Краснуха

Ника заболела в субботу, двадцать пятого февраля. Появилась сыпь на лице, которая позже расползлась по всему телу. Как медуза, она ошпаривала и обжигала всё на своём пути – шею, руки, ноги, туловище. Не затронула только ладони и ступни. Температура поднялась резко и сразу до тридцати девяти. «Краснуха», – вынес вердикт дежурный врач. «Как это возможно? В тридцать три года заболеть детской болезнью», – недоумевала Ника. Она никак не могла понять, где и когда она могла подхватить этот ужасный вирус.

Врач ушёл, и комната погрузилась в гнетущую тишину, которую нарушал лишь монотонный звук тикающих часов на стене. Каждый удар секундной стрелки казался отголоском её тревожных мыслей и усиливал чувство безысходности. Ника медленно, чтобы не упасть, поднялась с кровати. Внезапная волна слабости окатила её  с головы до ног. Она с трудом сделала несколько шагов к зеркалу, чтобы взглянуть на своё отражение. В зеркале Ника увидела себя — бледную больную женщину, тело которой было покрыто огненными пятнами округлой формы. Она не сдержалась и зарыдала. Слёзы, как бушующий поток, хлынули из её глаз. Не пытаясь остановить их, она осторожно вернулась к кровати. Упав на подушки, с горечью подумала о том, как изменилась её жизнь за столь короткое время. Ещё вчера она была энергичной, жизнерадостной женщиной, полной планов и надежд на будущее. А теперь… Теперь она — инфицированная больная, прикованная к постели, вынужденная жить в изоляции, отрезанная от привычного мира и тех, кого любит. «Господи, хоть бы никого не заразить», – мелькнуло в голове. Она вспомнила о своих близких. О муже, который сильно переживал за неё, когда она плохо себя чувствовала. О маленьком сыне, который с радостью ждал её каждого возвращения домой с работы. И о бабушке мужа, с которой всегда могла поделиться и радостью, и печалью. Мысль о том, что они могут заболеть, пронзила её сердце, а внутренний жар унёс в состояние забытья.

С этого момента и днём, и ночью её стали преследовать мрачные, угнетающие сны. В них она то взлетала вверх на высоту своего пятиэтажного дома, то резко падала вниз и застывала в нескольких сантиметрах от земли. В другой раз проваливалась в яму и не могла из неё выбраться. Многократно хваталась за влажную землю, торчащие корни деревьев, но вновь и вновь скатывалась вниз. Иногда просыпалась в липком поту и почти сразу же терялась в сонном тумане. Видела, как бродила ночью по пустынным улицам. И тени, огромные, страшные и причудливые, нависали над ней. В эти моменты ей казалось, что от страха она теряет сознание, но через мгновение просыпалась. Слушала, как сердце продолжает бешено биться, словно готовилось к прыжку из груди.

Дни текли медленно и больше напоминали нескончаемый кошмар. На пятый день болезни температура немного снизилась, и Нике даже удалось пободрствовать. Однако слабость неумолимо продолжала уводить её в царство Морфея.

В этот раз Ника увидела во сне, что у неё выпал зуб. Невыносимая боль и огромное количество крови заставили её испытать леденящий ужас. После пробуждения Ника долго не могла прийти в себя, её сердце громко колотилось. «Это всего лишь сон», – убеждала она себя, пытаясь отмахнуться от нахлынувшей печали. Комната была залита утренним весенним солнцем, пробивавшимся сквозь неплотно задернутые занавески. Эти яркие лучи, казалось, боролись с остатками ночной тьмы. Ника, наконец, поднялась с постели, полная решимости выкинуть из головы жуткие образы, преследовавшие её во сне. Но воспоминания были настолько сильны и реальны, что она невольно проверила языком наличие всех зубов.

«Кто-то умер», – неожиданно подумала она. Дурное предчувствие стало нарастать, вызывая неприятное чувство тревоги. Ника не раз слышала, что сны про выпавшие зубы считались предвестниками смерти кровного родственника. Не придавая большого значения снам, в глубине души она всё-таки верила им. Родители и близкие Ники жили далеко. Но если бы что-то случилось, кто-нибудь из них сообщил бы ей.

Седьмого марта, когда болезнь уже почти сошла на нет, ранний настойчивый звонок разбудил женщину:
— Ника, это ты? — спросил взволнованный голос в трубке. Он был до боли знаком, но Ника не могла припомнить, кому принадлежит.
— Да, я, а кто это?
— Ира, соседка твоих родителей. Ника, крепись. Умер твой папа...