Ген. реп. Гл. 3. Квартирник

3

Начинал маг с походов в картинную галерею, цветаевских бдений местной интеллигенции,  читок стихов в галерее современного искусства, в подвальчике, но позже обнаружил, что те же самые  выходы в астрал можно совершать, сидя дома, имея в распоряжении всего лишь репродукции картин Рериха, гитару, записи «Led-Zeppelin» с непостижимыми соло Джимми Пейджа, которые Кулига все же как-то умудрялся «снимать». 

Наигрывая вступление «Bebe, I*m Gonna Leave You» он, в самом деле, уходил от этой самой детки в сиренево-дымчатые горы. А может наоборот  -  детка свинчивала от него -  что в сущности одно и то же: семейная жизнь Кулиги не удалась.  И тогда подобранные возле мусоропровода открытки с гималайским циклом он развешал по стенам рядом с репродукцией, на которой был запечатлен древний Псков  с силуэтом держащего наготове инквизиторскую секиру стрельца и луной, подобной отрубленной голове, над церковными куполами.  Отсеченная  голова по одному из «накачанных» Кулигиным из всемирной паутины советов Великого Зверя край как нужна была для свершения ритуала единения с духами так же, как  лампочка  для рассеивания темноты или штопки дырявой чулочной пятки. 

 Следуя наставлениям мага, Кулига  достигал  завороженного озера Лох-Несс, далеких, морщащихся складками шотландской юбки  гор. У их подножия, в уткнувшемся в каменный подол  Болескин  - Хаузе, некогда служившим Великому Зверю полигоном его ритуалов, в затянутом плющом, прячущимся за ветвями елей  домике с позеленевшей от мха черепицей на крыше, Кулигин ощущал себя полностью воплотившимся. Собственно, всё оставалось таким же, как на картине «Бэда-проповедник», только к горно-озерному пейзажу с  садящимся за дальнюю вершину раскаленным шаром солнца добавлялся живописный домик, приобретенный лидер-гитаристом-паранармалом из «Led -Zeppelin». Подселившись в тело нового хозяина замка духов Джимми Пейджа, Кулига   устанавливал связь с жуткой сущностью. Для такой магической операции он, конечно же, использовал арпеджио из «Starway to Heaven». А для извлечения необходимых звуков обзавелся фендеровским «стратом» с ламповым усилком и необходимыми примочкам. Надо сказать, что другим кумиром Кулиги был незабвенный блюзмен-бугивужник  SRV, безвременная кончина которого в 1995 году значила для  Саши примерно то же , что гибель Юрия Гагарина для советских людей, тем более, что Стив Рэй Воэн погиб, взяв покататься вертолет у Эрика Клэптона и тут имелась некая симметрия событий, какие Кулигин находил повсюду: «вертушка» с первым из виртуозов-гитаристов врезалась в опору строящегося здания так же трагически и нелепо, как и истребитель в землю с первым человеком – покорителем космоса.

Лестница в небеса! Для одного ею стали дымные столбы стартующей ракеты, для другого бешеные блюзовые навороты-импровизации, в которых иррационально-первобытная  негритянская тоска по темному язычеству сплеталась с готическим размышлением о боге едином. Но в данном случае лестница уводила не в небеса, а в озерные пучины. Околдованное магией производимых рок-музыкантом звуков  озеро Лох-Несс прятало в своих недрах  вызванное из небытия скользкое, чешуистое чудовище. И  задачей  чародея, в которого обращался Кулига-импровизатор,  было либо усыпить дракона, чтобы огромное как дирижабль, веретенообразное тело рептилии сгнило на дне подводного каньона, распавшись, и превратилось бы в груду костей, либо  вызволить его из глубин и , обратившейся в сияющий меч электрогитарой отсечь страшилищу голову. Вера Кулиги в силу  производимых  им манипуляций  была тем сильнее, что последний хозяин Болескин-Хауза Джимми Пейдж  взирал на него с приобретенного недавно диска вроде бы с одобрением. Растеряв  своих друзей по «Свинцовому дирижаблю» - барабанщик Боуи сгинул в автокатастрофе, другие сами разбрелись,- с кем ему ещё было уходить в отрыв, джемуя! 
 
Мистического смысла ко всему происходящему в  квартире музыканта-медиума добавляло и то, что  Кулига  обладал изготовленной в 1978 году мастером ленинградской фабрики музыкальных инструментов М. копией «Мартина». Переставляя  цифры в дате изготовления  инструмента(ярлычок с росписью мастера можно было видеть, заглянув, как сквозь иллюминатор, внутрь «банки») Кулига получал цифру 1789, соответствующую году сбывшегося проклятия де Мале и гильотинирования  Людовика XVI. А это уже были не шутки: нумерологические совпадения значили для Кулигина то же, что для физиков, спознавшихся с квантовой механикой, число  пи,   масса электрона или постоянная Планка. И все же с некоторых пор Кулигу стали  посещать мысли о том, что как бы не лохонуться с этими отлетами в домик на берегу озера Лох-Несс, как бы, крутя виниловые «пласты» и разглядывая их яркие обложки,  не уподобиться одному из гениев концептуального рок-н-ролла, нагрузившему  подвернутые джинсы  камнями  - и булькнувшему в озерко то ли для того, чтобы  сразиться там с дракошей-Несси,  оставив на его шее след лучезарного Дюрандаля, то ли  из неодолимого желания  отдаться в пасть свинцовокожему дирижаблю с  гусиными лапками и крокодильей головой на клонированной из пожарного шланга шее.

Долгое время та самая его квартира с мансардой в виде древнегреческого храма представляла нечто вроде  ашрама рок-музыки, шрамом отпечатавшегося на опопсовевшем  теле пугачихинской России. Сюда стекались меломаны и меломанши. Здесь распивалось спиртное, зачитывались рукописи так никогда и не изданных произведений, совершался свальный грех первой и второй молодости, здесь рассаживались на полу, подоконнике, складывающемся, как волчий капкан,  диване и впадали в транс. Уже впав, отсюда выпадали в ставший в конце 80-х местным Гайд –парком Васюганский сквер, чтобы пофантазировать себя «битлами», за коими охотится ЦРУ, кидающийся на плечи век-волкодав и которых готова разорвать на куски толпа фанатов. Прорываясь сквозь кордоны милицейских оцеплений, там, на задворках вздымавшего тулью крыши цирка и казавшего небу златые луковки -храма, можно было запросто приобщиться к свободе. Именно во время одного из квартирников у Кулиги, было впервые оглашено стихотворение Геры Обладаева «Монолог капитана Желтой Субмарины»("Monologue of Captain yellow submarine"), написанное в день рождения Джона Леннона 9-го октября, а прочитанное 7-го, после того как побузили в Васюганском сквере.

 Шупленький Гера, внешностью практически вылитый великий ливерпулец, в "старушечьих" очках, в джинсах клёш с драными коленками, босой, встал из круга  медитирующих под приглушённые звуки колонок.

               -Поймите, мне музыка так же нужна,-  как бы зигуя, вытянул руку поэт с растопыренными пятилучевой звездой пальцами.-
 как лапе лягушки важны перепонки,
 а вот чтобы плавать в реальность из сна,
 то лучше жениться на старой японке,
 вначале немножко хватив ЛСД,
 приняв посвящение от Махариши,
 чтоб, глубже нырнувши, явиться  везде,
 где сносит кому-то   непрочную крышу.

 Чтоб выставив прямо из сна перископ,
 балдеть, наблюдая двойную реальность,
 а глубже нырнув, совершать перескок
 в таинственный мир, где трюизм и банальность
 предстанут в обличьи  раздувшихся рыб,
 такой вот туризм  круче секса в Шри-Ланке,
 а кабы шаров понадуть из икры б,
 то можно летать, как при помощи ханки.

 Что марихуановых глубже морей?
 Быть может, лишь ревность Марии к Хуану?
 Пучины фантазий! Клыки якорей
 нанесшие телу   бездонные раны!
 Я вас обломал об  индийских божков,
 казавших из сумрака  пасти акульи,
 но чтоб не попасться, обломки колков
 гитарных скормил, чтоб  сберечься  от пули.

 Кормило с ветрилом потрепаны и
 уже не вернуться во сны Ливерпуля,
 где я хулиганил,    проклепанные,
 джинсяры  сперевши у дядюшки Жюля,
 у Верна, чтоб тысячи сумрачных лье,
 во всем положившись на  хрупкость заклепок,
 проплыть, чтоб светясь, как на шее колье,
 под винт уходила ночная Европа,

 захлопать готовая и засвистать,
 дивиться, давясь косяками ставриды,
 как сны, что прочитаны мною  с листа
 противней глиста и безумней Флориды.
 Я не был разорван клешнястой толпой
 когда мы на сушу   сходили, всплывая,
 и даже когда цэрэушник  тупой
 в запой уходил, компроматы сливая.

 Но пуля  достала торпедной атакой,
 просунувшись кольтом в кессонные сны,
 чтоб в люк унырнуть — аварийною чакрой
 воспользовался, только сны мне тесны.
 Доколе  лежу у отеля “Дакота”,
 доколе полиция     тащит   наган,
 сморю в перископ,   хохоча до икоты
 А хули мне пули! Ведь я капитан!      

  -Мощно!-тряхул патлами Джимми - Фёдор. Его аляповатые кроссовки ждали хозяина в  в прихожей между узконосыми крокодиловой кожи штиблетами Кулиги и панковыми кедами Марины- ну вылитой Дженис Джоплин.Кроме этих артефактов неформальства в одном строю  шеренгой теснилась по вешалкой разномастная обувь, истоптавшая асфальт проспектов и тротуарчики закоулков, ступени подвальчиков репточек и арткафе Столицесибирска.Прилипали к подошвам этих шнурованных обуток калик перехожих людных мест и билеты стадионных рок-концертов, и околоскамеечная шелуха, и окурки.
 Правда, выстроившиеся, как пионеры на  линейке, все эти вместилища умных ног , которым дурная голова покоя не даёт, перводили дыхание уже не в том порядке, в каком загружались в автозак, подруливший в просвет между цирком-фуражечной тульей и златокупольным храмом. Порядок был нарушен. Одобривший шедевр Обладаева Федор , тряхнув шевелюрою, всё же почувствовал , как кольнуло меж лопатками и заныло-туда-таки во время задержания его всё же приласкал блюститель порядка, с головы которого он сорвал фуражку. Досталось  и поэту, читавшему стих,  поблескивающему стёклами очков, подобных тем, какие прибрала к рукам Йоко Оно(знала они будут стоить миллионы!) после того, как муж-битл рухнул у её ног изрешеченный пулями , пущенными из кольта толстячком* с книжкой "Над пропастью во ржи" под мышкой.Очочки Оболдуева, зовущегося среди своего брата-неформала Оболдухой тоже падали и попали под омоновский бутс, и потому на одном кругляшке была трещина.
Не первой молодости Марина, сколько лет уже исправно исполнявшая роль "девочки в кедах", отделалась синяками на запястьях , оставленными наручниками и кратковременной госпитализацией для психиатрической экспертизы. ("Скорая" подоспела попозжк- к УВД, вслед за милицейскими "кэбами" с мигалками.)Скакавшую вокруг посвященного жертвам репрессий памятного камня , вполне по- вудстоковски визжавшую Марину, норовившую укусить "мента", увезли, замотав в смирительную рубашку. На остальных составили протоколы, которые бунтари подмахивали,не глядя в эти "какие-то бумажки"...
 Боевое крещение состоялось. Минула неделя. 

Как бы оцепенев, сидящие кругом передавали по кругу "козью ножку" косячка,  свернутую из вчерашней газеты. Сам Кулига восседал на диване, изучая  "Криминальные новости" с оторванным углом. Травку завернули в кулёчек с рекламой секс-шопа. А на первой полосе под заголовком НЕФОРМАЛЫ ИДУТ В НАСТУПЛЕНИЕ репортаж был щедро проиллюстрирован фотографиями задержания.

- Ну Федор , ты здесь хорошо получился! Фотогеничный! -съехидничал Кулига. - И похож на Планта! Только микрофонной стойки не хватает!
- Саша! Так мы ж против репрессий митинговали...А нас репрессировали, -буркнул Фёдор , передавая косяк по кругу и почёсывая больное место меж лопатками.

-Жалею , что я его не укусила, этого сержантика...И санитары эти-дёбилы, затянулась Марина догоревшей до трети длины рекламой фото-шопа.
  -А меня за шо? Я только стих прочёл...
-Так и я только буги спел про послушных Пингвинов...Как у пролетарского писателя про глупого пингвина, который прячет тело жирное в утёсах, а меняя , как буревестника - в ноли...
 Квартирник был в разгаре. Кулига воткнул шнур в усилок.Начал с длинного "запИла". Это вполне соответствовало его состоянию.Он зАпил. Возле дивана стеклянными солдатами разбитого войска валялось в беспорядке несколько опорожненных  бутылок. На днях сгребла вещи -и свалила к матери жена. Потому из горла блюзмена вырвалось с хрипом:

Осколки были повсюду
осколки были повсюду,
осколки были повсюду,
плюс останки  недоеденных блюд.
Ты снова била посуду,
ты снова била посуду,
ты снова била посуду,
пока Останкино предавало блюз.


Тебе оставалось лишь собрать осколки
тебе оставалось лишь собрать осколки
тебе оставалось лишь собрать осколки
и вышвырнуть их в мусоропровОд.
И ты не сожалела ни сколько,
и ты не сожалела ни сколько,
и ты не сожалела ни сколько,
и утром собиралась подать на развОд.

 Фёдор барабанил, похлопывая по коленкам, где тоже побаливало, поскольку его уронил на колени знающий своё дело сержант.Гера припал рассеченной губой к губной гармошке. Марина, словно младенца по попке, похлопывала ладошкой по пустой картонной коробке из-под кед.
Зазвучало.В ползвука,так чтобы соседи снизу не стучали по батарее, но вполне убедительно.

…Электрический дух рок-н-ролла вошел в завсегдатаев тусовки, как осы влетают в надутый бессознательной агрессией бумажный шар под стропилами чердака. В сущности, квартира Калиги представляла собою неформальский приход, а устраивавшиеся на ней оргии, хиппи отечественного разлива, были прихожанами. Кулига- гуру. Песни и стихи – псалмы и молитвы. Рок-н-ролльный фон – музыка мессы, служащая облегчению диалога с не-бесами или бесами- о том знали только сами Небеса .  «Вертушка» с двумя колонками  и стереонаушниками представляла собою нечто вроде  мини-алтаря, в глубине которого  хорошо были различимы  иконы-пласты. Их  глянцево-яркие картинки демонстрировали  рок-идолов. И хотя с некоторых пор  в распоряжении Кулиги была компьютерная рок-энциклопедия, он любил улетать, созерцая слегка потертые обложки альбомов, на которых  волосатые рок-ведьмаки с гитарами бесновались,  спускаясь на землю из дирижаблей и неопознанных летающих объектов, «чесали», «перебирали» и  рвали струны, обряженные в одежды, напоминающие  скафандры, мундиры гусар и форму эсэсовцев.

Психоделическая музыка  Алана Парсонса  стала своеобразным гимном тусовки. Концерт «На дне океана» группы "Йес" позволял ощутить себя уносимым мощным течением планктоном. Достигая коллективного экстаза, тусовщики наблюдали феномены и покруче того. Однажды исчез потолок –и они увидели небо.  Гера Обладаев-Оболдуй и его подруга Марина, обратившись в перепончатокрылых чудовищ вырвались наружу, чтобы спикировав на детскую площадку, выхватить из песочницы  игравшего в ней карапуза.  Оторвав ему голову, они  возвращались в гнездовище  сатанистов. Там ритуальным ножом(в него превращался обычный кухонный нож которым хипаки  чистили картошку) срезалась крышка – и содержимое  поедалась. Это называлось—сорвать крышу. И не смотря на то, что роль головки бедного младенца выполнял купленный на центральном рыке арбуз, а роль мозга, из которого сочилась кровь,  имитировали мякоть, куда вливалась бутылка водки, и сочащийся из неё сок–иллюзия была полной.
 
Позже рядом с фиолетово-сизыми, похожими на недоросшие рога, горами Рериха  Кулигин  расположил на стеночке над компьютером  репродукцию “Одиночества”, с которой так и не смог оттереть остатки чего-то, напоминающего баклажанную икру. Так вот, одинокой фигуркой в лодке,  напоминающей брошенный в  бездонную пустоту бумеранг из ребра дракона, уносимый слоистым туманом и плавал он по астральным мирам, подобно монахам, поэтам и пророкам с тех пор, как  отхиповавшие девицы превратились в ворчливых жен, и когда наступила пора, о которой в стихотворении Геры Обладаева было сказано:

И не вернуть. Такая , Боже , осень,
что прямо в душу каждый падший лист,
и замужем давно Регина Ольсен,
и все, кто был женат, поразвелись.

В последствии гуру стал искать и нашел способы технического усовершенствования улетов, освоенных опытом  буйной юности. Сколь ни хорош был «мой гусь - «Мартин», как ласково называл свою первую гитару Кулига, сколь ни упоительно было чувствовать себя   возносимым  под небеса крохой-Нильсом, -  несовершенство подобных парений над расстояниями и временами мало-помалу  заставило проснуться в Кулигине Кулибину, а последнему в свою очередь - задуматься о использовании механики, электроники и информационных технологий.   
 
Было время  - продукцию  медиумических контактов с  неведомым ему духом ( все эти пачки сигарет, обрывки газет с исписанными вокруг кроссвордов полями)    Кулигин  сваливал  в своей квартире  и  без того заваленной  нотами, старыми книгами, тонкими и толстыми журналами.  Рядом с извлеченными из газетных киосков и мусорных баков лощено-мотыльковокрылыми «Плейбоем», еженедельником «Америка», толстенной подшивкой журнала «Вокруг света»  и проспектами постоянно открывающихся и закрывающихся турфим могли  оказаться похожие на  серых летучих мышей, готовых впиться в чурающихся от них жертв,  пухленькие альманахи и тощенькие журнальчики местных  недо-Стокеров. Круг чтения библиофила был необозрим, поэтому он писал поверх античных текстов, готических романов ужасов, вестернов, театральных афиш и философско-эзотерических трактов. Не чуждо было ему и графоманствование поверх таких произведений, как  мемуары Наполеона, воспоминания  Клаузевица, “Майн Кампф” Адольфа Гитлера и полемика Иосифа Сталина с Марром. И их поля, как и  бесчисленные тома его домашней библиотеки, становясь полями  инфернальных сражений,  были испещрены  записями - свидетельствами  контактов с духами.