось каждый день.
«Уж лучше бы её не навещали!» — однажды подумала София.
Третью пострадавшую спортсменку София мысленно окрестила «дамой из Амстердама». Женщина действительно была из Амстердама. Ей часто звонили на мобильный, она громко разговаривала, не обращая внимания на спящих по соседству больных, задорно смеялась и постоянно что-нибудь жевала, а поскольку не была ходячей, то очень часто нуждалась в помощи санитара с уткой. Кажется, не одна София заподозрила даму в том, что барышня постоянно жуёт специально.

 Санитарами здесь работали молодые ребята, видимо, студенты мединститутов. По вызову приходил симпатичный розовощёкий юноша в униформе бирюзового цвета, с серёжками в ушах. Он вкатывал в палату столик, уставленный многочисленными баночками и тюбиками. После всех процедур, ради которых он был вызван, юноша обтирал даму и умащивал кремами. При этом она фривольно беседовала с юношей, кокетничала и смеялась. Без малейшей тени смущения!
     Если бы не эта история с госпиталем, София уехала бы из страны в твёрдой уверенности, что австрийская кухня — отвратительнейшая из всех кухонь мира. Она не могла объяснить парадокса: почему в обычном госпитале больных кормили отменно вкусными блюдами, в то время как в пятизвёздочном отеле?.. Вечерами, после ужина, София с друзьями ходила в ближайшую кофейню «догоняться» пирожными с чаем, ибо не могла уснуть на голодный желудок. Да, кормили в госпитале превосходно. Но что Софии не нравилось и чего она не могла понять — для чего ни свет ни заря будить больных, обмывать их, переодевать, чтобы те смогли снова спокойно засыпать? Её кровать стояла перед окном, и она видела сияющие звёзды, когда в палату приходили санитары.

 Они действовали втроём, под покровом ночи, как партизаны. Один приподнимал больную, обмывал махровой рукавицей, вытирал и надевал свежую сорочку. Затем двое держали на руках полуспящего пациента, пока третий менял постельное бельё и дезинфицировал металлическую кровать. «Бандитизм!» — думала София, разбуженная, как ей казалось, среди ночи.
При выписке Софии презентовали костыли.
— Шесть недель в шине — и снова на лыжи, — оптимистично пожелал доктор, делавший ей операцию, и вручил толстый конверт с описанием рекомендуемых процедур.
Путешествие Софии подходило к концу, когда в купе поезда Киев—Севастополь заглянули Игорь и Светлана. Они зашли попрощаться, — София выходила в Симферополе. Она открыла красивую плоскую фляжку — единственный сувенир, который успела приобрести в Австрии, и налила в гранёные стаканы коньяк.
— Хочу выпить за тебя и твоих родителей, — обратилась София к Игорю. — Правильным борщом они тебя кормили. Спасибо тебе за всё! Я никогда не забуду, что ты сделал для меня.
 
Правда, выздоровление проходило не так, как обещал доктор из Шварцаха, и Софии пришлось долго разрабатывать негнущееся колено и снова учиться ходить. Но это совсем другая и грустная история, вспоминать о которой Софии не хотелось. Ещё не хотелось вспоминать о том, как вернулась домой и столкнулась с равнодушием мужа. Он ужасно расстроился, увидев её на костылях и недееспособной. Расстроился и дистанцировался. София не могла этого понять. А как же «и в горе, и в радости»? Но муж был похож на страуса, прячущего голову в песок. Похоже, он решил: если не будет видеть жену в таком состоянии, значит, с нею всё в порядке. Он продолжал ездить по выходным с друзьями в горы, работал больше обычного, засыпал в гостиной на диване, оправдываясь, что боится задеть её больную ногу во сне. София страдала. Для неё это было большое испытание. Она, конечно, справилась, но обида осталась.