Ради чего-то вне философии

В «Братьях Карамазовых» самый сильный момент — 
что признаётся как на любительско-переживательном, так и на профессионально-исследовательском уровне — это эпизод с тлеющими мощами старца Зосимы. Доказательство чудес — вот в чём самая большая «червоточинка» в сердце человека неравнодушного. Старец Зосима был живой любовью, которая, как раз, «ломала систему» — превосходила все испытания, но... Каково было потрясение главного героя, когда святой оказался тленным человеком!

Это концепт «метанойи» — перемены ума.

Вот оно — становление духа "героя". Сам термин "герой" имеет определённый историко-философский контекст. Важно — не быть его заложником.

Метанойя возможна только по усилию свободной воли — это и есть вопрос личного выбора. Только герой делает этот выбор не из-за уверенности в том, что он получит после.

А из-за чего герой совершает перемену ума, если даже не может быть уверен, что чудо случится? Не ради чуда? Вот и концепт.

Нет-нет, суть перемены ума как раз в том, чтобы герой прошёл через миг разочарования — и сохранил твердую веру, которая была у него. 
Метанойя — это не перемена позиции с точки «а» к точке «б». Это взгляд изнутри.

Герой не оторван от своего личного опыта, как мышление не оторвано от контекста. Испытание Алёши — в том, что пример чуда в его жизни — старец Зосима — оказался не раем на земле. 
Бесконечная история происходит от общего к частному. Обобщением средства выразительности не находятся.

Про необходимое обстоятельство метанойи писали христианские сирийские мистики теми же словами, которыми писал о том же самом Ф. М. Достоевский. Когда творил писатель, эти тексты ещё не были переведены на русский, а часть из них даже не была открыта. Но они писали одними и теми же словами, с разницей во времени во много столетий при том, что мыслили на разных языках. Достоевский этих текстов не читал, но мыслил то же.

И если в художественной литературе можно допустить, что Алёша Карамазов не прошёл последнее испытание, то Исаак Сирин — канонизированный святой христианской церкви — и если опираться на эти тексты, то нельзя допускать, что метанойя может быть отделима от успешного прохождения последнего испытания: метанойя случилась, а выбор после был сделан неверный.

«После» — очень интересное слово по своему значению: что значит то, что «после»? 
«То, что после физики» — это дословный перевод термина «метафизика», введённого Аристотелем. То есть смысл этого слова не в самом «после», а в указании на то, что может быть после чего-то.

Что может быть после метанойи? Разве может выбор быть отделим от самой метанойи? 
Сама метанойя и есть обращение к свободной воле внутри себя самого, а вот для чего это действие человек совершает?

Ответ, как мне кажется, может быть в том, ради чего герой может полюбить. Любовь к кому-либо не может быть снисхождением свыше. Она даётся, да, но пока герой не примет своё свободное решение, ради чего он будет с тем-то человеком, — любовь это только попущение. Испытание не в самом попущении, как мне кажется, — оно может быть в осознанном выборе того, ради чего герой принимает решение.
—

2024