По рельсам ностальгии

Привычный путь от моего дома до опостылевшей работы пролегает через промзону на краю города. Привычные серые пейзажи примелькались за долгие годы в окнах автобуса. Я их видел окутанными осенними туманами, под ярким летним солнцем, в платье зимней вьюги и за дрожащими разводами весенних ливней. Пейзаж этот всегда оставался одинаковым.

Но одно место в ежедневном маршруте оставалось странным пятном, точкой притяжения моего взора, магнитом, что разжигало нестерпимое пламя костра детского любопытства. Это были ворота. Обычные ворота, в которые упирались ржавые рельсы подъездного пути, что пересекал узкую улочку между заброшенных и позабытых цехов. Один только взгляд на изъеденные временем и проплешинами облупившейся краски створы отсылали в далёкое прошлое, где трава была зеленее, деревья выше, а люди были честнее и добрее.

Порой мне казалось, что за теми воротами скрыто нечто, давно потерянное, что уже невозможно найти, кроме как там. Воображение рисовало мне причудливые пейзажи, так похожие на детские сны. Забытые, скрытые на глубине океана рутины. И каждый раз, проезжая мимо, меня одолевали странные мысли и странные фантазии.

Был приятный летний вечер, когда я решился заглянуть туда. В просветах я мог разглядеть лишь уходящий в лес поворот путей. Тайна, скрытая в чащобе, не давала мне покоя. Мне снилось, что я уходил туда. Снилось, как я бродил по местам из детства. Снился покрытый мхом и щебнем разбитой плитки полустанок, на котором мы с деревенскими ребятами собирались у костра, пекли картошку на углях и травили байки. Безобидные, совершенно не страшные, но тогда они казались чем-то удивительным, поражающим воображение пацанёнка, коим я был когда-то, может, в прошлой жизни.

Но был и страх. Тягучий, как болотная топь. Всепоглощающий, как тьма вокруг единственного на километры источника света. Первобытный, как шум ветра в кронах вековых дубов. Вместе с чарующими снами о полевых дорогах и петляющими меж корней лесных тропинок, о пронизывающей холодной сырости деревенского сруба и грибном аромате, приходили и кошмары. Мне чудилось, что за поворотом реальность искажалась, изломанные пространства населялись существами, которыми нас пугали взрослые и сверстники, по давно покинутым складам и бетонным галереям бродили тени, что мерещились нам в куче одежды на стуле глубокой ночью, следили тысячами глаз чёрных, как смоль, ворон.

Мы подсознательно верим в хороший исход. Даже если говорим об обратном. Даже если в жизни нет ни одного светлого лучика, мы продолжаем его искать если не в настоящем, то в прошлом. Так и я. Борясь с бессознательными страхами, сердцем я верил, что там, за этими жуткими и кошмарно древними воротами, я обрету если не покой, то по крайней мере ответы на вопросы. Их невозможно сформулировать словами, даже мысли не могут отразить их, но они продолжают сидеть внутри неким душевным порывом, облезлой, драной кошкой, что тонкими лоскутами снимает слой за слоем плоть с сердца.

Я решился. Давно манившие, казалось бы, прочно закрытые ворота будто бы и вовсе не имели замка. И за ними действительно ничего, кроме манящего поворота, не было. Я шёл не спеша. Камни задорно хрустели под тяжестью моих ботинок, а взор мой был устремлён вдаль. Рельсы уволили меня дальше, вглубь лесного тоннеля, раскидистые кроны смыкались над моей головой причудливыми сводами. Дышалось легко, как тогда, давным-давно... Голову кружили ароматы хвои, мёда и пряного разнотравья, сырой земли и дыма от костра.

Пройдя всего ничего, я увидел тот самый полустанок. Весело плясали искры, весёлые язычки огня отбрасывали тени на лица до боли знакомых ребят. Прекрасное время. Давно забытое время, когда мир был одновременно проще и загадочней. Это были времена, когда в каждом лесу жил леший, в омуте на речке водились русалки, у бабушки за печкой, среди банок с соленьями и бутылками фруктовых настоек, сидел домовой, а в полнолуние, под пение козодоев по небу носились ведьмы на мётлах и их вечные спутники – черти.

Я шёл дальше. Пути выходили на широкое поле. Вдали, за колосившейся рожью и рядами кукурузы, раскинулся пейзаж деревеньки, с до боли в сердце знакомой церквушкой на холме, длинными ангарами совхоза и изгибами реки с крутыми песчаными берегами и высокими, до неба, корабельными соснами. Пройдя ещё немного, я вновь оказался в лесу. Лес древний и могучий. В нём прятались языческие капища и засыпанные землёй блиндажи давно прокатившейся войны, покатые курганы витязей седой старины и мшистые валуны, казавшиеся нам крепостями великанов. Лес хранил множество историй о давно сгоревших деревнях, кладбищах с покосившимися крестами, потерявшихся охотниках и нелюдимых отшельниках.

В месте, где забытые пути пересекали реку, я долго всматривался в прохладные струи, что прыгали по камням, вспоминая о том, как мы могли часами сидеть с самодельными удочками, пытаясь поймать хоть что-то. Вспоминал поучительные истории давно ушедшего деда, с которым мы ходили по грибы и ягоды. Вспоминал, как в юношестве мы водили сюда девчонок. Первый глоток вина, первая папироса, украденная из отцовского гаража, первый неловкий поцелуй...

Ноги несли меня дальше. Симпатичные деревенские домики ютились друг к другу, зажатые в распадке между церковным холмом и железнодорожной насыпью. Они сбегали к круглой площади с рынком, где шла бойкая торговля, тарахтели двигатели машин и мотоциклов, ржали запряжённые в телеги лошади, а меж прилавков сновали нарядно одетые взрослые. Ненадолго сойдя с пути, я подошёл к калитке своего двора. Из распахнутых окон лился аромат пирожков и потрескивающее пение радиоприёмника. На крыльце сидел я. Маленький. Крутил из проволоки колечки в подарок матери, что несла из огорода корзину свежих огурцов. У её ног вились пятнистые котята, щурясь от яркого солнца. Забрехал на заднем дворе наш пёс, распугав кур и гусей, что вальяжно ковыряли кучку сора. Идиллия. Тогда все были живы. Тогда всё было иначе. Понимая невозможность открыть калитку, зайти во двор, обнять когда-то потерянных родных, лечь на скрипучую кровать и лежать так, рассматривая узоры висящего на стене ковра и лики святых в красном углу, я ушёл. На глаза наворачивались слёзы, а сердце выло от тоски по давно утраченному покою. Я был готов отдать всё, только бы вернуться в тот день. Но это было невозможно.

Я продолжал отмерять шагами иссохшие шпалы. Сил сдерживаться не осталось. Я ревел. Корил себя за то, что не смог сохранить то, что было мне так дорого. Позабыл обо всём. Зарыл поглубже, забросил на чердак, как ненужный хлам. И всё же я был благодарен той силе, что вернула меня вновь сюда. Со всей жестокостью провела меня по местам детства и юности, которые нынче исчезли из моей реальности. Она стала другой.

Сквозь туман слёз, я уже не мог разглядеть дороги. Я уже не мог найти пути обратно. Я встал, как вкопанный, опёршись на покосившийся телеграфный столб. Но выбора не было. И я продолжил свой путь по рельсам ностальгии.