Был боксёр

Он жил в квартире напротив нашей наискосок, жил с мамой и большой чёрной собакой.
Мама была крупная, очень рыхлая и пожилая, уже,  женщина с облаком седых волос завитых бигудями. Одевалась она всегда в бесформенные балахоны и ходила сильно хромая на своих распухших, больных ногах. Иногда она выводила большую чёрную собаку на прогулку и тогда они  вдвоём медленно бродили по тёмному двору, задумчивые и неспешные. Я затейливо пускал струйки дыма и смотрел на них сквозь окно, развлекая себя тем, что находил в них черты явного сходства...
Потянулось время и за своими простыми делами я едва заметил, как из междулестничного пространства и квартиры напротив, исчезла эта добрая, большая, чёрная собака. Цокот её когтей по нашей каменной лестнице стих навсегда.

И тут я узнал как они плачут. Мама и сын.
Их дверь была не плотно прикрыта и я, бегущий по лестнице вверх, вдруг замер и горло у меня перехватило ...

Потом, прошло ещё немного времени и когда я высунул свою голову из потока забот, в соседской хрущёвской квартирке стало недоставать и этой большой, очень надёжной и улыбчивой мамы.
Я помню как курил свой кэмел у лестничного окна, и было мне явление двух санитаров и большого, тяжёлого свёртка из простыней, перемещающегося вниз с натугой, с красными лицами, по направлению к мигающей аварийками во мраке двора, труповозке...

Теперь, дверь его квартиры часто оставалась открыта, в распахнутый проём была видна огромная боксёрская груша и почему-то, газеты наклеенные на стены вместо обоев. Иногда, в моих бессоных табачных сумерках, из квартиры слышались пьяные, агрессивные и вдруг неожиданно-жалобные выкрики, резонирующие в пустых комнатах отчаянно одинокого человека...

Потом всё надолго стихло... И навалилось тополями лето, асфальт стал таять и подаваться под женскими каблуками.
В его дверь стучал участковый, а жековский слесарь разбил замок...
Участковый снял фуражку, отёр лоб и дежурно окликая, осторожно скрылся за дверью.
Через пару минут он вышел обратно и вид у него был каким-то другим. Устраивая фуражку на раннюю лысину он перевёл дух и обращаясь ко мне произнёс: "Сосед то ваш, повесился. Будете понятым."

Я зашел зажмурившись и сжав кулаки так, что хрустнули запястья, а когда  открыл глаза понял, что не страшно - просто вертикальное и очевидно пустое тело. Поразило меня другое, то что в противовес неподвижности этого тела, за окном, непрестанно шевелилась свежая зелень листвы, бликовали стёкла и в своём бесконечном движении отражалась  оживлённая, и суетливая улица...

Потом, я долго сидел на приподъездной скамейке  под цветущими вишнями.
"Никого не осталось" , подумал я высаживая третью сигарету подряд.
"Мерзость запустения на этой проклятой, вечно спешащей куда-то улице, в потёмках летнего, городского полдня..."

И тут, услышав цоканье когтей я поднял голову.
Они как раз выходили из подъезда, все трое. Люди держались за руки, а большая черная собака, просто шла рядом.