Затемнение

   Мое лицо меняется, и я не узнаю себя в зеркале. Когда  я в последний раз смотрел на себя в зеркало (это было в квартире  у одного наркодиллера) я  увидел, что у меня и отражения- то нет. Как же тогда налаживать отношения с людьми?   
   На кухне и в ванной, где все время капала вода, среди  выцветшей мебели и  куч разбросанного  грязного тряпья ходил наркодиллер. У него были глаза как у крокодила, а лицо походило на  лицо актера  Баширова.  В этом сезоне  он промышлял кокаином. Я приходил к нему вместе с другом, который   нюхал кокаин .
     Сейчас  мой друг лежал на диване, зарывшись в грязное белье  и что-то бормотал  себе под нос.  Я пытался  тоже залезть под грязное  одеяло- мне показалась жизнь на дне, на черном землистом  дне, какой-то спокойной и очень печальной. Шел второй год,  как я скитался по городу, снимая жилье и обманывая владельцев квартиры: съезжал  за день до расчета. Последний хозяин, которого я обманул, был скупым и совсем тратился на своих клиентов. Я обманул его так:  забрал ключи от квартиры и съехал и, когда он мне позвонил и потребовал ключи,   нагрубил ему в ответ,  сказав, что ключи останутся у меня. Я рассчитывал на то, что он начнет думать о своих жильцах из страха быть ограбленным мной (я воображал,  как он корпит над замком, меняя его на другой, как он  ставит  железной дверь и т.д.) Все эти годы я добивался от жизни тонких  взаимоотношений- так сильно мне надоели  грубые слова и похожие на мороженное мясо  люди. Я надеялся, что случайность  меня излечит от  хандры, но, оказалось, что случай в этом городе- купированный  собачий хвостик.   Так, на мой взгляд, бомба в подземном переходе взорвалась из-за того, что я съел шоколадку. Позвольте вам объяснить. Я очень люблю шоколад и давно  его не ел. Взрыв  случился в тот самый момент, когда я  откусил кусочек( а ведь собирался  бежать в метро, а не поесть шоколаду!) Послышались крики и запахло дымом.  Я спустился под землю: люди двигались медленно, а у меня как-будто выросли крылья (я же говорил, что у меня появятся новые ощущения, если что-нибудь случится!). Какой-то  тете    перебило ногу. Я составлял две части ноги, предлагая связать их шарфиком, который  мне кто-то протягивал из толпы контуженных людей).  Покалеченная тетя  своим криком и  оторванной ногой не выражала боли. И позже, когда люди везли ее в больницу,  а также дежурившие   возле раненой врачи,  рассказывали о ней без сочувствия и каких-либо эмоций.
Я не мог не сообщить о своих подозрениях по поводу теракта на следующий день дежурившему в метро милиционеру, сказав,  что еда в городе закодирована на взрывы.  И пока милиционер нажимал на  какие-то кнопки   похожего на телеграф   пульта управления, я смотрел  на ящик с песком, думая, что песка бы хватило на все наши чувства,  а вот смогли бы мы выразить свои чувства  к ящику с песком?...   Наконец, я понял, почему  патрульный медлил меня отпускать: он ждал, когда приедет психиатрическая бригада. В  одном из вошедших санитаров я  увидел лицо еще одного актера)
Пока один из санитаров  рассовывал по своим карманам найденные в моем  вещевом мешке деньги, другой  говорил мне, подражая профессору Преображенскому: голубчик,   вам нельзя волноваться. и  т.д. Его фальшивая игра никак не сочеталась с грабежом, который чинил его напарник. Я  тщетно предложил им меня отпустить.  “ К нам вы на месяц, не меньше”- сказал профессор Преображенский.
  И вот я в палате. На окнах- решетки, а дверь загородил  огромный, похожий на мужика-деревенщину санитар. Напротив меня и вдоль стен лежат   люди в пижамах. Их речь я понимаю лучше, чем  все, что слышал до этого в своей жизни и, к тому же, они играют.  Мне ничего нельзя иметь при себе, кроме туалетной бумаги. Все  молча забирает санитар.  Ходить в туалет можно с его разрешения.  После завтрака- обед, затем –раздача лекарств, и снова можно сидеть на кровати, держа туалетную бумагу вместо книги( где я так хотел читать книгу,  как не в сумасшедшем доме?)
Оказывается,   за нами  подсматривают и нас подсиживают  ( так это называется у санитаров). Подсматривает   баба, которая устроились на работу сиделкой. Она выглядывает из-за стены, чтобы посмотреть на раскачивающиеся гениталии  у одного из пациентов.  У меня опять забрали что-то из рук, заменив это туалетной бумагой и усадив  по-ихнему, - так, чтобы я гармонировал с застеленной кроватью и  подушкой:  по больнице ходит лечащий врач, который спрашивает у каждого пациента, как с ним здесь обращаются. Надеюсь, что я смогу, изловчившись, выплюнуть  лекарство и выиграть  тишину и спокойствие,  радость ,  – от того, что в меня никто не  проник изнутри. Мой сосед по кровати подсмотрел  за тем, как я выплевывал  лекарство и идет  рассказывать обо мне санитару. Мой сосед считает, что, если лежишь в больнице, то нужно лечиться.  Я вижу его затылок перед собой,  когда справляюсь с накатившей волной нейролептика. В моей голове- ускоритель( лекарство), а тело лежит на песке у Черного моря.     Ко мне плывут на надувном матрасе люди с ирокезами ( парни гребут руками , а девушка лежит между ними). Они голые. Я  тоже голый.
-Эй,- зовут они меня,- плыви к нам, у тебя маленький пенис,  мы тебе его полечим.
Затемнение.