Бог и революция

Бог и революция.

Только осмысленный труд способен удержать человека от самоубийства. И чем меньше возможностей для такого труда, тем безысходнее становится жизнь. Уровень деградации зависит от норм социального устройства. Если система ценностей не позволяет человеку уважать себя, он опускается до нравственного самоубийства. Таков современный мир, который выживает только благодаря примирению с низостью своего существования.

Предметный мир находится в реальном пространстве, для мышления нужно чистое, беспредметное пространство. Мыслится бытие, то есть та форма сущего, в которой сущего нет. Лишь мысль заполняет существо бытия, а бытие есть мысль, страдающая временем. Поэтому только время отличает одну мысль от другой в разности их бытия. Немыслимый переход от одной мысли к другой во времени есть воля. Мысль закончена и только воля может заставить ее преодолеть себя. Но к чему воля стремит мысль? Какая иная мысль скрыта за пределами мысли, превращая время в мышление? Мышлением называется творческий акт по созданию бытия. Хотя во времени и протекает бытие мысли, в нем же оно ускользает, так что каждая мысль должна восстанавливать его заново. Само же бытие находится вне мышления, заключая его в себе в виде идеи вневременной вечности. Так что бытие немыслимо, хотя и является результатом мышления и в самом мышлении. Я могу приписать бытие чему угодно, но это что угодно будет лишь реальным предметом вне бытия.

Вытесненные из времени бытия сущности, составляющие реальность, ищут истину, поскольку лишены ее. Ведь в мышлении не возникает вопрос о истине, мышление творит бытие, а бытие не может быть отличной от себя истиной. Различается сущность, а бытие неразличимо. Даже в различии бытия и ничто полагается сущность, а не осмысленное во времени бытие. Реальное значение бытия есть ничто, но бытие принадлежит мысли, а не реальности, поэтому ничто не присуще ему. Бытие не может отрицать себя в ничто, поэтому не обозначено в своей полной законченности. В продлении своей необозначенности оно могло бы быть приписано промыслу, если под ним понимать совокупность творческих актов, направленных в будущее. Но у бытия нет направленности, его время не ищет направления, поэтому промысел есть взгляд реальности на сокровенную истину. Само же бытие полагается вне вечного промысла как реальность существования, не знающая своей идеи и не присутствующая в сущем.

Онтология бытия – это история сознания. Поэтому человек сознает себя в своем существе, обладает понятием его личности. Личное существо человека как история всеобщего сознания индивидуально, но подобно каждому. Каждый может прочесть себя в сознании другого человека. Поэтому существуют всеобщие науки, в которых каждый может обрести знания, свойственные как ему, так и всему человечеству. Разница лишь в том, что один создает эти знания, другой потребляет. Но и потребление их приносит пользу тем, кто ими владеет. Ведь все эти знания направлены на присвоение тех, у кого их нет. Человек уже с детства обречен формировать свое существо на основе этих знаний. В обладании ими все люди одинаковы. И лишь в их преодолении начинается осмысленная жизнь человека, в которой он обретает то, что отличает его существо от любого другого. Этот опыт существенного преображения и называется философией: ведь из всех наук только она является творческим откровением, в сознание которого погружается существо человека.

Если Бог не сотворен, то бытие ясно указывает на наличие сущего. Можно ли говорить о бытии независимо от сущего? Да. Вне сущего оно тут же превращается в духовное пространство мысли. Если в реальности оно объединяющая сущее идея, то в духе бытие истина мышления. Что такое истина мышления? Это направленная сквозь время идея, объясняющая происхождение вечности. Дух вообще стремится осмыслить вечное творение. У разума та же цель, но он стремится понять его, а не осмыслить. Разум лишь подражает творению, поскольку он действует в реальности, которая уже сотворена. А сотворить сотворенное невозможно. Поэтому он познает сотворенное в предметах реальности. Поскольку разум не может мыслить, он непричастен к духовному откровению и лишь через веру постигает бытие. Разум верит, что бытие есть, опираясь на наличность существенного сознания. Бытие – это среда духовного откровения, только в духе оно очищает творение от разумной реальности, в которой человек перестает быть и становится предметом самого себя. Именно в разумной действительности он тщится вернуться к бытию, полагая его в сфере духовной веры, но не духовного откровения. Разуму не дано откровение духа, разум лишь свидетельствует в вере бытие его присутствия. Верующий человек всегда разумен, но дух не нуждается в вере, поскольку является собой в откровении бытия.

Нельзя надеяться там, где надеяться не на что. Но быть надо всегда.

Подлинность есть деконцептуализация.

Латентна ли подлинность, выявляется ли она в процессе структуризации смысловых значений? Или, напротив, она обнажается в процессе деконцептуализации сущего? Ведь сущее как концептуальный феномен имеет иерархию не только в глубине идеи, но и субординацию в процессе времени. Деконцептуализация сущего ведет к такой подлинности, которая раскрывается как революционное преображение бытия, как сверхсовременное откровение. Но является ли подлинностью то, что отрицается в этом сверхсовременном откровении? Является ли подлинностью ведущее к нему сущее? Или оно лишь вспомогательное средство для установления дистанции между менее совершенным и более совершенным, концептуальное средство для установления иерархической субординации подлинной идеальности в становящемся времени? Временная субординация сущего в процессе деконцептуализации упирается в сокровенное. Лик сокровенного становится сущностью откровения и этот лик есть ненареченное именем полное и окончательное безымянное имя.

Миф, которым живет христианское человечество, сводится к одному: должен быть не единый человек, а один. Тот, в ком мог бы быть коллективный человек в качестве человека вне коллектива. Этот один человек Христос. Он избран быть одним. Это образец человека, идея, которую претворил Бог. Поэтому он Богочеловек. То есть не коллективный, не член общества, а обращенный напрямую к Богу как его творение, как его Сын. Его спасительная миссия заключается в том, что он стал этим одним для всех человеком, в котором каждый может этим человеком быть и этим – спастись. Люди так и говорят: мы во Христе. То есть в человеке Христе они люди и каждый из них человек. Не было бы общего сознания бытия, если бы не было одного человека, того, в ком каждый другой – человек, и через человека в нем – человек в себе.

Христианство вплоть до современности определило ход развития цивилизации. Дохристианство было мифологической идеальностью бытия. Христианство стало существом человека. Этого существа не было в античности. Античность символизировалась в образе ищущего человека Диогена. В Христе указывается существо человека: вот человек. Человек истина. Другой истины нет. Она теряется во множестве, ограничиваясь своим выражением. В человеке истина невыразима. Она есть Я. Человек есть истинное Я и это истинное Я образует Церковь. Только в Церкви человек один, пребывает наедине с собой в своем истинном выражении. И все вместе они пребывают в выражении одного, которое есть истина, и эта истина пребывает в каждом, и это и есть спасение каждого в одном и одного в каждом, которое называется Любовь. Любовь поэтому есть единоличное присутствие каждого в каждом и каждого в одном. Именно поэтому государства нуждались в поддержке Церкви: ведь Церковь варварскую массу превращала в людей, каждый из которых в этом превращении был спасен и становился полноценным человеком. Права и гражданское общество возникли по подобию Церкви: ведь цель государства – превратить личность каждого Я в гражданина. Примеры отделения Церкви от государства показали превращение народа в управляемую толпу, которой манипулирует актуальная на данный момент идея. Это возвращение к дохристианскому времени, во власть мифа, построенного на обломках душ и навязанного коллективному человеку. Ведь коллективный человек не есть истина, у него нет Я в сознании своего человеческого бытия, в сознании себя одним. Он один из многих, которые в эйфорическом ничтожестве едины. Единство тем прочнее, чем меньше истинного Я в каждом. Этой толпе обезличенных людей ничто не мешает стать послушной правительству массой, для которой это правительство заменяет Я. Только в варварских странах, в которых есть сильная власть первобытной дикости, возможно отделение Церкви от государства. В лучшие периоды своей истории Церковь и государство были едины. Ни один монарх не становился полноправным без согласия Церкви. Именно в Церкви он обретал реальную власть над подданными, получал статус человека непогрешимого и самодержавного. Гроб Христа стал святыней, символом истинного существа человека, духом усопшего Я. Крестовые походы были ответом на захват святыни иноверцами. Освобождение гроба Господня воспринималось как символическое возвращение человеку его сущности. Христианин стал человеком, потому что его сущность обрела дух единственного Я. В Церкви земной эти люди братья и сестры, единый союз которых есть любовь. Распад христианской любви как превращение государства в демократию создал сверхчеловека, то есть основанную на искусственных правилах конкуренцию, неприемлемость которой и есть призыв к деконцептуализации общества.

Разбожествление Христа приводит человека к равенству с самим собой. Христос уже не Богочеловек, а эталон человека. В равенстве с собой человек – сверхчеловек. Он рядом с Христом, а не в Христе. Из верующего в Богочеловеке он смыкается с собой. Его взгляд обращен во время, в собственное существование, поскольку его Я длится в живом воплощении. Жизнь заслоняет существо человека, в жизни над этим существом выступает сверхчеловек. Сверхчеловек не тот, кто отрицает Бога, а тот, кто превзошел свое существо. Поскольку существо человека – история творения перед лицом Бога, сотворенный человек заменяет это лицо лицом своего Я, так что сверхчеловек – это ставшее собой Я. В сверхчеловеке история творения заканчивается, сверхчеловек живет, но его нет. Ему не нужно быть, поскольку он есть. Бытие оттесняется его Я, которое и без бытия есть. Сверхчеловек есть чистая жизнь Я во времени, существующая в забытии, то есть в ничто своего существа. Если в человеке существом является Богооткровенное бытие, то сверхчеловеком предстает живое Я. Я не имеет существа, его собственностью является лицеприятие и возбуждение сверхчеловеческого внимания ко всему несуществующему. Это несущественное открытие жизни в изменчивом восприятии есть страсть, которую сверхчеловек удовлетворяет по мере сил. Так появляется демократия. Демократия – это борьба сверхчеловека со своим призраком, с отсутствующим в нем Я, с вынесением его за пределы собственности. Демократия – это конгломерат конкурирующих между собой Я с целью получения личной выгоды. Каждое потерявшее себя в другом Я стремится вернуть выгоду этого другого Я в себя, стать собственностью собственности другого. Конкурентная борьба рассредоточенного в собственном существовании Я становится законообразующим конгломератом демократии. Личная выгода сверхчеловека превозносится над существом божественной совести, организующей общество. Человек общественное существо, имеющее эталоном разбожествленного человека. Современная демократия как сверхчеловеческий конгломерат личностей не объединена никакой идеей, кроме конкурентной наживы: ведь жизнь протекает в захватывании все большего, в бессовестном присвоении чужой собственности, во все дальше уносящем в забытие усилии. И лишь сверхсовременная революционность мироустройства позволяет надеяться на преодоление сверхчеловеческой демократии, чтобы обрести подлинность творения в новом откровении непревзойденного никаким искусством замысла.

История человеческого творения завершается мыслящим свое существо духом. Современность открывается с появлением сверхчеловека. Между этими двумя эпохами четкая граница, проложенная учением Гегеля и учением Ницше. Современность, которая породила демократию и сверхчеловека, убила совесть и утвердила выгоду, продолжает вырождаться. Искусство является критерием ее вырождаемости. Все, что в нем ценно, выходит за пределы современности и неведомо ей. Подлинное искусство революционно, а задача революции и заключается в возрождении подлинности. Современность слишком жива, чтобы время могло иссякнуть в ней. Его инерция необозрима, поэтому только революционное усилие может опередить время. В чем заключается это опережение? В установлении подлинности, недостижимой для времени.

Если я вижу перед собой свет, я должен идти туда, где я этот свет вижу. Чтобы покинуть то место, где его больше нет.

Нельзя открыть ничего, что уже не было бы создано прежде своего открытия. Даже Бог был прежде своего творения. Поэтому то, что должно быть найдено за пределами современности, уже создано. И названо оно тем же словом, которое предшествовало своему открытию в мире. Если существо человека обращено к Богу, современность – к реальности, то сверхсовременное открытие – к миру. К тому миру, который до своего открытия в сверхсовременном был всего лишь словом, а теперь должен наполниться смыслом и содержанием. Мир как революционное преодоление современности нуждается в подготовке к своему восприятию, в притеснении реальности, в сжатии современности до современения. Обремененное событием современение в качестве жизненной прострации поражено недоумением. Это недоумение выражается в образе вселенского представления, в аморфном сознании бессилия перед ее подавляющими масштабами, в ничтожности бытия перед силами ему неведомыми. Покорность заключается в ничтожности собственного существования перед великим и пустым содержанием, полнота которого превосходит всякое искусство воображения. Это вселенское отсутствие мудрости, которому покорен сверхчеловек, влечет его к бунту против собственного существования, к преодолению вселенского представления в мировой идее. Ведь только мир способен победить вселенную, вернуть мудрость творения в революционном преодолении современности. Современность нуждается в покорении: ведь она покорила божественное существо человека, оставив его в сверхчеловеке без себя, без собственного наличия в событии конкурентного хаоса, выдаваемого за свободу. Самообман сверхчеловека столь же стремительно свершился, как и пала истина человеческой мудрости. Покорение современности как современения вселенского события в актуальной реальности сверхчеловека – задача, тщетность которой связана с его фанатичным стремлением найти начало вселенной, что полностью аналогично потерпевшему фиаско намерению найти метафизическое начало Бога. Бог, как выяснилось, имеет начало не в самом себе, поскольку у него нет собственности, а в любом месте своего бытия в ином, существо которого и есть вопрос о его начале, поскольку это существо хотя и божественно, но не Богопричастно. Поэтому и вопрос этот существует как ответ на отсутствие Богопричастия. Но у Бога нет частей, поэтому причастие невозможно, и, следовательно, в пределах метафизического бога Бога быть не может. Бог возвышается над своим метафизическим откровением и посвящает человека в тайну своего присутствия. Вселенная же не нуждается в покровительстве сверхчеловека, как и не имеет претензий к факту его существования. Вселенная мертвый материал, из которого и в котором возникает живая реальность. Так что изучение живой природы этой реальности является средством освобождения от современности. Сверхчеловеческий процесс покорения вселенной и освоения живой природы столь же далек от завершения, как и попытка постичь истину в единобожии. Ведь некоторые до сих пор живут ложной верой в то, что сокровенный Бог в конце времен откроет свой лик. Но Богу нет в этом никакой нужды, как и не было нужды в творении. Так что не по воле Бога произошло творение, а сверх его воли, и вот это сверхволение Бога и является истиной творения, то есть тем, для познания чего создана жизнь.

Чтобы иметь судьбу, надо иметь волю. Чем сильнее воля, тем ярче судьба.

Миф о творении показал свою несостоятельность. Он оказался бессмысленной попыткой хоть как-то объяснить необъяснимое, но на деле оказал громадное влияние на всю последующую историю. Все попытки противопоставить ему что-то были обречены на неудачу. Это говорит о том, что он был единственно возможным для тех времен откровением. Поэтому остается только единственный, сверхсовременный вариант объяснения Бога и творения. Творение есть саморазрушение Бога. Его самораспад и есть творение, поскольку в результате его оно и произошло. Так и говорят: человек пал, сотворен как падшее существо. Самораспад Бога в творении и есть переход его качества в количество. Возвращается ли это количество в качество вновь собранного Бога – вопрос, который в данный момент не имеет ответа. В соответствии с признанной логикой истории Бог умирает окончательно в реальности, становится сверхчеловеческой действительностью. Ведь человек в реальности часть распавшегося Бога, равная его целому, то есть сверхчеловек, больше, чем человек. В сверхчеловеке Бог открывает свое существо в человеке. Поскольку это существо смертно, сверхчеловек умирает подобно Богу. Но Бог, умирая в количестве, не может умереть в качестве, хотя в забытии и не существует. Самораспавшийся в живом количестве Бог утрачивает свое бытие: жизнь безбожна, а бытие безжизненно. Безжизненность бытия, которая обнаруживается в сверхчеловеке, есть чистая действительность, которая образует современную реальность. Только однажды Бог совершил революцию: когда из человеческого качества перешел в сверхчеловеческое количество. Его самораспад не может быть революцией, он всего лишь безудержное стремление жизни к самообнаружению. Ведь в едином и одном Боге не может быть обнаружена жизнь: жизнь – это свойство бесконечного множества выражений одного и того же. В существе своем эта жизнь человек, в реальности сверхчеловеческая действительность - поскольку именно в реальности над человеком доминирует коллективное послушание, созданное сверхчеловеком. Поэтому только действительность сверхчеловечна - в ней человек перестает быть человеком и вынужден считаться с тем, что превыше его и во власти чего он находится. Сверхчеловеческий феномен бытия, который назван демократией, то есть властью всеобщего человека над одним, лишь имитация Божественного господства над творением: демократическая современность всегда может позволить себе совершить революцию против своей воли.

Теологическая революция, которая прежде всякой другой должна изменить миропонимание, неизбежна. Без Бога нельзя, но терпеть его в том виде, в каком его преподносят невежды, невозможно. Поэтому реанимация идеи Бога в революционном аспекте должна быть совершена без промедления. Хватит ли у сверхчеловека сил для того, чтобы покинуть реальность? Ведь преодоление ее необходимое условие для возрождения Бога в сверхсовременном бытии. Современная реальность – скудная профанация Богоучения. Бог забыл себя в ней. Сверхчеловек смирился со своей единственностью, с необходимостью не быть в жизни, а быть в своем Я Единственным. И эта его единственность изумительна своей открытой чистотой, проникновенностью неприкасаемого характера. Она еще не знает, чего хочет, она не научилась хотеть, потому что она вся есть.

Все отчетливее приходит понимание того, что последняя картина «Титановый век» является началом нового мира. В прошлом должны остаться только светлые предпосылки настоящего, его ложь должна быть отброшена и с отвращением забыта. Исследование человеческого безумия никогда не кончится, его формы должны быть проанализированы для очищения разума от заблуждений. Чистый разум, основанный на мышлении превосходства творения над разрушением, дошел до понимания того, что сам Бог впал в заблуждение, истратив себя на творение в саморазрушении. Восстановление Бога из его разрушенного присутствия в реальности, стремящейся превзойти себя, чтобы вновь обрести его путем присвоения, бессмысленно. Бог не может и не хочет присвоить себя после самопожертвования в творческом воссоздании себя человеком. Творение, которое стало следствием его саморазрушения, стремится саморазрушиться усилием человека и его разума, чтобы в нем Бог восстановил себя. Зачем необходимо разрушение саморазрушенного для восстановления того, что саморазрушилось в творении, неясно. Но непрерывное возвращение к тому, что покидает себя, очевидно.

То, что недавно казалось мироустройством, вдруг оказывается всего лишь концепцией. Концепции постоянно меняются. Их называют моделями, парадигмами или как-нибудь еще. Но суть того, что с их помощью стараются усвоить, остается неизменной. Поэтому раздеконцептуализация мира становится предпосылкой революции, которая разоблачит новую аналогию божественного саморазрушения в самозабвении Бога. Что такое самозабвение Бога? Это стремление к смерти человека в преодолении современного сверхчеловека. Но погибнет ли окончательно человек в самозабвении Бога? Или он выстоит через сверхчеловеческое отрицание реальности и обретет новый мир, который будет готов для освоения без всякой нужды в ограничивающей его противоположности? Снятие вечной противоположности и есть цель революции. Будет ли этот новый мир преодолевшим жизнь мастерством Бога, преодолеет ли он природу бытия и реальность сверхчеловека, станет ли он успокоением для Творца, чтобы труды его свершились в нем? В этом и есть предназначение революции.

Если смерть человека является аналогом и напоминанием о саморазрушении Бога в творении, то Бога следует понимать не иначе, как предвзятость жизни, а не только в метафизическом смысле как бытие в ничто. Что же в качестве самовосстановленного Бога представляется возродившемуся человеку? Ведь сверхчеловек - это революционный переход от умирающего человека к возрождающемуся, от Богозабытия к Богоявлению. Чем является Бог, который никогда не может явиться в чем-то? Является пережившим творение воспоминанием о своем бытии в отрицании его. Бог не хочет бытия, поскольку ему противоположно ничто. Бог не хочет своей ничтожности, поэтому он не может быть. Бог сливается с преодолевшим свою сотворенность человеком в светлом одиночестве единственности. Но эта единственность не знает себя единственной, поскольку она не допускает своей множественности. Это единственное не может быть процессом, поскольку процесс предполагает отрицание имеющегося. Так что невозможно ни время, ни существование. Можно сказать, что забытие уходит в забытие. Чем же стало это не имеющее сущности ничто во времяпотерянности? Оно не может быть ничем, поэтому оно и не ничто. Утрачен и смысл бытия, поскольку его сокровенная истина достигла себя. Это и есть жизнь в чистом виде, в том виде, в каком Бог предъявил ее в самопожертвовании. Ведь быть собой в жизни – единственное, что доставляет вечное удовольствие, так что достигающее жизни саморазрушение Бога в творении как его самопожертвование и есть акт безграничного милосердия и предположение добра. Он напомнил об этом посредством самопожертвования Христа. Но слишком мала оказалась эта жертва в глазах людей для их полного просветления, для окончательного извлечения себя из бездны творения на поверхность бытия. Ведь Христос Богочеловек, а не Бог. Так что Бог всего себя вложил в творение, перестав быть в реальности ничто.

Революция – это переход от метафизического Бога к его нравственному состоянию в сверхсовременной деконцептуализации мира. Поскольку вся эта мутная явь, погрязшая в своих переживаниях, судьбах и намерениях, должна быть заброшена и забыта, светлая чистота не явленного приступает к установлению своей необозримости. Необозримость ничего не имеющего и не имеющая намерения охватывается бессловесным выражением. Картина этого проясненного из сумрака сверхчеловеческой современности достояния напоминает вечность, заброшенную во времена своего окончания и вспыхнувшую теплотой прильнувшего к себе присутствия. Что может быть там, где ничего нет? Ничего, кроме меня, впитавшего в себя долгожданный облик вечно идущего навстречу. И лишь бездейственное ожидание становится предпосылкой для революционного происшествия. Деконцептуализация мира началась. Обнаружение подлинной чистоты его свершится.

Нельзя жить в этом мире. Он мертв. Он не имеет ни смысла, ни цели. Его любовь эфемерна, его ложь неискоренима, его наглость неукротима. Везде видна материя, с которой сталкивается живое человеческое существо. Жизненный материал навязан жизни: она хочет свободы, а вместо нее ей предлагают демократию. Демократия – это свобода для мертвецов. Живому человеку не нужна свобода, потому что он свободен. Живому человеку нужен ресурс мысли, которая облагородила бы его усилие по созданию человечества. Ведь человечества нет, есть сброд, который консолидировался в демократическое общество. И тычет своими трупами в разные стороны, чтобы завалить ими другие трупы, уже успевшие сгнить, но с успехом продолжающие жизнь.

Для чего нужна революция? Для того, чтобы Бог воскрес в человечестве.

Следует забыть о мире, чтобы постичь его тайну. Потому что она сокрыта во мне.

Выяснилось, что основание противоположности теряется в бесконечности. Оно постоянно отступает от своей видимости, как теперь говорят, за горизонт событий. Поэтому вселенная бесконечна, а я опираюсь на бездну. Где же основание человека? Если у человека нет основания, то, следовательно, он есть сведенное к точному самоопределению естество. Он уже не он, а я, говорящий о я. В выражении «мое я» я утрачиваю себя, поскольку я моего я противоположно мне как бесконечно уходящая в свою бездну внешность. Я противоположно противоположности, поэтому во мне она имеет свою границу. Представление о вселенной ограничено мной, а я в этом представлении ничего не имею, поскольку основание ее представления заключено во мне. Я же как доведенное до крайности самоотрицание причины творения в беспричинном состоянии лишь усматриваю существо мировой эволюции в предшествующем моему появлению виде.

Естественно, что изучение любого вида противоположности должно быть бесконечно во временном пространстве. Оно ограничено только моими возможностями. Изучение мной себя в виде противоположного мне я тоже бесконечно. Я никогда не достигну понимания себя в противоположном мне я. Без всякой причины я понимает себя как следствие любой причины. Кем бы я ни стал в результате эволюционного процесса, я всегда понимаю себя собой, обладаю самосознанием. Конечно, это самосознание отличается в разных особях, так что самосознание одного не всегда понимает самосознание другого. Разница самосознаний вызвана уровнем эволюционного развития. Но поскольку эволюция одна для всех живых организмов, различные самосознания могут найти общее понятие. Самым общим понятием для них является идея Бога. Даже при всем различии понимания содержания этой идеи, сама идея является предметом ума каждого самосознания, поскольку она бессодержательна и не конфликтует в них. К понятию Бога сводится все живое, и хотя единого понятия его нет и даже вообще нет его понятия, а есть только вера в его существование, все-таки произнесенное имя его для всех имеет одно и то же значение: значение абсолютной неопределенности их конкретного существования в мировом порядке. Невозможно отделить бытие от ничто, незнание того и другого вынуждает людей говорить о взаимопризнании, о ценности каждого в общем хаосе. Человек становится ценностью именно потому, что только в себе замечает основательность бытия, которую хочет придать даже божественному ничто.

Но достаточно ли емкости человека, чтобы из него можно было извлечь что-то сверхсовременное? Что у него есть? Существо творения, неорганизованная в сознании природа и потребность превзойти себя. Он уже превзошел себя в сверхчеловеке, установив современную реальность, но он вознамерился деконцептуализировать мир. Коснется ли существа мира эта деконцептуализация? Ведь существо мира есть Бог, не имеющий светомировоззрения. Преображенное светомировоззрение и должно стать актом деконцептуализированного откровения. Емкость человеческого существа как светомировоспринимающая инстанция оказалась лишь живым фрагментом Боговосстановления. Самовосстановление Бога в живом процессе самосокрушенного бытия становится единственным знанием Единственного, в котором ничего не знается. Недознание знания заключается в факте отсутствия цели и незнании этого. Но откуда недоузнанное может знать, что у него могла бы быть цель? Только по аналогии с предшествующим саморазрушению Бога понятием. Ведь именно невозможность понятия цели творения сокрушила Бога. Так что Боговосстановительный процесс бесцелен и лишь определяет вид Единственного в беспредназначенном состоянии.

В бессмысленном всегда должен быть отсутствующий смысл, чтобы оно стало источником нового мировоззрения.

Атавистические концепты, которыми скован мир, нуждаются в разрушении. Ведь сам Бог разрушил себя, чтобы в творении обрести жизнь. Деконцептуализация и раздеконцептуализация мира – путь к его чистоте в воссотворенности Бога. Воссотворенный после смерти в реальности Бог и есть цель революции, которая достигается в преодолении сверхчеловеческой современности, в ликвидации ожидания будущего в настоящем. Настоящее как предстоящая будущему современность в концептуальном хаосе идей оставляет человеку только бурную инерцию существования. Человек обречен в перспективе своей жизни на вымирание, думая, что достигает успеха в наращивании мощи существования. Его существо проносится сквозь жизнь, но обретает ли оно себя в конце жизни, чтобы стать вечным и, заменив жизнь, быть? Нет. Так что напрасно жизнь тщится сохранить свое существо, у нее нет существа, а существо только у Бога, поэтому Бог и сотворил человека, чтобы быть с ним и тогда, когда он жив, и тогда, когда он мертв. Потому что существо человека – это нераздельное единство жизни и бытия, и дух этого единства пребывает вечно, поскольку есть вера в это и это и есть вера.