История Юхана Крэилла, риттара из Алиски. Часть 8

ЗА СТЕНАМИ АБО СЛОТТА

В первом весеннем месяце maaliskuu, о котором в Финляндии говорят «maaliskuu maan avaa, huhtikuu humauttaa» - «март обнажает землю, а апрель её опьяняет», первые порывы теплого ветра с моря сталкиваются с морозным воздухом севера, образуя пелену тумана, что призрачной завесой окутывает башни и стены Або Слотта.

Хотя морозы в это время бывают ещё сильны по ночам, днём уж и солнце припекать начинает!

Тогда из потаённых убежищ в каменной кладке выползают погреться в его лучах первые пробудившиеся от спячки неуклюжие насекомые – раатокярпясет, мухи-падальщики, а в дворцовом лесном парке в Руиссало начинают свою весеннюю песнь чёрные дрозды-mustarastas. Также и чижи, которых в здешних местах именуют «зелёными воробьями», vihervarpunen, рассыпаются окрест заливистыми трелями.

Або, или, точнее, «Обу Cтад», как финский Турку наш, Turun kaupunki, шведы на свой лад с незапамятных времён прозывают, по-праву вторым после Стокгольма городом Швеции считался!

Когда первые викинги к здешнему берегу на своих снеках  и кноррах причалили, то целое уже, раскинувшееся в долине рек Аурайоки и Вяхяйоки, торговое поселение увидели.

Местные обитатели так и говорили о нём – Turu, то бишь «торжище», «рынок». Потому после уж он Turun kaupunki, рыночным городом, Турку, так  и стал называться.

По-шведски же Обу – «живущие у реки» означает.  Абоэнсисом, а от того и «Або», город сей после того стал, как  епископ туркуский  Катиллус году в 1270 на латыни его так назвал.

В пору царствования короля Кустаа Ваасы эпоха расцвета Або наступила!

Казалось, всё средоточие светской и духовной жизни восточной провинции королевства находилось за этими древними стенами - в устье реки Аурайоки при впадении её в Saaristomeri, Архипелагово море.

Всякий, кто на судах по большой воде ходил, если спросить его, скажет, что море это – та часть Итямери – Остерсъёна по-шведски, что меж Похъянлахти и Лиивинмаанлахти у южного берега Уусимаа разливается.

Великий принц - «storfurste» Финляндии, Юхан-херттуа, будущий король шведский, Або своей резиденцией сделал.

Мирно и справедливо правил герцог финскими землями из Абоского замка.

Идеи Ренессанса в те благословенные дни витали, казалось, повсюду, пронизывая само пространство вокруг.

Европейская мода всецело овладевала умами, наполняя жизнь Або Слотта балами, дворцовой роскошью, пирами и охотой.

И так бы и шло всё, кабы  братом своим Эриком, тогдашним королём, герцог Юхан по обвинению в измене в тюрьму шведского Грипсхольма заключён не был.

После осады же и капитуляции Або Слотта в 1563, в величественный Грипсхольмс Слотт, что в графстве Сёдерманланд на острове Меларен со времени правления Кустаа Ваасы высится, отправлен сопровождать заключённого герцога лагман Южной Финляндии был - молодой, двадцати восьми лет от роду, рыцарь и личный поверенный короля Эрика XIV, Клаес Ээрикинпойка из дома Флемингов, что по-шведски «Фламандцы» значит.


ГНЕВ МАРШАЛА ФЛЕМИНГА

С задумчивым видом, привычным движением ладони оглаживая  длинную свою седую бороду, неспешно прохаживался шестидесятидвухлетний маршал Клас Флеминг, волею короля Сигизмунда - полновластный правитель Финляндии, вдоль огромного стола, занимавшего большую часть кабинета в личных покоях наместника. Сделанный из шведской сосны, по всей поверхности отделан он был драгоценным шпоном кареленской берёзы.

Резные, подобные столпам, ножки-опоры украшали позолоченные накладки из литой бронзы. Массивная столешница радовала взор узорчатым рисунком в новомодной технике маркетри, пришедшей в Швецию из Рански-Франции.

Даже искушённые прелестями роскошных интерьеров королевских дворцов и замков Европы вельможные гости Або Слотта и придворные признавали, что изделие это ничуть не уступало по красоте своей и изяществу любым французским или немецким образцам дворцовой мебели, ввозимой в Швецию из-за моря.

Отделка жардиньерок, геридонов, секретеров, консолей, кассоне и креденсов тончайшим шпоном, как и техника маркетри, лишь недавно пополнила копилку мастерства европейских древорезцев. И всё благодаря одному сноровистому саксонскому мастеру - Георгу Реннеру.

Году в 1562  изобрёл сей резец-искусник специальный станок пильный - для снятия тончайших слоёв с ценных пород древесины. Иные завистники по цеху, правда, поговаривали, что ничего тот на деле и не изобретал вовсе, а лишь собрал по найденным им чертежам самого Леонардо.

Комнаты, занимаемые марски,  на новом, верхнем этаже жилого дворца в стиле Ренессанса, в который по европейским образцам ещё во времена блаженной памяти Кустаа Ваасы перестроена была главная часть  замка, некогда обиталищем самого Великого принца Юхана, будущего короля Швеции служили.

Знаменитая борода риксмарска, подобно серебряной львиной гриве, шелковистыми вьющимися прядями ниспадала на позолоченный стальной горжет, украшенный филигранью и гравировкой в виде изображения герба финской части обширного дома Флемингов.

Утративший прежнюю свою  функцию защитного элемента латных доспехов, венчал он собой отделанный сверкающим позументом, застегнутый на талии колет светлой кожи с высоким воротом и ажурными золотыми пуговицами поверх расшитого малинового дублета с нарукавными пуфами. Массивная цепь с рыцарским орденом на груди довершала облачение Лорда Верховного Констебля.

Стоявшие перед Флемингом хёфвидсманы и бефёльхаваре, командующие пехотных фанике и  кавалерийских  риттарфан, лучшие его фельтмарскалки*, - представители самых знатных родов Финляндии, цвет шведского Ridderskapet och Adeln – «Рыцарства и дворянства», выглядели сейчас совсем не как бравые королевские вояки.

________________________________
*Звание командующих кавалерией и заместителей Главнокомандующего на период военной кампании во время 25-летней войны против Русского царства (1570 - 1595).

Понурым видом своим, скорее, напоминали они приговоренных  к наказанию розгами римских легионеров - перед суровым и безжалостным ликтором, которые боялись и шелохнуться,  дабы не отведать лишнюю порцию смоченных в уксусе фасций.

Тусклый свет, проникавший через разноцветные стёклышки витражей на окнах, едва рассеивал  полумрак  кабинета.

- Весьма неприятные сведения получаю я, господа! – Флеминг перестал  расхаживать взад-вперёд по кабинету и, резко остановившись, вперил свой холодный взор в мгновенно опустивших головы офицеров. - Фогты, харадсхефдинги, ленсманы и прочие управители из наших сотен-хундаре и приходов-сокенов в Саволаксе, Карелене и Выборгском ляне извещают меня, что на востоке страны вновь неспокойно. Несмотря на все предпринятые нами меры и примерное наказание мятежников…

После разгрома «дубинщиков» Ханну Кранкки в кровавой бойне на льду Кюрёнйоки в двадцать четвёртый день - тьюгофьярде фебруари, в год 1597 от Рождества Христова, ещё какое-то время понадобилось Класу Флемингу, дабы пленённых им бунтовщиков  наказать сурово и карательные отряды по всей Остроботнии выслать.

Огнём и мечом прошлись риттари-huovi по приходам, поддержавшим повстанцев, до  Пьетарсаари и Лиминки. Многие деревни разграблены и сожжены были, и многие финны ещё в своих домах убиты...

Закончив же спешно дела свои в Стуркюро, что финны сами на хямеэнском диалекте Кюрё называют, риксмарск, наконец, в резиденцию свою в Або Слотт возвратился.

Ведь главная битва с герцогом Карлом его впереди ожидала! Так, к чему было попусту тратить силы свои и время на устроение казней? Которые, вдобавок, ещё и никакой выгоды не сулили.

При том, что дело самого  Флеминга в  дни эти как раз на сейме в шведском Арбоге слушалось.  Давал показания там, как свидетель, и захваченный повстанцами Абрахам Мелькирссон…

Марски ещё раз внимательно оглядел стоящих вокруг стола офицеров.

Славные рыцари! Цвет его воинства! В личной их ему преданности нет у него сомнений. Плечом к плечу с ним вместе храбро бились они недавно с финскими бунтовщиками-карлистами. В бесстрашии многих же ещё в войнах с Руссландом воочию довелось увериться.

Вот седовласый Кнут Йёнссон Курк из Лаукко, чей шведский род в Финляндии от самого Кнута Эрикссона -  лагмана Сатакунты и Остроботнии вёлся. Сам же Кнут Йёнссон  слоттсловеном, командующим Выборгского замка и хярадсхёвдингом-управителем Верхней Сатакунты был.

Во главе всего одной риттарфаны - меньше, чем с пятью сотнями всадников, этот кригсоверсте* из Тавастегуса отважно наперерез двухтысячной армии мятежников к Биркале ринулся. И пусть разбита была конница старого воина в том неравном сражении, но время для подхода основных сил Флеминга из Або он выиграл!

_______________________________
*Военный полковник - обозначение одного из командующих в шведской армии XVI в.

С ним рядом – молодой, неуступчивый, безжалостный и упрямый Ивар Арвидссон из так называемого «второго» - «датского» рода Тавастов, правнук Йеппе Кааса из Хаухо, известный прежде лишь как забияка-дуэлянт и неисправимый гуляка. Ныне же – овеянный славою воин! Презрением своим к обычаям и условностям дворянства, всяческой светской манерности и дерзкими речами напоминал он Флемингу себя самого в молодые годы.

В первой битве при Биркале, которую финны на свой лад Пирккалой называют, юный Ивар  сомундерхефом  Кнута Йёнссона Курка - его «алипяалликкёне», «подкомандующим», заместителем то бишь был.

А после - при Нокиа, в самой гуще сражения храбро бился и лично в Нюйстеля с повстанцами Тавастланда расправился.

Дорого смутьяны из Рауталамми, которых преподобный Хенрик Плок в ловушку хитростью заманил, заплатили тогда за своё бунтарство!

Ещё один представитель  «журавлиного» герба финских Курков из Лаукко – худощавый, длинноногий,  и узколицый Аксель Йёнссон, которого в Финляндии иначе, как Аксели Курки - «журавлём» то бишь, - за его длинный нос и высокий рост, и не называли.

Этот младший брат Кнута не менее прочих сородичей славен!

В бытность хёфвидсманом Нарвского замка в ординарцах при нём сам будущий зачинщик мятежа - Яакко Илкка состоял.

Эско Уттермарк, который мятеж в Саволаксе возглавил,  также посыльным у Курки служил.

От того-то столь опрометчиво и надеялись глупцы из «дубинной армии» Илкки, что старина Аксели Йёнссон на их сторону встанет! С тем и в поместье его в Анола по велению Илкки заявились самонадеянно.

Но Курки усадьбу собственную сам приказал своим всадникам огню предать!

В битве ж при Ульвсбю – Улвиле, двести  шведских крестьян с побережья во главе с Пентти Поутту, собравшихся было на Або идти, наголову разбил. 

Самого болтуна Поутту, никогда ни меча, ни топора в руках не державшего, что на старости лет себя вдруг воителем возомнил и командовать восставшими напросился - в плен взял.

Несколько солдат шведских - также с западного побережья родом, лживыми посулами удалось мятежникам к себе переманить. Ведь Каарле-херттуа - герцог Карл, щедрую награду примкнувшим к восстанию обещал.

Аксели Курки солдат тех, которые на сторону мятежников переметнулись, на  раскидистом вязе на берегу Кокемяенйоки приказал повесить.

И прочие рыцари подобны этим! Ни один в доблести другому не уступит!

С прищуром внимательных серых глаз ловит каждое его слово  коренастый и широкоплечий бефальхаваре Бенгт Сёфрингссон, хёфвидсман гарнизона Або Слотта.

Опираясь на эфес меча, задумчиво вздыхает старый друг и помощник Флеминга - лаглясар Эрик Олссон, верный его фельтмарскалк, дважды чудом спасшийся от повстанцев.

Поистине подобен вставшему на задние лапы медведю Кристен Маттссон Бьёрнрам, зять Арвида Столарма, управителя Саволакса… Ещё одного, к слову, верного сподвижника его, до мозга костей королю Сигизмунду и самому Флемингу преданного.

Прикажи он им – в огонь за него и короля пойдут! Куда там Карлу с его жалкими прихвостнями…

Вроде лживого трусишки Исраэля Ларссона, что, бросив поверивших ему крестьян на погибель, в Алаторнио, на север, сбежал позорно. Или болвана Повела Ладлоу, которого сами ж мятежники за шпиона приняли и под замок, курам на смех, посадили!

Но  хорошая взбучка даже для лучших из рыцарей никогда лишней не бывает. Особенно, когда того дело требует. Пускай взбодрятся!

- И что же я слышу теперь? – Продолжил рикмарск по-шведски. -  Шайки бродяг и каких-то разбойников-«раппари» из Карелены, всё ещё гордо и дерзновенно именующих себя «дубинщиками», по-прежнему продолжают нападать на наши патрули и en trupp ryttare – отряды всадников, направленные нами в приходы-сокены для взимания штрафов и крепостного налога. Смуту везде сеют и подбивают крестьян к устроению нового бунта.

Мои же войска, как выясняется, бездействуют. Пребывая в эйфории от блестящих побед наших, самоуверенно полагали мы, что основные силы смутьянов разбиты,  взбунтовавшаяся чернь истреблена и рассеяна, а самые отъявленные главари схвачены и в подземелья Або Слотта брошены.

Но ныне сообщают мне, что где-то в окрестностях Яаски и Рауда Йарффуай – Раутъярви, в сокене Руоколакс, некая свирепая шайка орудует - во главе с бывшим кнаапом и королевским риттаром на нашей службе, какими прежде Яакко Илкка, Уттермарк и Пертту Ларрсон из Пало были.

Самого же бунтовщика из Карелены будто бы Йонсом не то Стаффанссоном, не то Хенрикссоном - или по-фински Юханом Тахвонпойкой, а может и Хейкинпойкою* кличут.

__________________________________________
*Йонс (Юхан) Хейкинпойка - историческая личность, один из кавалеристов-разведчиков Туомаса Теппойнена.

Легосольдатерами, наёмниками шотландскими из королевского войска, ещё во времена «ленгтагга» -  войны с Руссландом, «Питкя виха», этот Йонс -  или, как там его, за скопидомство своё «Крэиллом» был прозван. «Седельным ящиком» на древнем наречии горцев из Шкоттланда - или «Сёдельйодой» по-шведски...

- Прошу прощения вашей милости, но не тот ли это самый разбойник, - осведомился Аксели Курки, вклиниваясь в монолог Флеминга, - что войскам Юустена в Койккале коварную западню устроил и Мортена Классона, этого пьяницу, хозяина Нуммилахти, лейтенанта риттарфаны из Выборга, дважды вокруг пальца обвёл? Да еще в королевской усадьбе Сайрила близ Миккели носом в его же собственное дерьмо сунул. Ограбил до нитки и едва ли не без штанов посреди леса оставил?

Офицеры все, как один, тут же принялись делать вид, что  тщательно разглядывают носки собственных ботфорт, на самом деле едва сдерживая так и рвущийся наружу смех и пряча в  бороды ухмылки.

- Он самый, херр кригсоверсте! Он самый.

Безумные язычники из Карелены в невежестве своём почитают уже Йонса этого едва ли не воплощением дьявольского великана Хийси из их глупых сказок. Ни пули его, ни стрелы, не мечи не берут, мол! А сам он силой одного проклятья на расстоянии хоть в сотню мил любого врага поразить может. Будто бы сам Satan это, а не человек вовсе... Главным же врагом своим дьявол Крэилл меня назначил. – Флеминг расхохотался. -  Сущий вздор! Глупая болтовня деревенских олухов. Вот же я - стою перед вами. Никаким проклятием не поражен покуда!

При этих словах марски все присутствующие, кроме самого Флеминга, потупив взоры, поспешно перекрестились открытыми ладонями - в знак пяти ран Христовых, что им при распятии от гвоздей и копья получены, ибо такой крест  особой силой против нечистого духа обладает.

- Подобно стае хищных волков, - сокрушённо продолжал Флеминг, - нападают головорезы на наши патрули и обозы от Руоколакса до самого Энгиля, и, по сведениям, добираются даже до окрестностей Нюслотта-Улофсборга. После чего так же стремительно и бесследно исчезают в чаще.

Офицера из риттарфаны Юустена проклятые дикари, еретики и язычники схватили, пытали, к верхушкам деревьев двух привязали и так на куски разорвали заживо!

Они хохотали, как безумные, видя  жестокие страдания нашего собрата по оружию и потешаясь над его мучениями.

В то время, как из Стокгольма всё слышнее  угрозы королю нашему, когда всеми силами должны мы сосредоточиться на  подготовке кораблей военных на верфи в Пикалавикен, близ поместья моего Свидья-Слотта в Сьюндеа, дабы после через Архипелагово море, Скаргордсхавет, к Боттнискавикен идти - и с моря бунтовщиков-карлистов в осином гнезде их атаковать, в глубоком тылу нашем смердит зловонный сей финский чирей и бесчинствует какой-то проклятый rappari* Йонс Крэилл…

____________________________________________________
* «грабитель, насильник, разрушитель» – во времена 25-летней русско-шведской войны прозвище карельских партизан в Восточной Финляндии и Северной Похъянмаа.


Не на шутку разошедшийся марски при последних словах в сердцах так  топнул ногой, что серебряные кубки на столе подпрыгнули и жалобно зазвенели.

Произнося свою речь, Флеминг с побагровевшим от гнева лицом яростно жестикулировал и даже ненароком обрушил пару предметов мебели. Голос его гремел под сводами замка, подобно орудийным раскатам.

- Позвольте, херр фельтоверсте*? - Покуда прочие осмысливали услышанное, подал голос Ивар Таваст. - Препоручите сие кареленское быдло моим заботам! Клянусь, я принесу вам голову мерзавца на блюде из рестрандского фарфора!

______________________________
*«Полевой полковник» - звание Главнокомандующего шведской армией в XVI в.

Клас Эрикссон резко повернулся на каблуках, с хитрым прищуром глядя на молодого рыцаря.

- Браво! Похвальное рвение, мин херр Ивар. Я сразу заметил, что вы начали входить во вкус после битвы при Нокиа… Недаром доверил вам командование риттарфаной в Тавастии! Заслуги при Нюйстеля ваши, безусловно, не будут забыты короной. Но речь теперь о делах насущных…

Полагаю, что для расправы с дюжиной  оборванцев  из Карелены и одного нюслоттского корнета фон Ольденбурга с ним самим во главе более, чем достаточно будет.

Наш дорогой хёфвидсман и фогт из Хоплакса - Хуопалахти, херр лёйтнант Ханс фон Ольденбург, весьма и весьма недурно показал себя при усмирении черни в Саволаксе!

Надолго тамошнее мужичьё бунтовать охоту теперь оставит… Тем не менее, за ним и должок имеется! Ведь главаря мятежников  - Эско Уттермарка, найти и схватить так и не удалось ему…

Но дабы время не терять понапрасну, прежде из Выборга нашего горе-вояку  Мортена Классона с одним-двумя роте  приказываю отправить! Ведь с кареленским лже-чудовищем Йоханом, говорят, он не понаслышке знаком.

Все офицеры в комнате, не таясь более, снова заулыбались. Похождения лейтенанта Мартти Клаунпойки давно стали уже притчей во языцех  и темой многочисленных армейских историй.

- Впрочем, мин херр Ивар, без дела и вы не останетесь!  Покуда мы передачу Кексхольма, крепости нашей на Альдоге-Лаатокке, Руссланду по два года назад подписанному в Teusina договору откладываем, неприятностей нам от ryssarna всяких ещё ожидать следует.

А посему, отцу вашему, Арвиду Хенрикссону, хёфвидсману Кексхольмс-фестнинга, помощь сыновняя более, чем  кого-либо может понадобиться.

Однако же, выбор за вами оставлю! Коль экспедицию в Карелену сочтёте достойным вас развлечением, можете навстречу фон Ольденбургу  с риттарфаной Пера Повелссона Юустена вместе из Выборга по Карельскавёген в Кексхольм отправиться. Заодно будет кому за пьяницей Мортеном Классоном присмотреть, чтобы опять тому Йохану он в лесу не попался и без штанов не остался.

При этих словах марски все уже просто, не выдержав, расхохотались.


ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОДАРОК

Поклажа в перемётных сумах и вьюках приторочена была к сёдлам и через конские спины уже перекинута.

Подбитые нерпичьим мехом лыжи смазаны густо жиром. Мешочки с пулями да зарядцы для аркебуз и пистолей в деревянных футлярах на кожаных перевязях аммусвюё-«банделерах» подвешены.

Туго набитые стрелами колчаны для луков из белого вяза-jalavat за спины заброшены, а  деревянные, оленьей  замшей обтянутые - для болтов арбалетных, к поясам прицеплены.

Аркебузы-хакапюссю же и ритпистоли «яблоками» вперёд на рукоятях для удобства выхвата в кавалерийские kotelo вложены. Рюссалайсет те кобуры, что к передней луке седла  риттарской лошади крепятся, на саксонский  лад также ольстрами называют.

Грозен отряд всадников великана Юхана Крэилла из Карьялы! Недаром боятся его huovi и nihti Класа Флеминга. У каждого сбоку седла ещё и увесистая суковатая палица-nuija из древесного комеля, железными шипами утыканная. Из тех, что символом восстания Яакко Илкки – Нуийасота, Войны Дубин, стали.

Перед самым отъездом, однако, на всю  округу буран вдруг обрушился – ещё и с морозом в придачу. Густым снежным маревом, будто саваном, укутало усадьбу Теппойнена меж старой Валкеаматкой и Костяла. Средь сосен в лесу так и вовсе ни зги не видно стало. Все тропы да прогалины замело.

Не на шутку пурга-lumimyrsky разыгралась! Будто никак не желала старуха-зима уступать юной весне дорогу, - и ну себе куролесить напоследок!

Отправляться ж верхами в такую круговерть сущим безумием было. Поневоле пришлось дожидаться, покуда метель не утихнет.

Бездорожье-то в лесу всадникам нипочём было, ведь коням путь, сменяя друг друга, бегущие впереди лыжники проторяли. Но как и куда идти, когда света белого впереди не видно?

В ожидании милости духов стихии Юсси Тахвонпойка, ночью у огня в доме  наставника сидя, размышлял, когда-то ещё доведётся ему снова увидеть своего Антти, которого решил он на попечение старого друга оставить... Из задумчивости вывел Крэилла сам Туомас Теппойнен, который жестом молча позвал за ним следовать.

Откинув тяжёлую крышку окованного полосками меди, потемневшего от времени сундука-arkku в тёмном углу своего жилища, Теппойнен извлёк на свет божий отделанный перламутром ящичек размером поменьше.

- Хочу тебе, друг мой, прощальный подарок от чистого сердца сделать. Тебе он стократ нужнее теперь, чем на дне сундука старого Теппойнена!

При виде содержимого ларца-laatikko даже у  повидавшего немало на своём веку разных заморских редкостей Тахвонпойки глаза расширились от изумления:

- Что же это за зверь такой диковинный в твоих закромах притаился?!

- Довелось мне тут как-то недавно одну знатную весьма особу сопровождать на охоте... Сам кюрфюрст Саксонии Кристиан, за добродушие своё «Добрым сердцем» прозванный, в наши края со всей свитой наведались. Ну, а нынешний вийпурский бургомистр-pormestari  – Херман Кустанпойка Брёйер из Любека, что зятем старому Тённесу Нюланду приходится, вельможного саксалайнена моим заботам препоручил. Ибо, кто же леса под Виипури лучше меня знает?

Парень-то совсем молод ещё, и вместо него в Саксонии опекун его, герцог Фридрих Вильгельм правит… Вот пойка и развлекается, покуда может, по всему свету в компании таких же гуляк-лоботрясов раскатывает. Турниры, балы да охота – это его стихия! Но уж сложением добряка Бог не обидел! Тучен, что твоя Круглая башня - Толстушка Катарина в Виипури. Да и та ещё ему позавидует… А уж кутила, так похлеще последнего забулдыги-шкота из «йалкавяки», пехоты то бишь, и трактирного ярыжки-рюсса вместе взятых будет!

Сразу смекнул я, что добра нам не видать на охоте, когда Кристиан этот, будто бурдюк с олутом, им же под завязку набравшись, ещё и на коня взгромоздился. Глаз с него решил не спускать и людям своим наказал!

Ну, так оно всё и вышло… Как выскочил на поляну вепрь - прянул конь кюрфюрста от испуга. Так тот кулем и из седла-то навзничь и опрокинулся. Кабы не в сугроб угодил его милость, то дух вмиг бы вышибло! А не поспей и я тот же час на помощь – точно намотал бы кабан-villisian на клыки свои требуха саксонские! Уложил я одним выстрелом под лопатку зверя и ножом в шею добил после.

Подивился сноровке такой курфюрст Кристиан. В благодарность же за спасение своё  мне эту вещицу и преподнёс в награду.

Собрал её, говорят, в Нюрнберге тот же мастер-оружейник, «асесеппя», что и наши с тобой добрые двуствольные пуфферы с колесцовыми замками ещё с тусину, дюжину лет назад придумал...

- Теперь-то, - согласно кивнул головой Юсси, - у многих уж риттаров, помимо пистолей парных в кобурах, у седла притороченных, такие при себе есть за поясом! Дабы врага доброй пол дюжиной пуль в ближнем бою потчевать! Навершием рукояти же в виде яблока можно и как булавой орудовать… И на этом красавце, смотрю, такое яблочко имеется!

- Верно! Но уж такого-то зверя не то, что у всякого риттара, но и не у каждого вапаахерра и грейве, а то и самого Каарле-херттуа в оружейной увидишь! С ним одним сразу восемь целей поразить можно.

Юхан Крэилл осторожно, поглаживая пальцами выступающие детали хитроумной конструкции, со всех сторон разглядывал удивительное оружие.

Взяв чудо-пистоль в правую руку, покачал на весу и прицелился в мешки, сложенные в углу.

- Смотрю вот я, Туомас, и диву даюсь, как оно ладно все и просто устроено! Вот, отчего бы тебе или мне, к примеру, такое самим не придумать?

- Ну, хватил! Тут особый склад ума иметь нужно. Всякому мастерству сызмальства учатся... Вот, как мы с тобой, к примеру, ремеслу разведчика.

- Да разве есть такое на свете?

- А как же нету? Кто тогда мы с тобою, как не мастера в своём деле?

Теппойнен рассмеялся.

- Прими это в дар, Юсси! Будет и обо мне память, и в хорошей драке подспорье... Гляди! Валик-rulla целых восемь зарядов с пулями вмещает в каморы! Стало быть, из одного пистоля подряд восемь раз можно выпалить! Разве не диво? Только после каждого выстрела валик этот рукой поворачивать так нужно, чтобы следующую камору с канальцем ствола совместить и паз на рулле за шарик с пружинкою до щелчка зацепился.  Под крышками на каморах по бокам валика - пороховые полки с зельем-ruuti для затравки располагаются. Замок-то с кремешком-piikivi обычный самый – «lukon salpa», что британцы «снапплоком» называют, как и на ритпистолях да аркебузах наших - с огнивом и полкой для пороха…

Юсси действительно совершенно искренне и почти что по-детски любовался поистине прекрасным произведением оружейного искусства некоего саксонского мастера.

Изящный кремневый пистоль необычной конструкции богато украшен был вставками из латуни, кости, перламутра и жемчуга, которые покрывали ложе, переплетаясь в замысловатые узоры. Навершие рукояти в виде «яблока» отделано было серебряными пластинами.

- Пули к этому красавцу у меня тоже особые – из серебра отлитые да знахаркой-велхо заговорённые! Такой врага и за сто пенинкульм уложить можно, если мысленно прямо в сердце ему направить…


ПРОКЛЯТИЕ КЛАСА ФЛЕМИНГА

- Что с вами, ваша милость? – Вскричал сопровождавший Класа Флеминга Эрик Олссон, едва успев подхватить под локоть барона, который вдруг начал конвульсивно пританцовывать, после чего, пошатнувшись, чуть было не упал со стапеля прямо в воду.

Бледное чело марски сплошь покрывали мелкие капли влаги от выступившей испарины.

Начало весеннего месяца huhtikuu 1597 года выдалось, однако, достаточно холодным, чтобы внезапно так сильно взмокнуть от избытка тепла под лучами солнца.

Плотно сжатые губы риксадмирала сделались пепельно-серого цвета, а полуприкрытые веки словно окрасились синим соком плодов блубер-ягоды, известной в здешних краях, как mustikka. Ослабевшие руки с тонкими и длинными, также почерневшими пальцами мелко дрожали, а по всему телу пробегали  судороги.

Было заметно, что старый воин буквально превозмогает пронзающую его изнутри острую боль.

Опираясь на заботливо подставленное плечо своего друга и заместителя, могущественный член Тайного Совета, всевластный правитель Финляндии, Лорд Верховный констебль, риксадмирал и риксмаршал, перед которым даже вельможи королевской крови трепетали и склоняли головы, теперь, едва переставляя ноги в тяжёлых ботфортах, будто к ним привязали свинцовые ядра, медленно спустился по сходням на твёрдую землю.

- Не может быть… - Прошептали губы барона. – Прочь! Прочь! Никакое проклятье не властно надо мною!

- Простите, о чём вы, херр фельтоверсте? – Склонив голову на бок, участливо повернулся ухом к Флемингу Олссон.

Адмирал остановился и пристально сверху-вниз взглянул на своего заместителя-лаглясара.

- В Биркале ещё будучи, в доме викария, зловещее видение посетило меня, друг мой! Явилась посреди ночи  огромная фигура - в виде похожей на медведя, косматой и чёрной тени. Замогильным голосом предрёк мне призрак болезнь и скорую кончину  мою - за святотатство, содеянное в Стуркюро… Когда несчастного того заставил я письмо с петицией от крестьян, будто Тело Христово, вместо святого причастия съесть…

Флеминг зажмурился, усмехнулся и скептически покрутил головой. Было видно, что каждое слово даётся ему с трудом.

- Да не пугайтесь вы так, дружище… Всё вздор! Нелепица! Видно, притирки мази из белладонны от воспаления печени - по рецепту травника Каспара Боэна Базельского, вызвали странное то наваждение… Или выпитый накануне глёги излишне был крепок! Полно, пройдёт всё вскоре…

Тем временем, марски подхватили под руки его адъютанты и, набросив на плечи теплый меховой плащ из рысьего меха, – подарок самого короля Сигизмунда его милости, попытались усадить в ожидавшую близ дощатого пирса карету.

Молча отстранив их рукой, адмирал, однако, тяжёлой поступью направился к привязанной сбоку повозки лошади.

Олссон, подставив сложенные в замок руки, помог  взобраться в седло своему господину и продеть в стремена  ботфорты.

На какое-то мгновение Флеминг замер, словно переводя дыхание. Усесться верхом в этот раз стоило ему неимоверных усилий.

В доме поместья Свидья больного уложили на кровать немедля. Эрик Олссон сам заботливо укрыл адмирала меховым одеялом из сшитых волчьих шкур.

Выпроводив за двери хозяйских покоев всех любопытствующих, велел прислуге приготовить горячий глёги для херра Флеминга. После чего, схватив кочергу, принялся раздувать еле тлеющие в очаге поленья.

Столпившиеся снаружи, озабоченно качая головами, вполголоса рассуждали меж собой о вероятных причинах столь внезапного нездоровья наместника.

Некоторые, испуганно озираясь, шептались даже о страшном Антониевом огне, поразившем маршала не иначе, как за тяжкие прегрешения его перед Господом.

Впрочем, явилась ли подкосившая Флеминга болезнь следствием обострения давно уже снедавшего марски недуга, о котором поговаривали в свете знавшие его ближе прочих, или была она некой новой хворью, принесённой из-за моря ветрами, так и осталось никому неведомым.

Отправленный Олссоном в Або Слотт ординарец с сообщением для фру Эббы, вскоре возвратился с ответом.

Госпожа Стенбок в письме своём, написанном, несомненно, под воздействием эмоций, столь свойственным любящим женщинам, горячо укоряла супруга, что никогда не желал он прислушиваться к мольбам её подумать, наконец, о своём здоровье, а не только о благе королевства. И вот, к чему это, в конце концов, привело! Неужто он хочет навеки оставить её одну во враждебном мире, полном греха, этой юдоли скорби и слёз?

«Отчего бы, дорогой и возлюбленный супруг мой, не начать тебе переговоры о мире с герцогом Карлом, который, как известно тебе,  двоюродным братом по матери мне приходится? Неужто мы семьёю своей  меж собой  договориться не сможем, к чему из личной вражды только бесконечно проливать кровь друг друга и несчастных подданных наших?» - вопрошала в сердцах и отчаянии фру Стенбок.

В самом деле порою не раз удавалось ей прежде растапливать лёд в ожесточённом сердце Класа Флеминга – и тогда смутьяны и ренегаты, политические оппоненты, заключённые им под стражу, вновь обретали свободу.

Благодаря вмешательству баронессы сам Яакко Илкка чудом избежал верёвки при их первой встрече.

Ах, милая, добрая, наивная Эбба!

Да разве во вражде одной дело?

Словно позабыв о подписанной королём Сигизмундом три года назад Уппсальской декларации, в которой Его королевской милостью обещано было, что Швеция протестантской страной останется, из раза в раз снова требуют карлисты глупых заверений, что монарх-католик  не  начнёт в стране контрреформацию!

Уже не только умы каких-то невежественных мужланов из глубинки смущаются этими глупыми разглагольствованиями, но даже  горожан и прежде преданного нам дворянства Великого герцогства Финляндского…

Какими же слепцами нужно быть, чтобы не видеть того очевидного, что в случае новой войны с Руссландом Финляндии лучше союзником сильную Речь Посполитую иметь, нежели слабую Швецию с её вечными политическими интригами!

Также дражайшая половина уведомляла мужа, что немедля выезжает из Або и предлагает встретиться им на половине пути между Або и Съюндеа-Суинтио в королевском особняке в Бьерно, что близ старого почтового тракта Кунгсвегена -  Королевской дороги, который от  Стокгольма через Або до самого Выборга тянется. Где в нетерпении будет ожидать его, чтобы всерьёз заняться излечением, призвав к нему лучших лекарей.

Флеминг закончил читать письмо и, уронив руку с бумагой на постель, улыбнулся, откинувшись головой на подушки.

С нежностью и любовью думал он о той, кто не только делила с ним брачное ложе, но и была самым надёжным другом и мудрым советником все эти годы, добродетелью своей не позволяя вконец ожесточиться сердцу старого рыцаря.

Будучи с детских лет особой застенчивой, хрупкой и болезненной, баронесса-friherrinna Эбба Густавсдоттер большую часть времени в обществе сестры своей Катарины в родовых замках Стрёмсхольм и Кастельхольм проводила.

Отец её, Густав Олссон из семьи Стенбок, что по старошведски «Козерог» означает, ближайшим сподвижником самого короля Густава Ваасы еще со времён восстания  против владычества Дании и восшествия того на престол Швеции был.

Катарина же, старшая из сестёр, третьей женой Его королевской милости после стала.

Сестрица-то, сама уже вдовой будучи, знакомство и брак 23-летней Эббы с высоким и статным адельсманом, прославленным подвигами своими рыцарем поместья Свидъя в Нюланде,  Класом Эрикссоном сорока трёх лет от роду, и устроила.

К тому времени-то Клас Флеминг уже   риксадмиралом был, а через год после женитьбы - назначение слоттсловеном Выборга получил.

Из дошедших до потомков анналов и хроник шведских известно, что достославный род Флемингов от осевшего в Швеции датского рыцаря Петера Флеминга велся.

Уж отчего он и по-шведски, и по-фински вдруг «фламандцем» прозываться начал, а именно  принадлежность к сему народу в Бельгии «Флеминг» на обоих языках означает, только догадываться можно.

Быть может в Данию он сам, а может  родители его ещё прежде из Нидерландов прибыли - или землёй и собственностью  там владели.

Поместье же Свидья к Флемингам в 1494 году перешло, когда Элин, дочь Бьёрна Рагвальдссона, сына основателя имения, за советника Йоакима Флеминга замуж вышла.

Флеминги земли владения своего  расширили. Даже собственная гавань на берегу моря в устье реки Пиккаланйоки имелась! По-фински усадьба называться Суйтиа стала - и имя это по сей день так и носит.

Большую часть жизни провёл в родовом гнезде Клас Эрикссон. Отец его на землях вотчины в долине реки Сиунтионйоки на порогах Кварнби первое во всей Финляндии заведение по выплавке металла – Rautaruukki, завод металлургический устроил! Однако, сын его более к военной карьере имел склонность – и к середине века, когда сам Эрик в 1548 году скончался безвременно, предприятие и вовсе в упадок пришло.

Трёх сыновей и трёх дочерей родила Эбба мужу своему! Но словно злой рок преследовал это наизнатнейшее во всей Финляндии семейство. Двое из детей их – мальчики Густав и Эрик, в раннем возрасте умерли. Да и сама Эбба болела беспрестанно.

Тем не менее, по добросердечию своему, взяла она на себя заботу о маленьком мальчике Олафе, родители которого погибли, а сам он пострадал при обрушении части старого замка в Або. Сам Клас Флеминг милостиво согласился усыновить сиротку.

И пусть злословили недруги и распускали сплетни ехидно о внебрачных детях Класа от случайных связей его, никто из самых даже злейших врагов не осмелился бы уличить в супружеской неверности этого рыцаря! А всё, что до брака было, то быльём порастало.

Да и можно ли упрекать хоть в чём-то того, кто большую часть жизни своей военной службе посвятил без остатка? Извека же повелось так - где солдат встал на постое - там и новой женой обзавёлся!..

- Херр Олссон!

- Слушаю, ваша милость! – Лаглясар поднялся на зов марски из деревянного кресла перед камином, в котором дремал, убаюкиваемый мерным потрескиванием неспешно горящих  поленьев.

- Велите седлать коня, милсдарь Эрик! Видит Бог, вашим попечением мне уже лучше… Отправимся немедля в Бьерно, к моей дорогой супруге на встречу. Не стану огорчать её боле! В конце концов, имею ведь и я право на пару недель отпуска... Ничего с королевством и нашим флотом в Пикала не содеется за это время. И пошлите скорей  нарочного офицера обратно к фру Эббе, дабы о моём согласии и скором приезде её уведомить!

- Быть может, прикажете запрячь карету? Ведь вы всё же слабы ещё…

- Да слышите ль вы себя?! – Полушутя вскинул брови Флеминг. – Я бы и за меньшее иному язык повелел отрезать, любезный мин херр Олссон! Но вам прощаю эту дерзость - за вашу  заботу о моей персоне…

Клас Флеминг - слаб?! Я! Милостью божией и короля нашего ландсхёвтинг всей Финляндии! В уме ли вы, друг мой?! Как можно, сударь, моим врагам хотя бы повод о таком дать помыслить!

Чтобы я - первый Всадник Великого герцогства Финляндского, подобно каким-то напомаженным  расфуфыренным полумужам-франсменненам в карете раскатывал?! Останется тогда уж только своркой левреток себя окружить и в кисею нарядиться, а меч свой забросить в море подальше…

Риксмарск расхохотался, решительно высвобождаясь от слоя пышных покровов из густого волчьего меха.

…Хотя апрельские дни становятся уже достаточно долгими в эту пору в Финляндии, но всё же вечерние сумерки сгущаются ещё по зимнему быстро.

Кавалькада всадников, разбрызгивая во все стороны копытами дорожную грязь, галопом неслась на запад к Бьерно по Сууре-Рантатие - той части почтового тракта, что прямиком от Або до самого Выборга ведёт.

Короли и гонцы их, епископы и горожане, художники и военные столетиями путешествовали по этой дороге!

Старинный путь сей меж собой западные и восточные области великой шведской державы связывал.

Возникали вдоль тракта усадьбы, фермы, постоялые дворы, таверны и «кестикиевары» - почтовые станции для смены лошадей, что в Руссланде  по-татарски «ямами» называют.

В богатых особняках и замках благородных семейств вдоль тракта и шведские короли  ночлег получали, и даже цари московитские!

По осанке предводителя, сидевшего в седле, вопреки обыкновению, не с горделиво расправленными плечами, а совсем по-стариковски ссутулившись и опустив на грудь голову,  Эрик Олссон  догадался, что  барон  изо всех сил старается скрыть от него и других сопровождающих своё истинное болезненное состояние.

Полуприкрытые веки, напряженные плечи и поджатые губы марски также свидетельствовали о пронзающем его изнутри новом приступе боли.

Однако, он так и продолжал мчаться вперёд, не сбавляя темпа.

- Смеркается, ваша милость! – На пол корпуса лошади обогнав скакавшего в молчании во главе всей группы Флеминга, проговорил Олссон,  обеспокоенный состоянием своего господина. - Лошадям бы отдых дать нужно… Да и людям тоже. Дальше дорога прямо по лесу пролегает. Тьма непроглядная! По такой-то распутице коням тяжело идти будет. А перед Бьерно самым ещё старый мост через Кисконйоки. Того и гляди, доски проломятся.  Впотьмах эдак и в реку свалиться недолго!

Миновав сложенную ещё столетие назад i Sankta Marias namn* в округе Расеборг, что в западной части побережья Нюланда,  каменную кирху  Похья и дом ризничего, маленький отряд кавалеристов поравнялся с огромным валуном у обочины дороги.

____________________________________________________
*Во имя святой Марии (шведс.)


Хийденкиви тот - «Камень Хийси», одной из тех самых был глыб гранитных, что по преданию по всей Финляндии великаны йяттилайнены раскидали, а может в гневе и сам Дух гор - демон Хийси.

Поблизости в вечерних сумерках мерцали огоньки деревни Хиндрабёле, что примерно в половине фъердингсвега*  от оставленной позади кирхи Похья.

Но тут Флеминг вдруг и сам осадил своего стрёмсхольмского жеребца, резко натянув поводья.

____________________________________________________
*Старинная сканд. мера длины, которая в Швеции равнялась 2672 м или четверти старой шведской мили (10688 м)


Мгновение помедлив, будто пребывая  в глубоком раздумье или замешательстве, маршал стал  молча заваливаться грудью на холку коня, подаренного ему вдовствующей королевой Катариной Стенбок, старшей сестрой Эббы. И так же, не издав ни стона, начал просто сползать с седла на землю.

Соскочивший с лошади быстрее других Эрик Олссон со всех ног бросился к марски и всё же успел подхватить вмиг обмякшее тело Флеминга до того, как оно безжизненно рухнуло бы прямо в весеннюю грязь дороги.

Прислонив шефа спиной к хийденкиви, Олссон попыталася придать ему наиболее удобное положение, сорвав с себя плащ и подсунув под голову адмирала.

Прикрыв глаза, Флеминг тяжело и прерывисто дышал. Из груди марски вырывались клокочущие хрипы, а на губах выступила розоватая пена.

Подхватив командующего на руки, Олссон вместе с адъютантами Флеминга перенесли его в дом фермера Клеметти Эрикинпойки по-соседству.

Ни на шаг не отходивший от постели марски верный его лаглясар немедля послал хозяина фермы за викарием.

На какое-то время сознание умирающего прояснилось, дыхание его сделалось ровным. Флеминг открыл глаза и подле изголовья увидел Эрика - заместителя своего ещё со времён пребывания в должности лагмана Остроботнии.

Тот же в порыве преданности схватил руку марски и с поклоном прильнул лбом к тыльной стороне холодеющей старческой ладони.

- Какой сегодня день, друг мой, Олссон?

- Толфте априль... Двенадцатое апреля, ваша милость. Уж полночь наступает! И новый день скоро будет.

- Да я не о том спрашиваю…

- Суббота, господин барон… Лёрдаг. А! Вот и викарий пожаловал! Подходите смелее, не робейте, ваше преподобие! Сам фельтоверсте Клас Эрикссон Флеминг нынче пред вами на одре - ландсхёвтинг Финляндии, риксадмирал и риксмаршал… - Голос Олссона дрогнул.

Флеминг сделал останавливающий жест рукой.

- Полноте, друг мой, благодарю вас… Пускай его преподобие, kyrkoherde, теперь приблизится… Так, что там говорит старина Лютер о дне субботнем, преподобный? Вот, что хотелось бы наверняка знать! Вечно путаюсь я, что именно соблюдать должно! То ли воскресенье, как Римом на Лаодикийском соборе в четвёртом веке установлено было, то ли субботу, как заповеданный по Писанию день священный?

В голосе марски чувствовалась некая скрытая ирония, и вошедший  растерянно и недоумённо хлопал глазами, не зная, как себя вести в присутствии грозного маршала.

- День этот не нуждается в освящении, поскольку он сотворен святым. – Развёл руками викарий, цитируя отца-основателя своей церкви. - От начала творения он был освящен  Создателем… Перенесение же субботы на воскресенье католиками, как Мартин Лютер в Аугсбургском исповедании пишет, противоречит Декалогу… Мы же, хотя и трудимся в день этот, подобно Адаму Эдемскому в Парадизе, но наравне с воскресением, как Днём Господа нашего, чтим и его так же...

Пристально смотревший на викария Флеминг усмехнулся и, откинувшись головой на изголовье, снова махнул рукой.

- И вы ничего толком объяснить не можете. Что проку от вас, болтунов церковных? Только крестьян к мятежу подбивать горазды! Так и ступайте же к дьяволу... Оставьте, оставьте меня все!

Произнеся слова эти, Флеминг вдруг вперил взор свой куда-то в сторону и, приподнявшись на локтях, вскричал страшным голосом, будто увидел пред собой нечто ужасное, невидимое другим:

- Прочь! Прочь! Я никуда не пойду с тобою… Убирайся в пекло, откуда ты вышел! Не я повинен в  смертях этих… На мне нет никакой вины. Изыди!

В смятении схватившись за голову, объятый ужасом викарий кинулся вон из дома. За ним, дрожа от страха, последовал несчастный Клеметти Эрикинпойка со всеми домочадцами. Следом из дверей вышел мрачный, как  туча, лаглясар Эрик Олссон.

- Я не в силах ничем помочь! На этом человеке лежит проклятие! – Воскликнул в сердцах викарий.

- Забудьте всё, что слышали и видели здесь, - промолвил Олссон, вкладывая в ладонь преподобного несколько серебряных далеров. – Молитесь за душу его милости барона!

После чего снова поспешил вернуться обратно в дом.

Свет тлеющей лучины и огонь в очаге отбрасывали на стены зловещие пляшущие тени. Спёртый, удушливый воздух наполнял пространство внутри комнаты.

Грозный правитель Финляндии Клас Эрикссон Флеминг был мёртв.