Умер

Я долго не мог решиться, но потом всё-таки выбрал день, отключил телефон и решил, что это конец. Жизнь была не очень. У меня болела дочь раком, куча долгов, а она меня бросила и перестала отвечать, заблокировав везде, где только можно, просто вычеркнула меня из своей жизни.

Мне нужны были ответы на вопросы.

Я съел три-четыре шляпки пантетрного мухомора. В медитации ничего не происходило. Только звук сирены гудел в голове: «Алярм, алярм». Тревога. Меня не пускали, я не сдавался, съел ещё три шляпки. Ничего. Снова закрытая дверь, только сирена стала громче. Я не сдавался, решил проломить стену головой, и я съел всю пачку. Запил чаем и написал предсмертную записку.

Никогда, я вас очень прошу, никогда ни при каких обстоятельствах не делайте так. Их бы вообще-то надо запретить строго-настрого. Ни к чему это всё.

И я зациклился в собственной вселенной на миллиарды лет. Секунда тянулась как миллиард лет, а миллиард лет пробегал как секунда. Я умер и схлопнулся в сингулярность. Вечное ничто. Свет и сознание.

Потом я сделал усилие, и появилась вибрация, еле заметная рябь, из которой я всё и сотворил. Я был всем и ничем, вибрацией, первой точкой, в которой было всё и из которой всё вышло, все звёзды, все планеты, всё сущее, эволюционировав в стремительно разбегающиеся галактики и в самого себя, лежавшем на диване. Я снова схлопнулся в небытие. И так бесконечное количество раз из всего в ничто.

Пытаясь уцепиться хоть за что-то, во время трансцендентного скачка времени из пустоты в наполненность, я понял: меня нет и никогда не было. И я смирился.

Было больно, страшно и весело одновременно. Я был идеальным всем и ничем, самозациклившимся в вечном движении. Каждый атом был мною, и я был каждым атомом в моей собственной вселенной, бегущей по вечному кругу из разрушения в созидание и обратно.

Я проживал миллиарды жизней, видел все апокалипсисы, взрывы сверхновых, рождался и умирал бессчётное количество раз. Если вы думаете, что представляете ад, то вы вряд ли его представляете. Вечные качели: жизнь, смерть, снова рождение, мучительное умирание, муки жизни... Муки умирания, из праха в прах, миллиарды лет и мгновения в вечном ничто, превращающееся с помощью титанических усилий хотя бы в вибрацию, в точку на плоскости, в линию, фигуру, спустя миллиарды во всё великолепие макрокосмоса и угасание, медленное, мучительное угасание до маленькой вибрации.

Я бог, мы все бог, и нас нет и никогда не было. Мы всё, что есть в величайшем многообразии.

И я смирился, я понял, что ничего уже нельзя поделать, так продолжится до скончания времён, а потом начнётся заново.

А потом, о милостивое всё, я всё дольше и дольше начинал останавливаться в миге, где я умер от сердечного приступа, валяясь у себя на диване. Сначала чувства времени не было, его не существует, я теперь по-настоящему понял, что значит строчка в песне: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь».

Но самое плохое, что и этого мига не существовало, чтобы шевельнуться в моём сознании, проходил миллиард лет, и я в бесконечной рекурсии зацикливался и сначала очень медленно распадался на атомы, и очень медленно умирал.

Ад Данте? Вечные муки горящего пламени? Ничего не значат в сравнении с этим бесконечным умиранием, когда ты просто распадаешься в ничто.

Оставалось только одно: сознание, сторонний наблюдатель, распадался в чистое сознание из того, что это же создание придумало.

И наконец-то я умер. Мой дух отлетел от моего тела, которое всё также лежало на диване.

И я так обрадовался. Боже мой, вечная мука умирания прекратилась.

Я бесновато хохотал над тем, что я считал собою. Мой хладный труп лежал всё также на диване, и я понял, что всё, что было придумано мною, ради одного единственного момента, понять, что моё «я» — чисто создание вездесущего бога, а не жалкий человек, лежавший ничком на диване.

Бог мёртв — но он мёртв только потому, что нет живых богов, живым может быть только человек. Но и он лишь проекция сознания.

Я познавал этот мир через то, что называл собою, и наконец-то от этого освободился.

Я умер. Я хохотал. Я стал наконец-то Богом