Русская дочь военнопленного немца-53

Однажды ночью Анатолию позвонили по рабочему телефону, на проводе был начальник  железной дороги края.
После разговора с начальством, Анатолий быстро оделся и, взяв рабочую сумку, вышел из дома.
Валентина посмотрела на часы, было два часа ночи. А через три часа он пришёл домой со старшим механиком СЦБ. Валентина в это время растопляла печь.

— Виктор Яковлевич Соболев, бывший начальник вашего супруга — представился он.

— Яковлевич, проходи — пригласил гостя Анатолий и обратившись к жене, попросил:

— Собери на стол что-нибудь перекусить.

Валентина кивнула. Поставив на открытый огонь большую чугунную сковороду, она высыпала на неё , нарезанную соломкой, картошку и лук. Достала из духовки рыбный пирог, что испекла поздно вечером специально на завтрак, и поставила на стол..

— Чай свежий заварить? — спросила она

— Мать, ты лучше чё-нибудь из солонинки на стол поставь. Чё, там у нас есть?

Она выскочили на веранду и, захватив баночку с огурцами и баночку с опятами,  вернулась вадом, на столе уже стояла бутылка водки.

— Открывай солонину, а я картошку помешаю — протерев баночки полотенцем, сказала Валентина, ставя их на стол.

— Валентина, садитесь с нами, обмоем должность вашего супруга, теперь я ему не начальник, теперь мы на равных — сообщил Соболев.
 
Но не успели мужчины разлить спиртное по рюмкам, как зазвонил рабочий телефон. Анатолий быстро взял трубку. Прослушав сообщение, твёрдо ответил:

— Понял. Выдвигаюсь — и подхватив свою рабочую сумку, глядя на Яковлевича, бросил:

— Авария.

— Где?— уже в дверях спросил Виктор Яковлевич.

Анатолия не было дома больше суток. Он пришёл, глубокой ночью, когда в доме все спали.
Услышав, как хлопнула входная дверь, Валентина подскочила с постели и вышла на кухню.

— О. Господи, что ещё случилось?—увидев осунувшееся бледное лицо мужа, спросила она.

— Задница случилась — бросил он, и налив из бака в таз тёплой воды принялся умываться.

Валентина приготовила полотенце, но ни о чём расспрашивать не стала.

— Отойдёт, сам расскажет — подумала она.

Умывшись, он достал из шкафа ту самую бутылку водки, налил больше половины стакана, выпил залпом, не закусывая, ушёл спать. Спал, Анатолий весь день, не просыпаясь. Не проснулся он и ночью, и только на следующий день встал к обеду.
Когда Валентина пришла с работы, муж сидел за столом и хлебал щи.

— Когда проснулся?

— Только что.

— На работу идёшь?

— А забил я на эту работу! Всё! Месяц отдохну, сено поставлю и буду другую работу искать!

— С чего это? С кем-то поссорился?

— Поссорился! И не с кем-то, а с главным начальником дороги! Пошли они на хрен, умные такие. Нашли крайнего, кость им в горло!

— А что за авария была? Говорят на станциях поезда целый час на приколе стояли.

— Не час, а сорок минут. А вот если бы тридцать восемь или тридцать девять минут, тогда бы всё обошлось выговором, а уж если сорок, мать их так, то это уже авария союзного масштаба! Да! Видите ли, поезд шёл государственного значения, и он должен следовать до места назначения без остановок! Вот так-то!

— Что за авария-то? — допытывалась жена.

— А у меня, на одном из участков дал сбой релейный шит. А знаешь что это такое?

— Что?

— Релейный щит, это вон ящики металлические на железке, серебрянкой покрашены, видела?

— Кто ж их не видит, у тропки стоят.

— Это распределительные шкафы, от которых идут кабели к электрической централизации. Релейный шкаф управляет автоматикой, которая отвечает за работу светофоров и стрелок.Понимаешь?

— Конечно понимаю, и что дальше, что случилось – то?

— Ты понимаешь, что они всегда должны быть в рабочем состоянии!

— Конечно!

— Коне-е-е-ечно. А эти два дятла на участке ни хрена не делали! Ни хрена!  Распустил их Соболев, а мне пришлось отвечать. Меня! Вызвал главный на ковёр! Ездил в Красноярск, чтобы он мне задницу надрал!. А я всего два часа, как принял эти участки. Всего два часа! А он меня, и в хвост и в гриву. Меня! А эти два дятла, шары залили и в щит полезли, работнички хреновы.  Слесаря шарахнуло, мышцу с руки вырвало. А тут и этот поезд. Чёрт бы его побрал.

— Слесарь живой?

— Живой. Я его на кранике в больницу отправил. Рыле восстановил, Ну и получил от главного по полной за задержку.

— Теперь со старших снимут?

— Да не буду я ждать, когда снимут. Сам уйду. Совести у них нет. Я всего два часа, как принял! Теперь из-за этих придурков полторы тысячи штрафа наложили.

— Сколько? Полторы тысячи? О, Боже мой, ещё платить и опять больше тысячи. Как же мы выплачивать-то всё это будем, с чего? Не отпустят они тебя, пока им штраф не выплатишь.

— Да чихал я на них. Не пойду и всё! Покос поставлю, потом найду, куда идти работать. Слава Богу, у нас в стране нет безработицы. Вон в леспромхоз электриком пойду. Нор- ма-а-льно! Пять работают, два отдыхают.

Разговаривая с женой, он попытался встать со стула, но с перекошенным лицом, плюхнулся обратно.
Увидя перекошенное лицо мужа, а спросила:
— Ты чего?

— По пояснице полосануло и в ноги ударило — с трудом произнёс он.

—  Ты резко вскочил, ты давай медленно и на кровать. Отлежаться надо. Это всё от нервов. Столько всего свалилось, какой организм всё это выдержит?
Давай, я помогу.

— Не лезь! Я сам!
Анатолий во второй раз попытался встать со стула, но и в этот раз испытал ту же боль, но остался стоять. Упираясь в стол руками, он немного передохнул, и, не разгибаясь, медленно дошёл до кровати и лёг на живот.

— Я сейчас хрена накопаю, натру и поставлю тебе на поясницу — сообщила жена и хлопнула дверью.
Когда она вернулась, он всё так же лежал на животе.

Плача и сморкаясь, Валентина натёрла на мелкой тёрке хрен. Немного подогрев его на водяной бане, положила мужу на поясницу.

— Долго не держи, чтобы кожу не спалить, а потом масло с керосином сделаю и вотру в поясницу.

— Хорошо — ответил он, не открывая глаз.
Она приготовила втирание и убрав хрен, втёрла постное масло с керосином.

— Долго на животе лежишь, устал? Может, на бок перевернёшься? Давай я помогу.
— Потом — буркнул он.

— Я сейчас за огород схожу, там весной подснежников целая поляна цвела. Их корни тоже хорошо помогают. Корней накопаю, натолку, но тоже больше семи минут на теле держать нельзя, кожа обгорит. Буду компрессы менять и втирать то керосин, то пихтовое масло, ты и поправишься — отмывая руки от  керосина, поясняла она мужу дальнейшие .процедуры.

 Валентина ставила мужу компрессы из корней, втирала в разогретую кожу, то растительное масло с керосином, то растительное масло с пихтовым. В доме невыносимо пахло и хреном и керосином и пихтовым маслом. К вечеру четвёртого дня Анатолий поднялся с постели.

Она ещё продолжала перед сном делать ему компрессы и втирать масла, но Анатолий всякий раз протестовал:

— Хватит уже! Видишь, хожу, всё нормально! Это тоже вредно постоянно греть и натирать.

— Не постоянно, хотя бы десять дней, а лучше пятнадцать. Это опухоль ушла и тебе легче, а воспаление- то ещё есть — убеждала она мужа.

— Говорю тебе, всё! Хватит! Больше не надо! Нечего организм поважать, а то бороться перестанет!

— Ну, смотри, тебе жить.

— Вот и забудь. Работы много. С этой хворобой и так разнежил себя. В выходные пойду на покос, дочищу его. Там немного осталось, закончить надо. Да за сарай надо браться — выпалил он.

— А я в вагонники перехожу. Завтра поеду в Аскиз,  медкомиссию проходить. Заявление приняли. Тётя Маша конспекты свои дала, Галка Павлушина тоже пообещала дать. Васильяди, сказал, чтобы я к нему в Бискамжу заехала, книги взяла. Сказал, что сам экзамены принимать будет, потом только допустит до комиссии. Как на комиссии одобрят, так из учеников в инспектора переведут! А там и зарплата по чину.

— Смотри сама, тебе работать. По мне так лучше с железками возиться, чем с людьми, особенно с чужими ребятишками. Как вы с ними работаете?

— Да нормально всё, справлялись.  Просто вагонникам хорошо платят. Нам теперь на зарплату воспитателя не прожить.

— Буду охотиться. Федька в охотхозяйство пригласил. Что-то государству, а что-то себе на сбыт. А чтобы за руку не поймали, билет выкупаешь и, сбывай на здоровье. Ничего, выкрутимся, где наше не пропадало!

Коллектив вагонников принял Валентину очень добродушно. Все охотно делились своим опытом, давали ценные советы и не жалели ни конспектов ни времени.

Узнав, что экзамены можно сдать раньше и так же раньше поехать на экзаменационную комиссию, Валентина не выпускала из рук книги и конспекты. На работе постоянно просила показать на практике то, что она изучила в теории, никто ни в чём не отказывал.

Вскоре она очень хорошо научилась диагностировать и выявлять неполадки, старалась так же успешно их устранять. Уже через две недели прошла экзаменовку у бригадира и была рекомендована на экзаменационную комиссию.
 
Добравшись на электричке на стацию Аскиз, Валентина поспешила в контору вагонно-ремонтного депо. На втором этаже, она увидела у дверей одного из кабинетов несколько человек.

— Здравствуйте, скажите, здесь экзамены принимают?
Молодой человек указал рукой на табличку, висевшую на массивных с виду, дверях:
" Экзаменационная комиссия"
— Спасибо — сказала она молодому человеку и, встала рядом со всеми.

 Толпившиеся возле дверей люди на некоторое время смолкли, бросая взгляды на новенькую, но вскоре возобновили свой разговор:

— Да этот, что в центре, он вообще целенаправленно всех валит. Нас было десять человек, так прошёл всего один – сказал молодой мужчина с унылым лицом.

— Да, вы правы. Я уже в третий раз иду сдавать. Бригадир сказал, если не сдам, то он меня уволит, как не оправдавшего надежды. Учу, учу, кажется, ну всё знаю. Быстрее вагонников все операции выполняю, а сдать не могу. Валит чёрт и всё тут — пожаловался другой молодой мужчина.
У Валентины всё замерло в груди.

— Боже мой, а если я не сдам? Муж не работает и я. Где же деньги брать за штрафы? Посадить ведь могут. Неужели зря ушла из садика? — промелькнуло в её голове и тут же:.

— Да что это я? Тётя Маша сдала и Галка и все, а я что хуже что ли?
Жалко фамилия по алфавиту в конце, вызовут последней, к концу с перепугу забуду всё.
.
 Но вызвали Валентину первой. От неожиданности, она быстро подскочила к дверям и, видя их массивность, со всей силы дернула за огромную ручку.

 Двери оказались очень лёгкими, и она вместе с открывшейся дверью, отлетела в коридор. Испугавшись, что задерживает время, заторопилась и  запнувшись за порожек, влетела в кабинет, как пуля. Рискуя выстелиться перед столами, за которыми сидели члены комиссии, Валентина вытянула вперёд руки и упёрлась в стол..

— Тише, тише, что же вы так торопитесь, Валентина Петровна? — услышала она, но даже не определила, кто говорит.

— Ой, простите, здравствуйте. Тороплюсь сдать — задержавшись о край стола руками, выпалила она. Оттолкнувшись обеими руками от стола, быстро выпрямилась, откинула с лица прядь густых каштановых волос и встала по стойке смирно.

— Готова, слушаю!

— Это мы вас слушаем! Скажите пожалуйста, вы знаете что такое вагон?—спросил солидный, седовласый мужчина в железнодорожной форме.
 
— Да! Это единица подвижного состава. Вагоны бывают пассажирские, грузовые … — бойко отвечала Валентина, как отличник у школьный доски.

Вопросов задавали много, на все она отвечала очень подробно, точно и уверенно.
Члены комиссии хотя и кивали головами, давая понять, что отвечает она правильно, но лица их были серьёзные и даже строгие.

— Свободны — вдруг неожиданно сказал солидный мужчина и объявил:

—Приглашайте следующего.

— А я?— вдруг удивлённо спросила Валентина.

— А что вы? К вам больше вопросов нет — ответил он.

Не понимая, сдала она экзамены или нет, Валентина вышла в коридор. Следом за ней вышел её будущий начальник, Васильяди. Молодой, невысокого роста, но очень красивый мужчина. Густые чёрные волосы, смуглое лицо и синие, в густых ресницах, очень мудрые глаза. Он посмотрел на Валентину снизу вверх, улыбнулся и сказал:

— Молодец, молодец. Выходите завтра в первую смену с опытным вагонником Мелёхиным Владимиром — и, посмотрев на часы, добавил — поторопитесь, скоро ваша электричка.

— Спасибо — радостно, выкрикнула Валентина и пулей спустилась вниз по лестнице.

Только в вагоне она поняла, что первой её пригласили по просьбе Васильяди, её начальника. В душе шевельнулась волна благодарности к этому замечательному, красивому и внешне и душой, человеку.

Первое время она очень волновалась. Ей всё время казалось, что она что-то просмотрела или не так, как надо что-то сделала. Наставник не только не хвалил, а даже порой и бросал в её адрес обидные слова. Теперь с ней никто не сюсюкался, за всё спрашивали по полной. Всё же за месяц уверенность окрепла и вскоре она стала получать от работы удовольствие.

 Всякий раз, когда удавалось вовремя заметить греющуюся буксу в вагоне проходящего поезда, она очень радовалась, чего не скажешь за машинистов локомотива.

— Ты что там сквозь железо видишь, что ли, что букса греется? Помощник осмотрел, всё нормально — порой отвечал машинист, если Валентина останавливала поезд и называла номер вагона, в котором плавился подшипник.

—  Пока мы сами не осмотрим, будете стоять — отвечала она.

Вместе с напарником, они быстро ставили на рельс однорядную тележку с домкратами, новым подшипником, маслёнкой и по параллельному пути помчались к нужному вагону.

Как обычно в выходные дни кто-нибудь, да приезжал в гости.
В конце июня в пятницу приехали Мария со Стасом с Кемерово и Раиса с Николаем с Новокузнецка.

— Ох, как вы угадали, прям вовремя! — воскликнул Анатолий, сидя за одним столом с гостями —  мы завтра с утра идём на покос. От помощников не отказались бы.

— Ну, уж уволь. Я сюда отдыхать еду, а не работать — заявила Раиса.

— А косы –то есть? — поинтересовался Николай.

— Этого добра на всех хватит, не переживай. Все отбиты и выправлены. Хочешь пойти? — спросил хозяин у гостя.

— Да не косил давно, можно и поразвлечься — смеясь, ответил новый зять.

— Я не обещаю, что угонюсь за молодыми, но несколько рядков положу — пообещал Станислав.

— Мне бывший коллега с прошлой работы пообещал прийти. Говорит, если будешь давать хотя бы литр молока парного, то пойду. Сын у него любит парное молоко. Тёща в деревне приучили. Я пообещал.

— Я тоже пойду, мама с Раисой пусть домовничат. Ягоду соберут, да за детьми присмотрят, поесть приготовят. Продукты я покажу, где лежат.
Перед сном гости разбрелись по разным местам, кто к ручью ушёл, кто к реке. Валентина обратилась к дочкам:
— Спать вместе будите. Гостей много их нужно куда – то устроить спать. Я сейчас всем буду постели стелить, а вы пока ножки в воде пополощите.
Аленка помогла Лёльке снять колготки и усадила на детский стульчик, как раз в то время, когда Валентина занесла таз с водой и подставила его под ножки маленькой дочки.

Лёлька не любит мыться в бане, но бултыхать ножками в воде, ей очень нравится и она со всей силы ударила по воде стопами.

— Не балуй, подпол намочишь. Поняла? — строго сказала мать.

 Лёлька, конечно ничего не поняла, но строгий голос матери дал понять, что так делать нельзя.
Через двадцать минут она умыла дочек над тазиком, обтёрла их полотенцем и уложила спать.
Когда все улеглись, Валентина стала укладывать хлеб в рюкзак и продукты в сумки, 

В четыре утра Валентина подняла всех на покос, к пяти часам все были готовы. Знакомый  Анатолия не заставил себя долго ждать и в начале шестого все двинулись вдоль ручья в горы.

 Нежный утренний воздух, был слегка прохладен и наполнен ароматом лесных трав. Над макушками гор, сквозь остроконечные верхушки пихт и елей, еле-еле поднималось слабое солнечное свечение. Местами над ручьём клубился лёгкий прозрачный туман.
Ручей с грохотом, наскакивая на скальные камни, падал или весело журча, разливался по песчаному дну.
Утренняя свежесть бодрит, поэтому идти в гору было легко.
 Никто и не заметил, как ручей ушёл в сторону, а
 ущелье расступилось и все вышли на открытое место. Это были склоны тёх гор, на которых не было леса.

— Ну вот, пришли —  сказал Анатолий, ступив на край открытого места.
Лог, от вершины одной горы, до вершины другой был почти без леса, зато густо зарос высоким разнотравьем. Белые и фиолетовые цветы издавала медовый аромат.

— Богатый травостой — заметил Николай.

— Да трава густая и высокая. Такую траву тяжело косить в полный мах. С одного маха копна будет — определили Стас

— Давай за мной, мужики — сказал хозяин и,размахивая косой, стал спускаться к огромной сосне. Обкосив сосну соо всех сторон, сделал прокос к ручейку.

— Валентина, смотри, это же ты тут бассейн рыла, помнишь?Живой, не зарос и не замыло. Купаться можно — пошутил муж.

— Надо же, три года прошло— удивилась она и взяв котелки пошла к ручейку.

Первым делом на берегу развели костёр, затем поставили палатку и сложили в неё продукты. А потом от неё к сосне натянули полог.
 Пока Валентина готовила завтрак, каждый проверил в деле свою косу.

— Мне бы ручку немного отпустить, высоковата будет, выше пупа — обратился Стас к Анатолию.

— А мне бы брусок, я жало подправлю, а то литовка в бок уходит— пожаловался Алексей

— А мне пятку у косы надо бы подправит, траву мнёт — сказал Николай и получив брусок, принялся править  пятку.

Пока мужчины занимались с косами, Валентина сварила рисовый суп с тушёнкой и заварила чай. К чаю выставила большую миску с пирогами, мёд, два вида варенья.

— У меня всё готово, прошу к столу — объявила она.
Не переставая беседовать, мужчины устроились вокруг импровизированного стола под пологом и с большим желанием принялись орудовать ложками.

Пока мужчины ели, да потом отдыхали, Валентина отварила картошку и яйца для окрошки на обед. Перекусив, перемыла посуду и убрала скатерть с земли.

Косить решили по диагонали, от макушки горы. На неё пробивались сквозь лес первые солнечные лучи, и пока солнце не поднялось, нужно успеть эту гору выкосить..
Косили молча. Вжик, вжик — раздавалось в тишине, вот уже и макушка голая.
Спустились ниже, а когда дошли до стоянки, был уже обед и солнце светило на кошенину так ярко, что воздух наполнился ароматным испарением скошенной травы.

— Кваску бы — вытирая пот со лба мечтательно произнёс Алексей.

— Валентина, ты квас не проверяла, как он? — спросил Анатолий.

— Первым делом, ядрёный. Рука у тебя лёгкая — засмеялась она, спускаясь к ручью, в котором стояла кастрюля с квасом.

— Правда что ли? Квас есть? — удивился Алексей.

— Есть! Айда пить — с гордостью пригласил друга Анатолий — я его поставил три дня назад, когда приходил на траву глянуть.

Валентина зачерпнула кружкой квас и подала мужу. Он передал её Алексею.

— Ух, ты, зверь, не квас! Круче шампанского в нос бьёт!— сообщил Алексей, возвращая кружку.

— А я что говорила?— засмеялась жена.

Напившись кваса, Анатолий принялся разжигать костёр, а Николай, стал помогать Валентине, готовить окрошку. Станислав разулся и стал бродить по ручейку, снимая усталость с ног. Алексей ушёл собирать сухие сучья для костра.
Расстелив скатерть, Валентина выложила на неё пышный и очень ароматный Тебинский хлеб, свежие огурцы, жареную рыбку, кольца копчёной колбасы, пирожки с луком и яйцами, и наполнив миски окрошкой, всех пригласила на обед.
 
После обеда кто-то улёгся в тени под пышной кроной сосны, кто-то дремал сидя, навалившись на ствол, а Стас вновь забрёл в ручей и, дымя сигаретой, бродил туда- сюда, охлаждая стопы. Все пережидали пик жары.

Вокруг слышалось пение и щебетание птиц. Где-то совсем рядом куковала кукушка, и с разных сторон доносился стук нескольких дятлов. Иногда был слышен бычий рёв или мычание отставшей от стада, коровы.

После обеда выкашивали склон другой горы, где после обеда нет сильных солнечных лучей. Но как только солнце зашло за гору, быстро стало смеркаться.

— Немного не успели всё докосить, придётся завтра до обеда ещё литовкой помахать — с сожалением произнёс Анатолий.

— Я не смогу, обещал жене и сыну с ними выходной провести. Да тут не много, справитесь и без меня — кивнув на остаток не скошенной травы, сказал Алексей.

— Справимся, какой разговор, но с тобой было бы быстрее — заметил Анатолий.
Возвращались с покоса, хотя и уставшие, но весёлые, постоянно шутили, смеялись. Дорога домой, она всегда "короче". Так за разговорами и не заметили, как уже подходят к мостику через ручей.

— Ну что, Алексей, зайдёшь, посидим…— предложил Анатолий другу, когда вошли во двор.

— Не-е-ет, сын без меня не уснёт, да и моя распсихуется. Так что, прости друг—  ответил Алексей.
— Ну, спасибо. Уговор помню, молоком рассчитаемся.

— Да, да. Уговор дороже денег — уверенно подтвердил Алексей и прошёл мимо крыльца к воротцам на улицу.
Своей бани у Анатолия не было, поэтому, раздевшись до трусов, каждый  мылся у ручья, черпая тёплую воду из бочек.

Утром Валентина почувствовала, что всё тело ноет и болит.
— Надо себя как-то растормошить — подумала она и, не вставая с постели, стала водить плечами, трясти руками, выкручиваться всем телом. Наконец кровь прилила к голове, она почувствовала некоторое облегчение и встала.

— Поднялась? — спросил Анатолий, входя в дом.

— Поднялась, но с трудом, всё болит. Что-то раньше такого не было.

— С непривычки, давно на покосе не была. Терпи мать, корова святым духом не питается. Ну, чё, давай всех поднимать?

— Давай, сейчас только умоюсь.

— Толик, ты отца не тревожь, он вчера все подмышки стёр, сёдня всю ночь стонал от боли — вставая с постели, сообщила Мария.

— Тогда Раису придётся просить, пусть причастится — подходя к постели сестры и зятя, сказал Анатолий.

— За меня вчера Коляша на покос ходил, а сегодня мы весь день на реке отдыхаем. Приехали отдохнуть называется. Брат ты изверг настоящий, дай хоть выспаться. Всю неделю пахали, приехали отдохнуть, называется —возмущалась Раиса.

Анатолий посмотрел на Валентину

— Ну что мать, идём вдвоём?

— Идём, сейчас рюкзак соберу.

— Много не бери, нам двоим много не надо. Штуки четыре огурца, коральку колбасы, да чай с хлебом.

Все же Валентина положила в рюкзак пучок лука, огурцы, картошку, яйца, хлеб, колбасу и чай.

.—Плащ возьми, там пасмурно  — предупредил Анатолий и вышел из дома.

— Мам, вы тут сварите суп ребятишкам, они гороховый любят — перед выходом, обратилась Валентина к матери.

— Сообразим, не переживай. Наварим, ступайте.

— А ты Рая сходи к тёте Маши за молоком, пусть хоть литровочку даст для девчонок.

— Мы с Коляшей сходим — поглаживая по головке мужа, ответила золовка.

На улице было безветренно, моросил лёгкий дождичек. Вершины гор скрылись за толстым слоем тумана.

Пока поднимались вверх по тропе, тело разогрелось, усталость совсем прошла. По холодку до покоса добрались быстро.
Сбросив с плеч рюкзак, Анатолий взял косы, поправил лезвие и приступил к прокосу.

Через два метра от него встала Валентина. В непогодь косить легко, знай литовкой маши. Гнус не одолевает, солнце не припекает, коса идёт как по маслу, трава, словно сама в ряды ложится.

— Ну чё, ещё по рядочку или пойдём, перекусим?— спросил Анатолий жену, вытирая травяным жгутом косу.

— Пошли кушать. Разжигай костёр, а я в котелки воды наберу, да картошку почищу. А сколько время?

— Сейчас взгляну — Анатолий залез в карман пиджака и достал часы.

— Десять. Вот это мы дали! Четыре часа без отдыха! Сейчас поедим, докосим и домой. Тут осталось часа на два, может меньше — сказал он, окинув взглядом не выкошенный участок.

С покоса супруги возвращались уставшие, но довольные!

— Теперь только бы собрать, а то не нравится мне этот морос. Ливень прольёт и распогодится, а морос, если зарядит, так на целую неделю — заметил Анатолий.

— Травостой хороший, ряды толстые, долго сушить придётся, вертеть с боку на бок понадобится, чтобы обдуло ветром.

— Ничего, только бы погода не подвела, перевертим, высушим. Не беда. На одну корову не много надо. Всего один стог. Справимся. Трава хорошая, сытная, душистая, хоть сам ешь — усмехнулся Анатолий.

— Завтра с утра Раисе надо ягоды набрать. Свои ведра отдать придётся. Чего они с собой свои не везут?

— Материны отдай. Привезут. Куда денутся. Ты узнала, кто корову продаёт?

— У матери нет вёдер эмалированных. Свои дам. Про корову узнала. На Береговой, бабушка, такая худенькая, в маленьком домике живёт. Дети её к себе в город забирают, вот она пообещала, что осенью продаст нам корову.

— Ты хорошо договорилась, может задаток дать?

— Я предлагала. Она отказалась. Сказала, что она не обманет, только, говорит, вы не передумайте.

— Сено бы собрать, а то что-то всё моросит и моросит. Косить-то в такую погоду хорошо. А вот убирать — опять с беспокойством произнёс Анатолий.

— Может на наше счастье и будут солнечные дни —  выразила надежду Валентина.

Но солнечных дней не было ни через неделю, ни через две. Дождь шёл сорок дней, а последнюю неделю, лил как из ведра.

— Погода с ума сошла, уже больше месяца льёт каждый день — горевал Анатолий.

— Похоже, сено всё сгнило — предположила жена.

 Как только выглянуло солнце, Анатолий отправился на покос. Вернулся он .мрачным.

— Ну, что там?

— Трава по колено, даже признаков нет, что ряды были. Всё отавой заросло.

— Что теперь делать?

— Косить, что делать.

— Где косить? Покосов-то больше нет.

— Вдоль берега осоку будем косить. Ничего и на осоке перезимует. Купим комбикорм. Прокормим, не горюй — успокоил он жену.

Осоку косили вчетвером, Анатолий нанял двоих мужчин  и за один день выкосили всю траву.

— Распогодилось- то как хорошо, день бы ещё сегодня погода постояла и завтра можно всё сено в стог скидать.

— Сразу в стог? — удивилась Валентина.

— А чего по копнам держать, сразу поставим и сразу привезём.

Стоговать отправились перед обедом, когда просохла роса. Ряды перевернули и тут же стали их закручивать в валки. Вдоль берега всегда дует ветерок, валки быстро обдуло. Осока сверху слегка пожелтела, но в волках отошла и стала зелёной.

— Хозяин, перекусить бы надо, да опохмелиться, а то я так пропотел, что силов не осталось — взмолился один работник, ему тут же поддакнул другой:

— Да, брат, распохмель, а то трясёт, как стоговать-то? Свалюсь вместе с навильником.

— Добро, мужики — доставая из сумки бутылку" беленькой" и хлеб с колбасой, ответил Анатолий. Потом добавил
— Только уговор, по одной! А то на вилы напоритесь, а мне отвечать.

— Ну, понятно, что по одной. Лучше потом выпить, да закусить по человечески — сказал первый.

Мужики выпили, закусили и с новой силой взялись стаскивать валки сена в одну кучу.
Валентина старалась за каждым успеть подгрести граблями сено и собрать новый валок.
Когда половина стога была накидана, Анатолий взял двое вил и, вонзив в сено, приказал жене:

— Вставай на стог!
Опираясь на вилы, Валентина забралась на стог. Свежее, не слежавшееся сено, было словно шёлк, и " ползло" во все стороны. Чтобы притоптать сено, требовалось немало сил. Но чем больше она их прилагала, тем шире становился стог.

— Сильно не утаптывай, а то, только растопчешь его и всё. Ты макушку заминай, а к краям не ходи, расползётся, не соберём — крикнул муж, видя, как старается беременная жена.

 В конце, когда дело шло к завершению, стог вообще стал, как живой, куда она шагнёт, туда и стог клонится.

— Всё. Я сейчас тебе верёвку переброшу.

 Он перекинул верёвку через стог и, удерживая один конец, крикнул:
— Слазь!
Ухватившись за верёвку, Валентина осторожно спустилась на землю. Стог тут же накренился в её сторону.

— Макушка наверное упадёт  – предположила она.

— Ну и хрен с ней. Завтра схожу в леспромхоз, возьму трелёвочник и вывезу. Ты давай дуй домой, да там, у Мани баню затопи. Там уже всё готово, только дрова поджечь. Да свари чего-нибудь мужикам, покормить надо.
Не сказав ни слово, только кивнув в ответ, Валентина отправилась домой.
От напряжения на стогу, у неё дрожали ноги и то и дело запинались о большие камни. На повороте она оглянулась, вместо одного большого стога стояло два небольших.

— Съехала всё таки макушка, только бы дождик не пошёл, прольёт до земли —  горестно вздохнула она.

В бане потребовалось только поднести спичку к берестинке и дрова сразу загорели.
Когда подходила к дому, услышала голоса, смех. В доме была золовка со своим  мужем.

 — Когда приехали? — спросила она.

— С электричкой в три часа — ответила Раиса.

— Варили что-нибудь?

— Нет, мы нашли суп, поели и пошли на речку, вот только сейчас пришли — ответила Раиса.
— А вы чего в будний день приехали, в отпуске?

— Коляша в отпуске, а я два отгула взяла. Отдохнуть решили дня три.

— А мы стог поставили. Скоро мужики придут, сварить поесть надо. Да девчонок пора с садика забирать. Вот и прибежала пораньше их.

— Что-то помочь?— спросил Николай.

— Да. Коля, ты почисть картошку. А я печь растоплю, да потом в садик за девчонками сбегаю.

— Иди, иди, я начищу — заверил зять.
Собрав в таз банное бельё для мужа и полотенца для работников, Валентина обратилась к племяннику:

— Андрюшка, сбегай в баню к тёте Маши, белье унесёшь, и дров подбросишь. Хорошо?

— А, ну ладно, я счас — ответил подросток и, подхватив таз, кинулся в калитку.

— Рая, я поставила на плиту кастрюлю с мясом для супа, собери накипь, Ладно? А то пока я хожу, она поднимется и потом лохмотьями будет в супу плавать.

— Иди, иди. Соберу — махнула она рукой вслед невестке.

Детский садик стоял возле железной дороги и, поднявшись на железнодорожное полотно, Валентина увидела, что все дети играют на улице. Каждая группа возле своей веранды.
 Алёнкина группа с новой воспитательницей подбирали рифмы к предложенным ею словам.

— Муравей, кто подберёт к этому слову рифму?— весело спросила молодая воспитательница.

— Муравей – Соловей; Муравей – скорей;Муравей- смелей, ночей, светлей, ясней — затараторила Алёнка.

— Хватит, хватит, а вот ещё слово — но тут Алёнка перебивает воспитательницу.

— А вопчето, я сама стих сочинила. На окне стоял цветок, у него желтел листок. Я листок оборвала, а цветочек полила и поставила на стол, чтоб скорее он зацвёл. Вот!— гордо заявила девочка.

— Нет логики, в твоём стихотворении. А если стих не логичен, это просто стихоплётство! Научись вести себя правильно и работай над логикой, а не хвастайся — сделала замечание воспитатель.

Алёнке захотелось что-то ответить, но тут она увидела маму.

— Лёль, мама! Мама! За нами мама пришла — закричала она и бросилась к Валентине.

Когда они вышли из ограды детского сада, Алёнка спросила:

— Мам, а воспитательница сказала, что в моём стихе нет логики, почему?

— Это в каком?

— Про цветок. А про борщ тоже нет логики? Маша борщ сварить решила и картошку покрошила, а потом свеклу капусту, борщ сварился очень вкусный. А? Есть?

— Это, смотря как подходить к твоим произведениям. Если научно, то вот про "Цветок". Когда цветок стоит  на окошке  под солнышком, он цветёт лучше. А вот на столе в комнате ему солнышка не хватает, и он может не зацвести совсем. Но! Есть такие цветы, которые много солнца не любят.

— А " Борщ"?

—Ну, а в борще есть ещё лук и морковь, а у тебя Маша эти овощи в борщ не положила.

— Значит, стихоплётство — разочарованно произнесла девочка и вздохнула.

— Так, Лёля. Иди на руки, переходим  через линию и скорее домой, там вас гости ждут
— Ура-а-а-а — спускаясь с насыпи закричала Алёнка — а кто?—остановившись, спросила она.

— Тётя Рая с дядей Колей. Бегите, а я пойду баню проверю — проводив детей до калитки, Валентина побежала дальше.

В бане было очень жарко, открыв настежь дверь, она ошпарила кипятком полки и помыла пол.
Проверила замоченные в тёплой воде сухие берёзовые веники, увидев, что листочки расправились, залила их кипятком, что бы размякли веточки.

— Ну вот, баня готова. Побегу готовить. Мясо наверно уже сварилось, ши сготовлю, да рыбки нажарю, солонинки достану — думала она, возвращаясь домой.

К приходу работников всё было готово.
После того, как поужинав, они ушли, а гости ещё не вернулись из бани, Валентина прибралась в доме, застелили постель гостям.

После бани, все сели за стол, а Валентина побежала в баню помыться и прибраться.
 За весь день она так устала, что домой пришла совсем без сил. Как только голова коснулась подушки, Валентина сразу уснула мёртвым сном. Проснулась она от резкой боли в пояснице.

— Может быть приснилось? Рожать ещё через месяц — подумала она и снова впала в забытье.

Через какое-то время боль повторилась, а потом ещё, и ещё, и больше не проходила, а только нарастала.

— Похоже, рожаю — догадалась она и поторопилась приготовиться.

 Схватив две подушки и одеяло, она вышла на кухню.  В промежутках между схватками расстелила одеяло на пол возле печи. Одну подушку бросила себе под голову, другую к стене под ноги. Когда начались потуги, она подняла ноги на стену, над подушкой, и отдалась естественному физиологическому  процессу.
Вскоре дом огласился детским плачем. Родилась девочка.

— Ну ты мать даёшь, это ж надо, а? Чё делать-то? Печку затопить? — спросил полусонный муж.

— Положи мне ребёнка на грудь и езжай за Анной Семёновной.

— Ага, хорошо. Ууу, какая у нас маленькая девчушка родилась. Чёрненькая. Ну, понятно, соседи-то шорцы — пробовал шутить Анатолий. Увидев, что новорождённая принялась чмокать свой кулачок, смеясь, сказал:

— Дай ей сиську-то, она уже кушать просит .

— Нельзя. В молоке могут быть антитела. В больницу надо. Накрой нас простынью с одеялом. Прохладно. Меня знобит.

Анатолий быстро метнулся в зал, взял с кровати простынь с одеялом и накрыл мать с ребёнком.

— Тогда я поехал?

— Давай быстрее.

Малышка пригрелась на груди матери под тёплым одеялом и задремала. Валентина прижалась щекой к её головке и тоже прикрыла глаза. Гости спали беспробудным сном.

— Здравствуйте — тихо сказала доктор, обращаясь к Валентине.

— Здравствуйте Анна Семёновна.

— Мне бы горячей водички и мыло, помыть руки — попросила она у Анатолия.
Подав мыло, он полил доктору на руки и подал чистое полотенце..

— Пелёночки для новорождённого приготовили?

— Да. Толик достань в самом нижнем ящике, там всё есть.

— Место для ребёнка приготовьте, пока я с мамочкой занимаюсь — строго сказала Анна Семёновна.

Пока он готовил место для ребёнка, Анна Семёновна перевязала и обрезала пуповину, осмотрела новорождённую со всех сторон. Девочка кряхтела, но не плакала.

— Всё хорошо? — спросила Валентина, видя, как тщательно разглядывает доктор её дочь.

— Да, всё хорошо. Девочка здорова — и, обратившись к Анатолию, сказала:

— Мне таз под послед приготовьте пожалуйста.

Анатолий метнулся на веранду и занёс таз, доктор опустила в него послед и предупредила:

— Закопайте поглубже, чтобы собаки не учуяли.

— Ладно, хорошо — забирая таз, ответил он и выскочил в двери.

— Анна Семёновна, на спинке кровати  халат, вы мне не подадите?

— Конечно, конечно.

Накинув на себя халат, Валентина встала, собрала грязные вещи, и когда зашёл муж, попросила его, их замочить в тёплой воде без мыла.

В больнице Валентину положили в первую палату, а дочь унесли в комнату для новорождённых.

— Ну как ты? — спросила Валентину Анна Семёновна на следующий день?

— Хорошо.

— Почему на учёт не встала? Ты понимаешь, что нас за такие вещи наказывают? На учёте не стояла, не наблюдалась ещё и дома родила! Мне теперь нужно доказывать, что это ты родила, а не чужого ребёнка где-то взяла и всех перед фактом поставила, понимаешь?

— Вы же сами пуповину обрезали! Послед..тоже сами — удивилась Валентина.

— А я не свидетель!

— Муж свидетель — добавила Валентина.

— И муж не свидетель. Вот так то. Документы должны свидетельствовать, что ты была беременна. Что ты наблюдалась, анализы сдавала и вот родила и не важно где, дома, в поезде или у ворот больницы. А теперь чего доброго на суде заставят доказывать, что это ваш ребёнок.

— Меня соседи видели беременную, они свидетели!

— Они что тебя ощупывали или обнажённой видели?

— Тётя Маша видела. Я перед ней переодевалась, когда её свинья поросилась и вы видели, когда послед принимали. Вот два свидетеля уже есть — не теряя нажды на справедливость, не унималась роженица..

— Так вот пока не будет установлено, что это ваш ребёнок, я не имею права ставить ребёнку прививки.

— А вы поставьте, я никому не скажу. А потом мы будем доказывать.

— Не могу. Я должна отчитываться за каждую ампулу. Так что не получится.

— Дурдом какой-то! А как же люди в поездах, в самолётах рожают, они тоже на учёте у тех врачей не стояли. А роженицам  документы о рождении ребёнка дают! В конце концов у нас ведь ещё врачи есть, Людмила Георгиевна, пусть она меня осмотрит. Молоко в грудях. Это что, не доказательство?

— Закон я нарушать не буду. Предъявите свидетельство о рождении, поставлю прививки, нет свидетельства и прививок нет. Всё!- категорично заявила доктор.

На следующий день навестить роженицу пришла соседка тётя Маша.

— Валентина, тебе долго здесь ещё лежать?— спросила она.

— Ну, ещё два-три дня, пока не отпадёт пуповина от пупа.

— Гости твои вчера вечером уехали, а дети  ночевали одни.

— Как одни? А Толик?

—Он вчера пришёл ко мне и попросил, чтобы я за детьми присмотрела. Они с Федькой в тайгу умотали. Я девчонок на ночь замыкала. Сегодня утром пришла молочка им принесла, печь натопила, суп сварила. Сегодня я в ночь и ухожу на сутки, Галке смену должна. Дети завтра совсем без присмотра останутся.

— О, Боже мой, я сейчас отпрошусь. Я сейчас — оставив соседку, Валентина поспешила в ординаторскую. Анна Семёновна сидела за столом и заполняла журнал.

— Анна Семёновна, отпустите домой. У меня дети одни остались.

— Нельзя. Сегодня ещё ночуй, а завтра посмотрим.

— Да не могу я здесь ночевать, когда дети одни дома ночуют! А вдруг что случится? Пожар или ещё что? Одни совсем!— слёзно упрашивала она доктора.

— Ребёнка кормить твоим грудным молоком нельзя. Нести ребёнка, тебе тоже не разрешаю.
 Молоко вам роженица даёт из второй палаты. Договаривайся, ты сюда к ней с ребёнком каждые три часа будешь приходить или, оставишь ребёнка здесь и мы будем кормить сами.

— Нет-нет, я ребёнка не оставлю. Я коровье молоко разводить буду и давать ей, но не оставлю — запротестовала Валентина.

— Ну, если кто-то согласится донести ребёнка до дома, иди — не поднимая головы от документов, ответила доктор.

— Спасибо — бросила Валентина и побежала в прихожую к соседке, но тёти Маши уже не было. В это время в здание вошёл незнакомый мужчина, и она кинулась к нему:

— Помогите мне пожалуйста. Меня выписали, а ребёнка самой нести не разрешают. Помогите мне из больницы дочку вынести, а там я её сама до дома донесу.

— Жене вот сумку передам, и помогу – ответил он сухо.

— Хорошо, а я пока соберусь.

Домой Валентина собралась быстро, забежав к доктору, сообщила, что нашла провожатого.

— Он пообещал донести дочку до дома — убедительно сказала она.

Анна Семёновна вышла из кабинета, сходила в палату за новорождённой и вынесла её в прихожую.

— Я на вас надеюсь, вы уж, пожалуйста, донесите ребёнка до дома, хорошо?— передавая мужчине девочку, попросила доктор.

— Да, конечно— заверил он, и они вышли из больницы.

Мужчина добросовестно выполнил просьбу врача и донёс малышку до калитки.

— Спасибо вам большое — забирая дочь, поблагодарила она мужчину и заторопилась в дом к дочкам.

— Мама, а к нам бабушка приходила — сообщила Алёнка, как только Валентина переступила порог.

— Баба Маша, соседка? Я знаю доченька — проходя в дом, ответила Валентина.

— Ещё другая, она сказала, что в город съезжает и что надо Марту забирать.

— Ох, ты, что же делать, сарай-то ещё не накрыт? Что же делать? Что же делать? Осталось только рубероидом накрыть и всё. Хоть бы уголок, какой накрыть, а то вдруг дождь — размышляла она, осматривая строение.

 Сарай для домашних животных Анатолий сделал большой, в два раза больше дома. Строил он его из новых, не протравленных лиственных шпал. Делал аккуратно, красиво. На чердаке предусматривался сенник с крышкой в потолке над кормушкой, в которую можно будет без хлопот скидывать сено скоту.
Сено привёз, стог стоял выше сенника. Чтобы удобно можно было набивать сенник сеном, предусмотрительно сделал покатый стеллаж с набитыми поперёк брусочками. По такой лестнице удобно подниматься с навильником, да  и сено закидывать в кормушку через отверстие в потолке, тоже удобно.

А сейчас это была просто зияющая дыра. Валентина прикинула, что если на угол возле дверей накидать тёса и раскатать сверху рубероид, то тогда можно будет поставить корову под такой навес.

Она сбегала к соседке за молоком и между кормлением младенца и пеленанием, таскала плахи к сараю и ставила их, прислонив к стене. Плахи были выше стены сарая, что позволяло, забравшись на стену, вытягивать их наверх и застилать угол. Так, подтягивая плаху за плахой, она закрыла угол потолка в сарае. А утром, "чуть свет" взяв деньги и ребёнка на руки, пошла за коровой.

— Раненько пришла, а я ещё не доила. Ну ладно, веди корову с молоком. Если комбикорма нет, так ты ей серого хлебушка не жалей. На первых порах картошечку отвари и с хлебушком ей дай, она это любит.
Верёвку-то принесла? — спросила хозяйка.

— Нет, не подумала даже — призналась Валентина.

— Зря. Нужно всегда со своей верёвкой ходить.  Ну, ничего, мне эти верёвки уже никчему, я тебе свою дам — она быстро сняла с крючка льняной канат, сделала петлю и ловко накинула её на рога коровы.

 — Бери верёвку, а я хворостинкой потихонечку выпровожу ее со двора.
 Ну, Марта, иди с Богом. Сюда дорогу забудь, нет для тебя тут ни хозяйки, ни телка, ни двора. Твоя хозяйка поперед тебя, её и слушайся — подгоняя корову, говорила ей вслед пожилая женщина, а когда животное вышло из двора, она бросила вслед хворостинку и закрыла ворота.

Марта шла по улице без какого-либо сопротивления, ровно. Одной рукой Валентина вела корову за верёвку, а на другой несла новорождённую дочь. Один дом прошли, другой, всё хорошо. После третьего дома широкий проулок, в центре которого стоял электрический столб.

 Вокруг столба были накатаны большие речные камни, на которых сидел дед Кирьян. Лицо у деда круглое и всегда розовое, глазки маленькие серо-зелёные, кепка прикрывает лоб, а из под неё на плечи спадают длинные седые волосы. Одет дед в несколько одёжек, и все одна из под другой выглядывают. Сидит он, прислонившись к столбу и, весело смеётся, отчего его глаз и вовсе не видно.

Корова вдруг повернула в проулок и пошла вокруг столба. Теперь уже получилось, что не Валентина корову ведёт, а корова водит молодую хозяйку за собой вокруг столба. Один круг сделали, другой, третий.

Что делать, Валентина не знает, да и если потянуть за верёвку, так не справишься одной-то рукой. Вот беда.

Но тут подбежала бывшая хозяйка и не к корове кинулась, а к деду Кирьяну

— Ты что, окаянная твоя душа творишь?! Ты разве не видишь младеня на руках? Соль тебе в глаза, соль в глаза окаянному, соль в глаза — и давай она  стегать деда той самой хворостинкой, которую бросила за ворота вслед корове.

— Вот тебе, вот тебе окаянному. Не пакости, не вреди добрым людям, окаянный  — стегая, приговаривала пожилая женщина.

Пока деда Кирьяна охаживали хворостиной, Валентина смогла развернуть корову и вывести на дорогу, так они спокойно дошли до самого дома. Привязав корову к дверной ручке сарая, Валентина вошла в дом, уложила дочь и принялась готовить пойло для коровы. Потом набрала в подойник горячей воды, перекинула полотенце через плечо и, взяв второе ведро с пойлом, отправилась к корове.

Пока корова лакомилась мокрыми кусками серого хлеба, Валентина успевала её доить. Вылизав до блеска ведро, Марта встала, как вкопанная. Закрыв свои красивые чёрные в огромных ресницах влажные глаза, она смирно пережидала дойку.

— Спасибо тебе, Марточка. Умница, хорошая моя — наглаживая морду корове, приговаривала новая хозяйка.

Каждое утро она выводила корову за ручей, привязывала её к дереву и время от времени меняла места. А через неделю решила не привязывать, а просто отправила за ручей. Марта далеко от дома не уходила и вечером подала голос новой хозяйке, что пришла. С этого момента Валентина не беспокоилась, что Марта может пройти мимо дома и отправиться на старое место.

В пятницу с утренней электричкой приехал брат Юра с Новокузнецка вместе с Николаем, мужем золовки.

— А где Анатолий? — спросил Юрий, не видя зятя в доме.

— Не знаю,  нет его уже десятый дней. Говорят, в тайгу с другом ушёл.

— Ну, во-о-от.  Нас на рыбалку пригласил, а самого и дома нет. Шишкарить что ли пошли, так вроде рано ещё  — поинтересовался Николай.

— Мне не доложил. Я ничего не знаю. Сарай надо было накрыть, корову вот привела, а крыши нет и его нет. Детей одних оставил и ушёл.

— А чем крыть есть? — спросил брат

— Да всё есть.

— Ну, чё Коль, пошли, глянем, что к чему, да может, накроем?— обратился к Николаю Юрий.

— Пошли — быстро согласился тот и первым пошёл к сараю.


Мужчины вышли во двор и, осмотрев фронт работы, принялись за дело. Вечером Валентина доила корову в сарае с крышей.

— Мы наверно с электричкой домой рванём? — сказал Николай.

— Да ну, ты чё? Сами по берегу с удочкой походим. В городе-то, чё делать, пиво пить?— запротестовал Юрий.

— Ну ладно, согласен. Давай тогда завтра пораньше встанем и пойдём вверх по берегу. Анатолий всё время на этой стороне рыбачит. Чебака – то всеравно возьмём— предположил Николай.

— Юрик, помоги, пожалуйста, баню натопить, воды, дров наносить. А то я после родов в бане ещё не мылась. Девчонок мою в ванночке, а сама из ведра на улице. Попариться хочется.

— Да нам бы тоже не мешало попариться, да Коля? — обратился он к Николаю.

— Согласен, баня это здорово.

— Тогда, приглядите за малышкой, если заплачет, соску дайте, а я приду, разберусь.

— Так а ты куда?—с просил брат.

—К тёть Маше, баню спросить.

— Я с тобой, а ты Юрик, водись —  отправляясь следом за Валентиной, сказал Николай.
Подойдя к дому соседки, Валентина крикнула:

— Тёть Ма-ша-аа
Залаяла собака и хозяйка выбежала на крыльцо.

— Здравствуй, тёть Маш, можно баню стопить?

—= Там поди Иван ещё не прибрался, я пойду погляжу. Пива стакан дёрнул и сковырнулся. До утра дрых — ворчала соседка.

— А ну хоть вымел, уже хорошо— Топите, мы, может тоже, перед сном в баньку сбегаем— прикрыв дверь в баню, сказала она и пошла домой.

. Николай взял вёдра, а Валентина побежала домой.

— Юрик, набери охапку дров, отнеси в баню. Там Коля уже воду носит. Я сейчас береста надеру и приду, запалю дрова.

— А сколько охапок дров понадобится?

— Ну, если сильно жаркую, то две-то понадобится.

— Давай бересто, я сам подожгу.

Юрий ушёл, а Валентина стала собирать мужчинам бельё в баню.

— Ну как там, нагрелось? — поинтересовалась она, когда брат пришёл домой.

— Да, нагрелось. А веник, где взять?

— Юрик, веники в дровеннике, под потолком висят. Там есть сухие прошлогодние, есть нынешние. Мы с покоса шли, так молоденьких веток нарубили и навязали. Ты возьми парочку, замочи в тёпленькой, а потом, как листья расправятся, в кипяток опусти, чтобы ветки тело не ранили. Да таз с бельём захвати. Тут и тебе и Коле.

— Ага, понял. Давай таз — взяв бельё, он быстро вышел из дома.

Дождавшись, когда в бане станет жарко, мужчины взяли веники и полезли на полог.

— Держись Николай, я водички плесну на каменку — сказал Юрий и вылил на раскалённые камни полный ковшик горячей воды.
Николая с полка, как ветром сдуло, а Юрий принялся хлестать себя веником, да покряхтывать. Насладившись и паром и жаром и веником, он выскочил из бани и " упал" в ручей, не двигая ни руками, ни ногами.
Когда он вылез из ручья, Николай сидел в предбаннике с открытой на улицу дверью.

— Как рак красный, ну ты и даёшь!—сказал он, увидев Юрия.

— Я Скударнов, у нас все в такой жар ходили. Зимние шапки брали, да рукавицы — усмехнулся он, возвращаясь в баню.

После того, как мужчины потратили первый жар, в баню отправилась Валентина с дочками.

— Братишка, полчасика тебе хватит отдохнуть?

 — Ух сестрёнка, квасу обпился, не зна-а-аю — засмеялся и он.

— А что ты хотела, что-то помочь? — спросил Николай.

— Да, Лёльку забрать надо будет. Алёнка – то сама прибежит.

— Я заберу — заверил он.

Войдя в предбанник, Валентина усадила девочек на лавки и, уложив рядом на маленькую, вошла в баню. Окатив кипятком полог и лавки , она смочила кипятком пол и, открыв дверь, вышла в предбанник.

— Я Ксюшку на полог положу, ты сядешь рядом, а я буду мыть Лёльку — забирая маленьку, сказала она Алёнке.

Раздевшись, Алёнка вскарабкалась на полог, рядом с ней на свёрнутое в четыре раза маленькое одеяльце,Валентина грудную дочь.
В бане было тепло, но не жарко.

— Бозе мой, всё спим и спим..Просыпайся, моя сладенькая, в баньку пришли..

— Мам, ты её тоже парить будешь?— спросила Алёнка.

— Никого сегодня парить не буду. Если захнычет, бутылочка с водой дашь
 .Набрав ведро и таз тёплой воды, она обратилась к Лёльке:

— Воду щупай, пойдёт?

Лёлька в бане мыться не любит, особенно с тех пор, когда Валентина лечила ей в бане ушки.
Людмила Георгиевна сказала, что Лёлька оглохнет, если в больницу не положить. Отвезли Лёльку в городскую детскую, положили одну, а вылечить не вылечили. Перепугалась Валентина, плачет, дочка глухой будет.
— Не реви— сказала бабушка Неверова— пошли со мной я тебе череды дам. И дала. Сняла с чердака охапку, уложила в свой халат и сказала:

— Вот неси. В бане запаривай, поливай почём зря на головку, да веничком, веничком. Да так несколько бань сделай. Да заместо чая отвар давай. Ступай с Богом, лечи дочку.

Зима. Несёт Валентина перед собой траву, дороги не видит. Ноги с тропки в снегу утопают. Слышит, кто-то спрашивает, а кто это, видеть не видит:

— Чё случилось, куда столь череды - то?

— Дочке ушки лечить несу — отвечает.

— А что с ушами? Золотуха?

—Гниют ушки — сказала и заплакала.

Тропка, по которой Валентина шла, центральная, к ней от каждого дома тропки идут и на каждой тропке кто-то, да стоит.

— Валентина Петровна, постой-ка — остановила её  Ульяна  Огородова.
Валентина остановилась.

— .Я от такой беды детей своих ветками смородины спасала. Баню надо истопить, когда вода закипит, надо побольше веток в бак наложить, чтобы закипели и вода хорошо настоялась. Потом веник там же запарить. Как отвар настоится, так в тазы начерпать, чтоб немного остудить. Этот отвар на головку лить и веником парить. Делать так пока уши не прорвёт. А как гной выйдет, да сукровица пройдёт, парить бросай. Ушки очистились. Не меньше шести бань делать надо, а то и девять. Кому как.

— Хорошо, тёть Уля, сделаю. Спасибо вам. Возле дома есть куст смородины, огромный.Нарежу веток обязательно — и поспешила домой.
Теперь –то она точно знает, как помочь дочери.

Сбегала к соседке, спросила разрешение топить баню всю неделю и каждый день топила и каждый день дочку парила.
В бак заваривала и череду, и ветки смородины, и берёзовый веник, всё делала, как велели. На третий день ушки прорвало и, весь гной вышел. Много его было. По стакану с каждого уха. Где только он там, в этой маленькой головке помещался?

С тех пор и не любит Лёлька баню, готова в бочке на ручье мыться, только б в баню не ходить.

— Хорошая вода, тёплая, чего молчишь? — спросила Валентина у дочери, та кивнула и насупилась.

Окатив дочь с головы до ног тёплой водой, она быстро протёрла тельце мыльной мочалкой, помыла головку и несколько раз ополоснула.

— Всё! Пошли вытираться и одеваться, скоро за тобой придут.

Когда Коля унёс Лёльку домой, Валентина приготовила воду для Алёнки.

— Слазь-ка, сейчас тебя вымою, оденешься и домой беги, скажешь, дяде Юре, что бы за Ксюшей пришёл, хорошо?

— Хорошо — прогладив мать по животу, пятилетняя дочь спросила:

— Мам, я понимаю, что Ксюша жила у тебя в животике, а где ранка, через которую она вылезла?

— В больнице зажила — отвечая, Валентина одновременно мыла дочь.

— А как она в животик к тебе попала?

— Ты же знаешь сказку про Дюймовочку. Про то, как она в цветочке родилась. Вот и вы все были такими крошечными Дюймовочками и выбрали меня, чтобы в моём животике вырасти, а не в цветочках и родится.

— А почему я не помню?

— Так в природе устроено, чтобы всё, что было раньше, не помнить. Давай обкупну, развернись. Ну, вот и готова! Пошли вытираться, одеваться.

Провожая из бани, она накинула на голову дочери полотенце и напомнила:

— Не забудь, скажи дяде Юре, чтобы за Ксюшей пришёл. Мне ещё самой надо помыться и в бане прибраться.

— Скажу,  не забуду — убегая по тропинке, отозвалась дочь.

Утром мужчины отправились на рыбалку, а через три часа с электричкой  приехала сестра Анатолия с подругой, тоже Валентиной.

— За черникой собрались. Вот Вальку с собой взяла. Там, где лес валят, есть черничник?

— Когда я ездила, был. А где сейчас валят лес, не знаю, есть ли. Вы сами завтра пораньше,к семи утра идите к конторе и у мужиков узнаете. Если есть, то на лесовозах можно и до места доехать.  Они берут.

— Утром к семи пойдём, да Валь?

— Ну да. Пораньше встанем, соберёмся и пойдём. А сейчас надо в магазин сходить, что-то с собой в тайгу поесть взять.

— А можно и в столовую сходить. Ко мне ягодники приходили, кормила, всем хватало — посоветоовала Валентина.

— Вот всё хочу спросить,  куры же мамкины, они одни что ли здесь зимовали?
— Нет. Мы сарай покупали и на зиму их забирали, весной опять сюда привезли.

— Смотрю и цыплят много нынче. Петушков можно уже резать.

— Их всего три, ещё не выбрали, какого оставить.

—А. ну понятно. А яйца куры несут?

—  Сходи, проверь, принесёшь, сварю и с собой возьмёте.

—У. как хорошо. Может и рыбка есть?

— Есть, но только солёная.

— Пойдёт. Бутылку сладкого чая, яиц, рыбки. Хлеба - то не пожалеешь, пол буханки? Нам половина хватит.

— Не хожу за хлебом. Тяжело с малышкой на руках и далеко, пироги пеку.

— А ну и хорошо, по паре пирожков и нам хватит.

— Сегодня не пекла ещё, но я вам могу пышек нажарить. Вот корова придёт, подою и заведу тесто. Утром напеку.

— У вас корова? И доится? А чё молчишь?

— Так нам бутылку молочка и пышек, мы весь день сыты будем! Так что подруга и в магазин незачем идти — рассмеялась Раиса.

— Я всё равно пойду, надо девчатам хоть конфет купить, вафель сладких. Колбаска может хорошая здесь есть. Вот передохну немного и схожу.

— Валька — вдруг обратилась Раиса к невестке — я думаю, что ты на третьем – то остановишься? А то, как свиноматка, один за другим, один за другим — усмехнулась она.

— Не от меня зависит. Пока ребёнок ни зашевелится, я знать не знаю, что беременна. Без признаков всё случается. Все признаки и конец  женским дням, и изжоги, головокружения, только во второй половине начинаются.

— Тогда надо хотя бы раз в месяц гинеколога навещать, а то наплодишь тут нищеты. Мне братку - то жалко — скривив плаксивое лицо, сказала золовка.

— Пока это твой "братка", нас в нищету вгоняет, а не дети.

— Не его вина, не его! Ну, вот так бывает и что делать? Ну не детей же плодить? Когда и без того жить не на что — более жёстко сказала Раиса..

— Ты так говоришь, как-будто мы и впрямь в нищете живём. С протянутой рукой не ходим и ни у кого ничего не просим. Голодать тоже не голодаем. У нас всё есть — хотелось ещё сказать золовке, что и вас и ваших гостей принимаем, но сдержалась, чтобы не обидеть подругу Раисы.

— Так ведь всё до поры до времени. Жили бы свободно, без коровы, а теперь вот крутиться приходиться. Привязала мужика к коровьему хвосту!
А Коляша-то мой где?— вдруг спросила она.

— На рыбалке, а где твой братка, не знаю. Вас тогда проводил и в тайгу ушёл. Вот уже десять дней, как нет. Когда появится, не знаю и появится ли?

— Ладно тебе, не в первый раз. Завалит тебя опять ягодой. Он с тайги пустой не приходит — уверенно сказала Раиса.

Тут заговорила гостья:

— У-у, Рая, так твой братка свободней нас живёт. Когда захотел тогда и ушёл в тайгу. Нашла, кого пожалеть, рыбака да охотника. Да им на подножном корму можно дюжину детей выкормить. Огородище соток пятьдесят, рыба, мясо, яйца, грибы, ягоды, да ещё и корова!— ударила она в ладоши.

— Колбу пропустила, папоротник, да ещё сок берёзовый, ну чем не еда  — съязвила Валентина.

— Ой, и не говори, клад, не мужик. Живи, да радуйся — подхватила Раиса тему подруги, сделав вид, что не заметила сарказма невестки.
 
— Ну, вот я живу и радуюсь! Вместе с детишками  радуемся от души. Где он и что с ним ничего не знаем и ведать не ведаем.

— Ой, да придёт, куда он денется.

— Куда? Это тайга, Рая. Ногу подвернёт и всё, месяц выходить будет. А нога и почернеть может или хуже того со скалы сорвётся или медведь нападёт. Море вариантов. Понимаешь? А его, если что, так и искать где, знать не знаешь!

— Ну, ты и дура! Ты зачем о плохом думаешь, а? Толик в тайге, как у матери в гостях. А будешь думать о дурном, дурное и случится. Всё с ним хорошо! Нечего тут каркать.

— Надеюсь — тихо ответила Валентина.

Рано утром гости разошлись по своим делам, женщины ушли на лесовозы, а мужики вновь отправились на рыбалку.
Вернулись рыбаки к обеду.

— Быстро что-то вы сегодня?— спросила хозяйка.

— Вчера неплохо клевала, сёдня не хочет — ставя удочку в угол, сказал Николай.
— Да ладно, есть чем перед женой отчитаться и то хорошо — засмеялся Юрий.

— Чё помочь? — спросил Николай.

— А сходите один на пекарню за хлебом, другой в магазин за сахаром и постным маслом. А у меня тесто подошло, пироги печь буду.

— Коля, а тебе с чем пирогов нажарить? — спросила она, когда Николай пришёл из магазина.

— Я с капустой люблю.

— А тебе, Юрик с какой начинкой испечь?

— Такой сейчас не бывает. Я любил, когда наша бабушка с упаренной калины пироги делала. Вкуснее шоколадных конфет эти пироги были.

— Ну хорошо, сделаем тебе с упаренной калины с мёдом. У меня в банках закатано.

— Правда что ли? Никогда бы не подумал. Ну, сеструха, ну ты молодец.

— Да что здесь хитрого, упарила в духовке, прямо в банке, да закрыла. Вот делов-то. Специально для пирогов делаю.

Поздно вечером явились ягодница, поели и сразу свалились спать.

Валентина заглянула в их вёдра. Вся ягода была перемешана с листьями, а чего больше, сказать трудно.

— Скребком брали, замучаются ягоду от листьев выбирать. За ночь соком возьмётся, листья прилипнут, не отдерёшь. Это только сушить на компот— подумала она и вышла во двор.

 Включив свет на крыльце, пошла в сарай за плахами. Принесла две плахи и . положила их одним концом на лавку, что была на крыльце, другим на нижнюю ступеньку крыльца и сделала лоток, подложив под каждую по четыре полена. Накрыла его мокрой тканью и подставила таз. Зачерпнув миской ягоду из ведра, она медленно сыпала её на лоток. Ягодки скатывались в таз, а листья прилипали к мокрой ткани. После каждой миски,  снимала ткань, стряхивала листья и снова стелила. Два ведра ягод, она перекатала быстро. Анатолий, бывало, по восемь ведер приносил и то за вечер управлялась.
Утром, пока Валентина доила корову, да выгоняла её на пастбище, гости ушли на поезд.

Через два дня, обросший и пропахший дымом, появился Анатолий.

— Ты где был две недели?— спросила его жена.

— В тайге, где — недовольно буркнул он, сбрасывая с плеч рюкзак.

— Обычно ты с тайги без ягод не приходишь, а сейчас пустой. Раиса и та за черникой с подругой приезжала — с обидой выговаривала Валентина.

— Мы по другому делу ходили.

— Браконьерничали?— строго спросила она.

— Почти. На, смотри — он  протянул Валентине кожаный мешочек

— Открывай осторожно, не просыпь — предупредил муж.

Она потянула за кожаный шнурок и увидела в мешочке золотую россыпь. В Балыксе у старателей она уже видела золотой песок, но здесь были золотые пластинки разного размера.

— Самый большой в длину в один сантиметр, в ширину пять-семь  миллиметров, а самый маленький в два миллиметра — сообщил муж.

— Ну и куда ты с ним? Попадёшься, посадить ведь могут.

— Федька зубникам толкнёт, не переживай — уверенно сказал он.

— А ты когда на работу устроишься? Смотри, привлекут за тунеядство, два месяца, как не работаешь — обеспокоенно произнесла она.

— Как это не работаю? Мне оформили отпуск, потом дали без содержания, теперь я " отрабатываю" две недели и, выхожу в аварийно-спасательную бригаду. Там один мужик увольняется, завтра у него последний день, а я на его место.

— Отпускные получил?

— Получил, три десятки лежат в пиджаке. Остальное за долги высчитали.

— В аварийке работать будешь посменно?

— Посменно.

— Это хорошо. Малышка подрастёт, на работу выйду.
А пока надо в железнодорожную больницу за справкой сходить, чтобы декретные дали. В сельской больнице справку не дали, обиделись, что не наблюдалась. Сходишь?

— Да пошли они на хрен, Серебрякова даст, и не будет выпендриваться. Она баба нормальная.

— Анна Семёновна тоже нормальная, просто обиделась. Она нам всегда с Алёнкой помогала. Но не могла я к ней идти, срок уже большой был, а они бы на оборт отправили. А там ведь уже человек! Жалко. Понимаешь?

— Родила, всё хорошо и забудь — раздеваясь, ответил Анатолий.

—Одежду свою на крыльцо вынеси, я в ванну замочу. Вода в баке горячая, мойся, я приготовлю в чё переодеться.

Справку для бухгалтерии железнодорожный врач дала, а вот на свидетельство о рождении, нет.

— Где твоя жена рожала, там вам должны и выдать справку для свидетельства о рождении — твёрдо заявила врач.

— Дома она рожала! Дома!— уверял Анатолий.

— Но ведь ей помощь кто-то же оказывал, я нет. Поэтому, извини Анатолий, не обижайся.

Попробовала Валентина обратиться в ЗАГС и в городскую больницу, ответ везде был один, где рожали, там и справку берите.

Вот так и случилось, что росла девочка без прививок и без документов. Росла, не болела, развивалась хорошо. Перед новым годом, пока на работу не вышла и корова не отелилась, решила Валентина съездить в Кемерово.

 Хотелось ей и бабушку увидеть и свою мать познакомить с внучкой. Девочка очень сильно походила на Марию и Валентина была уверена, что это будет приятно матери.

Мария была очень рада приезду дочери, но больше всего интересовалась Алёнкой, чем малышкой.

— Мам, как баба? К ней можно зайти в комнату?

— Так, а чё, зайди конечно. Но она уж никого не признаёт. Я ей говорю, это я, Маня. А она не дочь свою вспоминает, а сестру младшую.  Вот такие дела. Нарушили старуху в больнице. Куда с добром до неё была!

— А как она в больницу попала, с чем?

— Ой, да стыд сказать, да грех утаить. Аппетит у неё  хороший был. Если ещё рюмочку примет, так и вовсе могла и мяска съесть и супа миски две выхлебать. Вот и стеснялась своего аппетита и ела ночью, что б никто не видел, сколь съест. А я из ресторана принесла десять варёных яиц и положила в холодильник.

 Она ночью их нашла и девять штук холодных съела. Лишь одно оставила. Вот заворот кишок и приключился. Живот вздулся, как у беременной. Я её в больницу. А там молоденькие девчонки и повредили ей прямую кишку. Ничего не ест, только воду пьёт, да кусочек сахара помуслит и всё. Вставать, не встаёт. Лежит, сама с собой разговаривает.

Валентина, держа на руках дочь, переступила порог комнаты, где лежала Пелагея.
В комнате было чисто и без дурных запахов. В белоснежном платочке, в длинной белой рубахе с длинным рукавом, в тёплых шерстяных носках, подложив руки под щёку, дремала её бабушка. Была она такая маленькая, как семилетний ребёнок.
Почему-то Валентина не посмела подойти поближе, так и осталась стоять у порога.

— Баб, здравствуй — сказала Валентина, не ожидая, что её узнают.

— Здравствуй дочка. А это чё, твоя?

— Моя, баб.

— Стало быть, третья дочь. Как назвали?

— Оксаной.

— Почё имя не русско?

— Ксенией хотела, мы её так и зовём Ксюшей, но в последнее время я её почему – то стала Оксаной называть.

— Сама стала?

— Сама.

— Как внучок? Чё не приехал?

—- Нормально. Работает.

— Елена с Олей как, растут?

— Растут.

— Домой ковда?

— Завтра.

— Поклон внуку от меня.

Пелагея сомкнула веки и Валентина поняла, что разговор закончен.

— Ну как она тебе? — спросила Мария, когда Валентина вернулась на кухню.

— Узнала. Всё нормально. Вполне адекватная. Только словно чужая.

— Быват, быват, но в основном, в забытье. Сколь ещё так пролежит, не знаю. Ничего ведь не ест. Хоть бы крошку, какую, проглотила. Так не выздоровит, да и долго не протянет. Даже жидкий суп или отвар, ничё не ест. Вот одну воду пьёт и всё. Ты знашь, я даже ей стопочку предлагала, ну думаю, выпьет и поест. Ни в какую! Я, говорит, своё отгуляла.

— А сколько баби лет?

— Да кто точно-то знат? Они сказывали, что им года-то убавили, так и не знаю. Но за девяносто уже. Ну если Сарку в сорок пять лет родила. Долгая жизнь, нам столь не прожить. Ты когда домой?

— Завтра вечером.

— Да гостинцев хочу послать внучкам. У нас на фабрике новые конфеты стали делать. Люди хвалят.

— Кемеровские конфеты вообще все хвалят. Хорошая фабрика. Пойдём вместе, я тоже что-нибудь куплю, Новый год скоро. Подарки делать надо.

На следующий день поздно вечером Валентина с дочкой села в поезд.
Какое-то странное чувство осталось у неё от поездки. Свою маленькую внучку, Мария ни разу на руки не взяла, даже не пообщалась с ней. Говорила, что по Алёнке скучает. Жаловалась на приёмную дочь, что детей голодом держит.

А бабушка, она  такая вся беленькая, лицо как у ангела светится. Вот и всё, вот и прошла её жизнь. Почему я не подошла к ней, не обняла, не поцеловала? Она же меня вырастила. Любила по своему, как могла, заботилась. Приехала за мной в Асино, когда я написала, что умру, если она не заберёт. Забрала. А ведь ей за семьдесят уже было, а она добралась с пересадками и в городе нашла, не заблудилась — так в тяжёлом раздумье и уснула возле маленькой дочки.

За неделю до Нового года, Анатолий принёс из леса ёлку, занося её в дом, объявил:
— К вам из леса ёлочка пришла!

— Ура-а-а — закричала Алёнка и захлопала в ладоши — у нас тоже Новый год буде-е-ет.

— Куда поставим, может вот в уголок, чтобы не мешала? Или кровать передвинуть и к стене, куда лучше? — спросил Анатолий.

— Давайте в уголок.

— Ну и правильно— он оставил ёлку и пошёл в сарай за крестовиной.

Весь вечер Валентина с дочками её наряжали. Анатолий подключил гирлянды и ёлочка заиграла разными цветами. Потом Валентина с Алёнкой вырезали снежинки и лепили их на окна. Украшали искусственным дождём комнату.

—А у нас так же красиво, как в садике стало. А над ёлкой можно снежинки подвесить на ниточке, как в садике — предложила старшая дочь.

— Я гвоздей на потолок набивать не буду!— твёрдо заявил Анатолий.

— А и не надо, смотри, как мы сделаем — Валентина взяла немного ваты, окунула её в воду и обмокнув ниточку со снежинкой, подбросила вату к потолку. Вата ударилась о потолок и превратившись в белую кляксу, прилипла.

— Ура-а-а, у нас получилось! — закричала Алёнка и вновь захлопала в ладоши.
Три вечера подряд Валентина лепила пельмени, а тридцатого декабря отваривала свиные ножки для холодца, сделала заготовки для салатов. Поставила тесто на сладкие пироги с ягодой.
Тридцать первого всё приготовила,  осталось только накрыть стол.
В десятом часу вечера Анатолий сказал:

— Мать, Федька зовёт к себе на водокачку новый год встречать, как отпустишь?

— Одного что ли?

— Ну не с детишками же !

— Ну, иди, раз зовёт — не показывая обиды, ответила жена.

Когда Анатолий ушёл, Валентина уложила детей и разложила под ёлочку каждому подарочки, потом накрыла стол.

— А вдруг придёт? А стол уже накрыт — думала она, сидя одна за столом.
.
Вот уже по телевизору генеральный секретарь СССР Леонид Ильич Брежнев поздравил всех с Новым 1981 годом. Пробили куранты, и… Валентина пошла спать. Проснулась она от прикосновения холодных рук мужа.

— Ты чего?

— Ничего.

— Как год встретил?

— Никак, домой шёл, когда куранты били. Федька баб пригласил, нахрена они мне сдались. Я думал мы вдвоём посидим, а тут эти завалились. А эта, деда Кирьяна, Лариска, села ко мне на колени и говорит, я говорит, горя-я-ячая, пошли, проверишь. Ну, я и психанул. Ты, говорю, мою жену видела?
А она, ну и что? Кто меня попробует, тот потом ни в жизнь не отстанет.
Пошла ты, говорю нахрен, я домой пошёл. Ну и ушёл. Иду мимо клуба, а там тишина!

— Клуб во втором часу откроют. Так что ты теперь с детьми будешь, а я в клуб пойду. Вот только нарядов нет, так я сейчас костюм приготовлю.

— Какой костюм?

— Новогодний. "Чайная баба"— она подскочила с постели и достала из шкафа запасные оконные шторы.
 
Завязав пучок волосы на макушке. Потом  приложила одну подушку к груди и перетянула её на поясе. Другу подушку, подвязала к поясу сзади. Надела сверху подушек шерстяную малиновую кофту, вторую подушку прижала брюками. И собрав на шнурок шторы, подвязала его вокруг шеи, потом подпоясалась. На голову накинула цветастую шаль. Теперь только сделать боевой раскрас и " Чайная баба" готова.

Когда Валентина пришла в клуб, там уже гремела музыка, и веселился народ. Недолго думая, она кинулась в самую гущу и от всей души принялась выплясывать. И не надо было ей ни вина, ни спирта, она могла веселиться и без этого.

Кто – то ухватил её за локоть, когда она отстукивала дроби вокруг ёлки.  Валентина оглянулась, это была воспитатель Евгения Григорьевна

— Валентина Петровна, пойдёмте к нам.

— С новым годом. Евгения Григорьевна! — перекрикивая шум и музыку, поздравила она бывшуюю коллегу.

— С новым годом, пойдёмте, пойдёмте – и потянула Валентину за руку.

Хотя Валентина и разрисовывала своё лицо, так что и места чистого не осталось, работники садика её узнали. Отделившись от группы коллег, Анна Викторовна поспешила на помощь Евгении Григорьевне. Подхватив Валентину под руки, женщины притащили её в свою компанию.

— С новым годом! — поздравила Валентина бывших коллег.

Не договариваясь, все на разные голоса ответили своими поздравлениями.

— Девчата, наливайте — скомандовала Анна Викторовна.

— Валентина Петровна, ягодная наливочка, собственного производства — пояснила Евгения Григорьевна, подавая Валентине стопку с ягодной наливкой.

— Дорогие мои, хорошие мои, я кормящая мама, мне нельзя — старалась она убедить бывших коллег.

Но компания загудела, что улей.
— Валентина Петровна, один раз в год можно!

— Дочка крепче спать будет

— С одного раза только польза и никакого вреда

Наперебой говорили женщины, ничего не желая слышать.

— Ну не обижайтесь, давайте попляшем, вы пейте, я вас подожду и пойдём плясать. Пойдёмте веселиться — уговаривала она их.

Женщины шумели, упрекали, наливая ей, выпивали сами.

— А мы вас вспоминаем — вдруг сказала Анна.

— Материте? — засмеялась Валентина.

— Да что вы, ваши сценарии вспоминаем. Жалко, только сработались и вы ушли.

— А мы к вам в гости собирались. Даже подарок купили. Вначале думаем, вот картошку выкопаем и пойдём поздравлять с дочерью. Потом мелочь с огорода убирали, а потом капусту солили, а тут уж и к новому году стали готовиться, вообще время не стало.

— А вы приходите на Новый год, по старому стилю и всё нормально получится. А то так и не соберётесь никогда — стараясь перекричать музыку, говорила Валентина.

— Ой! Валентина Петровна, ваш пришёл — кивнув на вход, сказала Евгения Григорьевна.

Анатолий не сразу увидел жену, а как увидел, так сразу двинулся в их угол.

— Девчата, окружай — скомандовала Евгения и весёлые молодые женщины всей толпой кинулись к Анатолию.

Каждая поздравляла с праздником, предлагала наливку, все кружились вокруг него, как вокруг елки.

— Домой пошли — громко крикнула Валентина, чтобы через праздничный шум муж её услышал.

Женщины замолчали. Они никак этого не ожидали. Они боялись за неё, отвлекали, что бы она быстро убежала домой, а она… Анатолий отделился от  компании и пошёл вслед за женой. Удивлённые женщины, молча продолжали смотреть им вслед.

— Чего притащился? — спросила она, когда они вышли из клуба.

— Ну, нихрена себе, уже час, как тебя нет. Ты когда домой-то собиралась?
Все вокруг пьяные и ты с ними тут выкаблучиваешься. Ну, ты даёшь, мать. Детей бросила и в пляс! Молодец!

— Не бросила, а на мужа оставила! Выдумщик. Иди, не сочиняй. Это ты детей бросил! Я их на тебя оставила, а ты ушёл  — Валентина ещё что-то хотела сказать, но в это время с громким свистом и грохотом, перерезая им путь, мчался поезд.
Что-то говорить при таком шуме невозможно и супруги молча пережидали, когда он пройдёт.
 
Дома о новогодних приключениях разговор больше не поднимали.
А через месяц она сказала мужу:

—  Я с февраля выхожу на работу, Оксане уже шесть месяцев. Будем ходить в разные смены.

— Понял. Тебе уже сказали с кем в смену?

— Сказали, с Механиковым.

— Так мы с ним в разные смены ходим и меняться не нужно.

— Ну, вот и хорошо.

Валентина с Анатолием стали работать в разные смены. В случае, если на железной дороге случалась авария, то на аварийный участок выезжала вся бригада без исключения.
Когда такое случалось, детей закрывали на замок. В свободное время между поездами Валентина бегала домой, топила печь, кормила детей, управлялась с домашними животными, или просто проверяла, всё ли в порядке дома.

Однажды возвращаясь с проблемного участка, путейцы увидели, что дочки Валентины, раздетые до плавок, бегают по снежным тропам, как по снежному тоннелю. День хотя и был солнечным, но морозец щипал за нос и щёки.

— Валентина, беги домой, твои девчушки голые по улице носятся — .сообщила одна женщина.

— Ещё и плавки снимают и на снег садятся — добавила другая и, тут посыпалось….

— Старшенькая бегает и куртку за собой по снегу волочит, а у той, что поменьше от куртки один капюшон на голове.

-— Ага, за старшей бегает, а куртка сзади, как Чапаевская бурка развивается. -
— Сбегай, приструни, простынут ведь, а мы за тебя тут подежурим  — говорили женщины наперебой.

— О Господи — вскрикнула Валентина и со всех ног пустилась домой.

 Увидев мать, девочки кинулись к дому.Валентина недоумевала: "Дом ведь закрыт, как они оказались на улице, да ещё и голые?"
Дочки подбежали к окну и Алёнка, подхватив куртку с маленькой сестрёнкой, просунула её в форточку. Потом она помогла залезть в форточку средней сестрёнке и следом за ней ловко, как рыбка, нырнула в форточку сама.
Валентину затрясло, она поняла, что не куртку таскала Алёнка по тропинке, а её маленькую, грудную дочь. Не помня себя, она отомкнула замок и влетела в дом. Дети были на диване под той самой форточкой, через которую только что забрались в дом.

 — Что вы творите? Алёнка! Ну как так можно, а? Вы же её заморозить могли, руки-ноги переломать!— прижав к груди маленькую дочь, не выдержав пережитого стресса, Валентина заплакала.

— Мамочка, я больше так не буду. Я хотела, чтобы Оксана погуляла на улице — тоже плача оправдывалась старшая дочь.

— Сами-то не замёрзли? — ощупывая ноги средней дочери, уже спокойно  спросила Валентина.

— Нет — мотнув отрицательно головой, ответила та.
Накормив младшую дочь, она спросила:

— Вы кушали?

— Ели, я всю посуду в кастрюлю сложила, как ты велела — ответила Алёнка и  показала пальцем на шестиведёрную кастрюлю, что стояла под столом и добавила— и, стол протёрла.

— Молодец. Дождитесь папу и погуляете. Он должен уже скоро подойти. А завтра я с вами весь день гулять буду, завтра я в ночь иду на работу.
Можем опять с горы на целлофановом мешке покататься.

—-- Ура, ура..И Оксана с нами?

— Не вздумайте, она ещё маленькая. Вот подрастёт тогда и будет с вами с горы кататься.

К весне отелилась Марта, принесла бычка с кудрявым дымчатым чубчиком.
Теперь у Валентины домашней работы добавилось. Хорошо, что почти у всех вагонников есть в хозяйстве коровы, поэтому на дойку хозяйки подменяли друг друга.

За зиму Валентине не удалось получить свидетельство о рождении младшей дочери, и она написала жалобу в минздрав. Другого выхода не было.
На жалобу откликнулись, и от министерства здравоохранения прибыл проверяющий и не один, вместе с ним прибыла сотрудница Междуреченского ЗАГСа.

Пока проверяющий выяснял причины отказа в даче справки о рождении ребёнка, сотрудница ЗАГСа пила чай в их доме.

— Быть может вам в чай свеженького молочка добавить? — интересовалась хозяйка, подкладывая в миску творожные шаньги и пирожки с капустой.

— Никогда не пила, ну подлейте, попробую — мило улыбаясь, отвечала сотрудница ЗАГСа.

Вскоре появился проверяющий и эта милая женщина, прямо дома заполнила свидетельство о рождении гражданки СССР, поставила печать и вручила документ матери. Теперь Оксана стала полноправной гражданкой Советского Союза.

Весной, когда младшенькая дочь немного подросла, Анатолий всё чаще стал уходить на рыбалку, оставляя детей одних дома. Однажды находясь на работе, Валентину охватило жуткое волнение.

— Плохо мне что-то, душа так волнуется, вот-вот выпрыгнет — сообщила она напарнику.

— Впервые про такое слышу, обычно у всех сердце готово выпрыгнуть, а у тебя душа! — многозначительно произнёс он.

— Отпусти домой, там что-то случилось. Я переездных попрошу тебе помочь, отпусти ради Бога — уговаривала напарника Валентина.

— А если что обнаружится, устранять тоже переездные будут? —рассержено, отвечал он.

— Поезд остановится, я увижу и сразу вернусь. Пусти домой, душа на части разрывается — слёзно просила она.

— А мужик где, на работе что ли?

— Не знаю. Должен был быть дома. Но душа о плохом вещует, пусти, а? — заглядывая в глаза напарнику, умоляла Валентина.

— Ну, иди. Ну, если с твоей стороны бабы пропустят что, то отвечать сама будешь. Я тут ни при чём, поняла?

Но Валентина уже не слышала последних слов напарника, она со всех ног бежала на переездный пост
— Тётя Настя, пожалуйста, встретьте поезд. Мне срочно домой нужно— и тут же пустилась скорее домой. Быстро спустившись с насыпи на тропку, она со всех ног бросилась к дому.
Как только Валентина распахнула двери, в лицо ударил резкий запах уксуса.

Алёнка сидела на кровати, а на вытянутых её ногах была подушка, на которой лежала Оксана, с опухшим лицом. Глаз у девочки не было видно, вместо них были водянистые волдыри. Девочка с головы до ног была мокрая и лежала на подушке, в какой-то розовой жиже.

— Господи, что случилось? — подскакивая к малышке, спросила мать.

— Я в туалет бегала, а Лёлька нашла бутылочку с уксусом и поила Оксанку.
Я развела малиновое варенье и Оксанку им поила, а  потом пальчиком трогала ей язычок, что бы она всё вырыгала. Так в больнице делают.

Быстро замотав малышку в одеяло, она что было сил, заторопилась в больницу.

— Господи, только бы глаза не повредились. Господи, сохрани глазки моей дочери. Господи… — всю дорогу только и повторяла Валентина.
Вбежав в здание, она, не обращая внимания на очередь, влетела в кабинет врача.
—- Анна Семёновна, уксусной эссенцией лицо сожгли. Глазки, глазки, я не знаю, целые ли?

— Не лицо, а сплошной водяной пузырь, что я могу сказать? Ложитесь в больницу, ожог лечить будем. Там будет ясно, что с глазками.

— Только кожу не срывайте, лучше проколите пузыри и пусть кожа осядет. У меня так было, я о железную печь обжигалась,  кожу не срывали и шрамов нет.

— Ты о глазах думай, а не о шрамах! — оборвала её доктор.

— Я сама, я сама выпущу водичку, но кожу снимать не дам. Не дай Бог с глазами плохо, да ещё лицо будет в шрамах, что за жизнь у девочки будет? Не дам, нет не дам — как безумная повторяла мать.

— Хорошо, хорошо. Успокойся. Что-нибудь придумаем, не волнуйся. На личико мазь наложим, они сами прорвутся и кожа осядет, вот тогда видно будет что там с глазами . А сейчас идите в детскую палату, халат вам принесут.

Не успела Валентина войти в палату, как следом вошла медсестра с баночкой мази и бинтом на подносике.
Валентина положила дочь на подушку. Медсестра, поддев кончиком деревянной лопаточки мазь, собиралась наложить её на лицо ребёнку. Валентина, перехватив руку медсестры, выкрикнула:

— Я сама! Я сама! Я сама пальчиком намажу.

— Пожалуйста, сама так сама — медсестра передала ей ложку с мазью.

Безымянным пальцем, осторожно Валентина смазала личико дочки. Девочка не плакала, только кряхтела. Видя, что медсестра собирается наложить бинт на лицо девочки, Валентина резко сказала:

— Бинт не надо!

— Мамочка, на мазь быстро садится пыль! Да и жидкость выступит.

—Пусть выступит, я ей шейку протирать буду. А то бинт прилипнет, менять начнёте и всю кожу сорвёте с лица.

— Мы что варвары какие? Раствором отмочим и снимем.

— Я сказала не дам!
 
После того, как медсестра покинула палату, пришла заведующая больницы,  Людмила Георгиевна.

— Что здесь за капризы? Почему мешаете работать? —  окатив медленным взглядом Валентину— спросила она, после чего подняла свои большие красивые голубые глаза к потолку, вздохнула и уставилась а Валентину.

— Не нужно нам никаких повязок, я всю влагу сама соберу. Кожа осядет и прирастёт.

— Ну, положим, эта кожа уже не прирастёт, а вот под ней сформируется новая. Доля правды в ваших словах есть. Если не мешать образовываться новой кожице, то она будет без рубцов. А если сейчас наложить бинт то, на новую кожу это никак не повлияет — тихо и уверенно сказала доктор.

— Не дам, пусть кожица восстанавливается, мешать не дам. Как влага выйдет, буду облепиховым маслом мазать, всё быстро зарастёт.

— Облепиховое масло, это жир. Жиры наносить на ожоги не рекомендуется — сообщила Людмила Георгиевна.

— У мужа на пояснице ожог был такой, что до самых костей всё выгорело, а после облепихового масла и следа никакого нет. Как дочь уснёт,  вы меня домой отпустите, я за маслом сбегаю.

— Иди — быстро сказала доктор и вышла из палаты.

Через несколько минут Валентина со всех ног бежала домой. Пробегая мимо переезда, забежала на пост вагонников, напарник сидел за столиком и читал книгу.
— Меня с дочкой в больницу положили, я сейчас тёть Машу попрошу за меня смену додежурить, в ночь на завтра вызови Галку и доложи бригадиру. Что я в больнице.. Побегу домой, печку затопить нужно.

— А твой-то где?

— Не знаю — уже в дверях ответила Валентина.

Мужа дома ещё не было, Алёнка с Лёлькой сидели на кровати с зарёванными лицами.

— Мама, Оксана умерла, да? — спросила старшая дочь и громко заплакала.

— Нет. Она спит. Что с глазками, пока не ясно. Но она живая.

— Мама, она ей толкала в рот бутылочку и говорила:" пей это вкусно, это папа с пельменями ел"— сообщила Алёнка и опять зарыдала. Лёлька тоже громко заплакала, понимая, что это её вина.

— Алёнка не реви, сними с кровати мокрую простынь, я сейчас корове сено дам, напою её и телёнка, приду, застелю чистую простынь, сменю наволочку,  печку затоплю. Вечером приду корову доить.

Затопляя печь, Валентина спросила
— Вы кушали?.

— Нет, нет — ответили девочки.

— Я сейчас пельмени в сковородке подогрею. С молочком поедите. Суп согрею.

Валентина накрыла стол детям и побежала к соседке, рассказать о случившемся и попросить, додежурить смену.

продолжение следует...