Повелитель коз

   I
С точки зрения физики молния — это просто электрический искровой разряд в атмосфере. Таких разрядов на планете происходит до двух тысяч каждый день.
Температура молнии может достигать двадцати семи тысяч градусов по Цельсию - это в пять раз выше, чем температура Солнца, а напряжение – миллиарда вольт. Удивительно, что при этом люди, пораженные молнией,в большинстве случаев, выживают. 
Попав в человека, молния срывает одежду, оставляет шрамы, иногда невероятные узоры на коже, остающиеся на всю жизнь. А иногда она меняет и сознание человека. И всю его последующую судьбу.
Именно это и произошло с героем моего рассказа – Ванькой Глинкиным.
До этого происшествия, случившегося однажды в летнюю грозу у озера, где Ванька ловил рыбу, он работал слесарем седьмого (высшего) разряда на одном из машиностроительных предприятий Владимирской области. Ванька был женат, имел ребенка, спиртное употреблял редко, и   был вполне достойным представителем общества - настолько, чтобы на работе к нему обращались не иначе, как «Иван Сергеевич». Но удар молнии все изменил в одно мгновение.
Ванька приобрел не только яркий узор на коже в виде фиолетового дерева, раскинувшего причудливые ветви по всему его телу.
Он словно бы впал в детство. Его голубые глаза стали вдруг излучать неподдельную детскую радость, и такими же детскими стали его суждения. Он взирал теперь на свою жену как на подружку в песочнице, но не как на женщину. Он утратил все свои профессиональные навыки, за что был уволен с работы. Он даже полностью перестал сквернословить, что было уж совсем таинственным и непостижимым для окружающих.
Перечисленного было достаточно, чтобы жена немедленно с ним развелась, дабы не оставаться женой «слабоумного».
Впрочем, слабоумия врачи у Ваньки не нашли. Они вылечили последствия поражения природным электричеством, но вернуть его психику в прежнее состояние были не в силах.
Не увенчались попытки друзей и родственников найти ему работу – ни к какой работе Ванька теперь не был пригоден. Впрочем, как оказалось - лишь в городе.
В те времена еще не родилось это отвратительное слово, лишающее человека всякого достоинства - «бомж». Да и не было тогда людей «без определенного места жительства» - все были куда-то и кем-то определены. Нашлось место в жизни и для Ваньки, лишившегося одновременно и семьи, и работы.
Уволенный с завода, изгнанный из дома женой, Ванька вскоре оказался в одном из сельских поселений Гусь-Хрустального района.
 
«Чудной он!» - говорили деревенские бабушки с оттенком почитания и восхищения. Такова уж была традиция русской деревни, где издревле почитали всех чудных и убогих, как отмеченных особой печатью.
И бабушки искренне возлюбили Ваньку именно за то, за что возненавидела  жена – за наивность суждений, нелепость одежды, равнодушие к стрижке, бритью и вообще к своему внешнему виду, и, главное последствие поражения молнией – искреннюю  детскую улыбку, которая не сходила с его круглого лица.
 Утраченные профессиональные навыки Ваньки компенсировались открывшимся у него удивительным даром – к нему стали льнуть все животные, которых он встречал на своем пути, будь то  дикие звери или домашняя животина. Не было на деревне ни одного кота, ни одной собаки, которые бы не почтили его своим вниманием; птицы безбоязненно клевали хлеб из его рук, и  даже бодливые коровы и быки колхозного стада смиренно склоняли перед ним свои буйные рогатые головы. Стоило ли говорить, что после этого совет деревенских бабушек единогласно принял решение доверить Ваньке самое дорогое, что у них было – своих коз.
Так Ванька стал пастухом козьего стада. Козы слушались его беспрекословно – он говорил с ними на каком-то странном, одному ему понятном языке, чему я сам стал свидетелем, когда увидел его в первый раз.
И сейчас, по прошествии почти сорока лет, я так и вижу его низкорослую фигурку, выныривающую из утреннего лугового тумана, сопровождаемую парнокопытной свитой.  Слева от него шествует дозорный – резвый черный козел, наводящий, по одному мановению Ваньки, порядок в стаде с помощью острых рогов; справа  - белая коза с раздутым выменем. В руках у Ваньки - пара крошечных белых козлят, почти новорожденных, которых он бережно прижимает к груди. Восторженное блеяние матери выражает ее безграничное доверие. Стадо следует по его стопам послушно, словно рота солдат за своим командиром… Странное, завораживающее зрелище. Именно тогда я и окрестил его про себя «повелителем коз».
Усердная служба Ваньки щедро вознаграждалась бабушками:он не знал нужды ни в хлебе, ни в молоке, ни в сыре, ни в печеной картошке; в его узелке частенько водились и сало, и вареные яйца, а иногда перепадал и жареный цыпленок. Регулярно снабжали бабушки Ваню и «огненной водой» самопального производства. Поначалу Ванька, смущаясь, как ребенок, отказывался от спиртного, но бабушки настаивали, и приходилось уступать.
Так, благодаря заботе бабушек, Ванька начал понемногу возвращаться к «взрослой» жизни. С их помощью вспомнил он и о своей прежней привычке курить.
Исчезновение Ваньки в один из погожих майских дней 1982 года совпало с достаточно громким событием для поселка.


               
                II
В конце мая утром ко мне в кабинет вошел прокурор района.
По мрачному выражению на его грубом морщинистом лице, окутанном табачным дымом, я понял, что случилось что-то серьезное.
 - Василий, собирайся. В поселке Д. убийство. Там обнаружен труп неизвестного с множественными ранениями. Свидетелей практически нет. Чувствую, ты еще помучаешься с этим делом. Назначаю тебя руководителем следственной группы. Приступай.
Предчувствия прокурора оправдались. Помучаться пришлось не только мне, но и всей оперативной группе.
Я посмотрел на карту района. До поселка Д. было более сорока километров по разбитой дороге, место довольно глухое, болотистое, окруженное сплошным лесом. Впрочем, почти все деревни Гусь-Хрустального района, спрятавшиеся в густых лесах Мещеры, были труднодоступными, а дороги к ним были сущим адом.
Предчувствуя не один день тяжелой работы, я предупредил жену о длительной отлучке, забежал к старшему сыну в школу, отвел младшего в детсад.
- Опять поехал на труп? – оптимистично спросил меня Владик, провожая до калитки. Владику уже шесть, и он прекрасно осведомлен о причинах моих частых отъездов. Я лишь печально улыбнулся в ответ, потрепав его по голове.
К полудню наша оперативная группа добралась до глухой деревни.
Участковый провел меня к месту происшествия. Пройдя за  покосившийся бревенчатый дом, стоявший на окраине селения, мы услышали громкое жужжание мух, обозначавшее место нахождения тела. На пустыре, среди мусора и битого кирпича, поросшего молодой крапивой, находился труп крепкого мужчины лет пятидесяти, лежащий в луже черной, запекшийся крови. Лицо убитого было покрыто густым слоем грязи с кровью, на теле были множественные колото-резанные раны, над которыми роями вились серые мясные мухи. Кровь уже начала разлагаться и запах стоял тяжелый.
Я начал составлять протокол осмотра происшествия.
- Запиши, тридцать два ножевых ранения! – снимая очки, сообщил мне Экгардт, наш судмедэксперт. Иван Иванович происходил из поволжских немцев. Он всегда поражал меня выдержкой и поистине тевтонским хладнокровием в любых ситуациях. Никогда я не видел брезгливости или смятения на его непроницаемом лице. Лишь однажды за годы совместной работы мы с ним увидели нечто такое, что заставило нас выпить по стакану чистого девяностошестиградусного спирта, чтобы не сойти с ума от увиденного. Но сейчас перед нами был просто труп убитого  мужчины, и еще довольно свежий.
Когда мы омыли лицо покойного от крови и грязи, понятые опознали в нем своего соседа, жителя этого же поселка.
 
- А, да это Пашка! – разочарованно протянул  пожилой селянин, явно не испытывая сожаления по поводу его ухода из жизни. – Пашка Хвостов, наш пастух! Я всегда ему говорил, что рано или поздно этим все и кончится!
Явно удивленный, что смерть Пашки привлекла внимание такого количества «серьезных людей с города», понятой пояснил мне, что покойный одиноко проживал в деревне уже несколько лет, работая пастухом колхозного стада коров. По причине его хронического пьянства, жена с двумя детьми давно покинула его, уехав в город.
После беглого допроса понятого я составил план работы. Прежде всего, мне нужно было установить все детали о личности Пашки, его характере, привычках, установить круг его друзей, недругов и определить перечень всех лиц, которые могут что-либо пояснить по факту убийства. Ясно было, что мы застряли здесь надолго, и я договорился с правлением поселка о предоставлении нашей группе служебных помещений на время расследования. Наш штаб расположился в здании поселкового совета. В этом же здании нам приходилось и ночевать.
Началась обычная рутинная работа следователя. Первая, наиболее вероятная версия, которая приходила в голову – бытовое убийство на почве пьянства. Но зачем было наносить столько ударов? А если это «походя» сработал проезжий гастролер? Случайный собутыльник, недавно освободившийся из мест лишения свободы? И сейчас убийца уже едет в каком-нибудь проходящем поезде за тысячу километров отсюда… Тогда уж точно, ищи ветра в поле. Всесоюзный розыск, бесплодные поиски и в итоге – «глухарь».  И потом доброжелатели годами будут вспоминать на работе  –                «а помнишь дело Хвостова? Ну, то самое, которое ты так и не раскрыл?»
Определенное беспокойство вызывала у меня и военная часть, находившаяся рядом с деревней. Расположение этой части в столь глухом месте почти не вызывало сомнений в том, что  это было подразделение ракетных либо радиолокационных войск. «Вся эта секретность создаст мне еще больше проблем» - подумал я.
К моему удивлению, командир части, проживающий в одном из домов поселка, оказался добродушным общительным человеком, который охотно вызвался мне помочь. Не исключая возможности совершения преступления одним из военнослужащих, я попросил его составить список лиц, которые могли покидать часть в предполагаемый период убийства.
 На следующий день рано утром я шел к зданию дома культуры, где мы договорились встретиться с командиром. Ночью прошел дождь и над изумрудным майским лугом, сверкающим росой в лучах восходящего солнца, струился розовый туман.
- Здравия желаю! – бодро приветствовал меня полковник. Он протянул мне руку, и вдруг замер, изумлено открыв рот.


Сначала раздалось позвякивание колокольчиков, а затем из тумана вынырнуло стадо коз. Козы шли ровно, почти строем, словно солдаты, а возглавляли эту процессию огромный черный козел и белая коза.
- Ванько-о! Манько-о!  – раздался чей-то звонкий голос, и вместе с ним из тумана появилась коренастая фигурка пастуха. Несмотря на теплую погоду, одет он был в теплый армейский бушлат. На ногах у него были неопределенного цвета старые рваные брюки, заправленные в «опорки» – обрезки резиновых сапог. Своим круглым лицом он напоминал гашековского солдата Швейка – тот же нос картошкой и невинные голубые глаза. Только волосы у него, в отличие от бритого Швейка, были густые и косматые, как у домового из русской народной сказки. На плечах он нес двух белых, будто игрушечных, козлят.
Стадо двигалось прямо на нас. Что-то привлекло внимание его необычного предводителя. Пока мы с полковником рассматривали его, он невозмутимо прошлепал мимо нас  к огромной луже у площадки с мусорным контейнером. Поравнявшись с лужей, он опустил козлят наземь, затем снял с правой ноги грязный сапог, зачерпнул им из лужи воду, и с удовольствием выпил ее.
- Ах, хороша! Чистенькая, после дождичка!– воскликнул он, надевая сапог, затем, смачно крякнув, утерся грязным рукавом бушлата, забрал козлят, напившихся из этой же лужи, и пошел прочь, сопровождаемый строем коз.
 Услышав странный звук, я обернулся и увидел, что согнувшегося полковника буквально выворачивает наизнанку…
-  Эй! – окликнул я уходящего пастуха. Он обернулся.
-  Ты  кого Ванькой-то кликал?
-  Козла!
-  Что же за имя такое для козла?
-  Так это я в честь себя его так назвал! – сказал он, сияя от гордости,            и зашагал своей дорогой, погоняя отставшую Маньку, очевидно, тоже названную в честь какой-то выдающейся жительницы поселка.

                III
В течение последующих шести дней я с помощниками опросил почти всех жителей деревни. Наконец, кто-то из сотрудников группы привел мне местного тракториста, ставшего свидетелем крупной ссоры с участием Пашки, произошедшей накануне убийства. И в ссоре этой оказался замешан другой пастух, только не колхозного стада, а частного. Тогда я впервые и услышал имя Ваньки Глинкина.
«Так вот это кто был» - вспомнил я с улыбкой об инциденте с полковником.
Впрочем, свидетель тут же высказал свои соображения, что Ванька убийства совершить не мог.
- Почему вы так думаете? – спросил я его.
- Куда ему! – засмеялся тракторист, махнув рукой. – Это же сущее дите! Он и мухи обидеть не может! – сказал он. – А вот Пашка его обижал, и не раз. Простите, товарищ прокурор, он ведь даже бил его, убогого, бил как последняя сволочь, не тем будь помянут.
- Расскажите-ка подробнее, - сказал я, протягивая ему папиросу.
Тракторист рассказал мне, что Пашка, напиваясь до скотского состояния, частенько поколачивал Ваньку и отнимал у него продукты питания и самогон, которыми его снабжали бабушки. Последние, видя плачущего Ваньку, не раз жаловались на Пашку председателю, но тот лишь разводил руками – где же мне, мол, трезвого пастуха найти, а у меня план по надоям горит, все и так спились, и коров, кроме него, пасти некому…
- А где сейчас Ванька? – спросил я. – Мне бы его допросить.
- Да кто же его знает! – воскликнул тракторист. – Дома у него нет, иногда он и в лесу ночует со своими козами. Они его слушаются как собаки, и даже охраняют. Я сам видел, как Пашка покойный удирал от его черного козла. Да вы не беспокойтесь. Вечером он должен вернуться со своим стадом.
В тот день мной уже было получено заключение судебно-медицинской экспертизы, подписанное Экгардтом. Вскрыв труп убитого, Иван Иванович установил, что все ранения на теле неглубокие, и причинены ножом с узким и коротким лезвием.
Вечером я стоял у здания поселкового совета, и, покуривая «Беломор», ожидал прибытия стада коз с его необычным пастухом.  Однако Ваня так и не появился. Коз вместо него пригнала бойкая сухонькая старушка, бросившая в мою сторону весьма недоброжелательный взгляд.
Как выяснилось, участковый, посланный мной к местным бабушкам с поручением привести к нам Ваню, достиг прямо противоположного эффекта.
Обеспокоенные предстоящим допросом Вани, бабушки собрали совет. Мнения разделились – часть была за то, чтобы спрятать Ваню от следствия, другие настаивали, что «пусть все будить как полагаиться,по закону».
В итоге одна из оппозиционно настроенных бабушек по-тихому собрала ему большой узел с продуктами и передала ему итоговое решение совета - Ваньке немедленно бежать в лес, и как можно быстрее. Что Ваня и сделал.
Предупредившую бабушку сотрудники милиции вычислили быстро.
В мой кабинет вошла крепкая сухопарая старушка лет восьмидесяти. Я узнал ее – именно она пригнала коз в тот вечер, когда я хотел допросить Ивана.
Когда я упрекнул ее в том, что она помешала нам допросить Ваньку, которого бы мы, скорее всего, сразу бы отпустили, она, смерив меня суровым взглядом, сказала, что Ваню в обиду никому не даст.
- Ни тебе, ни милицанерам твоим я не верю! – отрезала она. - Знаю я вас – посадите, как дурачка, в тюрьму и спишите все на  Ваню! А он у нас, бедненький, молнией был ударен. Как и выжил-то, никто не знает. У его ведь и печать особая на теле осталась – знак небесный. А уж добрый-то, да ласковый - чисто младенчик! Козы его любут, аж козлят доверяют нянькать. Поди найти такого человека, к которому всякая скотина сама липнет – даже наш бык ему руки лижет. И такую-то чистую душеньку сгубить хотите!
Я хотел было возразить, но бабушка не давала мне вставить и слова.
- Летом он нам коз пасет, сено косит, дрова заготовляит на зиму. Зимой снег чистит, воду носит. А убитый был тунеядец и лодырь! Все норовил чегой-то спереть да пропить. Вот кого судить-то надо было! Он ведь у Макаровны даже козу украл – зарезал и съел, паразит. А коза-то суягная была! Грех-то какой взял, кровопивец. За то и возмездие приял достойное! А коза ведь тоже живая душа, иная и поумнее человека будет.
На мое замечание о том, что жизнь козы не стоит жизни человека, она лишь презрительно усмехнулась.
- Вобчем так, гражданин товарищ следователь, Ваню мы тебе не отдадим. И лясы нам с тобой точить больше некогда.
С этими словами бабушка вскочила со стула, и сердито хлопнув дверью, ушла. Что я мог с ней сделать?
Утром я собрал свой личный состав и объявил о незамедлительных поисках Вани.
В тот же день у меня появилась интересная информация от капитана милиции Степанова А.Б., участника нашей следственной группы.
Степанов привел ко мне местного жителя, категорически отказавшегося давать письменные показания. Устно он пояснил, что видел издалека борьбу Ваньки с каким-то мужчиной на пустыре за старым колхозным домом, где раньше проживали пастухи. Ваня чем-то бил уже лежащего на земле мужчину, а потом быстро вскочил и убежал.
С трудом мне удалось уговорить этого жителя подписать протокол допроса после того, как я пообещал не включать его в список официальных свидетелей по уголовному делу.
Вскоре выяснилось, что у Вани есть в лесу несколько оборудованных для жизни в лесу укрытий.
Отправившись в лес с одним из местных проводников, мы с изумлением обнаружили пять довольно искусно построенных шалашей с кострищами и лежаками, напоминающих вигвамы индейцев. В них Ваня, подобно героям произведений Джеймса Фенимора Купера, укрывался от непогоды, нередко ночуя вместе со своими козами.
- Это еще не все! – пояснил местный житель. -  У него в соседних лесах имеется еще штук восемь таких шалашей. Он сам мне про них рассказывал. Да вот где они, я не знаю…
Новость меня не обрадовала. Взглянув на топографическую карту местности, я понял, что для прочесывания леса в поисках Ваньки потребуется целое воинское подразделение численностью не менее полка. Естественно, такой возможностью мы не располагали.

Вечером того же дня к нам прибыло подкрепление из областной прокуратуры.
К нашей группе присоединился прокурор-криминалист Вячеслав Чувтаев, мой старый приятель, и прибывший вместе с ним водитель передвижной криминалистической лаборатории Володя Березин.
Я и предположить не мог, как нам пригодится эта лаборатория, оборудованная самой современной по тем временам криминалистической техникой.
За ужином мы со Славой Чувтаевым обсудили план дальнейших действий.
К тому времени я уже знал, что каждым ранним утром на условленные места у опушки леса, выходила очередная бабушка и передавала выбегавшему из леса Ваньке узелок с провизией и бутылку самогона для поддержания духа. Эта тайна стала известна мне из-за распрей между бабушками, взгляды которых на происходящие в поселке события радикально разошлись. Те из них, кто ратовал за «закон», выдали                мне всю старушечью оппозицию и их предполагаемые места встреч с Ванькой.
Но я решил действовать предельно осторожно – ведь Ваньку можно было спугнуть. Раздобыв у военных маскировочную сеть, мы оборудовали скрытые наблюдательные посты в разных точках у леса.
Я составил график дежурства наблюдателей, а сам продолжил работать – допрашивать новых и новых свидетелей.
Между тем в деле стали появляется все более интересные детали.
Я выяснил, что один из офицеров воинской части прекрасно знал Ваньку и периодически поручал ему убрать мусор на территории поселка, где располагалось несколько домов, занимаемых военнослужащими.
Однажды, незадолго до убийства, за хорошую уборку он подарил Ваньке складной перочинный нож с рукояткой красного цвета.
Я вызвал этого офицера и допросил. Майор подробно описал мне этот нож, все его характерные особенности, при этом указал, что нож был не новый, на большом лезвии был изъян – трещина с выступающей частью металла.
Таким образом, этот нож не только резал, но и рвал. Я понимал, что теперь возникает необходимость назначения еще и физико-технической экспертизы, с изучением характера и механизма образования ран на теле убитого. Однако ни ножа, ни Ваньки в моем распоряжении не было.

                IV
Прошло четыре дня со времени организации нашей засады. Я уже начал впадать в депрессию, как вдруг в шесть утра меня разбудил громкий стук в дверь моей штаб-квартиры.
- Василий Федорович! У меня для вас сюрприз! – весело пробасил Володя Березин. – Я его все-таки выследил! Ваня, заходи!
И он втолкнул в комнату смущенного Ваньку, застенчиво теребящего матерчатый узелок в руках.
Ванька не сопротивлялся и не убегал. Он затравленно смотрел на меня из-под копны жестких, свалявшихся волос, мирно помаргивая своими голубыми глазками.
Некоторое время я с изумлением разглядывал его, будто мне привели не Ваньку Глинкина, а живого снежного человека.
Наконец, опомнившись, я сказал:
- Ну, что, Ваня, чай будешь?
Ванька радостно закивал головой:
- Мне с сахаром!
  - А что у тебя в узелке, Ваня?
Он простодушно вытряхнул мне на стол его содержимое: обглоданную буханку хлеба, кусок сала, пучок зеленого лука и вареную картошку.
Осмотрев содержимое узелка, я спросил:
-  А где же нож, Вань?
- А я его сразу выбросил. Как Пашку убил, так и выбросил. В болото забросил - сказал он мне с виноватой улыбкой.
- Так… Значит ты все-таки убил Хвостова?
- Я, гражданин начальник – со вздохом сказал Ванька, опустив косматую голову.
- А зачем нож выбросил?
- Так он же весь в крови был. Я там и руки еще помыл.
- С мылом?
- Да не… У меня мыла вообще нету.
- Так что же ты, не моешься совсем?
- Да почему это. Вот, в прошлом году, помню мылся. В августе,                в речке.  А зимой я это дело не люблю.
Я принюхался к Ваньке. Нет, от него совсем не пахло той кислой вонью, которая обычно исходит от опустившихся, асоциальных личностей. Запах от Ваньки шел скорее природный – пахло лесом, костром, сеном и козами.
Напоив его чаем, я взял бланк протокола допроса и предложил ему подробно рассказать, как он совершил убийство Хвостова.
Ванька с детской непосредственностью выложил мне все в мельчайших подробностях.
Из его рассказа я узнал, что еще в марте покойный ушел  в тяжелый запой. В таком состоянии Павел был невыносим, с руганью и кулаками бросался не только на людей, но и на животных. Ваньке он не давал проходу, постоянно отнимал у него узелок с припасами и неоднократно избивал его, требуя, чтобы тот добывал для него самогонку.
Часто он колотил его без всякой причины, когда Ваня мирно сидел на бревнышке. Однажды, особенно жестоко его избив, Хвостов отобрал у него почти новый армейский бушлат, полбутылки самогона и металлический рубль, подаренный одной из бабушек. 
На этом месте рассказа лицо у Ваньки сморщилось, как у ребенка, и от нахлынувших воспоминаний потекли слезы.
- Достал я свой нож – всхлипнув, сказал Ванька, - а дальше уж и не помню. Как отрезало… Помню только, что он уже лежит и не дышит, а у меня все руки и весь бушлат в крови. Ну, я и побежал нож свой выбрасывать и руки мыть…
Убив человека, Ванька испугался, убежал в лес, спрятавшись в одном из своих шалашей,  переоделся в другую одежду, а кровавую он сжег в костре.
- Ножик жалко было выбрасывать – сказал Ванька со вздохом. – Уж больно хороший. Да разве я мог бы теперь им хлебушек резать? Бросил я его в одно болотце.
Оставив Володю охранять Ваньку, я побежал в передвижную криминалистическую лабораторию за ультрафиолетовой лампой, чуть не сбив с ног Славу.
- Ты чего? – изумленно спросил он меня.
- Ванька нашелся!
Через несколько минут мы с ним тщательно осмотрели в люминесцирующих лучах лампы одежду Вани, но не обнаружили ни пятнышка крови, которая издавала бы характернее свечение.
 Слава озабоченно посмотрел мне в глаза.
- Нож?
- Выброшен в болото. Шанс из миллиона его найти.
Мы крепко задумались, глядя на Ваньку, который смотрел на нас глазами затравленного зверька. Казалось бы, дело раскрыто – убийца явился с повинной, чистосердечно признался, дал показания. Но мы понимали, что это дело может и рассыпаться в одно мгновение. Ну, кто он, наш убийца? Человек пораженный молнией. Как говорится, «не все дома». Психиатрическая экспертиза еще не проведена, и  мы даже не знаем, можно ли верить его показаниям. А если все это только плод больного воображения, а настоящий убийца сейчас ищет новую жертву? Ножа нет, крови на одежде нет… Ни одного доказательства.
Вдруг Слава щелкнул пальцами:
- У меня идея. Ваня, ты сможешь  нам показать болотце, куда выбросил нож?
- Конечно покажу! Я это место как свои пять пальцев знаю.
- Что ты затеял, Слава? – спросил я его. – Мы будем нырять в болото в аквалангах?
- Поисковый магнит!  – сказал Слава и подмигнул, хлопнув меня по плечу. – Сверхмощный! Лежит у меня в ПКЛ. Не зря меня к вам прислали.
Спустя час мы вели по поселку Ваню в лес, вооружившись новым, еще не опробованным магнитным искателем. Видя Ваньку пристегнутым  наручниками к крепкому милиционеру, бабушки провожали нас каменными взглядами.
В лесу Ваня показал нам кострище, где он жег свою одежду. Среди углей мы нашли  несколько несгоревших пуговиц от солдатской гимнастерки, пряжку от ремня, и набойки от кирзовых сапог.
- Это все мое! – радостно сказал Ваня.
Когда нам показал на «болотце», куда он выбросил нож, лица у нас вытянулись. Это оказался приличных размеров водоем, глубина которого достигала полутора - двух метров. Слава принял решение разбить болото на отдельные сектора и поочередно протраливать их магнитным искателем, забрасывая его с помощью специального шнура.
Я оставил его вместе с его водителем за этим занятием, а сам вернулся с Ванькой в поселок, чтобы составить протокол задержания.
Закончив с протоколом, я вызвал милицейский автозак, чтобы доставить задержанного  в камеру предварительного заключения. Сердце у меня заныло, когда  я увидел за решеткой съежившуюся фигурку Ваньки в удаляющемся автомобиле. «Вдруг не он? Вдруг оговорил себя?» - грызли меня отчаянные сомнения.
Вернувшись в кабинет, я застал там молодую женщину городского вида в модном крепдешиновом платье в мелкий цветочек, а рядом – маленькую девочку лет четырех, тоже в аккуратном платьице. Очевидно, они вошли без стука, пока я провожал Ваньку.
Не успел я задать своим нежданным гостям вопрос, как женщина набросилась на меня с криком:
- Вы что себе позволяете? Думаете, на вас управы нет?!
На меня сурово смотрели голубые глаза довольно миловидной особы лет тридцати. Светлые локоны ее растрепались, щеки пылали от гнева.
Я попросил прекрасную незнакомку представиться, и объяснить, что случилось.
- Я из Москвы! – произнесла  блондинка, вскинув подбородок. – Зовут меня Королева, Алла Сергеевна Королева. И имейте ввиду – у меня есть связи в Генеральной прокуратуре!  - вызывающим тоном произнесла она, нервно поправляя прическу.
«Соответствующая фамилия» - подумал я. Не хватало мне в этой истории еще королев из Москвы!
Вслух же я сказал: - Как я вам завидую, Алла Сергеевна. Вот у меня, к сожалению, таких связей нет.
Оказалось, что королевская ярость была вызвана задержанием Ваньки.
Немного остыв, Алла Сергеевна поведала мне, что она приехала с дочкой из Москвы к своей тетке в отпуск, и, прихватив с собой девочку, отправилась в лес по грибы. Не прошло и часа, как они заблудились. Проскитавшись несколько часов в лесу, грязные и зареванные, они присели на ствол упавшей сосны. Вдруг из лесной чащи к ним вышло целое стадо коз. А затем появился косматый мужичок в драном бушлате, похожий на лешего. Вид обитателя лесов так их напугал, что они едва не потеряли сознание от ужаса. Чтобы успокоить их, Ванька прибег к верному средству – он спустил на землю двух белых козлят, которых нес на плече,и вскоре девочка стала мирно играть с ними. Он напоил их водой из армейской фляги и вывел к поселку, проводив до самого дома.
- Он дал мне понести козлят, а сам взял Варюшку, и понес ее на плечах до самого поселка! Я искала его несколько дней, чтобы отблагодарить, а он прятался от   меня… Это самый кроткий, самый добрый человек, которого я видела в своей жизни! Вы должны немедленно его освободить! - истерически топнув туфелькой, закончила свой рассказ Алла Сергеевна, и полезла в сумочку за носовым платком.
- Отпустите дяденьку с козлятками! – добавила Варюшка, робко выглядывая из-за материнской спины.
Большого труда мне стоило убедить Аллу Сергеевну в том, что не задержать Ваню при сложившихся обстоятельствах я не мог. Я объяснил ей, что расследование только началось и вина подозреваемого еще не доказана.
- Учтите, я буду следить за расследованием этого дела! – высокомерно заявила она, покидая вместе с девочкой мой кабинет.
Несмотря на неприятный осадок, оставшийся поле визита королевской особы, я все же занес ее показания в протокол для объективной характеристики нашего «дяденьки с козлятками».

                V
Тем временем Слава продолжал упорно прочесывать болото. Вечером он пришел мрачный и неразговорчивый, бросив на стол старую ржавую подкову, доисторическую дверную ручку и несколько истлевших кованых гвоздей.
Но на третий день поисков они с Володей торжественно вручили мне  нож с рукояткой красного цвета, с надломанным и вывернутым большим лезвием. Магнитный искатель сработал!
Вызванный мной майор опознал в нем тот самый нож, который он подарил Ваньке.
Итак, орудие убийства найдено, и можно назначать физико-техническую экспертизу.  Я тут же позвонил Экгардту. Но он и его областной коллега Фурман М.А. объяснили мне, что для привязки ножа к трупу им необходимо произвести эксгумацию убитого – нужно было получить гистологические образцы с мест повреждений кожи.
«Эх Ваня, сколько же возни с тобой!»  - с отчаянием подумал я. Прошло почти две недели, как я не видел ни жены, ни детей.
Получив разрешение начальства, я, наконец, вернулся в город, сутки отдохнул дома, а затем отправился в камеру предварительного заключения, где находился Ванька в компании хулиганов и воров.
Желая порадовать его, я купил по дороге папиросы «Прибой».
Когда я протянул ему папиросу, он презрительно отодвинул их от меня и гордо отвернулся.
- Ваня, что с тобой? – изумленно спросил я.
- Что, что… Кино, что ли не смотрел?
- Какое кино? – опешил я.
- А такое. В кино ведь следователи всех угощают на допросах или «Казбеком», или «Беломором». Мне тут ребята сказали, что вам на это дело деньги специально дают. А ты их, видать, пропил! – выпалил он, насупившись.
При этих словах его сокамерники, слышавшие разговор, затряслись от хохота.
Я все понял. Мерзавцы решили подшутить над  Ванькой, подучив его не брать от меня дешевых папирос.
- Вань, в наших магазинах кроме «Прибоя» ничего нет, а «Казбек» уже давно не выпускают. Не хочешь – не кури (и я попытался забрать пачку).
- Эй, Федорыч, погоди миленький…  - испуганно вцепился в пачку Ванька. – Ты мне вот чего скажи: ножик-то нашли магнитом вашим?
- Нашли, Ваня. Я за этим и пришел сюда.
- Вот молодцы! Вот сыщики! – с искренним восхищением сказал он, затягиваясь папироской. – Жалко я не видел, как ваша штука работает.
Я смотрел на него с недоумением. Нет, не может его экспертиза признать вменяемым. Ведь из-за этого ножа ему светит до десяти лет лишения свободы, а он радуется нашим успехам, как ребенок!
В присутствии понятых я провел процедуру опознания предмета.
Ваня охотно признал свой нож и повторно рассказал, как и почему он убил Пашку.  Меня тревожило, что рассказывал он об этом без всякого сожаления.
«Надеюсь, эксперты спишут это на его болезнь» - успокаивал я себя.
На следующее утро я планировал провести эксгумацию трупа и проверку показаний на месте, чтобы Ванька подробно, в деталях показал, где и как он наносил удары ножом Хвостову, и куда выбросил потом нож.
Я объяснил Ване, что в четыре утра он должен проследовать с нами                в поселок, чтобы до того, как проснутся люди, разрыть могилу, взять необходимые образцы, а потом должен показать нам, где он встретил Пашку и при каких обстоятельствах его убил. Ваня охотно согласился – «Эх, погуляю! Бабу Маню увижу!»
Еще ночью, в три часа я был уже в дежурной части. Вся опергруппа была в сборе. Для выполнения тяжелой и неприятной работы  начальником КПЗ мне было выделено шестеро гробокопателей – крепких «суточников», задержанных за мелкое хулиганство.  Ждали только привода Ваньки.
Неожиданно заспанный дежурный сообщил мне, что Иван наотрез отказался выходить их камеры и требует его «расстрелять на месте».
- Что за глупости? – изумленно сказал я. -  А ну, веди меня к нему.
Когда я вошел к Ваньке в камеру, он завопил истошным голосом, разрывая на себе рубаху:
- Кончай меня здесь! Никуда не поеду!
«Рехнулся мой подследственный!» - с отчаянием подумал я.
- Вань, ты чего буянишь? Мы же вчера с тобой договорились! Съездим на эксгумацию, потом вернешься сюда в камеру!
- Ага, вернешься! – зарыдал Ванька. – Шлепните меня прямо на Пашкиной могилке! Вот и вся изгумация!
Тут его сокамерники, наблюдавшие за этой сценой, уже не могли сдержать душившего их смеха. Они ржали как лошади, вытирая слезы и шлепали себя по коленкам – представление получилось что надо.
- А ну, заткнулись! – рявкнул на них дежурный. – В карцер захотели, сволочи? 
- Та-ак – сказал я. – Опять наслушался своих соседей? Неужели ты поверил этим мазурикам?
- Неужто правда не расстреляете? – шмыгая носом, спросил Ваня.
- Даю честное слово.
Потребовалось еще немало усилий, чтобы он окончательно успокоился и вышел из камеры.
Эксгумация летом, в жару – неприятная вещь. Со времени убийства Пашки Хвостова прошло две недели, поэтому, когда наши помощники извлекли гроб из могилы, всех обдало волной тяжелого смрада. «Суточники», уронив гроб, отпрянули от могилы, зажимая носы и яростно матерясь. Впрочем, они тут же испуганно умолкли, услышав негромкое замечание Экгардта, который склонился над останками Пашки                с невозмутимостью Харона, явившегося за душой умершего. Мужики почтительно расступились, с благоговейным ужасом наблюдая за его действиями, будто он и впрямь собрался переправить Пашку в царство мертвых через мрачные воды Стикса.
- Что вы им такого сказали? – спросил я Ивана  Ивановича, надевавшего резиновые перчатки с таким спокойствием, словно он собирался позавтракать.
- De mortuis aut bene aut nigil! – ответил Экгардт. – О мертвых или хорошо, или ничего.  – Пусть они и не поняли содержания этой фразы, но уж точно уловили ее смысл.
Невозмутимо копаясь в гнилостных останках, Иван Иванович изъял фрагменты костной и хрящевой ткани.
- Смотри, Василий! – сказал он, протягивая мне желтый квадратик человеческой кожи. - Даже не вооруженным взглядом виден характерный надрыв от выщерблены на лезвии ножа.
Я посмотрел на Ваньку, который стоял рядом, и, зевая, отгонял от себя мух – все сошлось. Его причастность к убийству доказана. Теперь лишь предстоит выяснить, осознавал ли он характер своих действий в момент совершения преступления.
Наконец, наши арестанты аккуратно закрыли гроб, восстановили могилу и надгробье, поставили памятник. Эта работа заняла у нас почти пять часов с составлением необходимых документов.
За «суточниками» приехала милицейская машина, а мы повели Ваню на место убийства, чтобы составить протокол проверки его показаний.

Было уже позднее утро, палило солнце и с окрестных лугов веяло сладким медовым духом разнотравья, столь приятным после посещения кладбища.  Ванька бодро топал по грунтовой дороге в своих опорках и жмурился от удовольствия, слушая переливчатое журчание жаворонка над головой.
Вдруг раздалось негромкое блеяние и звон колокольчика. На дороге показалась белая коза.
- Маня! – радостно закричал Ваня.
Раздался громкий дробный стук копыт, и к нему подбежал резвый черный козел.
- Ванька! – еще громче завопил наш подозреваемый.
Секунда, и мы оказались окружены козьим стадом.
Я никогда не видел, чтобы козы с такой радостью встречали   своего хозяина. Они лизали ему руки, вставая на задние ноги, чтобы дотянуться до лица.
Ванька что-то тихо бормотал им, обнимал их, целовал жесткие морды и гладил их по ушам, утирая украдкой мокрое от слез лицо грязным рукавом бушлата.
- Святая простота! – с грустью сказал Экгардт, глядя на эту сцену.
Я отвернулся и закурил. Все понимали, что он прощается со своими любимцами. Никто из нас не осмелился торопить его.

                VI
Солнце уже клонилось к верхушкам елей, когда мы закончили последние следственные действия.
- Эх, поесть бы! – жалобно протянул Ванька, гладя себя по урчащему животу.  – С утра маковой росинки не было.
Он озвучил общую мысль – мы все проголодались как звери, работая без завтрака и обеда с трех часов ночи.
Положение спасла глава местной администрации, энергичная и предприимчивая женщина, организовавшая нам ужин по своей инициативе.
Вскоре к нам подъехал служебный УАЗ, и его водитель, улыбаясь, выгрузил из машины ведро вареной картошки, узел вареных яиц, огурцы, лук, сало, и даже палку вареной колбасы.
- А это – персональная благодарность от поселкового совета за раскрытие  дела! – сказал он, и, подмигнув, вручил нам две бутылки водки под общие одобрительные возгласы.
Рабочий день был закончен, и мы имели полное право отметить успешное окончание расследования.
- Знаешь расшифровку этой аббревиатуры? – спросил Слава, подбрасывая на руке бутылку с надписью «Экстра».
- Ну-ка? – спросил я.
- «Эх Как Стало Трудно Русскому Алкоголику»!
Все дружно рассмеялись. Он озвучил шутку, родившуюся в народе в начале восьмидесятых в связи с повышением цен на водку.

Мы расположились на живописной лесной опушке у старого осыпавшегося карьера – когда-то здесь добывали щебень.
Выбрав сухое место, расстелили газеты, разложили нашу снедь. Я пригласил всех к столу, включая Ваньку.
Только я протянул руку, чтобы взять бутерброд с колбасой, как вдруг за моей спиной в лесу раздался оглушительный рев и грохот. С  похолодевшим сердцем  я обернулся, ожидая увидеть или приземляющийся корабль пришельцев или разъяренного мамонта, восставшего из торфяных болот Мещеры. То, что я увидел, оказалось гораздо страшнее.
Ломая сосенки и березы, как спички, прямо на нашу поляну двигалась машина чудовищных размеров – БелАЗ-7519 - самый большой карьерный самосвал, выпускаемый в Советском Союзе.
Перед моим лицом мелькнули шипы колеса высотой в два человеческих роста. Я резко отпрыгнул в сторону, успев заметить, как колесо проехало прямо по батону докторской колбасы.  Люди с криком разбегались, прячась кто-куда – адская машина двигалась прямо на них. С глухим стоном рушились деревья, вывернутые колесами механического монстра. 
Над моим ухом загремели выстрелы – Слава и участковый, встав                в ковбойскую стойку, открыли стрельбу по исполинским колесам, что впрочем, не причинило им никакого вреда. Удаляющиеся колеса мерно вращались, как мельничные жернова, демонстрируя нам мелькающие белые и розовые пятна – остатки нашего ужина, застрявшие в протекторе.
Пропахав широкую просеку в лесной чаще, гигант, наконец, съехал в глубокий овраг, и, взрыкнув, как умирающий динозавр, заглох, уткнувшись тупым желтым рылом в щебнистую кручу.
Люди, опомнившись, стали понемногу выбираться из своих укрытий.
   Тяжело дыша, участковый кинулся к лесенке, ведущей в высоко расположенную кабину самосвала. Вскоре из нее грузным комком выпало тело водителя, которому участковый, в сердцах, влепил хорошую затрещину. Лихой водитель БелАЗа был мертвецки пьян. За ним участковый по очереди выволок из кабины трех пассажиров – еще одного мужчину в аналогичном состоянии и двух краснолицых женщин, заливающихся визгливым смехом. Они были так пьяны, что держались за колесо, чтобы не упасть.
- Что с ними делать? – вытирая пот с лица, спросил участковый.
- Попробуй довести их до сельской администрации – сказал я, переводя дух. Там и оформишь.
Участковый плюнул, и взял за шиворот водителя, поднимая его с земли. С большим трудом ему удалось растолкать эту славную четверку и повести к лесной просеке. Мы долго смотрели им вслед, глядя, как участковый без конца поднимет  с земли то одно, то другое падающее тело.
- А где же наш Ванька? – спросил вдруг Слава.
Сердце у меня екнуло – Ваньки нигде не было.

- Ванька! – закричал я не своим голосом в глухое пространство темного леса.
- Здеся я! – раздался жалобный голос за рухнувшей елью. Косматая голова осторожно вынырнула из-под еловой лапы. Весь усыпанный хвоей и корой, осыпавшейся с деревьев, он был похож на лесного гнома. К груди он бережно прижимал наши бутылки с водкой.
- Ванька, какой же ты молодец! – радостно воскликнули мы. В наших глазах он был героем – имея возможность сбежать, он не только ей не воспользовался, но еще и позаботился о спасении даров сельсовета.
- Нальете мне? – находчиво осведомился Ванька. – Ну, хоть полстакана? Когда я теперь выпью-то.
Мы со Славой переглянулись.
- Василий Федорович, за проявленную отвагу и героизм при спасении нашего ужина… -  подмигнул мне Слава.  - Словом, вы теперь просто обязаны.
- Обязаны! – хором произнесли Степанов и Экгардт.
- Ну ладно, - сказал я, морщась. - Уговорили. Но только полстакана!
- Эх, жалко, не попробовал я колбаски – огорченно сказал                Ванька. – Может, там в шинах чего-нибудь застряло? Разрешите в колесах поковырять, гражданин начальник!
Мы с трудом отговорили его от этой затеи. К счастью, махина не раздавила огурцы и картошку  -  пострадали только вареные яйца и колбаса с хлебом. Чудесным образом оказались целы и граненые стаканы.
Я предложил тост за успешное раскрытие дела. Ванька, опрокинув свои  заслуженные сто граммов, гордо стоял, сияя от того, что он теперь находится в центре внимания.
Наивная душа, думал я с горечью - что ждет его после суда? Да, он убил человека. Правда, убил, доведенный до крайности издевательствами и побоями. И как же можно его, лесного гнома, безобидного повелителя коз, отправить на зону, к настоящим убийцам, в совершенно чуждый для него криминальный мир, исполненный злобы, грязи и цинизма?
Словно прочитав мои мысли, Слава шепнул мне на ухо:
- Предлагаю второй тост за то, чтобы эксперты признали его невменяемым.
Я молча кивнул, подняв свой стакан.

                VII
Судебно-психиатрическая экспертиза, которая длилась три месяца, не выявила у Ваньки расстройства психики, лишающего его возможности осознавать характер своих действий в момент совершения преступления.
К моему глубокому сожалению, он был признан полностью вменяемым.
Перед судом я тщательно инструктировал Ваньку, что и как ему нужно говорить. Я почти умолял его полностью признать свою вину и продемонстрировать глубочайшее раскаяние, чтобы добиться максимального снисхождения при назначении наказания. Увы, советам моим он не внял.
Отвечая на вопросы народных заседателей – двух строгих женщин бальзаковского возраста, Ванька не отрицал своей вины, но вместе с тем не обнаружил ни малейших признаков раскаяния. Более того, он заявил им следующее:
- Да встреть я Пашку еще раз  - и еще бы убил. Потому что нельзя просто так людей бить и обижать, да еще бушлаты новые отымать.
Суд назначил максимально строгое наказание Ване в виде десяти лет лишения свободы.
За время нахождения Ваньки под стражей верные бабушки регулярно навещали его, передавая все те же узелки с картошкой, луком и салом. Лишь самогон не пропускался конвоем.
Королева сдержала свое слово – она действительно следила за расследованием дела.  Ваньке, впрочем, это не помогло, зато она написала на меня в Генеральную прокуратуру СССР объемную жалобу крайне эмоционального содержания. Ответ на эту жалобу пришлось давать мне же - в две строчки, с приложением копии приговора.
Впоследствии приказом прокурора области я и водитель передвижной криминалистической лаборатории Володя Березин были поощрены денежной премией - «за добросовестное отношение к служебным обязанностям, инициативу и находчивость в ходе расследования уголовного дела об убийстве». Это была первая премия, которой я был не рад.
 Первоначально планировалось поощрить меня и прокурора-криминалиста, однако Слава отказался в пользу своего водителя, семейного человека с мизерной зарплатой.
 - Перепишите приказ на него - сказал он в отделе кадров. - Ему деньги нужнее.
Судьба Ивана беспокоила нас, и мы со Славой регулярно наводили о нем справки. Мы узнали, что за добросовестное поведение он был переведен на облегченные условия содержания. Он вышел на свободу условно-досрочно через шесть лет.
Дальнейшая его судьба мне неизвестна.